«Не знаю, по своей инициативе или по поручению Сталина вечером говорил со мной по телефону В.М.Молотов, спрашивал об обстановке на флотах. Пока что я не имел оснований(?) докладывать о плохих вестях. Воздушный налет на Севастополь был отражен, черноморцы начали контрольное траление фарватера, чтобы обезвредить сброшенные немецкими самолетами мины. Организованно, в полной готовности встретила яростный шквал огня с румынского берега не менее сильным огнем своих кораблей Дунайская флотилия. Не было потерь и в Полярном. Что касается Балтийского флота, то мины, сброшенные с немецких самолетов возле Кронштадта, были замечены постами наблюдения и связи и поэтому особой опасности не представляли, их легче было тралить. От военно-морских баз противник был еще сравнительно далеко. Правда, жестоким воздушным атакам подверглась Либава, но данных о значительном продвижении немцев на сухопутном фронте еще не было».
Неплохой отчет наркома ВМФ перед читателями: пора давать орден за первый день войны!
А все-таки, Либаве здорово досталось, если так написано. Световой день был самым длинным в году. Было время немцам порезвиться в воздухе.
Но и нарком ВМФ, как бы то ни было — лицо подчиненное. Пришло время и ему по настоящему отчитаться о проделанной им работе. Значит, доложить Сталину о том, что началась война, Кузнецов не постеснялся, а пояснить вождю, сложившуюся ситуацию на флотах, в результате налета вражеской авиации, поскромничал. Дождался, когда Молотов побеспокоится. Обратите внимание, что и в этот раз Кузнецов не видел Сталина 22 июня. Да и в интервью Г.Куманеву о звонке, якобы Сталину, отделался короткой фразой: «…взялся за телефонную трубку и доложил Сталину о том, что началась война». А как отреагировал Иосиф Виссарионович на то, что Николай Герасимович «взялся за телефонную трубку»? Понимайте, как хотите. Даже, в данном случае, (ну, что делать?) приходится соглашаться, в какой-то степени с версией В.Жухрая. У Сталина действительно были проблемы со здоровьем. Только, думается, у него была не ангина, со сложным названием, а кратковременная потеря слуха. То, что ему мог сказать в телефонную трубку Кузнецов, он все равно бы не услышал. Поэтому Сталин и попросил Молотова позвонить командующему ВМФ Кузнецову, а затем содержание разговора написать на листке бумаги, чтобы можно было прочесть. Шутка, конечно. А то, действительно, особо доверчивые читатели могут поверить, что Сталин оглох на оба уха.
|
|
Довольно высоким стилем пишет высшее военное руководство страны о событиях войны. Ведь, врут же наши военные о событиях тех трагических дней, то себе друг другу, то нам, читателям. Всегда вопрос: «Зачем?». Видимо, чтобы оправдать полученные награды при «защите» Отечества?
Но продолжим выяснять положение на Кольском полуострове. Как же, Николай Герасимович вывернулся в истории с Северным флотом? Ведь Головко же криком кричал об оказании и помощи, и об изменении мобилизационного предписания.
«Около шести часов вечера позвонил командующий Северным флотом А.Г.Головко. Его беспокоилинаши отношения с Финляндией. «Все по-старому», — ответил я ему, оставляя в силе разрешение атаковать лишь аэродромы, занятые гитлеровцами на норвежской территории».
Нашим военным с большими звездами на погонах, надо было бы почаще собираться и писать свои мемуары в одной комнате. Была бы возможность, хотя бы, договориться по ряду вопросов. Головко просит помочь бомбардировочной авиацией, а ему отвечают из Москвы (через Ленинград), что можете бомбить только норвежскую территорию. С другой стороны, Головко пишет, что попросил оказать содействие по бомбежке норвежской территории. Отказали. А вдруг Финляндия нападет. И смех, и грех. Я думаю, что и без комментариев читателю все ясно, как «руководили» из Москвы (и Ленинграда).
|
|
Теперь, наконец-то, дошла очередь до еще одного важного свидетеля, тех памятных дней, о котором говорили выше. Это бывший заместитель командующего Северным флотом, в то время, капитан первого ранга Василий Иванович Платонов. Всю описательно-лирическую часть его мемуаров мы опускаем и сразу приступаем к существу дела. Хотя признаться, всё в рассказах Василия Ивановича интересно, даже, лирика.
«Уже наступил июнь, а штаб флота все тянул с объявлением сроков выхода в район учений. Объяснялось это двумя причинами. Дело в том, что у командиров плавающих соединений не было единого взгляда на методы боевой подготовки кораблей. Одни считали, что готовиться к войне следует не в тепличных беломорских условиях, а в своем суровом районе, там, где предстоит встреча с противником, и учиться надо не только летом, но и круглый год. Другие им возражали, утверждая, что начинать погружаться на больших глубинах Баренцева моря для молодых подводников слишком опасно, и в подтверждение приводили примеры аварий и даже гибели подводных лодок. Новый командующий флотом контр-адмирал А.Г.Головко был склонен к компромиссному решению: молодым командирам подводных лодок проводить отработку первых задач на малых глубинах в Белом море, а артиллерийские стрельбы и торпедные атаки надводных кораблей перенести к берегам Мурмана.
|
|
Однако отпускать в глубокий тыл даже небольшой отряд флота, ослабляя силы главной базы, было рискованно ввиду подозрительного поведения гитлеровцев у наших границ».
Мне, думается, что Василий Иванович, немного не договаривает, как всегда по причине, как бы, не сказать чего лишнего. Кроме того, не надо забывать советскую военную цензуру. Мало ли что было пятьдесят лет назад? Нельзя подвергать сомнению официальную точку зрения на начало войны. Все было хорошо, прекрасная маркиза, только товарищ Сталин, как всегда вносил диссонанс в правильно играющий военный оркестр наркомата обороны.
Что такое — проведение военных учений в открытом море накануне войны? Думается, командующий Головко понимал, в каком состоянии вернутся военные корабли из предстоящих июньских учений на свою базу. Что ответят главные механики на вопрос: «Будут ли данные корабли в состоянии сразу выполнять поставленные перед ними боевые задачи?» Поэтому и тянул с учениями: не лучше ли поберечь ходовую часть кораблей перед предстоящей схваткой с врагом? Тем более что перед этим не сидели же, сложа руки. Платонов и подтверждает сказанное.
«Как всегда, и 1941 год мы начали с отработки зимних задач боевой подготовки, а как только унялись февральские штормы, корабли соединений флота вышли в море для выполнения стрельбовых задач. Противолодочные корабли охраны водного района (ОВР) приступили к напряженным тренировкам по поиску подводных лодок, торпедные катера учились выходить в атаки по надводным целям, которые имитировал минный заградитель «Мурман», тральщики отрабатывали траление в заданном районе и проводку кораблей за тралами. Учились выходить в торпедные атаки эскадренные миноносцы и подводные лодки. Май был особенно напряженным для бывалых командиров-подводников М.И.Гаджиева, В.Н.Котельникова, Н.А.Лунинаи экипажей их лодок. Они отрабатывали задачи по выходу в атаку по боевому кораблю, идущему двадцатиузловым ходом в охранении катеров МО, по скрытному прорыву противолодочной завесы. Командиры дивизионов И. А. Колышкин и Н. И. Морозов могли гордиться успехами своих воспитанников. Пристально следил за результатами боевой подготовки командующий флотом А. Г. Головко».
Примерно, как у генерала Рокоссовского. Новой танковой техники в его, 9-й мехкорпус, не поступало, а начальство свыше, требовало проведение учений. Понимая поставленные перед ним, как воином-защитником своего Отечества боевые задачи, Рокоссовский отказался следовать в русле вышестоящего указания. Он решил поберечь моторесурс старых танков. Иначе с началом войны, не на чем было бы воевать. Новых танков нет и не предвидится (видимо, часть осталась в Одессе?), а старые — встали бы «на прикол».