И Рокоссовский, как показали события, оказался прав. Может и Арсений Григорьевич, по мыслям, был сродни Константину Константиновичу?




Обратите внимание, что и «май был особенно напряженным». Почему же тогда настаивала Москва на проведение новых учений? Или в отличие от Головко Главный морской штаб не понимал того, что прекрасно понимало низовое командное звено?

Можно было бы написать, что это было странное поведение высокого морского командования. А так, как читатель уже осведомлен о многих «странностях» учиненных нашей «пятой колонной», стоит ли вновь удивляться представленному факту.

Насчет атак подводных лодок «по боевому кораблю, идущему двадцатиузловым ходом в охранении катеров МО», думается, Платонов подыграл нашим подводникам. Примерно с такой скоростью шла немецкая эскадра во главе с «Тирпицем». По транспорту, идущему в охранении с вдвое меньшей скоростью, попали бы торпедой и то, как говориться, большая удача. А попасть в боевой корабль, да, к тому же, идущий на сложном противолодочном зигзаге — большая редкость. Это уж, Василий Иванович, написал для красного словца. Но не будем слишком строги к адмиралу Платонову, тем более в отношении себя, он был, на мой взгляд, достаточно честен.

«10 июня 1941 года, когда в Мотовском заливе корабли ОВРа отрабатывали задачи траления, командующий прибыл на мой флагманский корабль. Он был очень озабочен. И немудрено: иностранная печать и радио назойливо сообщали о подготовке гитлеровской Германии к войне с русскими, предсказывали скорое нападение на Советский Союз. Командующего флотом больше всего беспокоило отсутствие по этому поводу исчерпывающих инструкций».

Опять видим, чтобы не раздражать московское начальство Головко провел в июне, частично, морские учения. Мотовский залив, вроде бы уже и Баренцево море, но близко, под боком. Тральщики, тоже корабли, и к тому же, неплохо лишний раз потренироваться на предмет того, что немцы могут с началом войны набросать мин на фарватер Кольского залива. Конечно, Арсений Григорьевич лавировал, как дипломат. Поневоле им станешь, в дополнении к основной профессии моряка.

«Особенно его тревожила близость главной базы флота — Полярного к советско-финляндской границе, где были сосредоточены немецко-фашистские войска, и то, что незамерзающий океанский порт Лиинахамари превращен гитлеровцами в военно-морскую базу.

— Жаль, что мы не добили прошлой зимой этого старого прихвостня российского трона Маннергейма, — сказал Арсений Григорьевич. — А теперь видишь, как ловко он снюхался с Гитлером.

Беседа была долгой, нас угнетало отсутствие информации по поводу действительных намерений немцев, но мы утешали себя мыслью, что в Москве лучше нашего знают и оценивают военно-политическую обстановку и не допустят просчета в таком серьезном деле. Однако твердо сошлись во мнении, что порох надо держать сухим».

Конечно, это в определенное мере повторяет сказанное самим Головко, но мне хотелось показать боевое содружество командиров отвечающих за жизнь тысяч людей и главное, понимание ими поставленных задач и их реализация вопреки всему. Об этом ниже.

«Северный флот вел интенсивное строительство и оборудование военно-морских баз, аэродромов и береговых артиллерийских позиции. Их нынешнее состояние пока еще не в полной мере обеспечивало базирование и боевую деятельность сил флота. Несмотря на открытый характер морского театра, Северный флот не имел ни линкоров, ни крейсеров, которые, по понятиям того времени, олицетворяли морскую мощь.

Перед Великой Отечественной войной он насчитывал только три плавающих соединения: отдельный дивизион эскадренных миноносцев, бригаду подводных лодок и бригаду охраны водного районаглавной базы. По корабельному составу и вооружению эти соединения равнялись нынешним дивизиям и тесно взаимодействовали друг с другом. Однако кораблей, предназначенных специально для плавания в северных широтах, тогда еще не строили, а корабли, подобранные с других флотов, не полностью соответствовали особенностям театра и сложным условиям океанского плавания. Так к нам попали новые эсминцы проекта «7», один из которых разломился на волне, а подводные лодки типа «М» из-за их малой мореходности мы остерегались выпускать дальше 100 миль от базы. К сожалению, Северный флот по сравнению с другими флотами имел и самую слабую морскую авиацию.

Большая часть ОВРа состояла из торговых и рыболовных судов, призванных по мобилизации во время финской кампании. Они обладали высокими мореходными качествами, но были малопригодны для боевого использования либо из-за малых скоростей, либо из-за большой осадки.

Соединения ОВРа в то время представляли собой новые формирования не только на Северном, но и на других флотах. В их задачу входила борьба с минами, подводными лодками и торпедными катерами для обеспечения безопасного плавания транспортов и боевых кораблей в прибрежной зоне моря. Реализация этой задачи требовала большой затраты сил и средств.

Для действий против подводных лодок в районе, прилегающем к базе, предназначались малые охотники — быстроходные и маневренные корабли с деревянными корпусами. Они были вооружены двумя универсальными 45-мм орудиями, двумя 12,7-ми зенитными пулеметами, большими и малыми глубинными бомбами. Командовали охотниками только что выпущенные из училища лейтенанты — молодые, жизнерадостные и смелые люди. К сожалению, катера МО имели на вооружении довольно-таки несовершенную гидроакустическую аппаратуру типа «Посейдон» и плохо «слышали» лодки, находящиеся под водой. Выходить из Кольского залива они могли при волне не свыше трех баллов, так как проектировались для закрытых морских театров как корабли погранохраны, предназначенные для действий в прибрежных водах».

Подчеркнул по тексту чтобы показать: слабоваты были малые охотники для океанской волны. Но, ведь, воевали же! Да, еще как!

К ранней редакции решил сделать небольшое дополнение. Военному кораблю с деревянным корпусом, не страшны электромагнитные мины. Перед самой войной у нас было свернуто производство тральщиков с деревянными корпусами против подобной немецкой заразы. Хотелось бы заметить, что данные мины удобно было применять, именно, в мелководном Балтийском море. В таком случае и малые охотники с деревянными корпусами, целесообразно было бы использовать на мелководье. Однако, почему-то, отправили на Север в глубоководное Баренцево море под напор могучих волн. Видимо, посчитали, что везде, мол, вода соленая.

«Для борьбы с подводными лодками в более удаленных районах моря предназначались переоборудованные из рыболовных траулеров сторожевые корабли. Все их вооружение составляли два 45-мм орудия и два пулемета, они могли брать на борт до трех десятков глубинных бомб. Никаких гидроакустических устройств у них не было. (Значит, бомбили подлодки на авось, лишь бы отпугнуть. — В.М.)Правда, были у нас три сторожевика типа «Ураган» — корабли специальной постройка и с хорошим вооружением, но мы не решались выпускать их далеко в море из-за большого износа механизмов и корпусов…».

Понятна озабоченность и Арсения Григорьевича и Василия Ивановича. Перефразируя высказывание царя Пирра, можно было сказать, что еще одно морское учение Северного флота и воевать будет не на чем. Кроме того, Василий Иванович сетует, насколько не была продумана структура управления организацией боевых кораблей. Это, ведь, все он приводит по мобилизационному предписанию, которое вступило в силу с началом войны.

«Для создания позиционных противолодочных преград на подходах к базам использовались сетевые и минные заградители. Поскольку сети предназначались только для защиты от подводных лодок, то отнесение сетевиков к силам противолодочной обороны и подчинение их ОВРу споров не вызывало. Другое дело минные заградители, в боевом использовании которых нуждались многие соединения флота. Однако и они организационно входили в состав нашего соединения. Случалось, что в ОВР включали корабли, заведомо не имеющие отношения к выполнению функций охраны водного района главной базы. Так было с пассажирским теплоходом «Кооперация» и с ледокольным пароходом «Дежнёв». Включали только потому, что для решения задач, ставившихся перед другими соединениями, они подходили еще меньше.

Кроме противоминной, противолодочной и противокатерной обороны на ОВР возлагалось и оповещение флота о появлении сил противника в границах вод главной базы и о налетах его авиации со стороны моря. Для этой цели на побережье была развернута сеть постов наблюдения и связи. На ОВР возлагалась также задача по охране транспортов и боевых кораблей, стоящих на рейде и в гаванях. Для этого предписывалось выставлять противокатерные боновые заграждения, а к ним подвешивать плетенные из стальных тросов противоторпедные сети, держать закрытыми входные ворота, регулировать движение кораблей и судов по фарватерам».

Это все наболевшее, бывший в ту пору, капитан первого ранга Платонов сообщает нам неспроста. По мобилизационному предписанию с началом военных действий, он, как заместитель командующего флота становился командующим ОВР (Охрана водного района). Поэтому и перечисляет все те просчеты высшего и местного руководства, в том числе, которые выявились с началом войны. Но это только преддверие той истории, которая произошла с Василием Ивановичем.

«Вечером 15 июня меня срочно вызвал А. Г. Головко. Выяснилось, что час назад заместитель наркома корпусной комиссар С. П. Игнатьев сообщил ему, что начальник управления кадров полковой комиссар А. В. Зорин уходит на учебу. На его место предлагалась моя кандидатура. Арсений Григорьевич пытался возражать, мотивируя отказ сложностью оперативной обстановки на морском театре, но его доводы не были приняты во внимание. Мне было приказано на следующий же день выехать в наркомат для предварительных переговоров».

Дело, конечно же, не в сложности оперативной обстановки, хотя её, тоже нельзя сбрасывать со счетов, а в том, о чем сказано выше. Платонов с момента начала боевых действий становится командующим ОВР. На него возлагается огромный круг обязанностей, с которыми только он, как заместитель командующего флотом, в состоянии справится. И об этом, конечно же, знает Головко, и всячески противится решению Москвы. Кем он должен заменить внезапно выдернутого из обоймы командования Северным районом подготовленного человека, каким являлся Василий Иванович Платонов. И это накануне грозных событий — на что особо напирал Головко. Но с московским начальством много не поспоришь. Платонов убывает в Москву.

«Уже тогда из Мурманска в столицу ходил фирменный экспресс «Полярная стрела»… Мысли снова и снова возвращались к цели неожиданной командировки. Я пытался найти ответы на мучившие меня вопросы: кто предложил мою кандидатуру, почему именно меня, а если осуществится предполагаемое, справлюсь ли я? Так и не найдя подходящего ответа, решил положиться на совет старинной русской поговорки «утро вечера мудренее».

На следующий день после приезда состоялась беседа с заместителем наркома по кадрам С. П. Игнатьевым. Мы служили вместе в бригаде подплава на Балтике в начале 30-х годов. Он был тогда инструктором политотдела этого соединения. Бывший сослуживец говорил о значении лозунга «Кадры решают все», о моей будущей работе, об ответственности вверяемого мне управления за подбор, расстановку и подготовку командирских кадров. О нашей прежней службе на подводных лодках не вспоминал, то ли забыл, то ли счел это неуместным. Заканчивая беседу, мой будущий непосредственный начальник сказал, что командование настоятельно рекомендует мне сразу же отправиться в очередной отпуск, а после него мне надлежит прибыть к новому месту службы. Остаток дня ушел на предварительное знакомство с новыми делами и обязанностями.

Начальник управления А. В. Зорин, которого мне предстояло сменить, прежде служил на Северном флоте инструктором политуправления. Ему хотелось, чтобы я не испытывал затруднений в первые дни пребывания в незнакомой должности, и он откровенно, обстоятельно и добросовестно вводил меня в курс дела. Служебные разговоры нет-нет, да и прерывались воспоминаниями о штормовых походах, о кораблях, о друзьях-североморцах».

Вам не показалась странным, читатель, некое раздвоение реального положения дел. На Северном флоте Головко думает, как отбиться от предстоящего нападения врага, тем, малым составом сил, что имеется в наличии. А у него отбирают грамотного и подготовленного заместителя, который в самое ближайшее время должен приступить к выполнению поставленных перед ним боевых задач. Здесь же, в наркомате ВМФ как будто, другая жизнь. Словно предстоящее нападение Германии не суровая действительность, стучащаяся в дверь, а некая надоедливая муха, жужжащая на оконном стекле, и которую при желании легко прихлопнуть подвернувшейся под руку свернутой газетой с Заявлением ТАСС от 14 июня.

Видимо, больше нечем заняться высокому московскому начальству, как накануне грозных событий отправлять из наркомата на учебу в академию начальника по кадрам? В конце концов, могли бы продвинуть по службе его заместителя? Нет! Подавай служивого из Северного флота, который, ко всему прочему, находится на острие удара немцев в Заполярье. И в завершение всему, — это неожиданный очередной отпуск для нашего героя. Флот же приведен в состоянии повышенной боевой готовности, как уверяет нарком Кузнецов (тоже пишет и Головко), то есть, со дня на день ожидается нападение немцев. Какой может быть отпуск на пляжах Крыма?! Кто скажет, как все это, называется по-русски?

«В Полярный я возвратился 20 июня. Начальник штаба соединения капитан 3 ранга Б. И. Мещеряков доложил, что над главной базой чуть ли не каждый день летают фашистские самолеты-разведчики и по ним разрешено открывать огонь, что с 19 часов 30 минут 19 июня флот переведен на боевую готовность № 2 и мы уже выставили в море три линии корабельных дозоров. Подытожив доклад кратким «добро», я поспешил к командующему флотом. Внимательно выслушав отчет о поездке в столицу, Арсений Григорьевич дал разрешение отправляться на отдых в Гурзуф.

— Будем надеяться, что ты полностью отгуляешь свой отпуск, — сказал он на прощание, — но, если обстановка потребует, я тебя потревожу».

Представляю, какими словами они оценивали действия московского начальства. Уже по немецким самолетам открывали стрельбу, а Василия Ивановича насильно отправили в отпуск. Значит, 17 июня флот по Платонову, привели в боевую готовность № 2 (пусть будет так), но 18 июня все вернули на свои места. Поэтому Головко и обратился за разъяснениями к командующему округом Попову, так как, видимо, приказ об отмене прошел по каналам наркомата обороны через Генштаб. Флотские, были же у них в оперативном подчинении. Головко, каким-то образом (сам пишет), все же возвращает флот в прежнее состояние боевой готовности № 2 (?). Говорил, как помните, что сам, лично, проявил инициативу.

Да, но инициатива командующего — это, конечно, хорошо, но стыкуется ли она, реально, с боевой готовностью флота? По бумаге-то, выходит, всегда хорошо. Кроме того, и Василий Иванович мог выдавать желаемое за действительность. Думается, что по немецким самолетам не стреляли, а открывали предупреждающий заградительный огонь, чтобы не допустить пролет над акваторией морской базы.

Что можно сказать в оправдание Платонова? Военные, люди подневольные, то есть, обязаны выполнять приказ начальства, каким бы абсурдным он не показался подчиненному лицу. Те же события предвоенных дней, как и у Головко, но другим взглядом.

«21 июня в небе над Полярным трижды появлялся на небольшой высоте немецкий самолет Ме-110. Корабли вели по нему интенсивный огонь. Без привычки некоторые артиллеристы зря горячились».

Понятно, промазали. Ни за что, не попадешь во вражеский самолет, если дан приказ «Огня не открывать!».

«Положение «необъявленной» войны иногда приводило к недоразумениям. Стоявшему в гавани тральщику по вине вахтенного сигнальщика не было передано приказание стрелять по неопознанным самолетам. Вызываю командира корабля:

— Почему ваши орудия молчали, когда над нами кружил воздушный нарушитель?

— Не получал разрешения стрелять.

— Но вы же видели, что в базе тревога, что все корабли ведут огонь?

— Видел, это точно, но ничего не понял. Смотрю, летит самолет, то ли наш, то ли нет, мишени вроде не буксирует, а все палят. Куда палят — не разберу.

Субботний вечер ушел на сборы в дорогу. Жена хлопотала над чемоданами, счастливые дети примеряли белые панамки, готовясь ехать: сын — в Артек, а дочь — в Евпаторию. Летний отпуск, да еще всей семьей, — явление в жизни военного моряка чрезвычайно редкое. Наконец семейство угомонилось. Заказав на 10 часов утра катер к дневному поезду, я лег спать. Завтра воскресенье, 22 июня, — первый день отпуска».



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: