— Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность?
— Нет, — отвечает Иван Дмитриевич.
Повторяю ему то, что приказал Трибуцу и Головко.
— Действуйте без промедления! Доложите командующему.
Ни он, ни я еще не знали в ту минуту, что от первого столкновения с врагом Севастополь отделяло менее трех часов…
Снова заглянул Л.М.Галлер. «Что нового?» — читаю на его лице. Рассказываю об указаниях, полученных от Наркома обороны. Меня больше всего тревожило положение на Балтике, а Лев Михайлович — старый балтиец. Обсуждаем с ним, в каком состоянии там наши силы, смотрим карту…»
Теперь, я думаю, читателю становится понятным, что Кузнецов действует, как бы, параллельно действиям Алафузова, который на данный момент исполняет обязанности начальника Главного морского штаба. Тот, видимо, готовит к посланию многостраничную Директиву Тимошенко — Жуков, с неясным содержанием, а Кузнецов, с его слов, телефонным звонком, якобы, будоражит командный состав флотов, не давая тому заснуть на своих постах в ту, тревожную ночь с 21-го на 22-е июня. И вновь, на удивление, в штабе Черноморского флота нет командующего Октябрьского. Кузнецов об этом знает, поэтому приказывает начальнику штаба доложить о своем приказе командующему флотом. Куда же подевался Филипп Сергеевич Октябрьский? Уж не пошел ли проверять склад морских мин хранящихся на открытом воздухе? Видимо, подумал, как бы чего не случилось с ними, связи с войной?
«Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее. Мой телефонный разговор с В.Ф.Трибуцем закончился в 23 часа 35 минут. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1».
Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага».
По-поводу двух минут, можно сказать, что Николай Герасимович очень уж «расщедрился» по времени. Вполне, мог бы ограничиться и одной; все равно, ведь, неправда.
«Северный флот принял телеграмму-приказ в 0 часов 56 минут 22 июня. Через несколько часов мы получили донесение командующего А.Г.Головко: «Северный флот 04 часа 25 минут перешел на оперативную готовность № 1». Значит, за это время приказ не только дошел до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей — они уже успели подготовиться к отражению удара».
Вроде, все военачальники уверяли, что немцы прилетели бомбить нас в 3часа 15 минут. Кузнецов же утверждает, что и в 4 часа 25 минут самое время, чтобы «своевременно» начать дать отпор врагу. Нам же, русским, надо время на раскачку. Хотя бы часок: на всё про всё. Мы же не немцы, чтобы все делать по минутам.
«Хорошо, что еще рано вечером — около 18 часов — я заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчиненными, предупредили, что надо быть начеку. В Таллине, Либаве и на полуострове Ханко, в Севастополе и Одессе, Измаиле и Пинске, в Полярном и на полуострове Рыбачий командиры баз, гарнизонов, кораблей и частей в тот субботний вечер забыли об отдыхе в кругу семьи, об охоте и рыбной ловле. Все были в своих гарнизонах и командах. Потому и смогли приступить к действию немедленно».
К теме, как командиры забыли об отдыхе в кругу семьи, мы еще вернемся, а насчет отпусков накануне войны уже вели речь. К тому же, всегда, если нет реальных дел, приходится фантазировать. Дополнительные меры, по Кузнецову, это, как видите, «надо быть начеку». Наверное, взято из инструкции: «Памятка адмирала Советского ВМФ» — Как себя вести в начале войны?
А как бодро перечислил все те места, где «смогли приступить к действию немедленно». Хорошо, что пальцев хватило на руке.
Давайте, внимательно проследим по времени за отправкой телеграмм. Северный флот получил 22 июня, как пишет Кузнецов, «телеграмму-приказ в 0 часов 56 минут, и в 4 часа 25 минут перешел на оперативную готовность № 1», таким образом, затратив на переход к полной боевой готовности 3,5 часа.
Германия, как известно, напала на нас в 3 часа 15 минут. Таким образом, получается, что и Северный флот попадал под удар вражеской авиации, находясь лишь в стадии повышенной боевой готовности, как уверял сам Кузнецов (хотя и того, не было). Правда, как мы теперь знаем, на Северном флоте, после сообщения Москвы о нападении Германии, там сами подняли флот по боевой тревоге. В каком состоянии находился флот, Кузнецов, может только догадываться, так как он (флот) до начала военных действий поступил в оперативное руководство сухопутных сил. Что с ним сотворили Тимошенко-Жуков своими Директивами легко можно догадаться исходя, даже из воспоминаний Арсения Головко. Кузнецова просто ставили в известность о свершаемом. Недаром, в Директиве было указано, что копия направляется в наркомат ВМФ. Вот и все.
Так и в данном случае. О какой, тогда, полной боевой готовности флота (или оперативной готовности № 1) может идти речь, когда уже больше часа идет немецкое вторжение? Просто красивые слова.
По идеи, рассылка приказа о полной боевой готовности по флотам должна происходить веером, в одно и то же время. Иначе, что это за сигнал? Никаких звонков Кузнецова о том, что он якобы, своим личным приказом взбудоражил весь Советский флот, просто-напросто, не было. Были его телефонные звонки-предупреждения: мол, смотрите в оба и ждите срочное указание из Главного морского штаба, — и всё. Это видно невооруженным глазом, хотя бы по Северному флоту. Не на телефонный же звонок Кузнецова отреагировал штаб Северного флота, а на телеграмму, о чем и сообщил в Москву Арсений Головко. Кстати, обратили внимание, как построен разговор Кузнецова с Головко? Всем он, якобы, отдает распоряжения о приведение флота в готовность № 1, а с Арсением Григорьевичем, отделывается разговором о Финляндии. Дело в том, что мемуары Головко были изданы ранее, чем опусы Кузнецова, и, как, наверное, заметил читатель, в них ни коем образом не была отражена отеческая забота Николая Герасимовича, с целью предупреждения угрозы о начале войны. Поэтому и ограничился адмирал Кузнецов, в своей книге расхожими фразами о финнах. И безо всяких там, высоких слов о защите Родины.
Теперь посмотрим, что у нас получается с Балтийским флотом? Если штаб флота получил телеграмму-приказ, как и Северный флот в час ночи, плюс, примерно 3,5 часа, как у североморцев, на переход к полной боевой готовности, то не удивительно, что немцы набросали им мин на фарватер, что у Либавы, что в Финском заливе. Наша авиация-то, наверное, на аэродромах отстаивалась? То-то Кузнецов пишет, как за Либаву родимую, волновался. В каком часу, на той базе были готовы встретить вражеские самолеты в полной готовности? Промолчал. Если Северный флот, как пишет, был готов, почти к половине пятого, что говорить о Либаве, которая была в подчинении штаба Балтфлота, того же Трибуца? Её накрыла вражеская авиация, к отражению которой база не была готова. Её и не приводили в состояние полной боевой готовности.
Наркому Кузнецову в данном случае надо было говорить, уже, не о боевой готовности № 1 (это необходимо было сделать заранее, и не по телефону), а о подаче сигнала БОЕВОЙ ТРЕВОГИ на флота. Того самого сигнала, к которому готовились два года. Сам же книгу написал с подобным названием: «На флотах боевая тревога». Или это было желание, выдаваемое за действительность?
Но приходится повторяться, что отданный Комитетом Обороны при СНК приказ о приведении всех войск и флота западного направления в полную боевую готовность, в дальнейшем был отменен. Кузнецов в обход официального отмена боевой готовности, пытается, каким-то образом, привести флота в состояние, способное, хоть как-то, отразить внезапное нападение врага. Флот, ведь, находится только в повседневной боевой готовности. О каком выходе кораблей на боевые позиции в море можно вести речь, когда, как известно, одни командиры кораблей вместе со своими экипажами слушали выступления артистов, другие распивали чаи в окружении жены и домочадцев.
Кузнецов же был не настолько глуп, чтобы не понимать происходящее. Видимо его здорово подмяла под себя сухопутная братия, что не решился «взбрыкнуться». Взял бы, да и послал бы от своего имени грозную бумагу командующим флотами. Хотя, кому посылать? Не Октябрьскому же, с Трибуцем? А Головко и без бумаги сверху сообразил, что надо делать. Кроме того, как сказал выше, флота у Кузнецова Ставка выдернула из рук. И ему ничего другого не оставалось, как отделываться телефонными сообщениями. Так как, он понимал пагубность всего происходящего. Как бы ни подшучивай над его мемуарами, все ж таки, он был наркомом ВМФ и по идее, должен был неплохо соображать. Другое дело, что не дали ни сказать, ни написать!
Но вернемся к нашим балтийцам, на Либаву. Обратимся к мемуарам командира-подводника Петра Денисовича Грищенко (правильнее было бы, Петра Дионисиевича Грищенко).