Косматый великан поднялся на задние лапы, возносясь ввысь на добрых три с половиной метра, и громогласно взревел, сообщая заснеженному лесу о своей победе. Стайка птиц, взволнованно кружащих над верхушками покрытых снежными шапками деревьев, испуганно шарахнулась прочь. Майк захотел последовать их примеру и бросился бежать, но тут же провалился по пояс в глубокий снег.
— Не бойся, — успокоил его старец. — Вылезай оттуда и иди сюда. Поторопись, сознание скоро вновь покинет тебя. — Он как ни в чем не бывало направился к огромному медведю, с треском отдирающему от кабаньей туши куски плоти.
Медведь покосился на него, толкнул мордой добычу и негромко зарычал, не переставая жевать.
— Молодец, Михайло Потапыч! Силён, силён! — Старик ласково потрепал монстра по громадной голове шириной с его собственную спину. — Чистая победа, не спорю.
Жующий монстр довольно заурчал, потерся исполинским лбом о плечо старика и завилял едва заметным хвостом. Старец почесал монстра за ухом и заявил, недовольно глядя на замершего в сугробе Майка:
— Потом перекусишь, Михайло Потапыч, сейчас нам должно в скуф возвращаться да гостя нашего целителям передать. Давай-ка приторочим добычу твою, да пойдем его из сугроба доставать. Сам он нейдет, видать, совсем туго соображать стал, зову — не шелохнется! А теперь уж и время у него вышло.
Старик пошарил рукой по медвежьей спине, извлек из густой длинной шерсти что-то наподобие уздечки, но дальнейшего Майк увидеть не смог. В мозг вновь острыми иглами впилась жуткая боль, тело затрясло судорогой, и он упал, проваливаясь в грязную вату наполненного страданиями беспамятства.
Сколько времени он провел без сознания, понять было невозможно. В какой-то миг боль стала уходить, сменяясь безмерной усталостью и разбитостью, и мучительное забытьё перешло в сон. Спал он долго, но жуткие кошмары скованного кровавым льдом, перевернутого вездехода не посещали его. Каждый раз, когда в сознании вспыхивали картины бескрайней заснеженной пустоши, некая невидимая сила словно отметала их прочь, и вместо крови и разорванных тел Майк видел бесконечный заснеженный лес, тянущийся во все стороны. В том лесу отсутствовали кровожадные мутанты, переливчато звучали птичьи трели, было тепло и светло. И ещё там был ветер, легкий, шелестящий и совсем невидимый, словно потревоженные им снежные шапки сами сползали с покрытых ажурными ледяными кристаллами ветвей деревьев. Ветром Майку немного закладывало уши, из-за чего барабанные перепонки тихо гудели, выдавая сознанию замысловатые слуховые галлюцинации. Как будто тихий, ускользающе эфемерный женский голос являлся частью этого странного ветра, нашептывая на непонятном языке понятные слова, смысла в которых Майк не находил.
«На синем море… на белом камне… сидели… три сестры…» — тихо гудел в ушах порыв ветра.
«Батюшка Огнебог… ты всем Огням Огонь… ты всем Богам Бог…» — вторил ему шелест осыпающегося с исполинских сосен снега.
Сон вновь окутывал его, и заснеженная тайга неслась дальше, словно под крылом челнока.
— Дарьяна, как наш гость? — сквозь истончающуюся дремоту пробились слова на чужом языке, но их содержание оказалось для Майка вполне понятным, как тогда, в лесу, со стариком и совершенно жутким медведем. Тяжёлый бас, видимо, принадлежал крупному мужчине.
— Ещё четыре дня надобно, — негромко произнес совсем рядом тот самый женский голос, что витал в его сне внутри ветра. — Непросто басурманина исцелять. Образы Крови чужие, уж больно слабые, откликаются плохо, выздоровление идет медленно. Покуда нельзя его будить, пусть спит.
Майк почувствовал, что его затылок лежит на чьей-то теплой ладони и кто-то осторожно поднимает его голову. Край деревянной кружки коснулся его губ, и шелест ветра велел ему пить. Он послушно выпил какую-то горячую жидкость и вновь ощутил под головой подушку. По телу растеклось приятное тепло, сознание стало легким, будто собралось унестись в сон вместе с пением лесных птиц, и Майку захотелось посмотреть на источник говорящего ветра. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой женское лицо. Женщина была немолодой и очень доброй, Майк понял это сразу, едва её голубые глаза посмотрели на него. Но в следующий миг у него перехватило дыхание. Соломенные волосы женщины, заплетенные в длинную косу, на уровне лба перехватывала неширокая повязка, голову венчала ажурная диадема, собранная из серебряных кругов, связанных друг с другом ажурным плетеным ободом, и каждый дюйм всего этого содержал свастики.
Зловещие символы были везде: выгравированы на диадеме, вышиты на повязке, выдавлены на ушных клипсах, даже ворот и рукава её белых одежд покрывала свастичная вязь. Глаза Майка расширились от ужаса, он дернулся, вжимаясь в подушку, и женщина нахмурилась. Она устало вздохнула и коснулась его лба ладонью, внезапно оказавшейся горячей, словно медицинская грелка.
«Спи…» — приказал ему ветер, и волны тепла побежали от женской ладони по всему телу.
Его веки потяжелели, тело расслабилось, и Майк погрузился в сон, мгновенно забыв о страхах.
Когда он проснулся в следующий раз, вокруг никого не было. Пару минут Майк лежал, всматриваясь в полумрак освещенного масляными лампами помещения, и старые тревоги вновь зашевелились у него в голове. Он находился в дикарском жилище, сложенном из бревен, это точно. Комнат в нем имелось несколько, ему досталась довольно просторная, с парой окон, за которыми сейчас стояла темнота. Деревянные поверхности помещения обильно покрывала искусная резьба, главными элементами которой были свастики всевозможных форм и вариаций: гнутые, ровные, плавные, многолучевые и ещё какие-то, рассматривать времени не оставалось. Он попал в логово фашизма! Необходимо бежать, пока предоставляется возможность. Его арктическое снаряжение лежало на массивном дубовом столе, стоящем неподалеку от его кровати, такой же тяжелой и деревянной, с резными спинками, отмеченными всё той же свастикой.
Майк, стараясь двигаться тихо, встал с кровати и обнаружил, что на нем нет никакой одежды. В помещении было настолько тепло, а постель оказалась столь мягкой и приятной на ощупь, что он совершенно не замечал этого, пока лежал. Он завернулся в одеяло и панически заозирался. Фашисты отобрали у него одежду, чтобы не дать совершить побег! К счастью, она тут же нашлась рядом со снаряжением. Майк не сразу узнал выстиранную и выглаженную, аккуратно сложенную стопку своих вещей. Он ещё раз беднее тщательно огляделся, убеждаясь, что в темных углах не притаились его тюремщики, и схватил со стола одежду.
И замер, пораженный внезапным открытием. Его мертвая рука ожила! Она слушалась его, как прежде! Это было невероятно, но это было! Он даже поморгал и ущипнул себя, убеждаясь, что не спит. Рука была живой и послушной, мышцы уже начали восстанавливаться от былой атрофии, и на коже отчетливо виднелись полностью затянувшиеся шрамы от пробившей её стрелы. Пальцы сжимались и разжимались, локтевой сустав сгибался и разгибался, кисть поворачивалась! Майк, всё ещё не веря такому счастью, оторопело посмотрел на тихо потрескивающий внутри масляной лампадки животный жир. Это сделали люди, не знающие электричества?! Вылечили мертвую руку, от которой открестились лучшие специалисты Новой Америки, оплота передовых научных технологий?! За несколько дней? Кстати, а сколько дней он тут находится? И почему никого нет? Немного подумав, Майк пришел к выводу, что если бы фашисты хотели его убить, то им не имело смысла лечить ему руку. Эта мысль несколько успокоила его, и он принялся одеваться.
Вся его одежда оказалась тщательно вычищена и аккуратно заштопана. Даже на арктическом снаряжении он не обнаружил ни малейшего следа крови, зато рваные дыры были закрыты кожаными заплатками и залиты по краям чем-то прозрачным, твердым и одновременно эластичным. Наверное, смолой, но Майк не был уверен, что застывшая смола бывает гибкой. Полностью облачившись, он убедился, что обогрев исправен, а элементы питания заряжены. Оставалось только гадать, как им это удалось. Поразмыслив, Майк пришел к выводу, что это совпадение. Просто, несмотря на множественные разрывы синтетической ткани и внутреннего утеплителя, шина системы индивидуального обогрева нигде не повредилась во время крушения челнока. А элементы питания ему перед стартом установили новые, он просто не включил их во время полета, а думал, что включил. В хорошо натопленном помещении, да ещё и в арктическом снаряжении, Майку быстро стало очень жарко, и он направился к выходу, искать ответы на свои вопросы.
Выйдя из своей комнаты, он оказался в большом помещении, утопающем в полумраке. Язычки пламени, трепещущие внутри одинокой лампадки, висящей на стене в самом центре, создавали замысловатую игру теней, словно костер посреди леса.
Приглядевшись, Майк увидел, что под потолком, через всю комнату, в несколько рядов протянулись тонкие веревки, с которых свисали десятки связок высушенных трав, собранных в пучки кореньев, нанизанных на нити звериных клыков, когтей и много чего-то другого, совершенно непонятного и зловещего. Стены помещения покрывали полки, заставленные всевозможными баночками, корзинами и плетенными из бересты коробами, заполненными странными вещами, некоторые из которых очень напоминали сушеные части тел мутантов. Майку стало не по себе, и несколько секунд он пытался решить, в какие из трех дверей, черными провалами зияющих в разных стенах помещения, идти дальше.
Что-то маленькое и светящееся стремительно и бесшумно мелькнуло в погруженном во мрак дальнем углу, и Майк похолодел от страха. К нему медленно приближались два желтых глаза с узкими звериными зрачками. Мутант!!! В квартиру к дикарям забрался мутант!!! Вот почему никого нет, он всех загрыз!!! Майк в ужасе попятился назад и уперся спиной в дверной косяк, не попадая обратно в комнату.
Приближающиеся горящие глаза поравнялись с пятном света от лампы, и он увидел монстра. Здоровенная, почти метр в холке, хищная пятнистая кошка внимательно смотрела на него, навострив уши, увенчанные длинными пушистыми кисточками, и медленно, словно раздумывая, шевелила обрубком хвоста. Майк пошарил вокруг в поисках какого-нибудь оружия, но рядом не было ничего, кроме склянок. Он вспомнил о своем ледорубе и дернулся, стремясь снять его с поясного крепления, и в тот же миг рысь громко и предостерегающе зашипела, оскалив усеянную клыками пасть. Майк застыл.
Если не спровоцировать монстра, он может уйти. Он ведь не бросился сразу, значит, не голоден, уже наелся местными дикарями…
Из-за дверей слева приглушенно донеслось далекое и мощное медвежье рычание, и рысь неуловимым движением исчезла в темноте. Это был шанс. Майк рванулся к дверям и выскочил из них, затворяя за собой дверные створы. Не найдя на них никаких замков, он огляделся и понял, что находится, скорее всего, в холле или прихожей, в противоположной стороне которой в темноте слабо виднелись гораздо более крупные и массивные двери. Это наверняка выход, главное, чтобы он не оказался заперт! Ему повезло. Двери оказались не заперты, и Майк вырвался на улицу. Снаружи стояли вечерние сумерки, но видно ещё было достаточно хорошо, и он торопливо огляделся, опасаясь нападения новых монстров.
В первую секунду ему показалось, что он находится посреди множества высоких ледяных холмов, покрытых снегом, но присмотревшись, Майк понял, что так выглядят строения дикарей. Если внутри всё было изготовлено из дерева, то снаружи он видел купольные сооружения из сплошного льда, между которыми в глубоком снегу были прочищены широкие дороги. Похоже, поселение дикарей представляло собой круг, в центре которого находилось особенно крупное строение, и от него в разные стороны, подобно солнечным лучам, уходили улицы, с обеих сторон которых стояли другие ледяные холмы. Майк сейчас находился у самого центра, но при этом поселение казалось пустым, словно вымершим.
Лицо защипало холодом, и он машинально бросил взгляд на термометр. Минус пятьдесят два по Цельсию. Майк торопливо включил систему обогрева, чтобы не допустить переохлаждения пальцев ног и рук, постоянно замерзающих у него самыми первыми. Далекий медвежий рев раздался вновь, и он прижался к ледяной стене, судорожно оглядываясь. Медведь обнаружился в глубине одной из улиц-лучей. Он лежал у порога ледяного дома и что-то неторопливо пожирал, изредка издавая рев. Тут же выяснилось, что монстр не один. Второй медведь оказался на соседней улице, он также лежал возле дома и что-то грыз, отвечая первому своим рычанием. Майк понял, что, пока он спал, поселение подверглось атаке монстров и сейчас кровожадные мутанты-убийцы пожирают трупы убитых ими дикарей. Рано или поздно они найдут и его, ему не скрыться в окружающей поселение заснеженной тайге, да и куда идти?! Он в отчаянии опустился на снег, как вдруг услышал далекий шум, словно одновременно кричало большое количество людей. Майк осторожно прокрался к ещё одной радиальной улице и увидел вдали зарево огромного костра. Дикари отступили, бросив поселение под натиском мутантов, но закрепились там, у большого огня! Он должен добраться до них, пока его не сожрали!
К счастью, на этой улице монстров не оказалось, и Майк, крадучись, побежал к окраине поселения. Достигнув последнего дома, он установился, недоуменно взирая на открывшуюся ему картину. Он стоял на обрыве, полого уходящем к берегу широкой реки, скованной вечным льдом. Внизу, в полусотне метров дальше, на побережье собралась огромная толпа полураздетых дикарей, не имеющих даже верхней одежды. Взявшись за руки, они образовали три широких концентрических кольца, в центре которых — о, ужас! — пылал гигантским костром почти десятиметровый деревянный крест. Время от времени толпа дружно орала какие-то жуткие обрядовые заклятья, явно радуясь, что сжигает святой крест. Никакого боя с мутантами не было, зато совершенно громадный медведь был, он здоровенной бурой горой лежал у берега в каких-то шагах от бредущих вокруг святотатственного костра людей, держащихся за руки. На дикарей монстр внимания почти не обращал, он обхватил лапами деревянное ведро и увлечённо выцарапывал оттуда куски чего-то полупрозрачно-желтого.
«Гори-гори ясно, чтобы не погасло!» — отпечаталась в мозгу фраза, и Майк вздрогнул, узнавая того самого старца, что встретился ему в лесу после крушения. Он стоял возле горящего креста, в непосредственной близости от ревущего пламени, как ни в чем не бывало. В одной руке старец сжимал свой посох, другую воздел вверх и выкрикивал какие-то фразы, управляя бесчинствующей толпой. Дикари взревели, дружно повторяя за стариком кощунственные слова, но их речи Майк уже не понимал. Особенно ужасало то, что ближайший к горящему кресту круг полностью состоял из детей, таких же едва одетых, как все остальные. Не зная, что делать, Майк в нерешительности попятился назад и внезапно уперся во что-то широкое, твердое и меховое.
— Торопишься куда-то? — раздалось прямо над головой, и слова на незнакомом языке всё тем же необъяснимым образом зазвучали в голове точным переводом.
Майк подпрыгнул от неожиданности, отскакивая назад, и развернулся. Перед ним стояла настоящая груда мышц в виде двухметрового, длинноволосого усато-бородатого дикаря, увешанного примитивным оружием. Длинные волосы соломенного цвета были схвачены на голове такой же повязкой, проходящей выше бровей, что была на женщине с голубыми глазами из того дома, где сейчас хозяйничал кровожадный монстр. И вдоль всей его повязки тоже шел узор из переплетенных друг с другом в бесконечную вязь свастик. Дикарь был одет в легкие штаны из звериных шкур, такие же сапоги и рубашку без рукавов, из которой торчали абсолютно голые руки, больше похожие на бревна, перевитые толстыми канатами. При каждом движении дикаря мышцы на его руках вздувались мощными буграми, и тонкая меховая рубашка шевелилась на широченных плечах. За спиной у бородатого громилы был укреплен целый арсенал: лук, колчан, меч и какой-то длинный сверток из шкур, вероятно, набор копий. В ножнах на поясе висел нож, рукоять ещё одного выглядывала из-за голенища сапога, и абсолютно на всем оружии имелась гравировка в виде различной сваститаой символики. Лишь на груди у дикаря висел ажурный и не лишенный изящества амулет в виде круга с переплетенными внутри геометрическими рисунками, но, вглядевшись, Майк и там заметил подобие свастики.
Дикарь смотрел на Майка в упор серыми, почти серебряными глазами, и этот взгляд окончательно лишил его остатков мужества. Майк, словно загнанный зверь, рыскал взглядом по сторонам в поисках спасения и вдруг понял, что всё это время поселение дикарей не было безлюдным. На каждой улице, сливаясь с вечерними тенями, стоял вооруженный бородатый громила, увешанный дикарским оружием. Значит, он крался на свет костра мимо них! Они могут подумать, что им движут враждебные намерения, а жестокость фашистов всем известна! Если он сейчас же не убедит их в своем дружелюбии, то… Об этом лучше не думать.
— Вам не холодно, сэр? — Майк выдавил из себя первое, что пришло в голову.
— Лето на дворе, — неподдельно удивился бородач. — Конечно не холодно! Но ты ведь не об этом хотел спросить, ведь так? Спрашивай. И попытайся не бояться настолько сильно. От тебя страхом веет за четыре версты! Эдак ты сюда всех мутантов Сибири приманишь! А то и кое-кого пострашнее… — Судя по странному полувосхищенному прищуру, последнее обстоятельство явно не пугало дикаря, но, наоборот, воодушевляло.
— Мутантов притягивает страх?!! — ошарашенно воскликнул Майк, невольно оглядываясь на громадного медведя, увлеченно чавкающего чем-то на берегу замерзшей реки.
Как же быть?! Монстры вызывают у него страх, страх притягивает монстров, чтобы избежать монстров, надо подавить страх, но один лишь вид, да что там вид, один лишь звук их рычания заставляет Майка сжиматься от ужаса! Это какой-то замкнутый круг, из которого нет выхода!
— Привыкнешь со временем. — Увешанный оружием громила будто уловил его мысли. — Если, конечно, ты не бесхребетный истеричный слизняк. На вот, возьми! — Он достал из висящей на боку небольшой кожаной сумы нечто вроде шерстяного шарфа. — Лицо замотай, не то щеки обморозишь. Хлипкий ты какой-то.
Майк взял шерстяную тряпицу, снял капюшон и укутал ею лицо и лоб на манер маски. К его удивлению, дикарская ткань грела просто великолепно, и, снова надев капюшон, он почувствовал, как становится жарко. Пожалуй, обогрев на какое-то время можно отключить и сэкономить заряд энергоэлементов. Как он сказал?! Лето на дворе?
Майк невольно скосил глаза на термометр. Тот по-прежнему показывал минус пятьдесят два по Цельсию. Хорошенькое же у них лето!
— Спасибо! — Он поблагодарил дикаря и, немного помявшись, спросил: — Сэр, прошу прощения, но… — Майк собрался с духом и выпалил: — Скажите, сэр, вы — фашисты?
— А то как же! — выпучил глаза бородач, поигрывая огромными мускулами. — Как ты догадался?
— У вас везде свастики! — признался Майк. — А свастику используют фашисты. Это всем известно ещё по школьной скамьи! Это символ нацизма, фашизма и холокоста!
— А ты сообразительный прям-таки не по годам! — Дикарь наморщил лоб. — Но я тоже не промах! Я тоже сразу понял, кто ты! Ты — недоразвитый дебил из Африки! Потому что у тебя рожа черная. А люди с черными физиономиями жили в джунглях Африки, ещё в двадцать первом веке ходили с копьями, в набедренных повязках и с проткнутыми носами, в которые вставлялись звериные клыки! Так что если рожа черная, то человек однозначно дебил, это всем известно!
— Вы ошибаетесь! — воскликнул Майк. — У вас очень однобокая информация! На первобытном уровне до климатической катастрофы находились единицы! Несколько африканских племен, не более того! Это ничтожное исключение из общей мировой ситуации!
— Нет, погоди! — остановил его дикарь. — Но ты же подтверждаешь, что они были примитивными? И рожи у них были черными, как у тебя. Значит — ты такой же недоразвитый дебил, как они! Так?
— Нет! — От возмущения Майк даже забыл о рыскающих в тайге вокруг поселения мутантах. — Цвет кожи сам по себе ещё ничего не значит! По нему нельзя судить об интеллектуальных способностях человека! Вы просто ничего не знаете, сэр! Так нельзя! Это неправильно!
— Но ты же судишь, ничего не зная, и ничего! Почему мне нельзя? — парировал бородач. — Объявил нас фашистами только потому, что увидел свастику. Что ты о ней вообще знаешь, интеллектуал?
— Но… — Майк неуверенно замялся. — Свастика — это символ фашизма… разве нет?
— Для недоразвитых дебилов — именно так, не сомневаюсь! — весело хохотнул громила. — Но люди поумнее знают, что свастика — древнейший солярный символ, ему многие тысячи лет! Это символ нашего народа. Символ движения жизни, символ солнца, любви, радости, света. Он приносит удачу. Его даровали нам наши Предки, которые суть наши Боги. Знаешь, почему форма свастики именно такая, какая есть? Она повторяет форму нашей Галактики, если смотреть на неё сверху. Ты когда-нибудь смотрел сверху на нашу Галактику?
— Э… — Один только факт того, что бородатому дикарю в шкурах известны такие термины, как «джунгли», «Африка», «Галактика» и «солярный символ», напрочь обескуражил Майка. Растерявшись, он вяло пробубнил: — Нет, сэр…
— А наши предки видели, — пожал плечами косматый громила. — И передали нам это знание в виде свастики. Поэтому для нас этот символ священен, и мы применяем его везде.
— Извините, сэр, я не хотел никого оскорбить, — попытался оправдаться Майк. — Меня всегда учили, что свастика — это атрибут фашизма и нацизма, и потому её надо запретить…
— Тебя точно учили законченные идиоты, — пожалел его дикарь. — Не повезло тебе, дружище. Если какой-то дебил желает запретить тысячелетний символ только потому, что им пользовалось некоторое количество преступников, пусть даже большое, я предлагаю не останавливаться на достигнутом! До климатической катастрофы в прибрежных водах Африки процветало пиратство, которым занимались некоторые негры. А ещё некоторые негры занимались в США, была такая страна, ты, наверное, в курсе, торговлей наркотиками и разными преступлениями, отчего погибло множество людей.
Поэтому надо запретить всех негров! И всех мусульман, потому что была когда-то очень злобная террористическая организация, Аль-Каидой называлась, так вот в ней состояли одни мусульмане. Так что надо срочно запретить ислам! А заодно надо запретить всех евреев, потому что едва ли не все ученые, создавшие ядерную бомбу, были этническими евреями. А ядерные бомбы и атомные электростанции уничтожили сотни тысяч жизней!
И, кстати, продолжают уничтожать.
В четырехстах верстах к югу от нас есть развалины одной такой электростанции, их ледником притащило откуда-то. В те края лучше не ходить, там радиация похлеще, чем внутри Пятна, из которого тебя вытащил Остромысл.
— Простите, сэр, откуда меня вытащил Острый… эээ… — Майк понял, что не сможет сразу выговорить имя старца, — тот почтенный джентльмен?
— Остромыслом его кличут, — подсказал дикарь. — Это наш волхв. Верховный жрец, по-вашему. Из Радиоактивного Пятна он тебя вытащил. Это область, над которой высоко в небе располагается озоновая дыра. С тех пор как двести лет назад мир превратился в один большой сугроб, таких Пятен стало не счесть. Солнечная радиация вместе с изменившейся ионосферой творят там страшные вещи. Туда лучше не соваться.
Радиация, токсичные испарения, мутанты, каннибалы — ничего хорошего там не найдешь.
— Каннибалы?! — Майк машинально схватился за левую руку, вспоминая торчавшую из неё стрелу. — Они напали на меня, когда я пришел в себя после крушения!
Я едва скрылся от них в заледенелых развалинах!
— Это были рыбоеды, — едва заметно улыбнулся воин. — Обычно они смирные, но иногда объединяются с каннибалами и нападают на наших охотников. Они приняли тебя за злого духа, ты упал с неба, поломал лес, и физиономия у тебя черная — ты их напугал, они пытались спасти от тебя своё стойбище. От каннибалов бы ты так просто не ушел. Эти и в Пятно за тобой полезут, лишь бы сожрать. У них с мозгами не всё в порядке, прямо как у твоих учителей. Повезло тебе, что смог из Пятна выйти. Так бы умер от облучения. Пятно коварное, не любит отпускать свою жертву. Оно теплом заманивает и ядовитым воздухом обездвиживает. Как это ты смог выход отыскать…
Громила с сомнением покачал головой и замолк. С берега донесся дружный хор дикарей, и Майк обернулся. Толпа продолжала ходить вокруг горящего креста кругами, держась за руки, и громко кричала что-то нараспев. Майк покосился на увешанного оружием дикаря. Он бросал внимательные взгляды по сторонам и время от времени смотрел на толпу. Было заметно, что происходящее ему нравится и дикарь не прочь присоединиться к своему племени. В целом он не выказывал явной агрессии, и Майк, немного осмелев, решился задать ему главный вопрос.
— Сэр… — Он секунду помялся, но всё же продолжил: — Скажите, зачем они сжигают святой крест?
— Что? — вновь искренне удивился громила. — Какой ещё крест?! Ты на него вообще смотрел? Или Дарьяна не успела исцелить твои черные глаза? Это меч, вонзенный в землю! На рукоять и гарду посмотри! На форму клинка! Над ним искусные мастера полмесяца трудились!
— Простите, сэр… — стушевался Майк, понимая, что слишком частые ошибки никак не облегчат ему достижение цели — Заключение договора о помощи. Он ещё не думал, как будет связываться с Коэном, не имея радиостанции, но можно уговорить дикарей вернуться на место крушения и поискать передатчик. А вдруг он Уцелел? Хотя, конечно, тут много вопросов. И дикари какие-то странные, слишком много умных слов знают для людей, ведущих обмен элитных мехов на зеркала и бусы. Ему стоит разобраться в этом племени получше. — Мне отсюда не видно… Но зачем жечь меч?
— Это праздник, — просто ответил дикарь. — Сегодня мы празднуем летний день Перуна, одного из наших Богов. Когда-то давно он освободил множество людей Расы Великой и потомков Рода Небесного из вражеского плена. После того как он разбил силы противника, Вышний Бог Перун вонзил в землю пылающий меч свой в знак победы. И заодно порекомендовал спасенным людям очистить себя огнем и водой от отпечатков вражьих сущностей. С тех пор в честь той победы мы чтим этот праздник, водим хороводы вокруг пылающего меча Перунова и проводим обряды очищения… — Он мгновение молчал и с ноткой мечтательности добавил: — Сейчас Расичи станут через костер прыгать, в прорубь нырять, босыми по углям ходить… А хочешь — айда с нами, когда очередь подойдет!
— Нет, нет! Спасибо! — спешно поблагодарил дикаря Майк. Вот только заживо сгореть ему сейчас как раз и не хватало. — Мне нельзя, я ещё болен и не совсем хорошо себя чувствую! — Пора было срочно переводить разговор на другую тему, пока увешанный оружием громила не стал настаивать. — Не затруднит вас повторить ещё раз, как вы называете свой народ?
— Заветы Предков гласят, что мы — Свята Раса, есть Дети Расы Великой и Потомки Рода Небесного, что прибыли сюда со звезд и избрали землю эту своим домом, — выдал дикарь витиеватую фразу. Майк, пытаясь понять смысл сказанного, невольно наморщил лоб. Небесный род, звезды — похоже, этот странный феномен, позволяющий ему понимать смысл непонятного языка, на этот раз его подвел, потому что дикарь несет какую-то несусветную чушь.
— А вообще мы зовем себя Расичами, — закончил громила. — Так короче и вполне понятно… — Он улыбнулся кому-то находящемуся за спиной Майка: — Здравия тебе, Дарьянушка!
— И тебе здравия, Святогор! — Майк обернулся на голос и увидел ту самую женщину, что давала ему горячее питьё. Видимо, она пришла сюда с берега, но когда? Он был готов поклясться, что не слышал ни шагов, ни скрипа снега, и вообще, четверть минуты назад он смотрел на пылающий крест, тьфу ты, на этот чертов дикарский меч, и никто сюда не шел!
— Я вижу, ты познакомился с нашим гостем, — продолжила женщина. Она внимательно посмотрела на Майка и произнесла: — Рано тебе по улице ходить, не отлежал ещё своё. Пойдемка в дом, ужинать. Тебе сейчас поесть в самый раз будет, небось голодный, как дикий павиан, или кто там у вас в лесу живет…
— В Новой Америке нет мутантов, — принялся объяснять Майк и тут же вспомнил про монстра, бесчинствующего внутри дома: — В вашем доме мутант! Я едва сумел спастись от него! Туда нельзя возвращаться без оружия!
— Тимофей Котофеич не мутант, — негромко засмеялась женщина. — Он вполне нормальная рысь, очень даже воспитанная и умная. Приглядывает за домом иногда, пока домовой спит. Не бойся!
— Но там, на улицах, там медведи! — Перед глазами Майка всплыли образы жутких монстров, пожирающих добычу прямо возле ледяных домов. — Я видел их! Они недалеко от дома!
— Они тебя не тронут, — успокоила его женщина. — Пока ты с кем-нибудь из Расичей, они будут реагировать на тебя спокойно. Это медведи витязей. Когда воин Расичей становится витязем, он берет себе медвежонка и выращивает из него боевого друга, надежного и БЕЗстрашного. Пойдем! — Она взяла его за руку и повела обратно: — Как рука твоя?
— Отлично, мэм! Как вам это удалось?! — Он посмотрел на женщину и понял, что ростом она лишь немногим ниже его.
— На то я и целительница, — едва заметно улыбнулась та. — Таков удел мой. И мать моя, и бабка, и прабабка с прапрабабкой — все были целительницами и спасали Расичей от хвори всякой и ран бранных.
— Но как? — не унимался Майк. — Лучшие хирурги Новой Америки ничего не смогли сделать, а вы вернули мне руку за несколько дней! И я даже не нашел следов операции! Как такое возможно?
— Предки помогли, — туманно ответила женщина. — Да и не в руке твоей основная беда крылась. В Пятне ты пробыл долго, радиацией тебя поразило сильно. Кабы Остромысл тебя загодя встречать не пошел, не жилец бы ты был. С лучевой хворью пришлось тяжко… злобная она и липкая, исцеляться не желает, человека пораженного отдавать ой как не любит. Но тебе думать о том не надобно, хвори твои позади, сейчас потрапезничаем, и пойдешь спать да сил набираться. А завтра Коловрату о деле своем расскажешь, утро вечера мудреней!