Будьте искренними с самим собой. Никогда не пытайтесь быть кем-то другим. Это единственный грех, который я называю грехом. Принимайте себя! Кем бы вы ни были, вы прекрасны. Бог принимает вас; вы также принимайте себя. Он создал вас по своему образу. Он доверяет вам; он вручил себя в ваше бытие. Не предавайте его, не становитесь имитаторами.
Вот единственный способ, которым вы можете служить мне: будьте собой. Будьте сами собой! Внезапно вы станете близким мне, таким близким, каким это только возможно. Имитируя, пытаясь быть кем-то еще, вы фальсифицируете свое бытие; вы становитесь предателем. Вы предаете все идеалы, изменяете всем идеалам.
Я не учу вас никаким идеалам, я не хочу, чтобы вы становились чем-то, что не присуще вам. Вы не знаете, кто вы; в этом трудность быть собой. Нужно уметь быть удовлетворенным непознанным.
Я слышал: когда апостол Павел прибыл в Афины, он сказал афинянам: «Вы добры, вы велики в своих мыслях, вы дали миру величайших философов. Но я вижу одну вещь: я видел в вашем городе храм, посвященный неизвестному Богу. Внутри храма нет статуй — лишь начертано на мраморе: "Этот храм посвящен неизвестному Богу"».
Павел сказал: «Этого недостаточно: неизвестный Бог. Недостаточно. Ваш фундамент не завершен. Я даю вам известного Бога, поскольку лишь с известным Богом возможен фундамент. Вашей культуре, вашей цивилизации не хватает фундамента».
Я же говорю вам, что только непознанный Бог есть Бог. Посвятив себя познанному Богу, вы уже начали фальсифицировать, ведь познанное станет знанием, познанное станет частью вашего ума. Будда познан — его легко имитировать, Иисус познан — его легко имитировать. Вы не познаны. И я учу вас оставаться истинным с непознанным Богом.
Познанное просто. Вы можете обращаться с ним, вы справляетесь с ним. Чтобы двигаться в непознанное, нужно много смелости, нужна решимость. И религия — это величайшее приключение. Это не утешение, это не удобство, это не респектабельность. Это движение в непознанное, непредначертанное, это риск жизнью.
То, что Павел сказал грекам, опасно. Этот человек, Павел, говорит здравые вещи, но он очень опасен. Вы тоже почувствуете, что познанный Бог лучше непознанного, ведь с познанным легко общаться; с картой легко двигаться. Но я говорю вам снова и снова, нет лучшего способа заблудиться, чем иметь карту.
В мире истины все карты ложны, ведь истина не определена и остается неопределенной. Определенная, она перестает быть истиной. Это имеет в виду Лао-цзы, когда говорит: «Истина не может быть высказана. Высказанная, она больше не истина».
Бог есть непознанное. Или, лучше сказать, непознанное есть Бог. И это непознанное располагается в вас, обитает в вас. Если вы хотите служить мне и быть рядом со мной, будьте рядом с вашим непознанным Богом, который внутри вас. Служите этому непознанному Богу, который внутри вас, помогайте этому непознанному Богу быть: распространяться, становиться, течь, цвести.
Случилось самое странное: я чувствую себя счастливым! Мои проблемы, кажется, прояснились, я чувствую себя все более и более живым. Вы говорите о необходимости умереть. Как может мое счастье провести меня сквозь «темную ночь души»?
Это от Самбудды. Теперь, Самбудда, пожалуйста постарайтесь не создавать новых проблем.
Вот так действует ум. Даже если вы счастливы, вы чувствуете себя неловко. Вы, и счастливы? — это невозможно. Что-то, должно быть, пошло не так; это не соответствует той идее, которая есть у вас о самом себе. Вы, и счастливы? Вы, должно быть, сошли с ума, или воображаете себе все это, или этот человек, Раджниш, загипнотизировал вас. Вы, и счастливы? Невозможно.
Теперь, Самбудда, не пытайтесь создавать новых проблем. Забудьте все, что вы говорили об умирании, ведь человек умирает в счастливейшие моменты. Смерть, о которой я говорю, — это не смерть от горя; смерть, о которой я говорю, — это не смерть от страдания, это не смерть в агонии. Смерть, о которой я говорю, — это смерть от экстаза, смерть от чистого блаженства, смерть, в которой вы настолько счастливы, что взрываетесь и просто исчезаете.
Не беспокойтесь об этом. Это придет само собой; это уже в пути. Если вы станете беспокоиться и волноваться о том, «почему я счастлив»... «Случилось самое странное: я чувствую себя счастливым!» Если вы будете беспокоиться об этом, то вскоре ваше счастье исчезнет и вы снова вернетесь к вашему прежнему состоянию ума.
Наслаждайтесь этим счастьем. Углубляйтесь в него. Будьте смелее! Ум стал настолько несчастным и настолько жалким, что даже тогда, когда случается счастье, то и тогда он цепляется за прошлое. Он боится движения. Как быть счастливым? Как смеяться? Даже если он смеется, то смеется вполсердца. Даже если он движется, то движется готовым к отступлению в любой момент, если что-то пойдет не так. А счастье хочет, чтобы вы были в нем целиком. Оно призывает вас целиком!
Наслаждайтесь им, двигайтесь в него, пусть оно овладеетвами, в в этом обладании будет смерть. Когда счастье овладевает вами полностью, эго умирает.
Я не учу страданию, я не учу распятию, я не учу самоотречению. Я учу смерти, которая исходит из блаженства; смерти, которая исходит из величайшей вершины счастья;
смерти, которая приходит, когда вы танцуете, поете, любите;
смерти, которая приходит, когда вами овладевает целое и в каплю впадает океан. Конечно, капля умирает. Такое потрясающее явление: океан впадает в каплю. Может ли капля выжить тогда? Но какой смысл жить? Если капля пытается выжить, вот это и будет настоящая смерть. Если капля исчезает в океане... Именно это Иисус называет «жизнью, изобильной жизнью*.
Допустите eel Это очень трудно. Люди все время ищут счастья, но когда оно приходит, они закрывают двери. Люди все время ищут любви, но когда она стучится в дверь, они прячутся где-нибудь в клозете. Люди все время ищут дружбы, а когда кто-нибудь подходит близко, они впадают в панику; они пугаются.
Что такое страх счастья? Страх смерти. Что такое страх любви? Страх смерти. Боится эго. Эго может оставаться в горе, оно может оставаться даже в седьмом круге ада, но легкий бриз счастья — и дом эго начинает падать, рушиться.
Ничто не убивает так, как счастье, ничто не убивает так, как экстаз; но этот риск стоит того, чтобы на него пойти, поскольку лишь после такой смерти возникает настоящая жизнь. Вы исчезаете. Тогда в вас живет Бог.
Почему для меня религия — грязное слово и почему оно угрожает мне здесь в Пуне гораздо сильнее, чем когда-либо раньше?
Религия стала грязным словом. Это слово использовалось слишком часто, им слишком часто злоупотребляли. Оно прошло через тысячи и тысячи рук. Оно похоже на старую монету или на старую денежную банкноту, прошедшую через множество рук и ставшую грязной. Все, используемое слишком много, становится грязным — не только религия.
Все прекрасные слова стали грязными. «Бог», «любовь», «экстаз» — все эти слова стали грязными. Причина естественна, очевидна. Ведь эти слова так прекрасны, что человечество стремится использовать их слишком широко. Взгляните на рекламу, вы найдете в ней все прекрасные слова — они используются для сигарет, мыла, автомобилей, мебели. Все прекрасные слова. Реклама сигарет может легко сказать, что сигареты вызывают экстаз. Вот и стало прекрасное слово грязным.
Каждый фильм, каждое кино мыслится как «изумительное», «легендарное». Если все легендарно, если легендарно каждое кино, то нет ничего легендарного. Теперь это слово ничего не значит. Если вы говорите, что что-то легендарно, то это ничего не значит. Это просто означает, что вы слишком много смотрите телевизор!
Все прекрасные слова стали грязными, поскольку ум стремится использовать их все больше и больше во всем, что можно. Религия стала грязной...
Это самая старая вещь в мире. Известен спор о том, какая профессия старейшая в мире. Двумя конкурентами являются профессии проститутки и священника. Я тоже думал об этом и не мог представить себе, как проститутка могла бы появиться раньше священника. Это невозможно! Если нет священника, то как можно представить себе проституцию? Это невозможно. Священник должен был появиться первым. Он должен был осудить секс; тогда и появилась проституция. Он должен был осудить это настолько сильно, что все это дело стало очень привлекательным.
Религия стала грязным словом, но запомните хорошо:
когда слово грязно, это не означает, что грязна вещь, обозначаемая этим словом. Религия-слово может стать грязной, но религия-вещь все еще свежа и всегда останется свежей.
Вы можете использовать для нее другое слово. Любое слово подойдет; это не проблема. Запомните, не бросайте вещь, лишь потому, что слово стало грязным. Это все равно,что выплескивать с водой и ребенка. Вода после купания стала грязной — верно, выплескивайте ее, — но ребенка все-таки сохраните. Если вы можете сохранить ребенка, нет проблем.
Церкви сделали религию грязной. Они сделали из нее профессию, они испортили ее. Они сделали ее такой низкой, поскольку должны были донести ее до масс. Они сделали ее очень дешевой, чтобы вам ничего не нужно было делать. Они приходят и дают вам Библию; они изливают на вас религию, они навязывают ее вам. Они не спрашивают вашего разрешения. Они незванные гости, притворщики. Они испортили религию.
Но они не испортили религию как таковую. Они испортили лишь слово. Забудьте слово, но не забывайте реальности, на которую оно указывает.
Это может быть причиной: «Почему оно угрожает мне здесь е Пуне?» Потому что я не забочусь о слове; я забочусь о самой религии. Слово угрожает. Если вы пойдете в церковь, то вернетесь нетронутым; каким вы вошли в церковь, таким и вернетесь: точно таким же. Но если вы приходите ко мне, вы не сможете вернуться тем же самым.
Если вы по-настоящему близко подойдете ко мне, то самим этим приближением вы будете изменены и преобразованы. Вы можете сбежать, вы можете испугаться, запаниковать, но вы никогда не останетесь тем же самым. Я все время буду преследовать вас, где бы вы ни были. Я буду являться в ваших снах; я буду следовать за вами как тень.
Страх реален, угроза реальна. Когда вы идете в церковь, то священник — это ложная угроза. Он может грозить вам, но его угроза ложна. Он может выстреливать в вас именем Бога, но его угроза ложна.
Я слышал одну историю. Это случилось в дзэнском храме. Однажды утром произошло очень большое землетрясение — это было в Японии. Половина храма рухнула. Священник, претендовавший на то, что он настоящий человек дзэна, немедленно собрал своих учеников и сказал: «Посмотрите. Теперь вы должны увидеть, что представляет собой настоящее качество настоящего человека дзэна. Произошло землетрясение, но вр мне ни на йоту не было страха. Видели вы это? Я оставался таким, как будто ничего не происходило. И не только это, вы, должно быть, видели, как после окончания землетрясения я пошел на кухню, поскольку испытывал жажду, и выпил большой стакан воды. Вы видели, что мои руки даже не дрожали, когда я держал стакан?»
Один ученик улыбнулся. Священник почувствовал раздражение. Он сказал: «Что в этом смешного? Почему вы улыбаетесь?»
Ученик сказал: «Ваше преподобие, то не был стакан воды. То, что вы выпили, был большой стакан соевого coycal»
Когда вы хотите пустить пыль в глаза, реальность так или иначе просочится наружу.
Пойдите к священнику. Его разговор в полном порядке
- не более чем в порядке, а просто в порядке, — но если вы всмотритесь в реальность этого человека, страха не будет. Он всего лишь такой же, как вы. Он может притворяться... и вы можете притворяться в том, что все, в чем притворяется он,
- правда. Так это и происходит. Притворствам нужно взаимное сотрудничество. Он притворяется в том, что он великий учитель, вы притворяетесь в том, что вы великий ученик. Он принимает ваше притворство; вы принимаете его притворство. Вот так вы оба взаимно удовлетворяете друг друга. А все остается тем же самым.
Когда вы здесь, вы действительно рядом с опасной точкой. Я — опасный человек. Вы должны быть бдительными. Приближайтесь ко мне с полным осознаванием — здесь есть опасность. Я не священник. Я не учу здесь религии; я готов давать ее вам. Это не учеба, это передача.
В церкви вы выучили слова «религия», «Бог» — все они стали грязными. Потом вы приходите ко мне и начинаете понимать, что эти слова могли стать грязными, но что-то спрятано за ними — что-то постоянно свежее, постоянно зеленое, постоянно живое и способное совершенно изменить вас. Вот тогда возникает страх.
Как раз на днях Атмада написал мне письмо, прекрасное письмо, в котором говорится: «Почему вы так беспокоитесь об этом распятом Иисусе? Хорошо, что распяли этого идиота! Почему это так волнует вас?»
Все это, фактически, сделали священники. Стараясь навязать вам Иисуса, стараясь быть агрессивными непрошенными гостями в вашем бытии, стараясь как-нибудь обратить вас в Иисуса, они загрязнили само имя этого прекрасного человека. Стараясь доказать, что он был мудрейшим из людей на земле, они смогли лишь усилить его недостатки и ничего другого.
Вот почему Атмада пишет мне о том, что он был идиотом. Я знаю что он был им, но мудрый человек всегда такой.
Это нужно понять. По-настоящему мудрый человек представляет собой синтез всего того, что вы называете мудростью, и идиотизма. Он прост, как прост идиот, и сложен, как сложен всякий мудрый человек. Можно смотреть на него с обеих сторон. Если вы смотрите на него с одной стороны, он будет выглядеть идиотом. В Иисусе можно найти все то, что можно найти в идиотах.
Прочитайте книгу Федора Достоевского «Идиот». Она об идиоте, но в этом идиоте можно найти все прекрасные качества, какие есть в Иисусе: невинность, качество не-ума, качество доверия. Сомнения не возникают в нем. Все это качества идиота. Вы называете идиотом человека, если он верит всем и каждому; вы называете идиотом человека, если вы все время обманываете его, а он все-таки продолжает вам верить. Вы все время обманываете его, а он продолжает вам верить. Вы не можете вызвать в нем сомнения, поскольку у него нет ума.
Такой человек, как Иисус, тоже похож на идиота. Не потому, что у него то же состояние идиотии; он пришел к тому же состоянию из совершенно другого измерения. Круг замкнулся: он снова стал ребенком.
Идиот ниже ума, Иисус выше ума — оба представляют не-ум- У идиота нет ума. У Иисуса и Будды тоже нет ума, но разница есть. Они имели ум и нашли, что иметь ум — глупо. Они отбросили его; они стали идиотами добровольно. Они не глупы. Они идиоты, потому что мудры.
Да, я знаю: Иисус, Лао-цзы, Будда похожи на идиотов. В Индии у нас есть слово для обозначения идиота, происходящее от Будды. Это слово буддху. Это слово происходит от самого Будды. Будда (Buddha) — буддху. Буддху означает «идиот», а Будда означает «пробудившийся человек». Как эти два слова могут быть рядом?
Когда Будда умирал, его воздействие на людей было потрясающим. Тысячи и тысячи людей стали его последователями. Тысячи и тысячи людей сидели под деревом Бодхи с закрытыми глазами, медитируя. Люди звали их: *Буддхи, идите домой! Что вы делаете? Не будьте буддхами. Делайте что-нибудь, идите домой. Ваши жены страдают, ваши дети голодны. Не будьте идиотами! Не будьте буддхами!»
Я знаю, Иисус настолько невинен, что выглядит глупым. Эта глупость драгоценна.
Я тоже идиот, Атмада. И все, чему я учу вас, — это быть простыми и доверчивыми, чтобы тоже стать идиотами в некотором смысле. Но эта идиотия — высшая осознанность, эта идиотия — высшая мудрость. Встречаются полярности, двойственность исчезает.
В Иисусе вы всегда найдете парадокс: в нем противоположности сходятся вместе. Вы найдете в нем качества женские, вы найдете в нем качества абсолютно мужские. Они сталкиваются и смешиваются, они становятся одним целым. В нем мужское и женское стало одним; мудрый человек и глупец стали одним. Полярности исчезли. Противоречие больше не является противоречием; это синтез.
Уму это трудно понять. Ум сомневается; ум — скептик. И ум думает, что это очень разумно. Ум глуп, ум — посредственность. Он не имеет ничего общего с интеллектом. Интеллект — совершенно иное цветение вашего бытия; он ничего общего не имеет с умом. Ум — это просто механизм; это компьютер, биологический компьютер. Очень сложный, но все же механизм. Он не имеет ничего общего с интеллектом.
Интеллект приходит к вам только тогда, когда выперестаете отождествлять себя с умом настолько, что можете видеть ум отдельно и себя отдельно. Этот интеллект будет и мудрым, и глупым.
Вот она загадка Иисуса. Вот он парадокс, вот она поэзия.
Вершины становятся совершенно замечательными, но ущелья глубже и темнее, чем раньше. Найти равновесие кажется невозможным. Что делать?
Нет необходимости что-то делать. Вы не находите равновесия; равновесие найдет вас. Просто двигайтесь. Когда приблизятся ущелья, отправляйтесь в ущелья. Когда тьма окружает вас, наслаждайтесь ею, почувствуйте блаженство в бархатистом ее прикосновении. Идите в нее, в ее бесконечное великолепие. Тьма обладает успокоительным свойством, которого не имеет никакой свет. Ущелье, долина — это отдых:
как ночь, как смерть.
Не нужно стараться искать равновесие. Равновесие найдет вас. Просто отправляйтесь в ущелье. Когда ущелье приблизится, принимайте его. Не только принимайте -приветствуйте его. Наслаждайтесь им, восхищайтесь им -тьма прекрасна. А когда ущелье отходит и вы движетесь к вершине, это тоже совершенно прекрасно. Вот красота: свет, утро, солнце.
Но не цепляйтесь ни за то ни за другое. При цеплянии у вас возникают неприятности, из-за этого имеют место страдания. Если вы цепляетесь за вершину и говорите: «Я не хотел бы спуститься вновь в ущелье», то у вас будут неприятности. Тогда на самой вершине вы создадите ущелье. Тогда страдания уже начались. Вы боитесь: в вас вошел страх, уже началась агония. Вы больше не счастливы. Вы разрушили вершину.
Находясь в ущелье, вы будете страдать из-за того, что <вот уже ущелье». Вы будете страдать ущельем и не сможете наслаждаться вершиной. Это обыкновенная ситуация.
Когда вы счастливы, вы начинаете бояться. Останется ли это счастье или оно уйдет? Теперь страх, подобно червю, проедает ваше счастье и отравляет его. Вы счастливы, и все же вы несчастны. Что-то уже мертво: вы наполняетесь тревожными предчувствиями будущего. Когда вы несчастны, вы, конечно, несчастны. Когда вы счастливы, вы не можете быть счастливыми, так как же вы можете быть счастливыми, когда вы несчастны? Вся жизнь становится порочным кругом несчастья.
Теперь послушайте! Когда вы на вершине, танцуйте. Я знаю и вы знаете, что вершина не будет длиться всегда. Это и не нужно. Если она будет длиться постоянно, она создаст такое напряжение, которого вы не выдержите. Будет такое возбуждение, что вы не найдете в нем никакого отдыха. Это будет опасно, это убьет вас. Не нужно, чтобы вершина длилась постоянно. Но пока она длится, танцуйте, радуйтесь, пойте — хорошо зная, что все это будет вновь потеряно. Зная это, нужно наслаждаться вершиной даже еще сильнее, пока она не потеряна.
И помните, вот чудо: если вы наслаждаетесь ею, она длится дольше. Если вы счастливы в ней и танцуете, она забывает уйти от вас. Она остается с вами. Когда вы не цепляетесь за нее, она цепляется за вас. В этом весь секрет. А когда она уходит, то и тогда она не уходит. Она дала
•вам такое глубокое блаженство, что теперь вы отправляетесь в ущелье и можете отдохнуть там во тьме. Тогда ущелье становится расслаблением, а вершина становится наслаждением. Тогда вершина становится днем, а ущелье становится ночью; тогда вершина становится активностью, а ущелье становится пассивностью.
Нужно получать удовольствие и от ночи. Это единственный способ получать удовольствие ото дня. И если вы будете получать наслаждение ото дня, то длинная ночь станет великим отдыхом. Она освежит вас, она обновит вас.
Всегда помните: чем величественнее вершина, тем величественнее и ущелье. В противном случае, как вершина может стать великой? Если вы отправитесь в Гималаи, вы увидите там, что чем больше вершины, тем больше и ущелья. Если вы боитесь ущелий, тогда не спрашивайте о вершинах. Тогда перемещайтесь по ровной земле. Там не будет ни вершин, ни ущелий.
Это самая ничтожная жизнь: когда нет ни вершин, ни ущелий. Такой человек просто растет как растение. Это не жизнь. Такой человек просто влачит свою жизнь. Это монотонность. Это не диалог; это монолог. Для диалога нужна двойственность, для диалога нужно противоречие, для диалога нужны полярности, для диалога нужен парадокс. И внутри парадокса движетесь вы, от одного полюса к другому.
Не беспокойтесь о равновесии. Равновесие поищет вас;
я вижу, как равновесие ищет вас. Вы же просто побольше делайте так: на вершине танцуйте; в ущелье отдыхайте. Принимайте ущелье; принимайте вершину. И то и другое -части одного целого, вы не можете отвергнуть ни одной его части. Это две стороны одной монеты.
Запомните, тот, кто больше наслаждается, тот обязан и больше страдать, поскольку он становится более чувствительным. Но страдание — это не плохо. Если вы правильно понимаете, страдание — это очищение. Если вы правильно понимаете, печаль имеет глубину, какой не имеет никакое счастье. Человек, который просто счастлив, всегда поверхностен. Человек, который не знал грусти, не знал печали, не знает этих глубин. Он не коснулся дна своего бытия; он остался лишь на поверхности. Нужно двигаться между этими двумя берегами. Между этими двумя берегами течет река.
И я говорю вам: равновесие найдет вас, если вы примете оба берега, если будете жить обоими берегами. Что бы ни случилось, приветствуйте его. И когда равновесие приходит к вам, оно оказывается чем-то совершенно отличным от того равновесия, которое вы можете навязывать себе.
Если вы навязываете равновесие, оно будет своего рода контролем. Контроль всегда является искусственным, контроль всегда является безобразным. Контроль содержит в себе насилие. Это нечто навязанное, искусственное. Когда равновесие приходит к вам само, оно случается. Внезапно оно нисходит к вам. Раскрываются небеса, и дух Божий, подобно голубю, нисходит на вас.
Все великое всегда приходит само. Все, что делаете вы, всегда маленькое, крошечное. Оно никогда не является великим. Все, что вы делаете, будет меньше вас. Все великое вы должны допускать его. Равновесие найдет вас. Бог найдет вас. Вы же будьте готовы.
И в этой готовности: принимайте все, что приходит, принимайте с благодарностью. Даже грусть, даже печаль, даже ущелье... тьму.
Бхагаван, на днях Вы с любовью сказали мне заниматься больше собой и меньше другими. Спасибо Вам, Бхагаван. Я понял смысл. И все же я должен задать еще один вопрос, касающийся не меня, а Вас. Что в точности происходит с Вами? С каждым месяцем Ваше тело становится более чувствительным ко всем явлениям и проявлениям, даже к моему состоянию неосознанности, и это устрашает. Можете ли вы сказать что-нибудь о Ваших изменениях?
Это от Чайтаньи Сагар. Хорошо, что она говорит, что это ее последний вопрос не о себе!
Я могу понять вашу озабоченность, ваше беспокойство. Факт прост. После тридцати пяти жизнь начинает клониться к упадку. Тридцать пять лет — это вершина: если вы проживете до семидесяти, то тридцать пять — это вершина. После тридцати пяти вы начинаете клониться книзу. Теперь передвами спуск.
Если кто-то становится просветленным после тридцати пяти — как Будда стал просветленным в сорок лет, Махавира стал просветленным в сорок лет — тогда он сможет прожить немного дольше, поскольку он уже был на спуске. Просветление не потревожит тела больше, чем оно было уже потревожено.
Если вы становитесь просветленными до тридцати пяти лет, то это опасно. Шанкара стал просветленным до тридцати пяти лет. Он умер в тридцать три. Когда вы идете на подъем и жизнь сильно движется в вас — и вы становитесь просветленными, — тогда нарушается связь между вами и вашим телом. Почти всегда так было, что люди, ставшие просветленными до тридцати пяти, не переживали этого возраста. Это трудно. Тело и вы становитесь настолько разделенными, что задача подъема оказывается очень трудной.
Вот на что это похоже: вы поднимались наверх и вдруг увидели, что в баке вашего автомобиля больше нет бензина. Задача подъема становится почти невозможной. Теперь вы должны выйти из автомобиля и толкать его наверх. Это очень трудно. Но если вы заметили, что бензина больше нет, тогда, когда автомобиль идет на спуск, то проблемы нет. На самом деле, бензина больше не нужно. Автомобиль может двигаться и без бензина.
Шанкара умер в тридцать три года. Будда дожил до восьмидесяти; Махавира тоже дожил до восьмидесяти. Это нужно понять. Я, на самом деле, должен был умереть до тридцати пяти. Как-то меня вытащили. Это «как-то» может быть понято.
Мало-помалу я отбросил жизнь; я отбросил всякую деятельность. Всю энергию, которую имеет мое тело, я использую для вас, вот и все. Во всем остальном я отбросил всякую деятельность: прекратил движение, прекратил путешествия — я прекратил почти все. Я выхожу только для того, чтобы увидеть вас по утрам и по вечерам. Во всем остальном я стал полностью бездеятельным, абсолютно пассивным. Какая маленькая энергия ни есть во мне, я использую ее настолько экономно, насколько это возможно.
Поэтому с каждым днем мое тело становится все более и более хрупким, более и более чувствительным. Мой корабль готов — я могу отплыть в любой момент. Я немного задерживаюсь на берегу ради вас. Вот почему я спешу. У вас есть |время задавать бесполезные вопросы. У меня нет времени отвечать на них.
У вас есть время, чтобы тратить его понапрасну. Мое время кончается. Поэтому, если вы на самом деле хотите воспользоваться этой возможностью, не упускайте ни единого мгновения. Не надо колебаться, не надо вкладывать в свое усилие лишь полсердца. Когда я уйду, вы будете раскаиваться, вам будет очень жаль, но ничего нельзя будет сделать. Пока я все еще здесь, используйте каждую возможность, которую я даю вам, и не тратьте понапрасну ни единого мгновения. Я имею то, что вы ищете. Я могу излить это на вас, Но ваши чашки не готовы.
Вот на что это похоже: вы приходите ко мне, а у меня полный чайник чая. Вы испытываете жажду. Я хотел бы дать вам напиться, но я не могу наливать чай вам в ладони. Он обожжет вас. Я должен подождать, поскольку вам еще нужно Сделать ваши чашки. А эти чашки делаются из самой сердцевины вашего существа.
Лишь ваша внутренняя сущность может стать такой чашкой. Лишь тогда я смогу налить вам все, что имею. Я жду, пока вы не сделаете свои чашки. Вы испытываете жажду, я знаю, и у меня есть то, что утолит вашу жажду, но чашки еще не готовы.
Поэтому не задавайте мне таких вопросов. Лучше смотрите на меня и пытайтесь понять.
Как раз прошлым вечером один санньясин говорил:
«Как вы можете помочь нам, если в вашем собственном теле не все хорошо?» Верно. Если в моем теле не все хорошо, то как я могу помочь вам? Выглядит абсолютно логично. Но знаете ли вы, было ли все хорошо в теле Будды?
В теле ни одного просветленного человека не было все хорошо — не может быть хорошо! — поскольку бытие и телоразорваны, мост между ними разрушен. Тело продолжает двигаться само по себе, и бытие продолжает пребывать в нем, но энергия, дававшаяся отождествлением их, не дается больше.
Вы живете как одно со своим телом. Я живу как двое. Мое тело лишь как моя одежда — абсолютно отдельно. Это чудо, что оно еще действует.
Будда вынужден был постоянно держать рядом с собой врача, поскольку опасность могла наступить каждое мгновение. Этот врач предназначался не для него. Его работа была сделана, он уже достиг. Врач предназначался для тех, кто еще жаждал. У него было нечто, что могло утолить их жажду. Врач предназначался для них.
Если доктор приходит посмотреть меня, то это не для меня. Это для вас. Если я увижу, что смысла нет и я не могу помочь вам, в тот же момент я могу исчезнуть.
Но многие из вас упорно работают. У меня наибольшее число санньясинов, какое только возможно в мире двадцатого века: почти пятнадцать тысяч по всему миру. Все они упорно работают. Если они преуспеют, мы сможем освободить одну из величайших энергий, духовных энергий, в мире.
Я должен подождать, я должен еще задержаться — что бы там ни говорило тело. Тело говорит: «Пора, корабль готов. Можешь отправляться». Дом готов рухнуть, но я держу его.
Ни на что не тратьте понапрасну время. Используйте его, если можете. Вот проблема: вы можете не понимать сейчас, но потом, когда поймете, меня не будет. Тогда это понимание не окажет вам большой помощи. Оно даст вам лишь глубокую боль, печаль, агонию.
Пока я здесь, если вы понимаете меня, это может стать вашим экстазом. Когда я уйду, будет лишь агония.
Беседа 9.
Сеющий доброе семя
8 ноября 1975г., Пуна
Евангелие от Матфея, глава 13
34. Все cue Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им.
36. Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле.
37. Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий;
38. Поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого;
39. Враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы.
40. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: