Дедушко сказывал…
А и было то в Турецкую кампанию… И был у их в полку солдатик, Степаном звали. Как сейчас помню — покойничек сказывал, росту Степан богатырского, плечи, что печка, хват-парень. И стал это он сохнуть. Сохнет и сохнет, на себя не похож Его товарищи и спрашивают:
— Что такое, Степанушко, извелся ты вконец… Ай не можется?!
А не ладно дело, братцы. Ктой-то ездит на мне кажинну ночь. Просто рубаху хоть выжми. Силушки моей боле нет, извелся вконец.
Поохали, поахали. И подошел к ним тут старичок, знающий человек, побирался он у них, корочки собирал. Солдаушки-то его подкармливали, жалеючи. Послушал он Степана да и говорит:
— А твоему горю помочь можно, узнаем, кто на тебе ездит-то. На вот тебе уздечку. Возьми ты эту самую уздечку да и ляжь с уздечкой под койку. А на койку сноп соломы положь да шинелишкой же и укрой, будто сам лежишь… Как увидишь — кто придет, так этой самой уздечкой-то и взнуздай.
Сказано — сделано. Взял Степан уздечку ту, сноп под шине-лишку положил, а сам под койку спрятался. Старичок под другой койкой лежит. Ровно в полночь и приходит, матушка ты моя, старушонка — и древняя старушонка-то.
Скок на сноп-то да и взнуздала за подушку. «Н-н-ноо!» — да по шинели кнутом, а сноп ни с места.
Туг Степан-то ка-а-ак выскочит! Да и взнуздал старуху — и в тот же миг очутилась в казармах лошадь серая в яблоках. Старичок тоже выскочил да и научает: «Не снимай уздечки, а не то замучит тебя вконец».
Так ее в конюшню и свели. Корму не велел старичок давать. Ее не кормят, а она все в теле…
Все на ней ездили. Сам командир ездил. Лучше лошади не было. Только не кована стояла.
— А можно ее подковать? — старичка Степан спрашивает.
— А чего ж не можно? Можно!
|
|
Ее и подковали… Привели с кузницы, а солдаты и пожалели: «Штой-то она всё в узде да узде. Дай-ко снимем…» Да и сняли уздечку-то.
Сняли уздечку, а заместо лошади и очутись старуха, руки-ноги у ней подкованы… Лежит да стонет. Аж ужаснулись все. Туг же ее и пристукнули да и закопали.
А старичок-то осиновый кол в могилу ту забил — прочнее, мол, будет… А закопали-то ее вверх спиной.
Так сказывал дедушко-то мой. Сам всё видел. Чего только нет на белом свете. Сам дедушка покойничек сказывал.
Колдунья
Жили-были две сестры, одна бедная, другая богатая. Вот умирает богатая и говорит:
— Сестра! Я оставляю тебе дом, как я умру, будешь ли сидеть надо мной?
— Буду, — говорит.
— Ну, — говорит, — смотри, что я ни буду делать, ты все сиди.
Вот умерла эта богатая сестра, а она была колдунья. Бедной же сестре надо было сидеть ночью.
Вот села она на первую ночь. Вдруг в двенадцать часов встает колдунья из гроба:
— Сестра! Ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
— Ну сиди!
Потом опять говорит.
— Сестра, ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
— Ну сиди!
Потом в третий раз говорит:
— Сестра, ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
Петух и запел, колдунья и пала ничком.
Пришла бедная сестра к батюшке и рассказала всё, как есть.
— Ничего, — отвечает ей батюшка, — вот я тебя благословлю и дам тебе петуха, ночью и сядь на печку.
Вот села бедная сестра на вторую ночь. В двенадцать часов встает колдунья из гроба:
— Сестра, ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
Вот колдунья пошла ее искать:
— Сестра, ты сидишь?
Сижу, — говорит.
Вот подходит колдунья к печке:
|
|
— Сестра, ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
Как колдунья за жердочку ухватилась, чтоб на печку влезть, петух увидал ее и запел. Она и упала.
Приходит бедная сестра к священнику.
— Нет, — говорит, — батюшка, страшно очень, я лучше от имения откажусь.
— Ничего, — отвечает ей поп, — ты поди сядь в хлев, на жердь, где куры сидят.
Вот бедная сестра пошла в хлев на третью ночь, села. В двенадцать часов встает колдунья, идет туда, в хлев:
— Сестра! Ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
— Ну сиди!
А сама лезет, чтоб ее ухватить.
— Сестра, ты сидишь?
— Сижу, — говорит.
Ну сиди! — А сама хотела ее схватить да и поймала петуха, он и запел. Она и упала.
Когда петух запел, тогда никто нечистой уж силы не имеет.
Сестра эта бедная и завладела всем имением.
Колдун
Жил-был мужик, у него было три сына женатых. Жил он долго и на деревне слыл колдуном. Стал умирать и приказывает невесткам, чтоб караулили его три ночи поочередно, а самого чтоб его поставили в холодной избе и чтоб невестки пряли ему на кафтан, а креста не велел надевать ни себе, ни невесткам.
Вот в первую ночь села старшая невестка и стала прясть. Приходит полночь. Свекор и говорит из гроба:
— Невестка, ты тут?
Она испугалась, говорит:
— Тут.
— Сидишь?
— Сижу.
— Прядешь?
— Пряду.
— На кафтан?
— На кафтан.
Он и двинулся к ней. Во второй раз он опять говорит:
— Невестка, ты тут?
— Тут.
— Сидишь?
— Сижу.
— Прядешь?
— Пряду.
— На кафтан?
— На кафтан.
Она зажалась в угол, а он подвинулся еще на сажень. В третий раз двинулся, она молитвы не сотворила, он ее и задушил, а сам лег в гроб.
Бабу снесли, а сыновья, по родительскому приказу, послали на вторую ночь вторую бабу. С ней то же самое было, и другую задушил.
|
|
Третья поумнее была, сказала, что сняла крест, а сама оставила его на себе. И села, прядет, а сама молитву творит.
Приходит полночь. Свекор и говорит из гроба:
— Невестка, ты тут?
Она говорит:
— Тут.
— Сидишь?
— Сижу.
— Прядешь?
— Пряду.
— На кафтан?
— На кафтан.
Тут он хотел на нее броситься, а она на него крест направила, он упал и умер:
Посмотрела она в гроб, а там все деньги лежат. Свекор хотел их с собой взять или чтоб тому достались, кто его перехитрит. Вот эта невестка и стала богата.
Колдун и священник
Одного колдуна священник увещевал оставить свое ремесло, и колдун за это сердился на священника.
Колдун умер.
Однажды вечером, вскоре после его смерти, в ворота священника кто-то постучался. Священник подошел к воротам и спросил:
— Кто тут?
— Я, батюшка, пономарь, — отвечал голос, — пришел благословиться звонить к заутрене.
— Что ты! Я еще спать не ложился, а ты уж звонить хочешь. Поди домой, рано еще.
Через полчаса опять пришел пономарь, стучит и говорит:
Петухи пропели, батюшка, приходи.
Священник отдал в окно ключи, а потом послышался и звон, который слышал он один. Священник оделся, помолился и пошел в церковь.
Только священник вошел в церковь, как за ним с шумом захлопнулись двери, и он увидел колдуна. Колдун скрипел зубами и говорил: «Ага, попался-таки!» Священник скорее в алтарь, взял напрестольный крест, оградил себя им и вышел из алтаря. Колдун, увидев крест, упал навзничь. Петухи пропели, и колдуна не стало.
Крестьяне потом разрывали могилу колдуна и увидели, что он перевернулся вниз лицом; между лопатками ему вбили осиновый кол, чтобы больше не вставал.
Упырь
Жили у нас в деревне старик со старухою; у них была дочь Маруся. И был у нас обычай справлять праздник Андрея Первозванного: соберутся девки в одну избу, напекут пампушек и гуляют целую неделю, а то и больше.
Вот дождались этого праздника, собрались девки, напекли-наварили, что надо; вечером пришли парубки с сопелкою, принесли вина, и началась пляска, гульба — дым коромыслом! Все девки хорошо пляшут, а Маруся лучше всех.
Немного погодя входит в избу такой молодец — что на поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто.
— Здравствуйте, — говорит, — красные девицы!
— Здравствуй, добрый молодец!
— Гулянье вам!
— Милости просим гулять к нам!
Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками — разом все готово, начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошел плясать — любо-дорого посмотреть! Больше всех полюбилась ему Маруся: так к ней и пристает.
Наступило время по домам расходиться. Говорит этот молодец:
— Маруся! Поди проводи меня.
Она вышла провожать его, он и говорит:
— Маруся, сердце! Хочешь ли, я тебя замуж возьму?
— Коли бы взял, я бы с радостью пошла. Да ты отколя?
— А вот из такого-то места, живу у купца за приказчика.
Тут они попрощались и пошли всякий своей дорогою.
— Воротилась Маруся домой, мать ее спрашивает:
— Хорошо ли погуляла, дочка?
— Хорошо, матушка! Да еще скажу тебе радость: был там со стороны добрый молодец, собой красавец, и денег много; обещал взять меня замуж
— Слушай, Маруся: как пойдешь завтра к девкам, возьми с собой клубок ниток; станешь провожать его, в те поры накинь ему петельку на пуговицу и распускай потихоньку клубок, а после по этой нитке и сведаешь, где он живет.
На другой день пошла Маруся на вечерницу и захватила с собой клубок ниток Опять пришел добрый молодец:
— Здравствуй, Маруся!
— Здравствуй!
Начались игры, пляски; он пуще прежнего льнет к Марусе, ни на шаг не отходит. Уж время и домой идти.
— Маруся, — говорит гость, — проводи меня.
Она вышла на улицу, стала с ним прощаться и тихонько накинула петельку на пуговицу. Пошел он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живет ее названый жених.
Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала — двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там деется. Влезла, глянула — а названый жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело.
Хотела было потихоньку соскочить с лестницы, да с испугу не остереглась и стукнула; бежит домой — себя не помнит, все ей погоня чудится; еле жива прибежала!
Поутру мать спрашивает:
— Что, Маруся, видела того молодца?
— Видела, матушка!
А что видела, того не рассказывает.
Вечером сидит Маруся в раздумье: идти или нет на вечерницу?
— Ступай, — говорит мать, — поиграй, пока молода!
Приходит она на вечерницу, а нечистый уже там. Опять начались игры, смех, пляска; девки ничего не ведают! Стали по домам расходиться; говорит нечистый:
— Маруся! Поди проводи меня.
Она нейдет, боится. Тут все девки на нее накинулись:
— Что с тобой? Или застыдилася? Ступай, проводи добра молодца!
Нечего делать, пошла — что Бог даст! Только вышли на улицу, он ее и спрашивает:
— Ты вчера к церкви ходила?
— Нет!
— А видела, что я там делал?
— Нет!
— Ну, завтра твой отец помрет!
Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой грустна и невесела; поутру проснулась — отец мертвый лежит. Поплакали над ним и в гроб положили; вечером мать к попу поехала, а Маруся осталась: страшно ей одной дома. «Дай, — думает, — пойду к подругам».
Приходит, а нечистый там.
— Здравствуй, Маруся! Что не весела? — спрашивают ее девки.
— Какое веселье? Отец помер.
— Ах, бедная!
Все тужат об ней; тужит и он, проклятый, будто не его дело. Стали прощаться, по домам расходиться.
— Маруся, — говорит он, — проводи меня.
Она не хочет.
— Что ты — маленькая, что ли? Чего боишься? Проводи его! — пристают девки.
Пошла провожать; вышли на улицу.
— Скажи, Маруся, была ты у церкви?
— Нет!
— А видела, что я делал?
— Нет!
— Ну, завтра мать твоя помрет!
Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой еще печальнее; переночевала ночь, поутру проснулась — мать лежит мертвая. Целый день она проплакала, вот солнце село, кругом темнеть стало — боится Маруся одна оставаться; пошла к подругам.
— Здравствуй! Что с тобой? На тебе лица не видать! — говорят девки.
— Уж какое мое веселье! Вчера отец помер, а сегодня мать.
— Бедная, несчастная! — жалеют ее все.
Вот пришло время прощаться.
— Маруся! Проводи меня, — говорит нечистый.
Вышла провожать его.
— Скажи, была ты у церкви?
— Нет!
— А видела, что я делал?
— Нет!
— Ну, завтра ввечеру сама помрешь!
Маруся переночевала с подругами, поутру встала и думает: что ей делать? Вспомнила, что у ней есть бабка — старая-старая, уж ослепла от долгих лет. «Пойду-ка я к ней, посоветуюсь».
Отправилась к бабке.
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, внучка! Как Бог милует? Что отец с матерью?
— Померли, бабушка! — И рассказала ей все, что с нею случилося.
Старуха выслушала и говорит:
— Ох, горемычная ты моя! Ступай скорей к попу, попроси его: коли ты помрешь, чтоб вырыли под порогом яму, да несли бы тебя из избы не в двери, а протащили б сквозь то отверстие; да еще попроси, чтоб похоронили тебя на перекрестке — там, где две дороги пересекаются.
Пришла Маруся к попу, слезно заплакала и упросила его сделать все так, как бабушка научила; воротилась домой, купила гроб, легла в него — и тотчас же померла.
Вот дали знать священнику; похоронил он сначала отца и мать Маруси, а потом и ее. Вынесли Марусю под порогом, схоронили на раздорожье.
В скором времени случилось одному боярскому сыну проезжать мимо Марусиной могилы; смотрит — а на той могиле растет чудный цветок, какого он никогда не видывал. Говорит барич своему слуге:
Поди вырой мне тот цветок с корнем; привезем домой и посадим в горшок-пусть у нас цветет!
Вот вырыли цветок, привезли домой, посадили в муравленый горшок и поставили на окно. Начал цветок расти, красоваться.
Раз как-то не спалось слуге ночью; смотрит он на окно и видит — чудо совершилося: вдруг цветок зашатался, упал с ветки наземь — и обратился красной девицей; цветок был хорош, а девица лучше! Пошла она по комнатам, достала себе разных напитков и кушаньев, напилась-наелась, ударилась об пол — сделалась по-прежнему цветком, поднялась на окно и села на веточку.
На другой день рассказал слуга баричу, какое чудо ему в ночи привиделось.
— Ах, братец, что ж ты меня не разбудил? Нынешнюю ночь станем вдвоем караулить.
Пришла ночь — они не спят, дожидаются. Ровно в двенадцать часов цветок начал шевелиться, с места на место перелетать, после упал наземь — и явилась красная девица, достала себе напитков и кушаньев и села ужинать. Барич выбежал, схватил ее за белые руки и повел в свою горницу; не может вдоволь на нее насмотреться, на красоту ее наглядеться.
Наутро говорит отцу, матери:
— Позвольте мне жениться, я нашел себе невесту.
Родители позволили. Маруся говорит:
— Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить.
— Хорошо!
Вот обвенчались, живут себе год и два, и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили и стали хвалиться своими женами; у того хороша, у другого еще лучше.
— Ну, как хотите, — говорит хозяин, — а лучше моей жены во всем свете нету!
— Хороша, да некрещена! — отвечают гости.
— Как так?
— Да в церковь не ходит.
Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне.
— Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!
Собрались они и поехали в церковь; муж входит — ничего не видит, а она глянула — сидит на окне нечистый.
— А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?
— Нет!
— А видела, что я там делал? — Нет!
— Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!
Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом — живущей и сказала, как и что делать.
На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает
— Скажи, была у церкви?
— Была.
— А видела, что я делал?
— Мертвого жрал! — сказала да как плеснет на него святой водою — он так прахом и рассыпался.
После взбрызнула живущей водой мужа и сына — они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и счастливо.
Оборотень
Жил-был старик со старухой. Был у них один сын, и вздумали они его женить; поехали в иное село и невесту нашли и женили. Зятя теща больно не любила: приехал тот с женой к ним на праздник, она его волком и оборотила. Оборотила волком и пустила в чисто поле.
Жена утром хватилась — мужа нету, и не знает где взять. Поехала она домой к родной мужниной матушке. Приезжает. Отец и спрашивает у невестки:
— Где сыночек наш, а твой-то муженек?
Отвечала невестка с горькими слезами:
— А он пропал.
И живут трое сиротами. Обращенный же волк влез к ним на сарай и лежит да лежит, громко воет, и соседи на него глядят, хотят убить. Он повыл да и в лес побежал; встретил волков и прибился к стае. Вот русские волки в чистом поле едят скотинушку и ему оставляют; а он понюхает да и прочь пойдет; потому прочь пойдет, что зуб не берет. Вот случилась у нашего царя великая война. Волки собрались и говорят:
— Айдате-ка, братцы, туда!
Собрались и пошли, к богатому мужику на зады зашли. У богатого мужика собачка строга, на цепи была привязанная; громким голосом покрикивала, волкам приговаривала:
— Ох вы, рыкающие звери волки, счастливые вы! Я в младых летах, не то знала бы, что с вами делать. — Ведь собачка кутеночком была. — Вы ступайте-ка туда, куда вздумали идти, а нельзя ли оттоль ко мне в гости зайти? Я в силушку взойду, вас по гумну разгоню!
Сходили волки, где у нашего царя собиралася война. Были тут да и побывали, поглядели и назад пошли, и к кутеночку зашли. Вот увидела их собачка да с сердцем вскричала:
— Ох вы, волки да серые волки, счастливые волки, мой хозяин крепко спит!
Хозяин ото сна пробуждался и больно собачке дивовался, что она крепко лает, приговаривает.
Вот кабы вышел ко мне хозяин, — говорит собачка волкам, — да и спустил бы меня с цепи, знала бы я, что с вами поделать!
Хозяин вышел, отвязал собачку, отворил воротички и пустил на гумно. Собака начала волков хватать, не поспевали они из снегу махать. Как которого цапнет, так и убьет. Вот одну половину побила, а другую разогнала. Хватила собачка обращенного волка, хватила легонько, бросила да ушла. Вернулась домой.
Пришла весна-красна, поехали мужички во чистое поле пашенку пахать, а обращенный волк пошел по полю гулять. По полю гуляет, насилу ноги таскает и говорит:
— Ах, господа, да кабы кто меня убил.
Идет путем-дорогой: пашет в чистом поле дьячок, у него бычок — голенький бочок Дьячок и говорит.
— Ох ты, серенький волчок, подь-ка сюда: я тебя в одно место пошлю!
Серый волк и думает: «Да не даст ли он мне тычка? Пойду к нему». Волчок идет, унывно завывает, себе смерти ожидает. Дьячок его взял да ударил разок
— Да будет тебе, удалый молодец, по полю гулять и от глада помирать; пора тебе идти домой к своей матери родной!
Оборотил его дьячок мужичком и каким быд молодцом.
Власа его до пят, на пальцах ногти по три четверти; идет к свому батюшке домой. Испугался его батюшка родной. И говорит:
— А что это, где ты был, сынок?
Вот сынок его горько заплакал и говорит:
— Ох, батюшка родной, я волком был.
— А кто тебя оборотил?
— Злодейка теща.
Старичок ударил во сполох, а сына в церкву поволок Все сбежалися, на него страшно дивовалися и спрашивают:
— Кто тебя так обернул?
Отвечал молодец:
— Вот кто: злодейка теща! Волком оборотила, во чисто поле пустила, а спасибо дьячку: он меня воскресил, на вольный свет пустил.
Стары старики, пожилые мужики собрались да и пошли к его теще. Взяли ее, поймали, на столбу ее расстреляли и в яму закопали. А он с хозяйкой стал по-прежнему жить да быть.
На родах у лесовихи
Однажды нашей старухе-повитухе Бузаковской захотелось в гости. Вдруг подъезжают к двери сани, входят в избу люди, и кажется ей один из них соседом. Пригласил ее «сосед» в гости.
Приехали к хорошему дому; она вошла в избу — лежит рожонка у порога. Тут повитуха приняла ребенка.
Рожонка обрадовалась и стала благодарить бабушку.
Стала повитуха домой собираться, а мужик-то лесовой набивается ей с деньгами, да она не взяла. Тогда он домой ее отвез.
Все говорят, что если за роды у лесовых возьмешь деньги, так назад и не воротишься — обратят в вечного и подневольного слугу.
На родах у водянихи
Один раз ночью к нашей деревенской бабушке-повитухе подъезжает кто-то и зовет ее с собой. Она думает, что куда-нибудь на роды в другую деревню. Сели и поехали, только она замечает: подъехали к Карповскому озеру, которое от нас неподалеку, и остановились у проруби.
Провожатый и говорит:
— Полезай в воду за мной.
Да она нейдет, упирается, а он сердится:
— И чего нейдешь ты, бабушка.
Ну, она и пошла, и как только в воду ступила, так и очутилась на лестнице хорошей; вошла в дом. Рожонка лежит в углу.
— Бабушка, — говорит, — обабь ты меня — помоги в родах.
Она и обабила.
Сам-то водяной за труды денег ей дает — она не взяла. А рожонка-то и говорит:
— Бабушинька, как бы мне-то домой попасть — ведь и я русская, похитил меня водяной. Женой своей сделал.
— А ты возьми, комкай ребенка-то, целых шесть недель комкай, ребенок-то покою водяному и не станет давать.
Стала жена водяного ребенка тискать — комкать, а младенец плачет да плачет, покою отцу не дает.
Осердился водяной да и говорит жене:
— Ступай ты, окаянная, домой со своим ребенком.
Она и ушла.
Потом как-то заходила к той бабушке, которая у нее принимала сына, и благодарила ее со слезами, что научила ее отделаться от водяного мужа.
Ворожба по крестам
У нас в одном семействе было три снохи; вот однажды пропали деньги. Свекор подумал на снох и стал допытываться. Но никто из снох не повинился.
Он собрался идти к ворожее, которая узнавала по крестам, взял у всех трех снох кресты и отправился.
Приходит к ворожее — рассказал ей про дело, она взяла у него кресты, побормотала над ними что-то и на перекладинке одного из крестов завязала узелок и отдала ему обратно, сказав:
— На, возьми, одна из снох повинится.
Пришел он домой, зажал все три креста в горсть и говорит снохам:
— Узнавайте свои кресты.
Та сноха, у которой на кресте оказался узелок, тут же и повинилась. «Я, — говорит, — украла, простите».
Лечебные заговоры