Если роды затягивались, то повитухе приходилось показать свое искусство и прибегнуть ко всяким своим секретам. Часто эти манипуляции «баушек» были довольны странны, особенно для современного человека.
При тяжелых родах считалось полезным взять три камешка из трех различных бань, облить их водой и спрыснуть роженицу. Можно было спрыснуть ее и водой, в которой была вымочена «гажья выползина»[64]
Считалось также хорошо окатить водой обручальные кольца мужа и жены и этой водой попоить роженицу. Вода, которой были окачены замки в доме, также обладала будто бы способностью отмыкать «врата и запоры родильницы».
Вода, если ее скатить с первого яйца, которое снесла курица, или с трех обыкновенных яиц, действовала и того лучше: считалось, что как легко и беспрепятственно скатывается вода с яиц, так же свободно выкатывается и младенец из утробы матери. Для этого только необходимо, когда наливается вода на яйца, приговаривать: «Как в курочке яичко не держится, так не лежал бы младенец Христов в утробе рабы Божией».
Хорошим действием, по мнению народа, обладала вода с углей, выскочивших во время топки из печи, и вода, которой были обмыты все четыре угла стола. При этом необходимо было читать заговор: «Как на этой доске вода не держится, так бы у рабы Божией младенец Господень не держался ни в костях, ни в суставах».
В некоторых местах России роженицу опрыскивали и давали ей пить воду, налитую в сапог мужа. Вода такая обладала еще большей силой, если муж предварительно обходил с сапогом вокруг избы. В некоторых деревнях считалось полезным поить роженицу водой изо рта мужа.
Так как считалось, что роды иногда замедляются оттого, что не сохранилась их тайна, то бабка шла к человеку, который «дознался» о родах, заставляла его набрать в рот воды, передать ей и, в свою очередь, изо рта в рот, передавала воду роженице.
|
|
Так же для быстрого разрешения роженицу пытались испугать, для чего неожиданно окачивали ее из ковша холодной водой.
Ее также «пугали», призывая постороннего мужчину и поручая ему, подойдя к двери дома роженицы, постучать в нее кулаком и прокричать негодующим голосом: «Что же вы, леший вас побери, так долго копаетесь?»
Для того чтобы отворились «врата у роженицы» при трудных родах, как и при нормальных, но в гораздо большей степени, производилось открывание и отмыкание всего, что затворено, заперто, завязано, застегнуто. Не только вынимались заслонки у печи, отпирались все замки в доме, открывались все ящики, сундуки и коробья, отворялись окна, ворота, но выгонялся со двора даже скот. Снимались и ослаблялись пояса у всех членов семьи, развязывались все узлы, расстегивались пуговицы, расплетались косы, снимались кольца, серьги со всех домашних, включая работников и работниц.
В некоторых исключительных случаях с роженицы снималось все, что на ней есть, даже крест, и она оставалась совершенно голой, ибо считалось, что за каждую вещь, которая находится на женщине в момент рождения ребенка, она должна особо выстрадать и помучиться.
Бабка и сама помогала роженице помучиться и пострадать. Женщину таскали по избе до полного изнеможения и потери сознания, стучали иногда ее пятками о порог, заставляли ползать вокруг стола и, крестясь, целовать его углы. Водя роженицу вокруг стола, бабка иногда давала ей в руки зажженную венчальную свечу, сама читая при этом «Святый Боже» или шепча: «Освободи, Господи, душу грешную, а другую безгрешную».
|
|
Обычный и довольно распространенный прием, применявшийся при всех затягивающихся родах, — перешагивание мужем через роженицу. Иногда от мужа требовали стать посреди избы, а жену заставляли проползти между его широко расставленных ног. Иногда же мужа укладывали на пол, а жена перешагивала через него.
Если от применения всех подобных средств «родихе» все-таки не «лучшает» и Бог ее не «прощает», в некоторых местах совершался иногда обряд, который этнографы называли «всенародным покаянием». Предварительно справившись, не согрешили ли муж и жена когда под праздник и не нарушил ли кто из них седьмую заповедь, бабка, смотря по вине того или другой, собирала в избу роженицы мужчин-соседей или женщин. Если виноват был муж, то он клал перед образом три поклона и, падая ниц, говорил всем находящимся в хате: «Мирушко, православный народушко! Простите меня, православные, за мою беззаконность». Просить прощения полагалось не только тем, кто был действительно виноват, но и безгрешным.
Все при этом хором отвечали: «Бог тебя простит, и мы тут же». При этом родиха прибавляла: «Простите меня, в чем я нагрубила». В ответ «мир» отвечал: «Бог тебя простит, и мы тут же». После этого женщины подходили к роженице «прощаться», и все расходились по домам.
Кроме того, повитухи немилосердно мяли живот, «выдавливая» ребенка, старались, насколько возможно, больше «выгнуть» спину роженицы, подкладывая под нее скатанные тряпки или помещая ее на ступе, в которой толкут семя, или кадке, так, чтобы ноги и голова роженицы свешивались. С целью исправить положение ребенка роженицу заставляли становиться на четвереньки, скакать с лавки, кувыркаться через голову и перекидываться на кровати через мужа.
|
|
Иногда несчастную женщину ставили на заслонку печи и заставляли плясать на ней. Для того чтобы «вытряхнуть» плод, приподнимали, при помощи мужа, роженицу под мышки, встряхивали и быстро опускали на пол или же заставляли мужа положить ее к себе на спину и, взяв страдалицу за бедра, ходить по избе, поминутно встряхивая.
Роженицу подвешивали также на вожжах, продетых под мышки, или клали ее на наклонно поставленную доску.
Несчастную подвешивали «к воронцу» или матице[65] за ноги, спускали с постели, полатей или полока, по доске, вниз головой, и встряхивали за ноги.
Подвешивание рожениц за ноги особенно рекомендовалось для переворачивания ребенка.
К числу внутренних средств при трудных родах относились спорынья, даваемая роженицам без меры, керосин и порох с водой.
После появления на свет ребенка бабки смотрели, как он себя ведет и не надо ли его «оживить».
Обмерших детей бабки опускали на несколько секунд в холодную воду и били ладонями по ягодицам, а иногда брали ребенка за ножки и опускали вниз головой, повторяя этот прием несколько раз, а затем дули в задний проход, качали ребенка над зажженным помелом, давая попадать дыму в ротик и ноздри, и вводили в нос гусиное перо.
В случае необходимости бабка жгла над ребенком бумагу и при этом приговаривала: «Жив Господь на небесах, жива душа в теле», — добавляя каждый раз к приговору имена его отца и матери.
Можно обмершего ребенка было и «откричать». Для этого бабка, качая ребенка, выкрикивала имя его отца, которое хором повторяли за ней сам отец и все присутствующие.
Крестины
В большинстве случаев крестины совершались на дому, на второй, на третий день после рождения. Одновременно в последнем случае давалось имя новорожденному и читалась очистительная молитва родильницы.
В кумовья приглашали кого-нибудь из близких родных или хороших знакомых; но когда прежде рождавшиеся дети умирали и когда желали, чтобы новорожденный был жив, то приглашались первые встречные.
В народе считали, что таинство крещения не всегда бывает действенно. Для его действенности от лиц, принимающих участие в совершении крещения, то есть не только от священника, но и от дьячка, требуется полное сознание святости и важности совершающегося таинства.
После крестин поздравляли отца и мать — с сынком или дочкой, кумовьев — с крестником или крестницей, бабку-повитуху — с новым внуком или внучкой и т. д.
Кума с кумой сажали за стол и угощали приготовленной для них закуской и чаем, а самого виновника происходящего торжества свивали и клали к родильнице на расстеленную мехом вверх шубу, что выражало пожелание богатства.
Между тем хозяин дома шел приглашать, кого сочтет нужным, из родных и знакомых «к младенцу на хлеб на соль, кашу есть», и затем устраивался крестильный обед.
Сначала подавалось холодное: в постный день — обыкновенно сельди и квас с кислой капустой, а в скоромный — студень и квас с яйцами и мясом; затем следовали блюда: в постный день — приправленные конопляным маслом щи со снетками, картофельный суп с грибами и лапша; в скоромный же — щи с каким-нибудь мясом, ушник, то есть суп из потрохов, лапша с курятиной или свининой, лапша молочная, и, наконец, каков бы состав кушаний ни был, на крестильном обеде необходимой считалась гречневая каша, перед которой в большинстве случаев подавалась каша пшенная.
В заключение обеда знахарка-повитуха клала на стол пирог, ставила в шапке горшок с кашей и на тарелке штоф с водкой и говорила:
Шапка малахай,
А ты, родильница,
В год еще натряхай!
Или:
Бабушка подходит,
Кашку подносит
На корысть, на радость,
На Божью милость,
На толстые одонья,
На высокие скирды.
Кашку на ложки,
Мальчику на ножки!
Или:
Гости мои любящие,
Гости мои дорогие!
К вам бабушка идет,
Вам кашку несет.
Бабушка молоденька,
Несет кашку сладеньку.
Нам не барыши получать,
А только народ приучать,
Чтобы бабушку знали,
Чаще в гости звали!
Бабка начинала угощать присутствующих, но те, по обычаю, первую рюмку предлагали угощающей.
«Попробуй-ка сама, бабушка! — шутят в ответ на ее угощения хозяин с гостями. — Бог знает, какую ты водку-то нам подаешь: может, она наговорная!»
Первым после бабки пил отец новорожденного. Для закуски ему она подавала в ложке пересоленную кашу, причем говорила:
«Ешь, отец-родитель, ешь, да будь пожеланней к своему сынку (или своей дочке)!»
«Как тебе сол(о)но, так и жене твоей было сол(о)но рожать!»
«Сол(о)на кашка, и сол (о)но было жене родить, а еще сол(о)ней отцу с матерью достанутся детки после».
Затем, бросая кверху оставшуюся в ложке кашу, произносила: «Дай только Бог, чтобы деткам нашим весело жилось и они так же прыгали бы».
За отцом младенца угощались кумовья.
«Выкушайте, куманьки дорогие! — говорила им бабка. — С крестницей (или крестником) вас! Как вы видели ее (или его) под крестом, так бы видеть вам ее (или его) и под венцом!»
После кумовьев пили подносимую водку и остальные, сидящие за столом. При этом каждый, не исключая и самого родителя, клал на тарелку деньги — в пользу бабки и на пирог — в пользу родильницы.
Уход за ребенком
После крестин бабка-повитуха оставалась в доме родильницы на одну-две недели. Обязанности ее в это время состояли в том, чтобы заботиться о ребенке, ежедневно обмывать и пеленать его, а также ходить за родильницей и, если последняя одинока, хлопотать вместо нее по хозяйству. Родильницу она парила в бане или печке, поила различными лекарственными травами и правила опустившийся после родов ее живот, растирая его при этом деревянным маслом.
Из лекарств, употребляемых родильницами, известны: настой водки на калгане, анис, богородская трава, ромашка и душица. Настой водки на калгане употребляли как средство, способствующее подъему живота; анис и богородскую траву пили для того, чтобы из грудей свободнее шло молоко; ромашку же и душицу — чтобы вызвать «краски» или от простуды.
Ничего кислого и соленого родильнице не давали.
Когда родильница достаточно оправится и когда бабка сочтет возможным уходить, происходило очищение всех присутствовавших и принимавших какое-нибудь участие при родах. Для этого пред иконами зажигали свечу, молились и потом водой, в которую клали хмель, яйцо и овес, умывались сами и мыли в ней младенца.
Во время умывания родильницы бабка говорила ей: «Как хмель легок да крепок, так и ты будь такая же; как яичко полное, так и ты полней; как овес бел, так и ты будь бела!»
А когда мыла ребенка, приговаривала: «Расти с брус вышины да с печь толщины!» Этот обряд известен под именем «размывания рук».
Бабка за свои хлопоты, кроме денег, собранных ею на крестильном обеде, получала еще один хлеб, фунт мыла, платок и деньгами от гривенника до рубля.
По уходе бабки все хлопоты и заботы о ребенке ложились главным образом на его мать.
Если ребенок заболевал, к нему вновь приглашали бабку-повитуху или другую знахарку, которая знала, как лечить детские болезни.
Лечение почти всех детских болезней основывалось главным образом на действии лекарственных трав и на вере в магическую силу заговоров, наговоров и разного рода действий, совершаемых при известных условиях.
Выкидыши
Но бабки-повитухи были нужны деревенским женщинам не только для принятия родов, но и для «производства» выкидышей.
Если выкидыш случался у замужней женщины, то это было для нее большим позором — а не бедой, как можно было бы подумать.
Кроме тяжелых подъемов и работы, падений и ушибов, побоев мужа, порчи, оговора, тех случаев, когда беременную ночью «домовой подавит» и т. п., выкидыши приписывались таким прегрешениям матери, как несоблюдение постов, нерадивость в молитве, неверность мужу, совокупление с ним под праздник.
По сведениям этнографов, почти всегда выкидыши, подобно совершенному бесплодию, вели к раздорам в семье. «Что это только за народ молодой пошел? — негодовал старик на выкидывающую сноху. — Глядеть на тебя — баба ты чистый кабан, а родить по-людски не можешь. Тебя, этакую лошадь, нарочно и выбрали, чтобы видна работа была от тебя да чтобы ты детей рожала хороших, здоровых, а ты что? Пихонуть тебя только». «И что это ты? — пилила в свою очередь сноху свекровь. — С чего вздумала скинуть? Работой тебя никто не загонял, и зашибаться тебе было негде. И что это такое, с чего скидывать зачала? Чудное дело!»
Самое удивительное, что даже незамужние крестьянки, вынужденные обратиться к знахарке для прерывания беременности, осуждались в народе. Их «обегали» замужеством, и гораздо более шансов выйти замуж было у девки, родившей ребенка, чем у той, о которой известно, что она «произвела» выкидыш.
К знахаркам же, которые в открытую занимались изгнанием плода, в деревне относились просто враждебно. Часто таких «бабок» считали самыми «последними» людьми, «подлыми», которых даже убить не будет греха, все равно что «из огорода вырвать дурную траву».
Тем не менее, судя по записям этнографов XIX века, плодоизгнание почти везде было распространено между деревенскими девушками, вдовами и солдатками, забеременевшими в отсутствие своих мужей, и лишь крайне редко замужними.
Для этого, по наущению «знатки», пили свое «временное», собирали вместе с мочой кровь месячных очищений с земли или со снега, мыли рубахи после месячного и воду лили в бане на полок или собирали ее в бутылку и зарывали в землю, непременно под печной столб. Считалось, что, пока бутылка в земле, как бы девка ни вешалась на шею парням, ни за что не «забрюхатеет». Если она выйдет замуж и захочет иметь детей, то надо бутылку эту вырыть и разбить: тогда пойдут и дети.
С той же целью в бане бросали в жар сорочку с первой ночи, вырезали из рубашки пятна от месячных очищений, сжигали их и пепел разводили в воде и пили.
Для производства выкидыша в очень большом ходу были различные механические приемы. Чтобы «выжить» ребенка, девки сами, или при помощи знахарки, перетягивали живот полотенцами, веревками, поперечниками от конской сбруи. Призванные «баушки» мяли и давили «нутро» беременной, клали на живот большие тяжести, ставили горшки, били по нему кулаками, скалками, вальками, а иногда даже заставляли несчастную наваливаться животом на тупой конец кола, упирая острый в землю.
Поднимание непосильных тяжестей, прыганье с высокой лестницы, сеновала, перескакивание через бочку или высокую изгородь — все это не менее часто практикующиеся приемы.
Из внутренних средств наиболее распространенными были получаемые от знахарок настои на порохе, селитре, керосине, фосфорных спичках, спорынье, сулеме, сере, киновари и даже мышьяке и «живой» ртути, а также вода с мелко истолченным стеклом.
Употребление этих средств, в особенности фосфорных спичек, нередко влекло за собою смерть.
Из других, более невинных средств в употреблении было питье отвара луковых перьев, настоя корицы в вине, толченого сургуча с водой, щелока.
Некоторые старались «застудить кровь» и ходили по снегу босиком, а другие, без успеха или с успехом, иногда гибельным для жизни беременных, прибегали к другим тайным средствам, тщательно скрываемым знахарками. На вопрос: «Что они дают?» — бабы уклончиво отвечали: «А кто их ведает? Должно быть, порох какой-нибудь».
Между повитухами-знахарками встречались и такие специалистки, которые, по мнению народа, могли сделать так, что при них у законных жен дети рождались живыми, а беременные от незаконных сожительств рожали мертвых детей.