Благослови меня, Господи, рабу Божию, заговаривать сибирку. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. У рабы Божией (имя) — чума-чумица, старая сатаница. Гоним тебя, чумицу, старую сатаницу, в мягкий болотный мох, в темные леса, в гнилые колоды, в пустые поля, в сухия древа. Заговариваю сибирку у рабы Божией (имя) на попритченном месте. Выйди ты, сибирка, скорбь-болезнь, из ее красной крови, из желтой кости, из семидесяти семи жил и семидесяти семи поджил, из семидесяти семи суставов, из ее дома, из ее плоти и из ее головы. На крутой горе, на матушке, на сырой земле, стоит церковь Господня и престол Его. На этом престоле стоит гробница, а в этой гробнице девица-мертвица, посланная заговаривать сибирку, или пухлю, или стрельбу, или рассыпушку. Тебе, сибирка, нет ни пальца, ни сустава. Аминь, аминь, аминь.
Заговор надо повторять три раза, обводя язву лошадиной костью.
В. М. Флоринский[79]
Русские народные травники
Предисловие
В числе памятников старинной русской литературы не последнее место должны занимать сохранившиеся рукописи медицинского содержания. Некоторая часть их уцелела до сегодняшнего времени под названием целебников, лечебников, травников, зельников и пр.; но есть основание думать, что в старину число таких сочинений было значительно больше и они имели немаловажное значение в русской жизни.
Забота о собственном здоровье так близка человеку, что она, естественно, выражается тем или другим способом у всякого народа, находящегося даже на самой низкой ступени культурного развития. Поэтому зачатки так называемой народной медицины существуют даже у диких народов.
Медицинские понятия, выработанные непосредственным опытом или заимствованные у более развитых соседей, сначала сохраняются в семействах и передаются из рода в род, как предание; но с водворением письменности, естественно, является стремление сохранить такие предания в менее искаженной форме, посредством более стройного и подробного письменного изложения их. Таким способом должны были составляться первые рукописные сочинения по русской медицине, под именем травников и зельников, имеющие дело с лекарствами почти исключительно из растительного царства и притом произрастающими на туземной почве.
При свойственном малоразвитому народу суеверии лекарствам обыкновенно приписывалось много чудесных свойств. Поэтому первые, чисто народные, травники и зель-ники должны были содержать в себе значительную долю народных предрассудков и веру в чудесное действие трав.
Только такие «травники» и могут называться чисто народными, самобытными. В них, как и в народных поверьях, былинах, сказках, предрассудках, выражается доля народного творчества, не заимствованного от европейской науки, но скопившегося под влиянием местных условий жизни и склада нравственных понятий данного народа.
С течением времени, когда в русскую жизнь стали проникать от цивилизованных соседей более выработанные медицинские понятия, где медицина имела уже значение науки, лечебники должны были изменить свой характер и принять более систематическую форму.
В это время явились сочинения, переведенные и переделанные с иностранных языков, носящие отпечаток медицинской школы или греческо-римского периода, или периода арабского, нередко со ссылками на авторитет, например, Галена, Цельса, Авиценны и пр. Эти сочинения представляют уже не лепет народной медицинской поэзии, но стройную систему медицинского учения того времени. Такова, например, весьма распространенная рукопись под заглавием «Прохладный вертоград». Это сочинение, относящееся ко второй половине XVII столетия, было очень распространено, так как до сих пор списки его встречаются чаще других лечебников.
Из сопоставления этих списков, принадлежавших к разным эпохам, можно видеть, что древние переводы или переделки медицинских книг не оставались в одном и том же виде. С течением времени они пополнялись, нарастали в объеме и обогащались содержанием посредством вставок и приписок, взятых из других источников. Такие пополнения, делавшиеся обыкновенно в конце глав, где оставлялось свободное место, в некоторых рукописях легко отличить по почерку, а иногда и по содержанию, соответствующему более позднему периоду. Иногда в рукописях встречаются более крупные вставки или правильные приложения в виде отдельных статей, относящихся до медицины, техники, астрономии и домашнего хозяйства, вследствие чего лечебники получают характер медицинских сборников.
При рассмотрении медицинских рукописей прежде всего должен явиться вопрос: когда и кем они были составлены?
К сожалению, имеющиеся у меня под руками списки, за немногими исключениями, не заключают в себе в этом отношении никаких указаний. Поэтому для разрешения вопроса нередко приходится руководствоваться внешним видом (почерком) и содержанием рукописей, насколько оно соответствует тому или иному периоду развития медицинских наук вообще и русской медицины в частности.
В этом отношении имеют особенно важное значение: упоминаемые в лечебниках привозные лекарственные вещества, так как время первого появления их в России до известной степени может быть определено по другим историческим источникам; форма их медицинского употребления, фармацевтическая обработка, мера и вес; склад медицинских воззрений, выражающих собой или следы арабской медицины, или представляющих возрожденную науку после XV столетия; медицинский язык и в особенности его терминология; случайные и внешние признаки рукописей, характеризующие ту или другую эпоху; общие исторические соображения о ходе медицинского дела в России, на основании которых можно судить о возможности или невозможности отнести данную рукопись к той или другой эпохе.
На основании этих данных я считаю возможным разделить имеющиеся у меня под руками списки травников и лечебников на три категории: а) рукописи (травники), составленные до XVI столетия; б) лечебники XVI и XVII столетий и в) лечебники и вообще медицинские рукописные сочинения XVIII столетия.
Основания, по которым данная рукопись относится мною к той или другой эпохе, будут изложены ниже. Здесь же считаю уместным указать только на общие исторические факты, могущие служить к некоторому разъяснению рассматриваемого вопроса.
Первые семена медицинских познаний внесены были в Россию из Греции, с принятием христианской религии, и первыми распространителями греческой медицины у нас были монахи, преимущественно с Афонской горы. История сохранила нам имена многих подвижников, прославившихся даром врачевания больных, каковы, например, преподобный Антоний, Дамиан, Олимпий, Агапит Печерские, Пимен Постник и др.
Переяславский архиепископ Ефрем в 1091 году приказал строить даже больницы для безвозмездного врачевания всех приходящих.
Духовные лица, по большей части греческого происхождения или учившиеся в Греции, занимались делом врачевания из чисто религиозных побуждений, как делом христианской благотворительности. При этих занятиях они должны были пользоваться греческими и латинскими медицинскими сочинениями и, очень вероятно, делали из них извлечения или переводы на русский язык, распространяя, таким образом, медицинские познания не только словом и примером, но и в письменной форме.
В то же время, то есть в XI и XII веках, бывали в России настоящие врачи, например, Петр Сириянин и так называемый армянский врач, пользовавший Владимира Всеволодовича Мономаха, о котором в Патерике Печерском сказано, что он был «хитр зело» и умел определять пульс.
Врачевание производилось по большей части домашними средствами, зелиями, произрастающими на русской почве, мазями, пластырями и даже некоторыми хирургическими приемами (вскрытие нарывов, моксы, затыкание ноздрей при кровотечении из носу и пр.); но нет сомнения, что уже в это время были привозимы в Россию и иностранные лекарства.
Владимир Мономах, получив облегчение своей болезни после употребления средств, данных ему преподобным Ага-питом, показывал эти средства армянскому врачу, который признал их за александрийские: «несть сие зелие от наших зелий, сказал он, но мною из Александрии быти». Если допустить, что лекарства привозились даже из Александрии, то тем более возможно было употребление медицинских средств греческого происхождения, и так же может быть привозимых из Азии через порты Каспийского моря и через Булгарию. К числу таких средств могли относиться: корица, калган, ревень, сабур, перец, александрийский лист и пр.
В XIII и XIV веках начатки восточной образованности, в том числе и медицины, не успевшие еще пустить прочных корней в России, были почти совсем заглушены рядом бедствий, постигших русскую землю. Нашествие татар, междоусобия князей, страшные эпидемии повальных болезней совершенно изменили строй русского развития. Сношения с образованным миром были почти прерваны; об иностранных медиках нет и помину; медицинские познания, заимствованные прежде от греков, едва сохраняются в народных преданиях, постепенно извращаясь и вытесняясь предрассудками и суевериями.
Так продолжалось до второй половины XV века, когда в России снова появились врачи, но пользовавшиеся далеко уже не тем доверием, как прежде. Упоминаемый в «Русском летописце» врач немчин Антон, прибывший к нам в 1485 году, за неудачное врачевание, по приказанию великого князя Иоанна Васильевича, был зарезан, как овца, под мостом на Москве-реке (зимой). Такая же участь постигла и другого врача Леона, пользовавшего в 1490 году сына великого князя Иоанна Васильевича, Иоанна Иоанновича, страдавшего камчугою в ногах. За неудачное лечение этот врач был публично казнен.
Несмотря на такой недружелюбный прием, иностранные врачи снова являются в Москве в начале XVI столетия, именно: константинопольский врач Марко и из Германии Николай Луев и Феофил, лечившие великого князя Василия Иоанновича.
В царствование Иоанна Васильевича Грозного врачебное дело в России пользовалось особенным покровительством. В это время в Москве является несколько врачей и аптекарей, преимущественно из Англии, таковы: Арнольф Лензей, Елисей Бомелий, Стендит, доктор Иоанн, Ричард Элмес, Роберт Якоб (в России называвшийся Романом Елизаровым), аптекарь Френчем (Френшам) и др.
С этого же времени, особенно с открытием торгового пути через Белое море (1553), стали привозить в Россию более разнообразные и сложные лекарства.
В 1581 году заведена была в Москве придворная аптека, в которой хранились и приготовлялись лекарства, преимущественно для великих князей. В числе лекарств, привезенных в Россию из Англии аптекарем Френчемом в 1602 году, были и весьма действенные лекарства, как, например, опий, камфора, шафран, шпанские мухи, морской лук, сабур, александрийский лист, манна, ир, серные цветы, кубеба, диагридия, цитварное семя, калган и пр. Многие лекарства для лучшего их сохранения были заварены в сахаре.
Иностранные врачи приглашались преимущественно для охранения здоровья царственного дома и отчасти придворных людей. Для той же цели предназначалась и заведенная в Москве придворная аптека с домашними и иностранными лекарствами.
Даже придворные чины и сами великие князья относились к иностранному лечению весьма недоверчиво. Так, например, Иоанн Васильевич Грозный, несмотря на особенную привязанность к врачу своему Арнольфу Лензею, лекарства от него не принимал. Даже в позднейшее время, например при Петре Великом, приготовление лекарств в придворной аптеке и поднесение их государям было обставлено большими формальностями, ввиду остерегательства от неправильного приема, как это можно видеть из помещенной ниже рукописи о порядке придворной аптеки.
Остальные обитатели Москвы, а тем более других городов России, ни этими лекарствами, ни врачебными советами не пользовались. Они должны были иметь свою домашнюю медицину и свои средства для лечения. Такая медицина действительно существовала и была распространена в народе посредством рукописных лечебников, при помощи которых врачеванием занимались многие, не будучи собственно специалистами этого дела.
Составлением лечебников и лечением больных в прежнее время преимущественно занимались лица духовного звания. Врачебная профессия осталась в их руках частью вследствие старых преданий, так как духовенство первое перенесло греческую медицинскую науку на русскую почву, частью потому, что оно представляло тогда наиболее образованное сословие. В рядах высшего духовенства находилось немало людей, вполне владевших греческим и латинским языками, следовательно, могущих пользоваться распространенными тогда медицинскими сочинениями на этих языках.
Доказательством того, что лечебники составлялись и при содействии духовных лиц, могут служить: предисловия к некоторым лечебникам, в которых прежде всего доказывается, на основании книг Священного Писания и святых отцов, что «врачебное художество не возбранно не только мирянам, но и инокам»; в предисловиях иногда помещались пространные богословские рассуждения и выписки библейского содержания, как бы для того, чтобы придать следующему за тем лечебнику богословскую санкцию; в одном лечебнике (из Соловецкого монастыря, № 30) в предисловии прямо сказано, что он «сочинен из дохтурских наук преосвященным Кир Афанасием, архиепископом Холмогорским и Божеским (1696)».
Если в это время, то есть в конце XVII века, епископы занимались медицинскою литературой, то тем более можно думать, что иноки занимались этим в предшествовавших столетиях, когда память о первых духовных подвижниках на медицинском поприще — иноках Печерского монастыря, святителях и епископах — была свежее и легче могла вызывать подражание.
Профессор В. М. Рихтер в сочинении своем «История медицины в России» (1814) считает первый рукописный лечебник за перевод с польского, появившийся в 1588 году. В рукописи, которую он имел под руками, означено было, что «сей травник 1423 года переведен в Кракове на польский язык римскими мастерами для пана Станислава Гожтовтова, воеводы Троцкого, а по приказанию воеводы Фомы Афанасьевича Бутурлина переложен в городе Серпухове в 1588 году с польского на российский язык» (ч. 1, с. 314).
Рихтер не объясняет, почему именно этот лечебник он считает древнейшей медицинской рукописью на русском языке. Обозначенный здесь год перевода не доказывает еще того, что все другие рукописи, в которых год составления их не обозначен, были позднейшего происхождения. Напротив, мне кажется, что рукопись, о которой говорит Рихтер, должна быть причислена к позднейшим на том основании, что в ней излагаются более совершенные формы врачебного искусства. Сюда относятся главы: о фельдшерском и аптекарском искусстве, об аптекарской науке, о времени для собирания трав, цветов, корней и семян, о иноземных лекарственных травах, деревах и семенах, о гнойных нарывах и разных болезнях и пр.
Я не имел под руками этого сочинения, содержание которого в общих чертах изложено у Рихтера, но по простому перечню глав считаю возможным сравнить его с другими рукописями и предположить, что последние должны быть признаны более древними. Не говоря уже о травниках и зель-никах, не носящих на себе никаких следов научной медицины, даже сочинения более обработанные и более систематические не содержат в себе ни обстоятельного описания болезней, ни фармацевтической обработки лекарств, ни упоминания о фельдшерах и повивальных бабках или о фельдшерском искусстве. И это едва ли можно объяснить только тем, что лечебники предназначались для народного употребления.
В позднейших лечебниках, имевших то же назначение, мы видим однако же и медицинский вес, и более сложные формулы лекарств, и более отчетливое понятие о болезнях. Следовательно, отсутствие этих признаков в данной рукописи должно указывать на более древнее ее происхождение.
Принимая мнение Рихтера о первом русском лечебнике, мы должны думать, что первый свет медицины проник в Россию через Польшу, но это было бы несогласно с историческими данными. Выше мы уже видели, что первые понятия о греческой медицине распространились у нас посредством греческих монахов еще вйи XII столетиях и нет основания не допустить, что уже в это время были возможны переводы и переделки на русский язык латинских и греческих медицинских сочинений.
Сверх того в России, по-видимому, пользовались сербскими и болгарскими медицинскими сочинениями, как об этом упоминается в предисловии к одному из лечебников, между тем как о заимствованиях с польского нигде не говорится ни слова. В конце XVI века, когда был переведен с польского предполагаемый Рихтером первый лечебник, у нас не только должны были существовать рукописные медицинские сочинения, но были более или менее образованные врачи, понимавшие современную медицину, как это видно из описания медицинского экзамена, произведенного доктором Артемием аптекарю Филиппу Бритье в царствование Михаила Федоровича.
Лечебник, переведенный с польского для Бутурлина, был у нас далеко не новостью. В первой четверти XVII столетия у нас понимали уже аптекарское искусство: умели делать перегонку из трав и цветов посредством кубиков, приготовлять экстракты, эфирные масла, декокты, сиропы, порошки, кашки, мази, пластыри и пр. Были известны и хирургические приемы: зашивание ран, разрезы, перевязки артерий, исследование зондом, извлечение осколков переломанных костей и пр. Из лекарств в это время были известны и употребительны у нас почти все средства, которыми пользовалась образованная Европа.
Если даже считать недоказанным, что существующие в рукописях травники, зельники и лечебники, в которых не обозначен год их составления или перевода, могут быть отнесены к периоду ранее 1588 года, то все-таки упоминаемый Рихтером польский лечебник не может считаться у нас первым.
В Императорской Публичной библиотеке находится рукопись под заглавием «Книга, глаголемая Травник, травам всяким по азбучным словам в алфавитном порядке», в конце которой имеется подпись, что «переведена сия книга с немецкого языка на словенский, а перевел полоняник литовский, родом немчин Любчанин, а переведена в лето 7042 (1534), мая в 29 день». Следовательно, это сочинение было известно на русском языке на 54 года ранее польского лечебника Рихтера.
Едва ли можно сомневаться в том, что и этот перевод был далеко не первым. И до XVI столетия существовали болезни в русском народе, должно было существовать и лечение их, которое не могло же быть производимо по одним только устным преданиям. Русский народ имел уже в то время довольно значительную рукописную литературу, любил записывать исохранять все достойное внимания по предметам духовной, исторической и житейской мудрости, следовательно, не мог не составлять и не сохранять медицинских заметок, частью оставшихся от прежних веков, частью вновь заимствуемых из иностранных литератур или из собственной житейской опытности.
Очень возможно, что эти сочинения не имели такой полноты и научно-систематической формы, как позднейшие переводные лечебники XVI и XVII веков; но они, тем не менее, должны были существовать. Поэтому я склонен думать, что некоторые встречающиеся доныне старые народные травники, в которых не обозначено время их составления, по происхождению своему должны быть относимы к этой эпохе (до XVI века).
Число таких рукописей в настоящее время очень незначительно, во-первых, потому, что они, как древнейшие, легче могли утратиться; во-вторых, они, как менее совершенные, стали давно вытесняться из употребления более полными и более научными лечебниками XVI и XVII веков; и в-третьих, некоторые из них может быть впоследствии были использованы как добавления в позднейшие медицинские сборники, а потому переделывались и, так сказать, сливались с ними.
…В частных беседах с людьми, более или менее знакомыми с содержанием рукописных травников, мне приходилось слышать относительно издания их разные мнения. Некоторые, весьма образованные, лица считали эти издания излишними на том основании, что большая часть рукописей представляет переводы или переделки иностранных медицинских сочинений, ныне вполне устаревших и потому не имеющих ни научного, ни практического значения; и в смысле исторических документов они не представляют особенной важности, так как содержание их по большей части чисто медицинское, а не историческое; так же точно они не имеют значения выразителей русской народной медицины, как народного творчества, ибо заключают в себе не плоды русской мудрости, а не более как первые попытки заимствования европейской медицинской науки.
Само собою разумеется, я не разделяю такого мнения; иначе не предпринял довольно сложного труда перечитывания, сверки, переписки и обработки упомянутых рукописей. По моему мнению, они вполне могут заслуживать внимания всякого образованного врача, дорожащего не одними последними выводами современной науки, но и историческим ходом ее развития, на следующих основаниях.
Старые медицинские рукописи, если даже большинство их считать переводами с иностранных языков, не могут быть сравниваемы со старыми иностранными книгами. Последние действительно представляли бы собой только исторический интерес данной науки, и то в том лишь случае, если они имеют право на историческое значение; но переводы тех же сочинений на русский язык, как первые усилия привить на русскую почву европейскую медицинскую науку, имеют для нас специально русский исторический интерес.
Не нужно забывать, что эти переводы являлись в то время, когда в России не только не было никаких медицинских школ, но не было никакой подготовки для усвоения медицинских понятий, не было медицинского языка и необходимой для него терминологии. Следовательно, медицинские переводы того времени имели совсем другое значение, чем нынешние переводы.
Если взять во внимание одну только историю разработки русского медицинского языка, то и в этом случае рукописи будут для нас весьма дорогим материалом. В этом отношении они имеют уже значение не просто переводов, а русских медицинских памятников, как выразителей народного творчества. В них можно встретить весьма много чисто народных медицинских терминов, теперь несправедливо забытых под влиянием иностранной терминологии; по рукописным лечебникам можно восстановить значение многих выражений, встречающихся в других исторических памятниках, понимание которых без этого могло бы быть затруднено…
Рукописные лечебники имеют и чисто историческое значение. Не говоря уже о включенных в них отдельных статьях, касающихся эпизодов истории русской медицины, например, упомянутое выше описание медицинского экзамена в 1631 году, статья о порядке в аптекарской палате в начале XVIII века и пр. — даже медицинский текст лечебников может дать много указаний по истории русской медицины. Сюда относится, например, упоминание о тех или других болезнях и привозных иностранных лекарствах, на основании чего можно делать исторические выводы или подтверждения относительно появления или существования у нас в данное время тех или других заносных болезней (горячка, сифилис, рожа и пр.).
Самый способ распространения в России научных медицинских понятий, посредством лечебников, прежде чем у нас были заведены первые медицинские школы, имеет уже высокий исторический интерес.
Лечебники могут иметь и некоторое практическое значение по отношению к так называемой народной медицине. Средства, рекомендуемые в них, не рассчитанные на существование аптек и медиков, отличаются общедоступностью, простотой и отсутствием сильно действующих веществ. Некоторые из них по справедливости могут считаться очень действительными, следовательно, могут быть рекомендованы народу даже в настоящее время, как более простые и дешевые. В числе их много и таких, которыми пользуются медики до настоящего времени, но много средств и оставленных, забытых или сохранившихся только в простонародье, но тем не менее заслуживающих внимания и рациональной проверки, именно в видах применения к домашнему и простонародному врачеванию. В этом смысле обнародование старых лечебников может принести пользу и развитию народной медицины.
Присматриваясь к распространенным в русском народе медицинским воззрениям и способам лечения, можно усмотреть, что под корой невежества и грубых предрассудков сохраняется немало ценного, практически полезного. То и другое должно иметь свою историю, так как укоренившиеся взгляды и лечебные привычки, например, к кровопусканиям, не явились сами собой, а должны были развиться под влиянием того или другого заимствованного учения.
Поэтому для историка, этнографа и медика далеко не праздный вопрос: откуда взялась русская простонародная медицина, как она распространялась и чем поддерживалась?
Рукописные лечебники и на этот вопрос могут ответить. Оказывается, что большая часть господствующих в народе медицинских воззрений взята из этого источника.
Арабская медицина пустила свои корни в русском народе благодаря тому, что в свое время она была распространяема у нас путем многочисленных популярных сочинений. Зная это, не покажется странным, что до сих пор в устах простого русского народа приходится иногда слышать идеи Галена, Цельса и Авиценны.
Между прочим, это урок нашим современным медикам. Составив себе ложное понятие о недоступности научных истин для простого разума, они до сих пор не сделали того, что было под силу духовенству и подьячим XVI и XVII столетий.
Обнародование лечебников, может быть, и в этом отношении принесет пользу, показав, как нужно просвещать народ в деле сохранения здоровья, не тая от него истинной науки и не относясь с пренебрежением к его будто бы неразумию.
Травник
§ 1
Есть трава ахтомос, ростом в стрелу, темна-ворона и цвет на ней с венцами. И та трава вельми добра от щемоты, а хлебать ее в молодом месяце в уксусе или в молоке. Ежели у кого пупок рушится, яждь той травы — поможет Бог.
§ 2
Есть трава парамон, растет волосата что черные волосы, растет подле болота, кустиками, а наверху что шапочки, желты. Полезна от нечистого духа, от черные болезни, и ту траву давай пить с молоком.
§ 3
Есть трава екумедис, растет на старых расчистках, собою мохната, листочки мохнатые ж с одной стороны, ростом в пядь. А кто ест порану и тот человек отнюдь никакой болезни не узрит.
§ 4
Есть трава матошник, растет на межах и по перелогам, собою синя, цвет на ней кистьми, синий же; и та трава добра ко пчелам, на ту траву сама летает, и ту траву кто держит в дому своем и по веснам ульи окуривает — во всех ульях пчелы будут.
§ 5
Цэава одолен, растет при реках, ростом в локоть, цвет рудо-желт, листочки белые. И та трава добра, коли человека окормят, и, дав ту траву, скоро пойдет низом и верхом. И корень травы добр от зубной болезни, и пастуху, чтобы стадо не расходилось, или кто тебя не любить станет, и хочешь его присушить, — дай ясти корень.
§ 6
Есть трава адамова глава, растет возле сильных раменских болот, а растет кустиками по 8, по 6, по 9 и по 12, в листе ростом в пядь, цвет багров, кругленький, а расцветает вельми хорошо — кувшинцы всяким видом. И ту траву рвать с крестом Господним и говорить: Отче наш, помилуй мя, Боже. А кто грамоте не умеет и сотворит ему 300 молитв Иисусовых. И принеси ту траву в дом свой, который человек порчен и кто портил, дай пить. А кто хощет дьявола видеть или еретика, и тот корень возьми водой освяти, и положи на престол и незамай 40 дней, и те дни пройдут, носи при себе — узриши водяных и воздушных демонов. А воду хощеши держать или мельницы ставить — держи при себе или пойми взверх; хощеши воздвигнуть палату, храмину и землю под себя подвести и та трава есть царь во всех травах. А когда кто ранен или сечен — приложи к ране, в три дня заживет.
§ 7
Есть трава плакун, а растет при озерах, высока в стрелу, цвет багров и та трава вельми добра; держи в чистоте, давай скоту, который вертится, или которые ребята не спят, клади в головы, а крест из нее вырезать, носить при себе вельми добро.
§ 8
Трава броней, растет кустиками, что гороховина, цвет на ней ворон и красен, ягоды голубые. Та трава к тому, в котором человеке старая порча или старая грыжа — топи с хмелем и хлебай, то минется и кашлю претит.
§ 9
Трава ворона, растет лапушником, цвет прибел, собою низка, что капуста, ягоды вороны; растет при реках. Добра та трава: аще кто ею трется, то тело отнюдь не пухнет, и со всякого удару щепоты нет.
§ 10
Есть трава, растет в воде, концом против воды, а как сорвешь и кинешь на воду, то поплывет против воды. Та трава вельми добра носить при себе: всякого еретика и сопротивника отгонит, а корень ее бел называется, и к замкам добра.
§ 11
Трава, имя ее кореф, растет при мокрой земле, ростом в стрелу, цвет бел, дух тяжел. От корюхи ту траву носи при себе, или в молоке хлебай, топя; выгонит кумоху[84] и одышку и слывет кумошная, аще человек по дважды на день и в неделю будет хлебать — скорби[85] своей избудет.
§ 12
Трава дягиль кудрявый, без сердца; добра она от еретиков. Ту траву кто ест, и тот человек никакой порчи не боится; аще в пир пойдешь, грызи корень хотя однажды в день или в неделю — скорби своя избудешь; носи дягиль на главе — люди любят.
§ 13
Трава сарахия, ростом в стрелу, толста и мохната, а корень девятной. Аще кто ее утопит[86] с муравьями да (будет) пить на тощее сердце и который человек хмельное пил, — отнюдь не станет и духа хмельного станет бегать. И зубы у них вырвет, да с тою же травою сарахею утопи и пий, то будет добро. (В последних строках, вероятно, есть пропуск)
§ 14
Лас трава, собою бела, растет при борах, цвет походит на…, ростом в пядь, два корня что орешки, один черный, а другой белый. Аще белый ешь, то стоитрudent\ а черный съешь, то не стоит. А полож белый за щеку, то без сумнения стоит. А самая та трава добра килы[87] парит — отвязываются прочь.
§ 15
Есть трава нукокея(?) Растет по березникам, синя и пестра, листочки долгоньки, что язычки, а корень на двое, един мужеск, другой женск А коли муж жену не любит, дай ему женск, — станет любить, а женск (корень) смугол; а жена мужа не любит, дай ей мужеска, а мужеск (корень) бел, — станет любить.
§ 16
Есть трава чан, растет коленцы, ростом в локоть и выше, а цвет синь и как отцветет, точно иглы востры. И та трава добра от черных болезней, дай пить скоту, во храмине держи и с собой носи.
§ 17
1£ава мачеха, растет лапушниками, одна сторона бела, а листочки что копытцы, а корень по земле тянется, цвет желт, а у иной цвета нет. Корень вельми добр. Аще у кого утроба болит, корень парь да хлебай — поможет.
§ 18
Есть трава петров крест, растет при полях, ростом в локоть, цвет багров, растет кустиками, что молодая дятлявина, а корень все крестиками, бел и мелок Та трава вельми добра малым детям давать в молоке — скорби никакой не будет. Аще которая жена страждет черною болезнью, хлебай ту траву — минется. Аще кто пойдет в путь, корень возьми с собой от еретика.
§ 19
ТТрава пострел, растет при борах, а растет она в марте, апреле и мае, в сих месяцах кустиками, и цвет вельми хорош. Ту траву рвать в апреле 9-м, 22-м или 23-м числе, в то место положить индейское яйцо. Та трава вельми добра всякому человеку держать в дому своем, или кто станет избу ставить — положи под первое угольно бревно — добро будет.
§ 20
Перенос трава, собою мала и темна, цвет ворон, а как отцветет, то со стручками, в них семечки. Та трава добра от змей, и уж спит от нее, и всякая нечисть противиться (ей) не может. А семя положив в рот, пойди в воду — вода расступится. А корень его как есть человек
§ 21
Хеновник трава, растет подле реки, собою смугла, ростом в стрелу, растет кустиками, а дух вельми тяжел. Та трава добра, коням к ране прикладывай; аще червь у коня, давай пить.
§ 22
Цэава попутчик, растет по пути. Добра она от окорму; высушив, к ране присыпать с маслом коровьим. Живет скотина и человеку добро.
Есть трава попугай, растет по низким землям, собой едва узнать можно от земли. Носи при себе, где хочешь проси денег или хлеба, аще мужеска пола (у кого просишь) положи по правую сторону пазухи, аще женска полу — по левую. А ежели скоморохи играют, кинь им под ноги и они передерутся.
§ 24
Есть трава ужак, растет по камням, по орешникам, и [из земли] не видать, ровно яичный желток Добра от зубной болезни, у кого зубы болят, держи при себе.
§ 25
Есть трава золотуха, растет по лесам, где женский пол не ходит. Она добра от волосатика. Собою желта и толста, что перст, а рост из-под колоды, цвет желт.
§ 26
Трава-ряска, растет кустиками, синенька, стелется по земле. Та трава добра положить в головы жене, и она скажет, что было с ней — добро или зло, а положить надобно в сих числах: в 19, 20, 25.
§ 27
Трава девятисил[88] растет кустиками, высока, корень толст. Добра она, кто ее топит в уксусе и хлебает — нутреннюю выгонит болезнь, одышку. А растет она в огородах по низким местам. Аще кто ее утопит с хлебом и чесноком, да пелынью и пьет по полуложке на тощее сердце, всякую нечисть изнутри гонит.
§ 28
Есть траваунзин, листочки долгоньки, что стрельные копья железца, кинулись по сторонам, а вверху шишечки, мохната, ростом в пядь и выше. Она добра к порезу присыпать — скоро заживет. Аще рана — парь с огородною мятою или дикою и присыпай, то скоро заживет.
§ 29
Трава навыка, ростом в человека, по ней, что иглы колются, цвет мохнат, синь, а растет по пахотным местам и по межам ту траву держать добро в хоромине; а когда скот вертится, и ты вложи корень в шерсть с воском, — минется.
§ 30
Трава осот добра: кто ее знает, тот человек талан обрящет. А растет красна и светла, листочки кругленьки, что денежки, собой в пядь, а цвет розный. Растет кустиками по сильным местам раменским. Ту траву держать торговым людям: носи при себе, где ни пойдешь, много добра обрящешь, и от людей честь будет и великою славою тот человек вознесется. А корень ее светел, как воск
§ 31
Трава уьиак, растет по березникам и по ельникам, собою в пядь, а с половины ее и до верха цвет — петушки беленькие со всех сторон. Та трава добра от грыжи, топить ее в уксусе или в молоке и пить поутру не евши, пока грыжа не уймется.
§ 32
Есть трава сава. Страшна бо та трава! Когда человек найдет на нее в поле или лесе, то умом смятется. Ростом не велика, от земли чуть знать, на ней пестринки по всей, а в корени черви и наверху. Добра ловить зверей. Аще кто что украдет, — поворотится (вернется) от него, только положи на след; или кто ставит поставухи (силки, капканы) и ты положи (той травы) подле дороги, — пути ему так не будет. Ту траву рвати по вечеру. Аще у кого сором насорится, и ты истолки щавелю и привяжи платом. Аще у кого мшицы, и ты обмочи платок в деготь и положи себе на голову. От хрипотины ясти морковь печеную — поможет.
§ 33
Есть трава богородская, растет при великих реках и припольниках, на добрых местах, собою мала, что елочки, растет кустиками, цвет багров на каждой елочке. Трава добра малым детям давать в молоке, помогает от скорби. А корень несет добро, у которой жены груди болят — топи в молоке козьем, пей и грудь парь. Да и скот добро окуривать с ладаном — всякого духа отгоняет.
§ 34
Есть трава земляница, растет по прелям кустиками, что снег бела. Та трава добра, в молоке хлебать, которые малые дети не спят — поможет. Она же добра от колотья.
§ 35
Щавель коневой растет на прелых местах, ростом в конопель, что метла, а в ней семечки. Она добра, кто битый человек и приступает к сердцу кровь — дай с вином пить или с листом конопляным — поможет.
§ 36
Пелын трава, растет что лебеда. Полезна она в вине варить с медом, тот человек порчи не боится. Грыжу вон гонит и от трясавицы добра.
§ 37
Есть трава боровой лист, что брусница, цвет таков же красноват и ростом токова ж Та трава добра пчелы и борти окуривать — будут пчелы.
§ 38
Цэава царь мурат, растет при припольниках и на пашне, собою в стрелу и выше, цвет багров, коловата, что иглы. Та трава угодна в дому держать и хоромы ставить на ней. А ко<