Белому пророку Герде едва исполнилось двадцать, когда она отправилась в мир искать своего Изменяющего – женщину, которая снилась ей с детства. Она проделала долгий путь, покинув свои родные зеленеющие края, путешествуя по морю и по суше, пока не добралась до деревни глубоко в горах, откуда был виден курящийся пик, в ночи светящийся красным.
Она пришла к дому Куллены. Куллена жила в семье своего сына с невесткой, и когда те отправлялись охотиться и рыбачить, нянчилась со своими семерыми внуками. Делала она это безропотно, хотя кости ее болели, а зрение угасало. Герда пришла к ее дому, села на ступеньку крыльца и никуда не уходила. Куллена не знала, зачем она пришла и почему не уходит. «Вот тебе еда, а теперь ступай прочь», - сказала она Герде.
Но с наступлением ночи Герда вновь сидела на том же месте.
«Ты можешь поспать у огня, так как ночи здесь холодные, но утром ты должна уйти», - сказала Куллена Герде.
Но утром Герда вновь сидела на том же месте.
В конец концов Куллена сказала ей: «Если тебе так надо быть здесь, пусть от тебя будет какой-нибудь прок. Сиди и взбивай молоко, пока оно не станет маслом, или качай в колыбели плачущего малыша, или шей из меха плащи на зиму, потому что скоро уже пойдет снег».
И все это Герда стала делать, не жалуясь и не требуя взамен ничего, кроме пищи и места у очага. Она работала для чужой семьи, как и Куллена. Так что семья Куллены вскоре полюбила ее. Герда так же научила детей читать, писать, понимать числа, количества и расстояния. Ее стараниями Куллена прожила еще много лет и в благодарность позволила Герде остаться. Так что шли годы, и вот уже Герда учила детей тех детей, а всего их было сорок.
|
|
А потом и детей их детей.
И так она воистину изменила мир, ибо из тех детей, которых она обучала, вышла женщина, объединившая свой народ, который стал строить крепкие дома и растить умных детей. Эти люди стали жить в ладу с лесом, не используя его, а заботясь о нем. И они преданно служили друг другу. Потомком той женщины стал человек, ставший слугой всего своего горного народа, и этим путем направлял их.
И так поступали все, кто приходил на его место – каждый их них принимал мантию вождя в служении.
Вот так Белый Пророк Герда изменила мир.
Хроники Пророков Древности.
Я вспомнила, как мне было холодно и как Ревел нес меня на руках в дом. Как мы спускались по лестнице. Но сейчас я мерзла не от снега, а от того, что промокла. Мои ноги волочились по воде. Или это все-таки снег? Я оторвала голову от его плеча и прошептала в сноп искристого света:
- Ревел?
- Пчелка! Ты очнулась? – ответил мне свет. Это было сплетение, переливающееся всеми возможными будущими. Никакой не Ревел. Эта резкая, ослепительная сущность пронизывала меня и колола. Я напряглась, чтобы отстраниться, но он снова заговорил: - Не делай так. Здесь темно, и в тоннеле поднимается вода. Ты сильно упала, была без сознания.
- Отпусти меня! Это невыносимо!
- Невыносимо? – озадаченно прошептал он.
Я возвела свои стены, но свет не померк. Он не освещал, он слепил. Так много путей начинались в этом мгновении.
- Отпусти меня, - взмолилась я.
И все-таки он колебался.
- Ты уверена? Здесь будет глубоко для тебя, возможно, воды по грудь. И она холодная.
- Слишком много путей! – закричала я. – Отпусти меня, поставь, отпусти!
|
|
- О, Пчелка, - ответил он, и я узнала его. Слепой нищий с рыночной площади. Тот, кого мой отец называл Шутом. Любимый, который пришел спасти меня. Мне не понравилось, как неторопливо он опускал меня в воду, но он был прав – она дошла до ребер и была такая холодная, что у меня перехватило дыхание.
Я отступила от него и чуть не упала. Он ухватил меня за драное плечо рубахи. Я позволила ему держать за нее. Благословенная тьма окутала меня наконец.
- Где Пер? – в смысле безопасности он был первым человеком, который пришел мне на ум, а затем: - Где мой отец?
- Ты оставила Пера в конце тоннеля, мы скоро доберемся туда. Я надеюсь. Мы идем медленно, сквозь толщу воды идти тяжело, - он осторожно спросил меня: - Ты помнишь, где мы находимся и что случилось?
- Кое-что помню, - ему стоило бы говорить погромче, у меня звенело в ушах. Отец, наверное, ушел вперед с остальными – догонять сбежавших Белых. Лучше бы он не покидал меня больше. Я сделала шаг, оступилась, подняла брызги, но выпрямилась.
- Я все еще готов нести тебя, если хочешь.
- Нет, лучше я сама. Как ты не понимаешь? Когда ты ко мне прикасаешься, ты заставляешь меня видеть все пути. Все и сразу!
Он промолчал. Или нет?
- Говори громче! – попросилая его.
- Я ничего не видел, когда нес тебя. Никаких путей. Только темноту, сквозь которую мы идем, Пчелка. Возьми меня за руку, дай я тебя поведу.
Его пальцы коснулись моей кожи, и я отшатнулась.
- Я могу идти на твой голос.
- Сюда, Пчелка, - сказал он, вздохнув, и пошел от меня вперед. Пол под водой был ровный, но склизкий. Я держала руки над водой. Было невозможно глубоко вдохнуть. Я сделала несколько шагов вслед за ним и снова спросила:
|
|
- Где мой отец?
- Остался позади, Пчелка. Знаешь, там был пожар, а еще он нес горючие горшки. В общем, был взрыв, и потолок рухнул. Твой отец… попал под обвал.
Я остановилась. По сравнению с холодной водой выше моей талии и всей этой темнотой вокруг нечто куда более холодное и темное поднималось внутри меня. Оказалось, что есть нечто куда хуже страха и боли. И оно заполняло меня.
- Знаю, - хрипло сказал он. Да только откуда ему было знать, что я чувствовала. Он продолжал: - Нам надо спешить. Я нес тебя под уклон, здесь стало глубоко. Сейчас мы на ровном месте, но вода все прибывает. Идет прилив, и тоннель может затопить полностью. Нам нельзя мешкать.
- Мой отец мертв? Как? Как он может быть мертв, а ты жив?
- Идем, - скомандовал он, захлюпав впереди, и я пошла за ним. Я слышала, как он набрал в грудь воздуха и после некоего звука, похожего на всхлип, глухо сказал: - Фитц мертв, – он попытался продолжить, но сразу не получилось. В конце концов он выдавил: - Мы с ним оба знали, что придется выбирать. Ты сама слышала, что он говорил об этом. Я обещал, что выберу тебя. Это было его желание, - придушенным голосом он спросил: - Ты помнишь свой сон про весы?
- Я должна вернуться к нему!
Он был быстр даже в темноте - схватил меня за запястье и крепко держал. По мне ударил свет, и тогда он перехватил меня сзади за рубаху.
- Я не могу допустить этого. Нет ни времени, ни смысла. Когда я уходил, он был мертв, Пчелка. Не было слышно ни дыхания, ни биения сердца. Не думаешь же ты, что я оставил бы его живым в ловушке? – начинал он спокойно и твердо, но теперь срывался, хрипло дыша. – Все, что я мог для него сделать – это увести тебя оттуда. Теперь пойдем.
И он пошел, почти потащив меня за собой по воде. Я пыталась ударить его ногой, но не могла с ним справиться, и тогда попыталась извернуться и выдернуть руку из его захвата.
- Не надо, - это была мольба. – Пчелка, прошу, не заставляй меня применять силу. Я не хочу этого, – на этих словах его голос дрогнул: - У меня едва хватает сил заставить себя идти вперед. Я хотел бы вернуться и умереть рядом с ним. Но мне надо вытащить тебя отсюда! И почему только Лант отпустил тебя одну!
Похоже, он об этом по-настоящему сокрушался. Как будто я была маленькой беспомощной девочкой. Или как будто можно было найти кого-то, кто во всем виноват.
- Он не отпускал, - уточнила я. – Я попросила Пера остаться и охранять дверь, пока я сбегаю предупредить вас.
- А что Прилкоп? – внезапно вспомнил он.
- Я встретила его на пути к вам.
- Далеко мы от выхода?
- Сейчас мы на ровной части. Потом будет подъем, потом много ступенек, потом ровная площадка и снова ступеньки до самой двери. Он… его задавило?
- Пчелка, - тихо отозвался он.
- Он сказал, что больше не бросит меня!
Он не ответил.
- Он не мог умереть! – завыла я.
- Пчелка, ты же знаешь, что он мертв.
Знаю? Я поискала его внутри себя, опустила стены и устремилась туда, где он обычно находился. Волка-Отца не было. И та ниточка, которая соединяла нас с той минуты, как отец держал руку на моей голове… исчезла.
- Он мертв.
- Да.
Это было самое ужасное слово из всех, что я слышала. Я потянулась и ухватилась за рукав его рубашки. И так мы пошли гораздо быстрее, как будто могли убежать от его смерти.
Пол все еще был ровным, но воды стало больше. Мы продвигались в темноте. Вода колыхалась у меня под грудью. Пол начал уходить вверх, но воды не убавилось.
- Быстрее, - сказал он, и я попыталась.
- Что со мной будет? – вдруг спросила я. Какой же это был ужасный, эгоистичный вопрос. У меня умер отец, а я хотела знать, что со мной будет.
- Я о тебе позабочусь. И первое, что я сделаю – это выведу тебя отсюда, к кораблю, который унесет нас в безопасное место. А потом я доставлю тебя домой.
- Домой, - произнесла я, но это слово показалось мне пустым.
Что это – дом?
– Я хочу к Перу.
- Мы и идем к Перу, поторопись.
Он остановился, натянул свой рукав на ладонь и взял меня за руку. Потом он потащил меня по прибывающей воде, так что мои ноги почти не касались пола. Когда мы добрались до первой низкой ступеньки, он споткнулся, и мы оба плюхнулись в воду. Но уже через мгновенье он снова был на ногах, и мы стали подниматься по ступеням, стараясь опередить воду, которая словно гналась за нами. Ступеньки были по размеру неодинаковые, так что я отбила себе все ноги. Он, не выпуская моей руки, упорно тащил меня вверх. Мы взбирались уже давно, но вода шла на убыль еле заметно.
- Это свет? – внезапно спросил он.
Я прищурилась.
- Да, только не дневной. Это лампа.
- Я ее вижу, - его голос дрожал, словно кто-то тряс его. – Пер? Лант?
Это был Лант. Он спускался по ступеням нам навстречу, в одной руке держа лампу, в другой – меч, а над всем этим – его лицо, словно маска из света и тени.
- Пчелка! Фитц? Шут? Почему вы так медленно? Мы уже испугались! – он шел к нам, расплескивая воду и продолжая говорить: - Я боялся, что вы застряли в тоннеле. Еще пара ступеней, и вода кончится. Спарк пока не вернулась. Она обогнала меня. Я повернул назад и как раз увидел, как убегает Прилкоп. Чтобы его остановить, мне пришлось бы убить его. Пер охраняет дверь, - слова срывались с его губ одно за другим, и вот наконец свет его лампы осветил нас. – А где Фитц?
Шут вздохнул:
- Не с нами.
- Но…
Лант уставился на него, а потом перевел взгляд на меня. Выражение его лица было невыносимым для меня. Я уткнулась лицом в рубаху Любимого.
- Нет, - шумно выдохнул Лант. – Как?..
- Был взрыв. Потолочные балки тоннеля рухнули. Фитца больше нет, Лант.
Разговаривая, они двигались вверх по ступеням, медленно, словно тащили между собой что-то тяжелое. Лант вдруг остановился, его плечи дрогнули, и свет качнулся. Он издал придушенный всхлип.
- НЕТ! – резко сказал Любимый, схватил Ланта за плечо и затряс так, что свет заходил ходуном. – Нет, не здесь. Не сейчас. Никто из нас не может дать волю чувствам. Когда она будет в безопасности, мы будем горевать. А сейчас мы должны придумать, как выжить. Проглоти это, подними голову - и вперед!
И Лант послушался. Он шумно вдохнул и зашагал вперед. Я шла между ними, чуть позади, пытаясь осознать, что отец покинул меня. Опять. Только на этот раз он не вернется. Я вспомнила сон о весах. Где-то в глубине души я всегда знала, что он купит мою жизнь ценой своей. Но с каждым выдохом что-то внутри меня тяжелело. Вина, грех, скорбь – или жуткая смесь из них всех. Я не плакала. Слезы – это такая мелочь, просто насмешка над величиной моей утраты. Я хотела истекать не слезами, а кровью, чтобы боль вышла из меня вместе с жизнью.
Лант вдруг оглянулся и посмотрел на меня.
- Пчелка, мне так жаль.
- Не ты его убил. Своей жизнью он купил мою.
Он слегка споткнулся, а потом предложил:
- Залезай ко мне на спину, Пчелка. Мы пойдем быстрее.
Я хотела отказаться, но была такой уставшей. Он наклонился, и я села сверху, обхватив его руками за шею так, чтобы не душить. Интересно, прилив уже затопил тоннель позади? Скрылось ли под водой тело моего отца? Приплывут ли маленькие рыбки, чтобы съесть его?
Теперь мы пошли гораздо быстрее. Ступени стали круче, вода сошла на нет. И вот в отдалении я увидела маленький свет, который рос и рос, приближаясь к нам.
- Слезай, Пчелка, - тихо сказал Лант. Я соскользнула на пол, и он встал с мечом наготове, загородив нас с Любимым.
Но это оказалась Спарк с факелом из веток.
- Я гналась за ними по кустам и вниз по холму, до самого города. Ну а дальше по улицам бегать за ними с мечом наголо было нельзя. Им удалось уйти. Где Прилкоп?
- Пер сказал, он пришел вслед за мной, а потом побежал к городу. Пер остался охранять выход из тоннеля.
- Я так и не увидела Прилкопа! А где Фитц? – она подошла уже достаточно близко, чтобы заметить, что позади нас больше никого нет.
- Мертв, - в лоб сообщил ей Лант.
- Он обменял свою жизнь на мою, - призналась я.
Спарк ахнула. Лант обнял ее – больше никто для нее ничего не мог сделать. Мы снова поспешили к выходу.
Когда факел из веток выгорел, Спарк швырнула его в стену тоннеля. Мне был понятен ее порыв.
- Куда мы идем? – шепотом спросила я, и мне ответил Любимый:
- Прочь из этого тоннеля, на холмы за чертой города, потом через город и на пристань. Там нас должна ждать лодка, я надеюсь. Она доставит нас на корабль по имени Совершенный. И дальше – плыть и плыть. А затем – домой, - все это он говорил в крайнем унынии, а потом вздохнул: - Домой. Мы отправляемся домой, Пчелка.
- В Ивовый Лес? – тихо спросила я.
Он задумался.
- Это как ты пожелаешь.
- А куда мне еще идти?
- В Баккип.
- Может быть, - согласилась я. – Но только не в Ивовый Лес. Там погибли слишком многие из тех, кого я знаю.
- Понимаю, - кивнул он.
Взрослые шли слишком быстро. Я уцепилась за его рукав, чтобы не отставать.
- Моя сестра живет в Баккипе, - сказала я ему. – Неттл. И еще Риддл.
- Да. И у них родился ребенок! Твой отец сообщил мне. Он сказал: «Теперь я дедушка»...
Тут у него кончились слова.
- Новый ребенок? – расстроенно воскликнула я. Внезапно это почему-то ранило мои чувства. Я попыталась понять, почему. Теперь Неттл не найдет для меня места в своей жизни. Буквально пару мгновений назад она была моей сестрой, а теперь она чья-то мать. И у Риддла будет собственная малышка.
- Ее зовут Хоуп.
- Что?
- Твою племянницу. Ее имя - Хоуп.
Я не знала, что сказать.
- Как хорошо, что ты, - сказал он с тоской, - сможешь вернуться домой к своей семье. К сестре. И к Риддлу. Мне очень нравится Риддл.
- И мне, - согласилась я.
Спарк оглянулась на нас поверх плеча и сказала:
- Мы почти у двери. Нам надо теперь идти тихо. Сначала пойдем мы с Лантом, посмотрим, что там. Шут защитит тебя, Пчелка. Останься здесь.
Я кивнула, но в то же время достала нож Симфи и взяла его, как учил меня отец. Увидев это, Спарк улыбнулась и прошептала:
- Отлично.
Любимый поставил лампу на пол. Спарк и Лант крадучись пошли к бледно-серому свету, проникавшему сквозь тени от кустов.
Но засады не было, нас поджидал только Пер, который стоял в дверном проеме с тесаком в руке.
- Пчелка! – воскликнул он при виде меня, бросился ко мне и обнял, не выпустив из рук оружия. Я обняла его в ответ и прижалась к нему, сказав на ухо:
- Пер. Мой папа погиб. На него обвалился потолок. Нам пришлось оставить его там.
- Нет! – выкрикнул он, прижав меня крепче. Его дыханье участилось, спина вздымалась под моими руками. Когда он вновь заговорил, голос его был полон гнева и ярости: - Не бойся, Пчелка. Я все еще с тобой. Я смогу тебя защитить.
- На корабль, - скомандовал Лант. – Не мешкаем. Ни по какой причине.
Вырубленная дверь, открывшись, сняла слой дерна вместе с палой листвой и свежей зеленью. Никто не охранял этот путь, никто даже не ухаживал за дверью уже очень давно.
- Так самонадеянно, - усмехнулся Лант, прокладывая путь сквозь заросли чертополоха и ползучей лозы. – Похоже, раньше на них никогда не нападали.
- Они всегда верили, что смогут предвидеть опасность и избежать ее, - ответил Любимый. – Изменить будущее так, чтобы спастись. Они знали кое-что о Разрушителе, но не думали, что он окажется маленькой девочкой. Сомневаюсь, что они понимали, как сами навлекут на себя беду, - и добавил: - А Нежданный Сын, как обычно, поступал так, как никто не ждал. Фитц всегда умел сметать все фигуры с игральной доски. Еще какое-то время мы пробудем вне их поля зрения. Фитц купил для нас это время. Мы не должны тратить его зря.
Фитц умел, подумалось мне, - а не умеет. Больше никогда. Пер сжал мою руку крепче, видимо, от той же мысли. Мы вышли вслед за остальными в солнечный день. Я зажмурилась. Казалось, целый год прошел с того момента, как я выбралась из своей клетки. Неухоженный вход в тоннель густо зарос, здесь не пролегало ни одной заметной тропы. Метелочки соцветий высокой травы блестели от росы, по примятым стеблям можно было видеть, какой дорогой Прилкоп и Белые побежали к городу.
- Дай мне свою руку, - сказала Спарк Любимому. – Нам надо поспешить.
- Я все вижу. Как когда-то. Прекрасно вижу.
- Но как? – удивился Лант.
- Это Фитц, - тихо ответил тот. Он выбрался из зарослей и огляделся, словно мир вокруг был чудом. – Умирая, он в последний раз исцелил меня. Боюсь, на это потребовалась вся его жизненная сила до последней капли, – он взглянул на меня и добавил: - Я не просил его, я этого не хотел. Но он знал, что застрял там, так что истратил остаток своих сил на меня.
Я поглядела на него – с момента нашей первой встречи он изменился: все такой же худой, даже изможденный, но следы побоев почти сошли с лица, и стоял он теперь иначе. До меня не сразу дошло: у него внутри больше ничего не болело.
Я отвернулась, пытаясь разобраться в своих чувствах, но Лант сухо сказал:
- Нам надо добраться до корабля как можно быстрее. И как можно незаметнее. Неизвестно, успели ли Прилкоп и Белые настроить местных против нас. Будем считать, успели. Пер, если на нас нападут, ты хватаешь Пчелку и бежишь. Не лезь в драку. Спрячьтесь с ней и не высовывайте носа, пока не появится возможность добраться до шлюпки и на корабль.
- Мне это не нравится, - резко заявила я. – Вы думаете, я не смогу драться? Думаете, я не дралась раньше?
Моя злость отразилась на лице Пера. Лант посмотрел на меня.
- Нравится тебе или нет – неважно. Мой отец велел мне защищать Фитца, а я не смог. Я не потеряю еще и тебя, Пчелка. Пока кровью не изойду. И чтобы повысить наши шансы, слушайся меня. Пожалуйста.
Последнее слово - просто вежливость, в нем не было мольбы. Пер угрюмо кивнул, и я поняла, что выбора нет. Многие месяцы я рассчитывала только на себя, и вот в одно прекрасное утро я снова разжалована в малые дети.
- Идите за мной, - сказал Любимый, и когда Лант хотел возразить, добавил: - Когда-то я очень хорошо знал каждую улочку в этом городе. Я проведу вас к пристани так, чтобы особо не попадаться никому на глаза.
Лант кивнул, и мы пошли за Любимым. Продравшись сквозь заросли, мы оказались на лугу для выпаса овец, на склоне холма, возвышавшегося над городом. Отсюда я взглянула на город, который и знать не знал о моих бедах. По улицам скрипели телеги, какой-то корабль входил в порт. Морской ветер донес до меня запах жареного мяса из чьей-то кухни. Я вымокла, шагая по сырой траве, которая хлестала и резала мои босые ноги. Похоже, все рыбаки сейчас в море на промысле – неужели они не знают, что я устроила ночью? Почему их жизнь может течь как обычно, когда мой отец погиб? И как только весь мир остался целым, когда я разбита вдребезги? Я перевела взгляд на замок Клерреса – тонкие струйки дыма все еще курились над делом моих рук. Я улыбнулась. По крайней мере, с ними я немного поделилась своей болью.
- Странно все это, - заговорил Лант. – Разве они не видят дыма и не задаются вопросом, что там случилось?
Потом он задумался, сдвинув брови. Я подошла к Любимому и спросила:
- Как ты думаешь, куда пошел Прилкоп?
- Понятия не имею, - ответил он, и я услышала в его голосе грусть и страх возможного предательства. – У нас нет времени еще и об этом переживать.
- Он хороший человек, - стала я защищать Прилкопа. – Он был добр ко мне. Хочу верить, что он и на самом деле мой друг.
- Знаю, да и сам хочу верить в это. Но хорошие люди могут быть с тобой не согласны. Сильно не согласны. Хватит разговоров. Теперь надо идти как можно быстрее и тише.
Он повел нас кружным путем, мимо пустых загонов для овец, той частью города, где высокие стены, увитые виноградом, скрывали сады и роскошные дома. Потом мы вышли на узкую улочку и быстро прошли мимо домиков поменьше и поскромнее, а оттуда – на грязную изъезженную дорогу, змеившуюся до самых портовых складов. Людей на улицах практически не было.
- Все сейчас, должно быть, собрались у входа на перешеек, пытаясь выяснить, что произошло, - предположил Любимый.
Мы с Пером бежали рысцой вслед за широко шагавшими взрослыми. Я была босиком, мокрые штаны хлестали по ногам. Какой-то человек, толкавший ручную тележку, уставился на нас и нахмурился, но не стал размахивать руками, кликать народ и бросаться в погоню.
- А сейчас бежим, - тихо приказал Любимый, и мы рванули. Мы пронеслись мимо двух старушек с корзинками овощей, которые громко восклицали, указывая на клубы дыма. Через дорогу перебежал подмастерье в кожаном фартуке – он так спешил, что даже не заметил нас. Мы добрались до набережной. У меня ужасно кололо в боку, но мы продолжали бежать. Тут были люди, но все они двигались в противоположном направлении – к выходу с набережной и проходу в Клеррес, как и предсказывал Любимый.
Темными клубами на синеве неба над стенами замка поднимался дым. Показалась флотилия рыбацких суденышек – какие-то с парусами, другие на веслах, они обогнули замковый мыс и теперь усеяли водную гладь, словно мирные морские птицы.
Под нашими ногами прогромыхали полые ступени причала, и вот мы на самом краю. Я согнулась, уперевшись в колени и тяжело дыша.
- Слава Эде и Элю, - дрожащим голосом произнес Лант.
Я сделала пару шагов и глянула вниз: в шлюпке было четверо матросов. Трое из них свернулись калачиком на дне и дремли, но стоило нам начать спуск, как все они быстро вскочили и заняли свои места на веслах. Одна из них спросила:
- Где Фитц?
- Не с нами, - коротко ответил Лант.
Задавшая вопрос татуированная воительница понимающе кивнула, потом мотнула головой в сторону острова:
- Я как увидела огонь посреди ночи, сразу поняла, что это его работа, - она пристально посмотрела в лицо Любимому, покачала головой, потом перевела взгляд на меня. - Так, значит, ты и есть та девчонка, из-за которой весь сыр-бор?
- Она самая, - Лант избавил меня от нужды отвечать и чуть ли не с гордостью добавил: - Она-то и устроила тот пожар!
- Молодчина, феечка! Молодчина, - и она бросила мне отсыревший плед, а затем повернулась к остальным матросам: - Гребем. Сдается мне, всем нам не терпится оказаться подальше отсюда, и как можно скорее.
Становилось все светлее, и было видно, как в двух местах дым поднимался жидкими струйками, а в одном месте - жирным черным столбом. Через внешние стены нельзя было разглядеть, сколько разрушений я учинила, но я улыбнулась, подумав, что достаточно. Им почти ничего не удастся спасти, в этом я была уверена.
Я заняла место рядом с Пером. Спарк и Лант уселись на дно лодки. Матросы налегли на весла, а женщина продолжала:
- Уже поздно ночью вспыхнул огонь, его было видно совсем недолго. Люди было вышли из домов и пошумели, но пришла городская стража и загнала всех обратно. Таверны тоже закрылись. Мы слышали, что они кричали. «Расходитесь по домам и оставайтесь там». И все пошли, как бараны. Мы затаились под сваями пристани. Думали, вот-вот вы прибежите сюда, но нет. Уже перед рассветом я видела фонари трех лодок, они вышли с той стороны острова и причалили к берегу. Думала, они поднимут тревогу, позовут стражу – ан-нет, ничего, - она пожала плечами.
Любимый выпрямился. Лицо его было угрюмым:
- Ничего - это они держат хорошую мину при плохой игре. Но кое-что, боюсь, им не утаить.
Женщина кивнула.
- Поднажмем, - сказала она морякам, и они добавили скорости.
Все четверо были сильными гребцами. Они синхронно склонялись над веслами, и мускулы их ходили ходуном, как будто принадлежали не четырем разным людям, а одному мощному существу. В гавани стояли на якоре несколько крупных кораблей. Мы миновали один, потом другой, и в конце концов я увидела судно, к которому мы направлялись. Паруса его были убраны, и на палубе царило спокойствие, но я заметила, как маленькая фигурка в «вороньем гнезде» поднялась и начала молча спускаться вниз по мачте. Смотровой не поднял шума, как мне показалось, специально. Когда мы приблизились, несколько матросов ждали нас у перил.
Мы подошли со стороны борта, и я увидела носовую фигуру. Это было невыносимо. На нас смотрел мой отец, на его лице играла легкая улыбка. Я зарыдала.
Пер обнял меня и крепко сжал. Его грудь вздымалась за моей спиной, но он не издал ни звука. Никто не заговорил с нами. Я подняла голову и увидела, как Спарк по-детски сжалась, Лант поддерживал ее, склонив голову и роняя слезы с подбородка. Гребцы молчали, их лица были суровы. А что Любимый? Его лицо было словно изо льда. Шрамы исчезли, но он выглядел постаревшим. Изможденным. Слишком печальным, чтобы лить слезы.
Наши матросы подвели шлюпку ближе и поймали конец веревочной лестницы. «Поднимайтесь на борт», - сказал один из них, махнув в сторону лестницы, и дальше мы справились сами. Спарк вскарабкалась наверх и, отступив в сторону, подала руку Перу и мне. Любимый лез за мной, словно бы страхуя меня от падения. Лант был последним, и не успел он перелезть через фальшборт, двое гребцов тоже начали подъем. Повернули шлюпбалку, спустили линь и подцепили шлюпку.
Один матрос свесился за борт и кому-то доверительно сообщил:
- Порядок, они все на борту!
Женщина с волосами, завязанными в хвост, поспешно подошла к Ланту и спросила:
- Все прошло нормально? – а потом, нахмурившись, добавила: - Погоди-ка, так ведь Фитца нет!
Лант посуровел и медленно покачал головой. Мне показалось невыносимым слушать, как он рассказывает о смерти моего отца. К тому же меня кое-что очень сильно заинтересовало.
Когда я залезала на борт и схватилась за поручень, то почувствовала словно бы в глубине чье-то настороженное присутствие. Я повернулась к Перу:
- Этот корабль сделан не из дерева, - сообщила я ему, не зная, как яснее выразить свои ощущения.
- Это живой корабль, - ответил он. – Он сделан из драконьего кокона, в котором сохранилась драконья душа. Шут изваял его лицо похожим на твоего отца, это было давным-давно.
Он огляделся. Шут о чем-то печально беседовал с женщиной, приветствовавшей нас, рядом стояли Спарк и Лант. Они словно забыли обо мне.
- Пойдем, - сказал Пер и взял меня за руку.
Палуба вдруг стала довольно оживленным местом, и, пробираясь мимо работавших матросов, Пер объяснял мне:
- Сейчас он не может с тобой поговорить. Ему надо притворяться, что он деревянный. Но тебе стоит на него посмотреть.
Рядом прошли двое, женщина говорила мужчине:
- Развернемся на якоре и по-тихому выйдем из бухты. Ветра мало, но хватит, чтобы выиграть расстояние.
Чем ближе мы подходили к носовой фигуре, тем неспокойнее мне становилось. В этом корабле явственно ощущалась личность. Я подняла стены, потом еще раз, и еще раз. Пер же, по всей видимости, вообще не замечал, какие страсти кипят в корабле. Я потянула его за руку, остановила и сказала:
- Корабль злится.
- Откуда ты знаешь? – он с тревогой посмотрел на меня.
- Чувствую. Пер, он меня пугает.
Я злюсь не на тебя.
От этой огромной мысли все мое тело содрогнулось. Я так сжала руку Пера, что он вскрикнул от удивления.
Я слышал, что говорят. Они держали в плену змеев, в адских условиях, чтобы делать вонючее зелье.
Это так. Винделиар пил его и тогда мог заставлять людей делать, что он велит.
М еня била крупная дрожь. Я хотела перестать чувствовать его необъятный гнев. Грусть и так почти переполнила меня, для его ярости не было места. Я попыталась успокоить его.
Пер убил его. Пер убил Винделиара, а также женщину, которая давала ему зелье.
Но моя мысль не принесла ему успокоенья, наоборот, словно масло в огонь, распалила его ярость.
Смерть – недостаточное наказание! Он пил, но делали его другие. И вот грядут мстители. Я не желаю уходить, пока не увижу, как Клеррес сравняют с землей. Я не побегу, словно трус!
Я услышала, как ахнул Пер, как закричали матросы, но мои ощущения заглушили все остальное. Под шквалом необъятных эмоций я упала на палубу. Палуба не то чтобы сильно качалась в действительности, но я вцепилась в доски, чувствуя, что меня может легко вышвырнуть в небо.
Кто-то закричал:
- Он изменяется!
Пер издал бессловесный дикий вопль. Под моими руками доски утратили свой древесный рисунок и покрылись чешуей. Жуткое головокружение накатило на меня, пустой желудок скрутило узлом. Я подняла голову, ослабев от ужаса. На месте фигуры моего отца теперь извивались две драконьи головы на длинных гибких шеях. Та, что побольше, была голубая, поменьше – зеленая. Голубая изогнула шею и посмотрела на нас, глаза оранжевых, золотых и желтых оттенков вращались, словно водовороты расплавленного металла. Обнажая белые заостренные зубы, пасть ящера произнесла:
- Пер! Мститель во имя змеев и драконов!
Я все еще лежала, коленями и ладонями упираясь в палубу. Пер смотрел вверх на носовую фигуру, оскалив зубы то ли в улыбке, то ли в гримасе страха. Позади раздался звук шагов, и внезапно Лант поднял меня на ноги.
- Вот ты где! Ты меня так… Пчелка, пойдем со мной. Тебе надо уйти у них с дороги!
Я было запротестовала, но Пер сказал:
- Я отведу ее в каюту.
Он оттащил меня от Ланта, который вытаращился на змеиные головы, и мы пошли по палубе, уворачиваясь от бегущих матросов. Я позволила ему вести меня, не беспокоясь о том, куда именно и как мы туда дойдем. Над нами нависла катастрофа. Суждено ли мне вообще когда-то оказаться в безопасности? Если я выживу сегодня, конечно.
Пер как будто пытался переубедить меня, распахнув входную дверь в маленькую уютную каюту.
- Мы уплывем отсюда, Пчелка. Как только выйдем из гавани и ветер наполнит паруса, мы будем полностью свободны. Совершенный просто летает по волнам. Нас никому не догнать.
Я кивнула, но на деле никакого облегчения не испытала. Страсти, кипевшие внутри корабля, терзали меня, словно осколки кости при переломе.
- Ты только посиди здесь. Я бы остался с тобой, но мне надо им помочь, - сказал мне Пер, отступая к двери и руками как бы утрамбовывая воздух, будто это могло меня успокоить. – Просто побудь здесь, - попросил он и закрыл за собой дверь.
Одна. Меня шатало от чувства противостояния корабля и команды: они хотели уплыть, а он – нет.
Каюта была крошечная. Бардак, но не грязно. Маленькое оконце. Одна двухъярусная койка, еще одна обычная. Женская одежда разбросана по полу. На обеих нижних койках разложены какие-то предметы.
Отодвинув какую-то рубаху и освободив место на одной из кроватей, я села. «Олений синий» - так мой отец называл этот цвет. Когда я ее перекладывала, из складок выпали три свечи, распространив легкий аромат. Видавшие виды свечки, потрескавшиеся, с налипшими ворсинками и пылинками. Но я знала, это мамина работа. Жимолость, сирень, фиалки с берегов нашего притока Ивовой Реки. Я завернула их опять в отцовскую рубаху, взяла на руки и покачала, словно младенца. Неужели это все, что осталось от моих родителей? Странная мысль пришла мне в голову: я теперь сирота. Их обоих больше нет. Они ушли навсегда.
Я не видела тела, но я чувствовала, что он мертв, хотя объяснить это было невозможно.
- Волк-Отец! - позвала я вслух. Ничего. Боль утраты захлестнула меня с ошеломляющей силой. Мой отец мертв. Он провел в пути много месяцев, чтобы найти меня, а вместе мы пробыли едва ли полдня. Все, что мне осталось – эти предметы, которые он пронес с собой в такую даль, наверное, потому, что считал их важными. Среди них – мамины свечи.
Я стала рассматривать остальные вещи, вытерев слезы его рубахой. Он был бы не против. Под парой заношенных штанов я увидела знакомый пояс. А рядом – мои книги.
Мои книги?
Я была потрясена. Оба дневника – дневной и ночной со снами. Значит, он нашел их в моем тайнике за стеной его кабинета и нес все время с собой. Читал их? Ночной дневник упал, раскрывшись на странице со сном про свечи. Я поглядела на картинку, которую нарисовала так давно, потом на лежавшие рядом свечи. Теперь понятно. Я закрыла дневник со снами и взяла второй, почитала пару страниц, потом тоже закрыла. Это больше не мое. Написано кем-то, кем я была когда-то, но больше уже не буду. Внезапно я поняла, почему мой отец жег свои рукописи. Эти ежедневные заметки принадлежали руке того, кто исчез вместе с моими мамой и папой. Мне захотелось сжечь обе книги, устроить им погребальный костер – чего так и не получилось сделать для родителей. Я бы отрезала пару прядей в память об исчезнувшей девочке и о человеке, который пытался стать ей хорошим отцом.
Рядом лежали разбросанные друге вещи. Это же его штучки! – дошло до меня вдруг. Ножички и флакончики, всякие смертоносные приспособления. Несколько маленьких мешочков. Я улыбнулась: мне довелось убивать меньшим. И он бы гордился мной.
Я безумно устала, но меня продолжало окатывать непредсказуемыми волнами чувств, которыми был обуреваем корабль. Конечно, мне нужно было поспать, но я знала, что не смогу. Волк-Отец велел бы отдохнуть как можно лучше.
Взяв с собой сверток со свечками, я залезла на верхнюю койку и уже улеглась было, но тут моя голова стукнулась о что-то твердое под подушкой. Я уселась и подняла подушку. Там, завернутый в ночную рубаху, лежал стеклянный сосуд с чем-то странным. Я взяла его – пришлось ухватить обеими руками. Сосуд был тяжелый, и когда я его двигала, содержимое лениво перекатывалось, переплетаясь и закручиваясь серо-серебристыми разводами. Что-то внутри меня узнало эту субстанцию, и что-то в ней узнало меня. Даже за стеклянной стенкой она тянулась ко мне, и я ничего не могла поделать, кроме как ответить ей тем же.
Оторопело сжимая тяжелый сосуд, я вдруг ощутила жар того безумия, что охватило меня, когда я наступила порезанной ногой на змеиное зелье. Прямо за стеклом, под моей ладонью, неведомая власть манила и звала меня. Я могла завладеть ею. Вскрыть склянку, окунуться в эту мощь – и все станет мне подвластно. Я смогу, как Винделиар, повелевать людьми, и они уверуют во все, что я пожелаю. Содрогнувшись, я поскорее уронила сосуд. на постель и уставилась на него, позабыв про слезы. Отец нес ее с собой, эту жуткую вещь – зачем? Он использовал ее? Ему нужна была сила подобного рода? Я снова вытерла его рубахой свое мокрое лицо. Он умер, и теперь я никогда не узнаю ответов на свои вопросы. Достав свечи, я набросила рубаху на сосуд, чтобы он больше не притягивал взгляд.
Я слезла и села на нижней койке. Посмотрела на свои грязные ноги и ступни, свои загрубевшие от работы, измазанные сажей руки. Баккип. Найдется ли там место для меня? С палубы доносились топот и крики, настроение корабля изменилось – похоже, время для тихих маневров прошло.
И тут корабль взревел – чистый страх и ярость без слов.
- ПОЖАР! – это был человеческий голос, и я дернулась, душа ушла в пятки. Выглянув в оконце, я увидела, что нас окружили рыбацкие лодки, которые заняты были совсем не рыбной ловлей – оттуда люди метали что-то в наш корабль. Что-то разбилось и разлетелось на осколки прямо под моим окном. Я выглянула снова и разглядела лучника, стоящего в одной из лодок. Он натянул тетиву, а второй человек поджег его стрелу. Через секунду она летела в нас. Не знаю, попала ли она в корабль – языки пламени заслонили мне обзор. Я в один прыжок достигла двери, распахнула ее и бросилась в полутемный коридор. Стали хорошо слышны крики команды:
- Они перерубили якорный канат!
- Огонь уничтожит живой корабль, тушите его!
- Где Пчелка