ЭКОНОМИКА И ФИНАНСЫ
Александр Механик
И Витте нас благословит
У стратегии экономического росте простые основания, их подсказывает нам опыт успешно развивающихся стран: позитивная атмосфера, развивающий протекционизм, мощная финансовая система, заниженный курс национальной валюты
о, что Россия сидит на нефтяной игле, знают все, и все призывают с этим бороться. Но пока не очень удается. Потому что не удается запустить механизм ускоренного экономического роста, не опирающегося на нефтегазовые доходы и не зависящего от них.
В статье «Нас ждет великая эпоха» (см. «Эксперт» № 46 за 2015 год) мы назвали российский капитализм «безруким», потому что в нем фактически бездействует система кредитования производства, которая, безусловно, является важнейшей основой ускоренного экономического развития, той самой невидимой рукой рынка, о которой нам столько рассказывали. Но одними кредитами проблему экономического роста не решить.
Космополитизм и национализм
Еще Фридрих Лист заметил, что существуют два, казалось бы, противоречащих друг другу подхода к капитализму, но на самом деле оба они правильные. Он их назвал космополитическим и национальным. Сторонники космополитического подхода рассматривают капитализм как единую систему, действующую во всем мире тем лучше, чем меньше преград строят ему национальные государства. Теперь это называется глобализацией. Сторонники же национального подхода утверждают, что всеобъемлющая глобализация — пока что идеал, к которому, возможно, должно стремиться человечество, но пока существуют государства с разными интересами и разными уровнями развития, их надо учитывать. А если их учитывать, то всеобъемлющей глобализации не получается. Первый подход характерен для развитых стран, второй — для развивающихся, стремящихся стать развитыми. То есть оба подхода правильные, вопрос только с точки зрения, чьих интересов.
Каковы эти интересы с точки зрения экономики? У развитых стран — удерживать свое промышленное и инновационное превосходство, продвигая свои
товары во все уголки мира и сдерживая развитие других стран, чтобы избежать конкуренции с их стороны. В XIX—первой половине XX века сдерживали, навязывая свои товары с помощью вооруженной силы, как это было в Китае во время так называемых опиумных войн, или с помощью прямых запретов на промышленное развитие, как это было в колониях. Как говорил Черчилль, «торговля [с колониями], которая принесла Англии величие, будет продолжаться на условиях, устанавливаемых английскими министрами».
Тот факт, что транснациональные корпорации размещают производство своих товаров в развивающихся странах, во-первых, принципиально не менял ситуации, поскольку именно они продолжают устанавливать условия производства этих товаров и торговли ими, а главное, распоряжаются львиной долей добавленной стоимости. Во-вторых, он отражал иллюзии наступления постиндустриального мира, в котором ключевую роль должны были бы играть услуги, контроль за которыми сохраняли развитые страны. Но в последнее время под влиянием, во-первых, кризиса 2008-2009 годов, во-вторых, успехов новой промышленной революции, которая благодаря цифро-визации производства лишила развивающиеся страны преимуществ низкой оплаты труда, и, в-третьих, достижений таких стран, как Китай, в развитии собственной промышленности, угрожающих доминированию развитых стран, ведущие государства Запада начали политику реиндустриализации, которая во многом возвращает отношения западных и развивающихся стран к прежним условиям.
Идеология зависимости
У этой политики было и идеологическое оправдание — теория сравнительных преимуществ, разработанная еще Давидом Рикардо, и основанная на ней политика свободы торговли. Как заметил известный норвежский экономист, критик современного экономического канона и основанной на нем экономической политики Эрик Райнерт, «основным
последствием теории сравнительного преимущества (в эпоху Рикардо. — "Эксперт") стало то, что она этически оправдывала» экономическую политику колонизаторов, запрещавших развитие обрабатывающей промышленности в колониях под тем предлогом, что сравнительные преимущества для этого есть только в метрополиях.
Но и в наше время это любимая теория тех, кто создал «вашингтонский консенсус» и потом «продавал» его развивающимся и новым капиталистическим странам. И оказалось, что идеологическая обработка элит этих новых стран может стать не менее эффективной политикой, чем «политика канонерок». Во всяком случае, лишь немногие из этих стран сумели ей противостоять, положив в основу своей политики не идеологию, а собственные интересы, которые состояли в том. чтобы встать в ряды развитых стран, а не просто обслуживать их интересы. Россия достаточно долго следовала з русле этой идеологии, о чем делались заявления с самых высоких трибун. Результат налицо: разрушена значительная часть нашей промышленности и науки. Но, как писал Фридрих Лист, «в жизни наций, так же как и в жизни индивидуумов, против иллюзий идеологии есть два могущественных средства: опыт и необходимость ».
Если судить по заявлениям российского руководства после введения западных санкций, то оно осознало риски, с которыми сталкивается великая держава, отказавшаяся " собственной промышленности. Как минимум потеря полноценного суверенитета. Политика импортозамещения — хотя и ограниченный, но шаг в направлении возрождения промышленности.
Именно промышленность, несмотря на все изменения в мировой экономике, остается основой существования любой большой страны, тем более претендующей на статус великой державы, даже если количество занятых в промышленности падает пропорционально ее ин-новационности. Развитая промышленность, в свою очередь, является основой для развития сферы услуг, опорой для
среднего и малого бизнеса, центром притяжения для систем образования, науки и инноваций. То есть создает экосистему, как теперь принято говорить, экономического роста.
Более того, как подчеркивал Лист, который хотя и был немецким националистом, одновременно являлся поклонником англосаксонской политической системы, именно промышленные успехи лежат и в основе политических и гражданских свобод: «Англия без своей торговой политики никогда бы не достигла той степени гражданской свободы, какой она пользуется в настоящее время, так как эта свобода — дочь промышленности и богатства... на основе этого же принципа построена экономика Соединенных Штатов».
Суть теории
В классическом учебнике «Экономика» Самуэльсона и Нордхауса суть теории сравнительного преимущества формулируется следующим образом: «Любая страна может извлечь выгоду из внешней торговли, если она специализируется в производстве и экспорте тех товаров, которые она может произвести с относительно низкими издержками (в которых она относительно более эффективна, чем другие страны), или же
если, напротив, страна импортирует те товары, которые она производит с относительно высокими издержками (в которых она относительно менее эффективна, чем другие страны)». Отсюда следует естественный вывод: чем свободнее мировая торговля, тем лучше для всех. Казалось бы, что можно возразить? Но авторы тут, же в качестве иллюстрации действия закона приводят пример, который придает теории совершенно другую окраску: «Возьмем такую бедную страну, как Индия. Как эта нищая страна, чья производительность на одного работника намного отстает от промышленно развитых стран, надеется экспортировать ткани и пшеницу? Как ни странно, но в соответствии с теорией сравнительных преимуществ Индия, может, и будет торговать, экспортируя товары, производство которых относительно более эффективно (таких как пшеница и ткани), и импортируя товары, производство которых относительно менее эффективно (таких как турбины и суперкомпьютеры)». И далее объясняется, почему никакие меры вроде тарифной политики ничего таким отсталым странам не дадут, а только ухудшат их положение. Трудно поверить, что индийцы согласятся с этой логикой. И они не соглашаются, развивая
у себя и производство турбин, и производство суперкомпьютеров. Учебник, из которого приводится цитата, издан в 1995 году, а в 2015-м Центр развития передовых компьютерных технологий Индии, работу которого курирует правительство страны, создал суперкомпьютер производительностью один терафлопс, который производится на заказ. Это означает, что этот закон не приговор, что он описывает ситуацию в статике, не принимая в расчет того, что правительства отстающих стран могут принимать меры, чтобы преодолевать отставание. Ведь если не относиться к теории сравнительных преимуществ как к идеологической доктрине, то у нее есть и важное достоинство: она позволяет оценить причины возникающего в результате этих преимуществ неравенства и разработать способы их устранения, чтобы то, что было преимуществом вашего конкурента, стало вашим.
Стратегия Эйзенхауэра
Конечно, если речь идет о производстве бананов или ананасов, то южные страны имеют не сравнительные, а абсолютные преимущества перед северными. И вообще, если речь идёт о сельском хозяйстве, то всегда найдутся страны, у которых при производстве того или
ЭКОНОМИКА И ФИНАНСЫ
История российских дискуссий о протекционизме
Николай Мордвинов: «Народ, имеющий у себя в совокупности земледелие, мастерства фабрики, заводы и торговлю процветает, благоустраивается и обогащается вернее и скорее, нежели народ, имеющий одних токмо земледельцев да купцов, покупающих необработанные произведения» |
Дискуссии на темы торгово-промышленной политики начались в России еще во времена Александра I. Это было связано с появлением в Англии трудов Смита и особенно Рикардо, которые стали теоретическим основанием фритредерства и получили большую популярность в России. Теоретические дискуссии были разогреты вначале миром, а потом войной с Наполеоном. Дело было в маниакальном желании императора экономически задушить своего главного противника—Англию—с использованием, так называемой континентальной блокады, то есть запрета всем странам Европы торговать с Англией и ее колониями. С одной стороны, это разрушало экономику Англии, с другой, по мысли Наполеона, должно было служить подъему французской промышленности, призванной заместить на континенте английские товары. После Тильзитского мира к континентальной блокаде подключилась и Россия. Но оказалось, что Россия не способна реально помочь Франции, так как, с одной стороны, из-за обширности своих границ реально их не контролирует, а с другой — правящая элита России и не хочет этим заниматься, поскольку живет за счет торговли с Англией. Россия (в первую очередь в лице крупнейших землевладельцев, представленных самыми известными аристократическими фамилиями) поставляла в Англию сырье: лес, зерно, пеньку и т. д., а Англия в Россию — промышленные товары. Континентальная блокада разоряла аристократию и торговый капитал, и в «обществе» уже стали вспоминать об убийстве Павла как способе избавления от «социально опасного» царя. Александру ничего не оставалось, кроме как закрывать глаза на массовые нарушения континентальной блокады и готовиться к войне. А Наполеону, коль скоро он хотел довести дело до конца, начать войну с Россией.
Сырьевики VS промышленники
Единственной социальной группой, поддержавшей присоединение России к континентальной блокаде, были немногочисленные тогда российские промышленники. Благодаря континентальной блокаде и таможенному кодексу (к слову настолько же «антифранцузскому», как и «антианглийскому»), принятому благодаря усилиям известных реформаторов Сперанского и Мордвинова в 1810 году, промышленное производство росло как на дрожжах. Но в российской элите сложилась коллизия, которая потом на долгие годы станет доминирующей в экономической и политической жизни страны и вновь воспроизведется в наше время. «Сырьевики» выступали за свободу торговли, промышленники — за протекционизм. Поскольку сырьеаики-аристократы имели значительно большее влияние на власть, протекционизм на этом историческом этапе был побежден. Сперанского уволили, а в 181В году был принят «фритредерский» таможенный кодекс. Причем в значительной мере под давлением союзников, в первую очередь англичан. Но его последствия для российской промышленности были столь плачевными, что уже в 1822 году российское правительство вернулось к протекционизму. Введение нового протекционистского тарифа вновь оживило промышленность, причем настолько, что известный писатель Аксаков отмечал: «Никакая правительственная мера в России не произвела такого переворота в быту промышленном, как знаменитый тариф 1822 года».
Химия протекционизма
Однако в дальнейшем российские власти не смогли проявить достаточной последовательности, и таможенная политика в течение XIX века менялась несколько раз. И только ставший министром финансов граф Витте и призванный им на государственную службу великий химик Дмитрий Менделеев (по совместительству он активно и очень плодотворно занимался проблемами промышленности и экономики), которые были сторонниками экономической теории немецкого экономиста Фридриха Листа, сумели убедить императора Александра III в необходимости, как писал Менделеев, «возбуждающего» протекционизма. Тем более что поражение России в крымской кампании показало даже самым упертым противникам реформ и промышленности, что без промышленности ни одна страна, тем более претендующая на статус великой державы, в XIX веке существовать уже не может.
Сергей Витте не был изобретателем экономической системы, которую он построил в России. При ее создании он руководствовался идеями Листа, опираясь на которые уже ускоренно развивалась Германия, руководимая еще одним поклонником его идей — Бисмарком. Именно успешный опыт Германии
Наполеон Бонапарт: «Принимая во внимание: <...> Что Англия нарушает общепризнанное всеми цивилизованными народами международное право <... > Мы решили применить к Англии те приемы, которые она закрепила в своем морском законодательстве <.., > Британские острова объявляются в состоянии блокады»
убедил Витте в правильности идей Листа, которыми он заинтересовался в самом начале своей государственной карьеры.
Менделеев возглавил работу над новым таможенным кодексом, который должен был стать основой того самого развивающего протекционизма, который он пропагандировал. Он вступил в активную дискуссию с известным противником протекционизма экономистом и предпринимателем Яковом Новиковым, который на примере зеркального производства доказывал, что протекционизм ведет к повышению цен и потерям потребителей: «Пока потребитель насильственно лишен возможности купить необходимые предметы по самой низкой цене, он может сказать, что его обирают,..». На что Менделеев отвечал: «Таможенное обложение, защищая начало производства и вызывая внутреннюю конкуренцию, ведет к увеличению производства товара, для общего потребления надобного, и чрез увеличение предложения приводит [в конце концов] не к повышению цен, а к их понижению». При этом он ссылался на мысль Листа: «... Гораздо легче разорить в течение нескольких лет цветущие фабрики, нежели целому поколению поднять их». История России в наше время подтвердила эту истину.