Много‑много лет назад правил миром страшный змей Айдахар. Питался он одной лишь кровью. Никого не щадил. А подлый комар был у него на побегушках.
Кликнул однажды змей комара и говорит ему:
– Облети всю землю, отведай тайком крови всех живых существ. А как вернёшься, доложишь мне, чья кровь самая сладкая. На кого укажешь, тех и буду губить.
Полетел комар. Исполнив повеление, возвращается назад. На пути встречает его ласточка.
– Куда летал?
– По приказу господина моего Айдахара облетел всю землю, чтобы узнать, чья кровь самая сладкая.
– И что же, узнал?
– Слаще всего кровь человеческая, – пропищал комар.
Ласточка встревожилась.
– Не говори, комар, змею правды. Человек добр, не губи его.
– Нет, скажу!
Ласточка снова:
– Прошу тебя, не чини зла человеку, – он мой друг.
А комар:
– Нет, скажу!
Прилетел комар к Айдахару, и ласточка тут же вьётся.
– Ну, – зашипел змей, – рассказывай обо всём, что разведал. Да страшись, раб, молвить хоть слово лжи!
– Владыка мой и повелитель, – начал комар, – скажу тебе чистую правду, ничего не утаю. Самая вкусная, самая сладкая кровь у…
Хотел он сказать «у человека», да не успел. Ласточка стремглав кинулась на комара и отщипнула ему острым клювом кончик языка.
Заметался комар над змеем:
– З‑з‑з… з‑з‑з… з‑з‑з…
Но ничего выговорить не может.
А ласточка весело щебечет:
– Я знаю, Айдахар, что хотел сказать твой прислужник: слаще всего на свете змеиная кровь!
Озлился змей на ласточку, Свернулся в клубок, прянул в небо, разинув пасть. Да ведь нет птички проворнее ласточки. Метнулась она в сторону, и удалось Айдахару лишь за хвостик её ухватить. Рванулась ласточка, да и ушла от лютой смерти.
А страшный змей с тремя пёрышками в зубах рухнул с вышины на землю. Рухнул на землю, ударился о камень и испустил дух.
Вот почему у ласточки хвостик рожками, и вот почему люди так любят эту птичку.
Забавные проделки Алдар‑Косе, безбородого насмешника
Как Алдар‑Косе начал свой путь
Были, говорят, времена, когда мир держался на правом роге сивого бычка, когда небо было не больше верблюжьей попоны, а земля с конское копыто, когда волки щипали траву, а жаворонки гнездились на спине баранов, когда в тени одной былинки могли спрятаться от солнца тысячи табунов, когда у зверей и птиц ещё только‑только начали отрастать хвосты, когда лиса праведницей слыла, над всеми бием была…
Может, в те времена, а может, в какие иные доживал в степи свой век седобородый старец Кожир. Было у него три сына, три славных джигита. Однажды говорит Кожир сыновьям:
– Дети мои, совсем слаб я стал, пора мне собираться в последнее кочевье. Чиста моя совесть, как родниковая вода, – не боюсь смерти. Но хочу перед концом узнать, как вы, сыны мои, намерены жить без меня, какие пути для себя изберёте. Подумайте и отвечайте. Помните лишь, что за хорошим человеком всегда остаётся хорошая дорога.
Старший сын сказал:
– С младенческих лет душа моя лежит к земле. Нет ничего лучше, как пахать поле и возделывать злаки, чтобы у людей всегда было вдоволь хлеба.
И отец благословил его:
– Будь земледельцем, сынок!
Средний сын сказал:
– А мне по сердцу пастушеская жизнь. Люблю коней, верблюдов, овец, коров, коз. Самая большая радость для меня – ухаживать за скотиной, чтобы было у людей мясо и молоко, и кумыс, и одежда, и войлок для жилищ.
Благословил и этого сына Кожир:
– Будь скотоводом, сынок!
Младший сын сказал:
– Люблю петь, смеяться и смешить других! Что за жизнь без песни, без шутки, без меткого слова! Я обойду весь свет, побываю, где никто не бывал, появлюсь в аулах и пастбищах, на дорогах и в караван‑сараях, на базарах и на празднествах, в дырявом шалаше и в ханских покоях. Я буду обманывать обманщиков и выручать обманутых, печалить насильников и веселить обездоленных, дурачить бездельников и ободрять тружеников, смелым словом валить с ног гордецов и поднимать с земли слабых. Сотни возненавидят меня, зато тысячи станут моими друзьями. И может, не забудется в народе моё имя – Алдар‑Косе[7].
Выслушал старик сына и улыбнулся:
– Хороши твои слова, сынок. Природа не наделила тебя бородой, но дала тебе острый разум, просторное сердце, весёлый нрав, быстрый язык. Делай, что задумал! Пусть твоё имя наводит страх и досаду на злых, утешает и радует добрых, пусть переходит оно из уст в уста, из рода в род, из века в век, из сказки в сказку. Даю тебе своё отцовское благословение! Начни путь, Алдар‑Косе!
Как Алдар‑Косе изгнал джинна
Смазал жиром сапоги Алдар‑Косе, подтянул кушак, подоткнул полы халата и пустился в дальнее странствие. Идёт он день, идёт ночь, идёт месяц, идёт год. Вдруг подоблачная гора загородила ему дорогу, будто нар‑великан, разлеглась в безлюдной степи.
Приостановился Алдар‑Косе, призадумался, но тут же сказал себе:
– Нет невозможного для человека. Самое крепкое железо покорно молоту кузнеца. Упорный и иголкой выроет колодец. Нет, не сойду с пути, перед крутым подъёмом не отступлю…
Переночевал. Перезимовал. А по весне принялся за работу: скалы долбил, ступени мастерил, шаг за шагом поднимался всё выше и выше.
Настал день и час – ступил Алдар‑Косе на вершину. Увидел он перед собой светлое солнце, вскрикнул от радости, повалился на камни и заснул непробудным сном. Проснулся: байгыз‑птица сидит у него на груди, вертит головкой, чистит пёрышки. Схватил Алдар‑Косе птицу за крылья.
– Вот она, моя первая добыча! – смеётся. – Не бойся, байгыз‑птица, я тебя не обижу. Но придётся тебе прогуляться со мной… – А у самого под шапкой уже сто мыслей, сто затей.
Стал Алдар‑Косе спускаться в долину, да и залюбовался: зелёные склоны, цветущие джайляу, внизу по долине струится прозрачный ручей! А у ручья стоит новая юрта, белая юрта, белее яйца, и над ней вьётся дымок.
«Друга это жилище или врага? Люди здесь обитают или страшные дяу? Зайти в юрту или пройти стороной?» – размышляет Алдар.
Осторожно подобрался к двери, заглянул в щёлку, видит: на узорной кошме сидят двое – мужчина и женщина, пьют кумыс, лакомятся жирной бараниной, перешёптываются да перемигиваются.
«Э, да здесь, гляжу, пир идёт! А где пир, там и гости. Войду!»
– Апчхи! – чихнул Алдар.
– Ой! – всплеснула руками женщина. – Это мой постылый муж вернулся. Прячься скорее!
Джигит, что любезничал с ней, заметался по юрте, увидел за пологом сундук, мигом нырнул в него и прикрыл за собой крышку.
«Всё понятно», – кивнул Алдар и шагнул через порог.
– Здравствуй, хозяйка! Окажи милость, позволь усталому путнику отдохнуть у твоего очага.
Женщина глянула на него с ненавистью.
– Шайтан тебя привёл, непрошеный гость! Как ты меня напугал!
А Алдар‑Косе уже примостился на почётном месте, скрестив ноги, и улыбается во весь рот.
– Чему улыбаешься? – злобно спрашивает хозяйка, а сама думает: «У этого прохвоста что‑то есть на уме…»
– Я улыбаюсь вот этой посудине с кумысом да вон тому блюду с мясом, – умильно говорит Алдар.
– Ну так ешь и пей! Да поскорее проваливай!
Только шепни «ешь и пей» – Алдакен сразу услышит, но сколько ни кричи «проваливай» – он глухой. Подсел Алдар поближе к скатерти и давай расправляться со всем, что на ней стояло. Напился, наелся по самое горло, да и развалился тут же, на узорной кошме.
Видя, что странник не торопится в дорогу, женщина достала монету и говорит:
– Вот тебе теньга, бродяга! Возьми и уходи вон!
Алдар‑Косе принялся благодарить за подарок, целый час, а может и больше, благодарил, а потом сказал:
– Ухожу, хозяйка, ухожу… Вот только покормлю в дорогу свою вещую птичку. – И пустил на скатерть байгыза поклевать крошки.
Байгыз клюёт, время течёт, хозяйка злится, Алдакен усмехается.
Вдруг подле юрты заржал конь. Дверь отворилась. Входит бай, владелец юрты. В изумлении останавливается.
– Кто этот чужой человек, жена? Что за птица у него?
Не успела женщина слова вымолвить, как Алдар‑Косе уже опередил её:
– Почтеннейший бай, я странствующий баксы – колдун и прорицатель. А птица моя – это вещая птица. Ей ведомы все тайны, она угадывает прошлое и предсказывает будущее. Хочешь, погадаю, скажу, какая беда тебе угрожает?
Бай высокомерно оглядел незнакомца и, рассевшись у очага, где только что нежился Алдар‑Косе, заговорил:
– Если б ты был на самом деле прорицатель, ты бы знал, что в этом краю нет человека богаче меня. Четыре вида скота[8]имею: лошадей, коров, верблюдов и овец – счёта нет. А кто богат, тот и силён. Какой беды мне ждать.
– Ох, мой бай, – наставительно сказал Алдар, – не говори, что нет близко волков, они таятся в овраге…
– На что намекаешь? – откинулся на подушки бай. – Ты что‑нибудь знаешь?
– Знаю, да не всё. Вещая птица всё знает.
– Если птица знает, пусть скажет. Гадай!
И начинается ворожба. Носится, точно вихрь, по юрте Алдакен, держа птицу над головой, выкрикивает непонятные слова, разбрасывает вещи… Птица пищит, Алдар кричит:
– Вещай, волшебная птица, вещай!
Бай, выпучив глаза, смотрел и дивился: «Таких баксы никогда не видел. Может, и будет прок от гадания».
А Алдар‑Косе кружился всё быстрее и быстрее, потом замер, вытянувшись, и страшным голосом прошептал:
– Э, бай мой, дело плохо!
Бай побледнел.
– Что такое?
А Алдар:
– Птица говорит: в жёлтом ящике лежит чёрная беда на шёлковом одеяле. Это значит, злой джинн поселился, бай, под твоим кровом. Нужно его выселить!
Бай трясётся, а всё же с недоверием поглядывает на Алдара: «А не жулик ли этот баксы? Не дурачит ли он меня, толкуя про джинна? Посмотрим, что будет дальше, однако».
А вслух:
– Выселяй, светик, выселяй поскорей!
Алдар‑Косе знает, что ему делать! Схватил ковш, зачерпнул из казана над очагом горячей водицы, подошёл на цыпочках к сундуку и, приподняв крышку, плеснул разок и другой. В тот же миг крышка сундука слетела с петель, и одним прыжком ошпаренный джигит вымахнул из юрты.
Бай лежит без дыхания. Молодка под ковёр забилась. А Алдакен, держась за бока, раскачивается от смеха.
Но вот пришёл в себя бай и кинулся обнимать Алдара:
– Тысячу раз спасибо тебе, душа моя! Выгнал из дома беду! Не будь тебя, погубил бы меня зловредный джинн. Награжу тебя по заслуге. Есть у меня в табуне один конь, не конь – медведь. Бери его!
Алдар подскочил от радости, а бай, помолчав, добавил:
– Чтобы джинн не вернулся в мой дом, – всё может быть, дружок! – продай мне вещую птицу. Хорошо заплачу.
Алдар замахал руками:
– Что ты, что ты, бай, и не помышляй об этом! Без вещей птицы у меня жизнь будет темней непроглядной ночи!
Бай не отстаёт, Алдар не сдаётся. До ночи шла тяжба, наконец, Алдар уступил:
– Так и быть – оставляю тебе, бай, птицу! Без обмана говорю: за сорок коней её купил. Хозяин птицы до сих пор плачет, что продешевил. Но не погонюсь за барышом. За что купил, за то и продаю. Сорок лошадок, – и вещая птица твоя!
Бай заморгал, словно ему ткнули пальцем в глаз.
– Ой‑бой! Много просишь. Лошадь ведь не тушканчик.
– Твоё дело, я товаром не набиваюсь. Вещая птица тоже не воробей!
Видит бай: потянешь за арбу – арба сломается, потянешь за вола – волу пропадать.
– Даю тридцать! – говорит.
– Мало тридцать. Сорок!
– Тридцать!
– Сорок!
Двое хитрых заспорят, скоро ли договорятся? Целый месяц, а то и год стоял шум в юрте бая. Сходились и расходились, торговались, рядились, били по рукам. Не устоял бай. Вытер пот со лба и сказал:
– Бери сорок! За мной вещая птица!
От радости или с горя, вправду или для виду заголосил Алдакен на всю юрту и, прижимая птицу к груди, стал с ней прощаться:
– Прощай, друг, прощай, вещая птица! Как жить без тебя на свете? Где найду утешение одинокой голове?
Три дня и ещё три дня – всю неделю прощался Алдар‑Косе с птицей, – жил в довольстве, пил кумыс, ел казы, сладко спал на мягкой постели, пока не сказало ему сердце: «Стоячее озеро зарастает тиной. Застоявшийся скакун не обскачет и жеребёнка. Беспредельны земные дороги, а жизнь человеческая коротка».
Тогда он сел на медведя‑коня, затянул песню и погнал шестом перед собой косяк байских скакунов.
Под вечер нагоняет пешехода, молодого парня.
– Эй, приятель, – окликнул его Алдар‑Косе, – что идёшь пешком? Где же твой конь?
– Был конь, да не стало, – печально отвечал путник. – Каракурт укусил. Пропал конь…
– Вот как! – протянул Алдар. – Ну, так выбирай себе коня из моего табуна. Любого выбирай! Дарю тебе скакуна.
На другой день Алдар‑Косе опять нагнал пешехода, пожилого мужчину.
– Эй, дяденька, что идёшь пешком? Или нет коня?
– Ещё вчера был у меня добрый конь, а сегодня… Байские сынки отобрали коня на дороге. Едва сам спасся… – отвечал мужчина.
– Не увидеть бы им отца и родичей, тем разбойникам, что грабят бедняков! – в сердцах сказал Алдар. – Но не горюй! Бери коня из моего табуна, езжай, куда надобно.
На третий день наехал Алдар‑Косе на дряхлого старика. Бредёт старик, опираясь на палку, еле ноги волочит.
– Дедушка, – сказал Алдар‑Косе, – нелегко на старости мерить степь ногами. Разве нет у тебя коня?
И старик отвечал:
– Всю жизнь, покуда не иссякли силы, пас я байских скакунов. А вот своего коня не нажил. Так‑то, сынок…
– Постой, дедушка, – остановил его Алдар, – не спеши! Возьми коня из моего табуна. Какой понравится, тот и твой. Не отказывайся! Да позволь, я подсажу тебя…
Чем дальше ехал Алдар‑Косе, тем меньше становилось в табуне лошадей. На сорок первый день остался у него последний конь, тот, что был под ним.
И тут увидел Алдар: бежит по степи, распугивая птиц, девушка.
– Что стряслось? От кого убегаешь, красавица?
– От смерти убегаю! – обливаясь слезами, выговорила девушка. – Отец продал меня старику богатею… А я люблю удалого джигита‑пастуха. И он меня любит… Бегу к нему. Удастся скрыться от погони – счастливы будем и в нищете. Поймают – конец обоим!
Алдакен соскочил с коня.
– Милая сестрица, – ласково улыбнулся он, – в начале жизни грех думать о конце. Садись в седло, скачи к своему джигиту! На этом коне вас ни горе, ни смерть не догонит. Живите в радости сто лет!
И пошёл Алдар‑Косе дальше пешком. Легко шагает, озирает степь, улыбается небу, улыбается солнцу да поёт, поёт себе песни, как жаворонок, не гадая о том, что ждёт его впереди, не печалясь о том, что осталось за спиною.
Как Алдар‑Косе перехитрил шайтана
Было ли, нет ли – рыскал по степи шайтан. Много пакостей людям делал. Где ни повернётся, там и беда. И люди терпели. Боялись нечистого. Думали: нет никого сильней и хитрей шайтана. Сам аллах не может с ним сладить, где же человеку?
А шайтану это и на руку: «С покорного верблюда легче снимать шерсть». Над старым и малым, над конным и пешим тешился шайтан, как хотел. Да настали и для него чёрные дни.
Но кто же одолел шайтана? Послушай – узнаешь.
Рыскал шайтан по степи. Глядь – на берегу речонки, над самым обрывом, лежит какой‑то безбородый человек. На теле рубаха да штаны, ноги босы, под головой кулак. Можно бы подумать, что мертвец, да как подумаешь, если от храпа безбородого прибрежные кусты, как от ветра, гнутся.
«Ну, раз живой, – ухмыляясь, потёр лапы шайтан, – так сейчас будешь мёртвый».
Подкрался он на цыпочках к спящему и столкнул его с обрыва. Но тут вдруг две ловких руки туже, чем аркан, стиснули шайтану шею, и полетел он в воду вместе с человеком.
– Отпусти, – взмолился шайтан, – пропадём оба!
– Отпущу, когда вынесешь меня из воды, – сказал человек.
Долго барахтались в омуте. Понял шайтан: не вывернуться ему из цепких рук. Пришлось покориться человеку: вынес он безбородого на берег.
Посидели. Отдышались. Просохли немного. Шайтан говорит:
– На этот раз ты перехитрил меня. Больше не перехитришь. Хочешь, побродяжим по свету вдвоём, померяемся смекалкой?
– Изволь, – отвечает безбородый.
Шайтан не ждал такого ответа.
– Неужто ты надеешься взять верх надо мной в плутовстве? Да узнал ли ты меня? Ведь я шайтан. А ты кто?
Безбородый поглядел на шайтана, усмехнулся и пропел:
Хитёр ты, шайтан, – далеко и лисе.
А я человек, я такой, как все,
Не бай, не хан, не султан, не шайтан –
Зовут меня люди Алдар‑Косе.
Идут Алдар‑Косе и шайтан по степи. Прошли шесть долин, шесть перевалов, напились воды из шести колодцев. У седьмого колодца на караванной дороге нашли кошелёк.
Шайтан:
– Моя находка!
Алдар:
– Нет, моя!
Заспорили. Шайтан говорит:
– Пусть кошелёк достанется тому из нас, кто старше годами.
– Ладно, – соглашается Алдар‑Косе.
Шайтан радуется: «Попрощайся с денежками, Алдакен». А вслух говорит:
– Я родился на свет – миру было семь лет.
Алдар‑Косе всплеснул руками и залился горькими слезами:
– Ой‑бой, горе!
Оторопел шайтан:
– Какое горе? О чём ты плачешь?
– Ой, шайтан, растревожил ты своими словами мне сердце. Вспомнил я моего старшего сыночка. Умер сынок. А был он твой ровесник. В одно время вы, оказывается, родились.
И, не переставая всхлипывать, Алдар‑Косе суёт кошелёк себе за пазуху.
Шайтан только глазами хлопает. Как ни суди, выходит, прав Алдар‑Косе: ведь не случалось ещё, чтобы сын был старше своего отца.
* * *
Идут да идут Алдар‑Косе с шайтаном. День жаркий, путь дальний. Надоело Алдару шагать пешком. «Как бы, – смекает, – на шайтане мне прокатиться? Попробую‑ка надуть косматого». И говорит:
– Эй, шайтан, не сократить ли нам скучную дорогу?
Шайтан не понял.
– Не говори глупости, как её сократишь?
– А очень просто. Ты песни знаешь?
– Знаю.
– Так давай устроим на ходу айтыс. Сначала я спою, потом ты. Чья песня будет длинней, тот и победитель.
У шайтана заискрились глазки.
– Правильно, Алдар‑Косе. С песней всякий путь короче. Начинай айтыс. Да заранее готовься к проигрышу. Не перепеть человеку шайтана.
– Не боюсь проигрыша, – сказал Алдар‑Косе, – да вот что худо: не привык я петь пеший. Договоримся так: пока я буду петь, ты подвезёшь меня, а как кончится моя песня, – мне тебя везти. Идёт?
– Идёт!
Одним махом вскочил Алдакен шайтану на загривок, устроился поудобней и затянул на всю степь:
– Гой‑гой‑гой‑гой‑гой‑гой!..
Течёт время, повернуло солнце на полдень, всё дальше и дальше трусит рысцой шайтан, а песня Алдара‑Косе не кончается.
– Гой‑гой‑гой‑гой…
Не выдержал шайтан.
– Скоро ли, – хрипит, задыхаясь, – будет конец твоему «гой‑гой», Алдар‑Косе?
А Алдар:
– Вези, вези, шайтан, не ленись. Песенка моя длинная. «Гой‑гой» – это только начало. А за «гой‑гой» пойдёт «дой‑дой»…
И он заорал ещё громче:
– Дой‑дой‑дой‑дой‑дой!..
Так, не слезая с шайтана, и проехал Алдакен всю широкую степь от края до края.
* * *
На краю степи было поле, среди поля лежал брошенный плуг. Говорит Алдар‑Косе шайтану:
– Давай испытаем, кто сильнее – ты или я?
– Давай. А как?
– Видишь плуг? Ты станешь тащить его вперёд, я – назад. Кто прежде устанет, тот, значит, и сдался.
Запряг Алдар шайтана. Тянет шайтан плуг, надрывается, язык вывалил, пот мохнатыми лапами утирает, а Алдар‑Косе за плугом идёт, на рукояти налегает, ведёт борозду. Хорошо ли, плохо ли, а вспахал Алдакен поле на шайтане.
Под конец совсем ослабел шайтан, ткнулся носом в землю, чуть дышит.
Снял с него Алдар‑Косе упряжку и посмеивается:
– Вот теперь и видно, какой ты силач. А я так почти и не устал. Ещё бы с десятью шайтанами потягался.
Посеяли они на пашне пшеницу. А когда пшеница поспела, сжали её и обмолотили. Алдар‑Косе ссыпал зерно в кучу, а солому в копну сметал.
– Ну, – говорит, – выбирай, шайтан: большую или малую кучу возьмешь?
– Большую! Большую! – кинулся к соломе шайтан.
– Ладно, бери большую.
Алдар продал пшеницу, оделся, обулся на вырученные денежки, а шайтан так и остался ни при чём со своей соломой.
* * *
Рассердился шайтан на Алдара‑Косе.
– Ты обманул меня. Хочу с тобой драться, – объявил он спутнику.
– Драться, так драться, я не прочь, – говорит Алдар‑Косе. – Однако в открытой степи начинать драку не стоит: кто‑нибудь увидит, бросится разнимать да мирить, и мы с тобой не додерёмся.
Набрели на пустующую землянку. Переночевали в ней. А наутро Алдар‑Косе спрашивает:
– Чем драться будем? Есть тут только один курык да камча. Возьми, что тебе больше по руке.
Шайтан схватил курык и думает:
«Ну и дурак всё‑таки этот Алдакен. Сейчас я ему бока наломаю! Пока у меня курык в руках, разве он меня камчой достанет?»
Начался бой. Хотел шайтан размахнуться пошире, да длинный курык упёрся в стенку – и ни туда, ни сюда. А Алдар‑Косе налетел на шайтана и ну что есть силы хлестать его по мохнатой спине. Кинул шайтан курык, закрутился по землянке, как шальная овца.
– Нет, – кричит, – я так не согласен! Ты опять меня обманул. Давай меняться оружием, давай биться в степи!..
Вышли на простор. У шайтана – камча, у Алдара – курык. Стали сходиться. Не успел шайтан взмахнуть камчой, как Алдакен так огрел его по рёбрам, что у того и ножки подкосились…
* * *
Никогда больше не затевал шайтан ни ссор, ни драк с Алдаром. Стал смирный, услужливый, во всём уступал, во всём поддакивал спутнику. Но злобу против него таил и днём и ночью. Решил он пойти на последнюю уловку, задумал погубить врага, прикинувшись его другом.
Шайтан:
– Алдакен, немало я натерпелся от твоих шуток и выдумок, но нет в моём сердце на тебя обиды. Люблю тебя, светик, за удаль, за ловкость, за весёлый нрав. Готов для тебя на всё, верь слову шайтана. Будем навек друзьями! И скажи ты мне, как другу, неужто нет ничего на свете, что могло бы тебя доконать. Или тебе дана вечная жизнь?
Алдар:
– Никто из людей не вечен, шайтан. Помру и я. А от чего помру, хоть сам и знаю, да тебе открыться опасаюсь. Это великая тайна.
Шайтан навострил уши.
– Алдакен, душа моя, посовестись, – как можешь ты мне не доверять! Да ведь ты мне дороже кровного брата! Когда узнаю, что тебе угрожает, стану беречь и охранять тебя, как зрачок глаза. Не скрывай от верного друга свою тайну.
Алдар‑Косе подумал, подумал и махнул рукой:
– Ладно, будь что будет, признаюсь тебе по‑дружески во всём. – И зашептал на ухо шайтану: – Не страшны мне ни стрелы, ни кинжал, не страшны мне ни волчьи зубы, ни жало змеи, не страшны мне ни плутни шайтанов, ни гнев аллаха, а страшны мне свежие баурсаки. Чем жирней, тем страшней! От них – моя погибель…
Выведав тайну Алдара, шайтан до того обрадовался, что и скрыть веселья не мог: идёт – приплясывает, подбрыкивает копытцами, точно сытый козлёнок.
«Теперь‑то я с тобой разделаюсь, «друг» Алдакен, – ликует шайтан, – теперь твоя печёнка в моих лапах!»
Ночью, когда Алдар‑Косе заснул на привале, шайтан шнырнул в один аул, в другой, накрал по юртам полный мешок баурсаков и перед самым рассветом воротился назад. Алдар‑Косе безмятежно похрапывал у тлеющего костра. Шайтан пнул его ногой и пронзительно пропищал:
– Прощайся с жизнью, безбородый зубоскал! Вот когда отомщу я тебе за всё разом! Видишь мешок? В нём твоя смерть!
Алдар задрожал всем телом, прикрыл руками голову и кинулся за куст:
– Ой, шайтан, прости, ой, пощади!
А шайтан:
– Не проси, не будет тебе пощады!
И давай один за другим кидать в Алдара баурсаки:
– Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!..
А Алдакен, укрывшись за кустом, ловит баурсаки – да в рот, да в рот… Во всём он был не промах, а в еде и подавно.
Опустел мешок у шайтана. Вздохнул нечистый с облегчением и побежал к кусту взглянуть, что сталось с недругом. Глянул – и зашатался: сидит Алдар на травке под кустом, скрестив ноги, суёт в рот последние баурсаки и, то ли от жира, то ли от блаженства, сияет весь, как слиток золота.
– Вот спасибо, шайтан, славно ты меня попотчевал! – говорит Алдар, вытирая руки о голенища. – Давненько я так не завтракал. Не зря есть пословица: «С хорошим другом будет рот в сале, с плохим – будет нос в крови»…
А сам хохочет, заливается.
Заплакал шайтан от бессилия и злости, заплакал и ударился от Алдара‑Косе наутёк. И чем быстрее он скакал, убегая, тем веселее хохотал Алдакен. Да и кто бы на его месте тут удержался от смеха?
С тех пор не стало в степи шайтанов. Навсегда не стало. Поняли, лукавые твари, что человек всех хитрее, всех храбрее, всех выше разумом. Только в сказках теперь и услышишь про шайтана.
Как Алдар‑Косе батраков угощал
Однажды пришлось Алдару‑Косе батрачить у бая.
– Как живётся? – спрашивает он у других батраков.
– Плохо живётся, – отвечают те, – совсем забыли запах мяса.
– Не унывайте, накормлю вас мясом за счёт бая.
Батраки только головами покачали:
– «Не обращайся с просьбой в юрту, где не бывает гостей», – так говорит народ, Алдакен.
– А я и не собираюсь просить. Сам даст.
– Что ты такое задумал, отчаянная голова?
– Не подует ветер – не шевельнётся тростник, – уклончиво ответил Алдар‑Косе.
В тот же день – неизвестно, как и почему – лучший баран из байской отары свалился в яму и сломал ногу. Бай схватился за голову:
– Ой, Алдар‑Косе, пропадает баран! Что делать?
– Прирежь его быстрее! – советует батрак.
– Так ведь жалко: одним бараном меньше будет… – хнычет бай.
– А если жалко резать, пусть себе подыхает, – преспокойно говорит Алдар‑Косе.
Делать нечего, зарезал бай барана и приказывает:
– Снеси баранью тушу на базар, продай подороже.
Взвалил Алдар‑Косе тушу на спину и побрёл на базар.
Ходит там и покрикивает:
– Эй, добрые люди! Продаю за червонец дохлого барана! Покупайте!
Смеются люди:
– Ну нет, Алдар‑Косе, на этот раз никого ты не проведёшь. Не нужен нам твой дохлый баран. Тащи его туда, откуда принёс.
Алдару‑Косе по душе такие слова.
Вернулся он к баю и, вытирая рукавом пот, говорит:
– Придётся, бай, нам самим есть мясо. Никто не покупает барана. Напрасно я силы тратил. Не нужен, говорят, никому…
Бай не поверил работнику:
– Почему не нужен! Такой хороший баран! Такой жирный баран! Врёшь ты всё, Алдар‑Косе! Завтра вместе пойдём продавать.
Рано утром отправились они на базар вдвоём.
Бай кричит:
– Эй, люди добрые! Покупайте барана! Кому нужен баран?
А Алдар‑Косе подтягивает:
– Покупайте вчерашнего барана! Это тот самый баран! Берите за червонец вчерашнего барана!
Тут уж народ не стерпел:
– Проваливайте прочь, бездельники! И гроша вам не дадим! Ешьте сами свою баранину!
Пришлось торговцам убираться с базара.
– Что будем делать дальше? – спрашивает Алдар. – Съедим мясо или выбросим его в овраг волкам?
– Дай подумать, Алдакен, дай подумать, – сокрушённо отвечает бай.
И вот собрал он в своей юрте всех работников и держит речь:
– Пастухи, ходят глупые толки, что я злой человек, жадный человек. Пусть аллах накажет болтунов за клевету. Сегодня вы узнаете, каков ваш хозяин. Хочу вас угостить на славу. Самого лучшего барана, самого жирного барана не жалею для вас. Вари, Алдар‑Косе, барана! Только такой уговор: твёрдое в казане – моё, остальное – ваше.
Переглянулись батраки, развели руками, ничего не сказали в ответ. Ладно и так: коль нет надежды на мясо, и отвар неплохая еда.
А Алдар‑Косе уже хлопочет в стороне: горит костёр, бурлит вода в казане, варится баранья туша. И так долго варил Алдар‑Косе мясо, что бай забеспокоился:
– Скоро ли будет обед, Алдар‑Косе?
– Скоро, скоро, потерпи, бай!
Когда мясо разварилось так, что даже от костей отвалилось, Алдар говорит хозяину:
– Повтори, бай, что твоё в казане?
– Твёрдое! Твёрдое! – засуетился бай.
– Вот всё твёрдое! – выкладывает Алдар‑Косе баю голые кости. – А нам остальное.
Уселись батраки вокруг казана и принялись за еду. Бай посинел от злости, а работники посмеиваются. Наевшись баранины, вытерли они усы и сказали разом:
– Спасибо за угощение, Алдакен!
Как бай свел знакомство с Алдаром‑Косе
Один спесивый бай разглагольствовал перед одноаульцами:
– Вся степь твердит: Алдар‑Косе! Алдар‑Косе!.. Не верю я россказням про его ум и хитрость. Поглядеть бы мне на этого ветрогона хоть разок. Я б его вмиг самого одурачил.
Рассмеялись молодые, закачали головами старики.
– Не хвастай, бай, не срамись. Ещё никому на свете не удалось одурачить Алдакена.
– А вот я одурачу! – раскипятился бай. – Обещаю вам заколоть кобылицу и устроить той на весь аул, коли не перехитрю при случае хитреца. Только бы мне с ним повстречаться!..
Как‑то раз – по делу ли, без дела ль – выехал этот бай на верблюде в степь. Смотрит: неподалёку от дороги, точно ищет что‑то, ходит и ходит по кругу какой‑то человек.
– Эй, приятель, – крикнул бай, – что потерял?
Незнакомец остановился и озабоченно отвечал:
– Ничего не потерял, а всё‑таки ищу.
– Что же ищешь?
– Ищу начало земли. Хорошо знаю, что оно где‑то здесь, да никак не могу отыскать. Глянуть бы на степь с высоты – сразу нашёл бы. Да вот беда – ни холмика, ни бугорка кругом. Но всё равно достигну своего. Громкая слава, вечный почёт ожидает того, кто найдёт начало земли.
С удивлением выслушал бай незнакомца, потом спросил:
– А с верблюда, скажи, друг, мог бы ты увидеть начало земли?
– Ещё бы с верблюда не увидеть! Конечно, увидел бы. Да ведь у меня нет не то что верблюда, даже паршивого осла.
Бай заёрзал в седле.
– Полезай на моего верблюда, – предложил он. – Но только с условием: всюду будешь говорить, что мы вместе нашли начало земли. Поделим славу и почёт. Согласен?
– Так и быть, согласен!
Слез бай с верблюда, подсадил на него незнакомца и, задрав кверху бороду, ждёт не дождётся, что тот скажет.
– Ну, как, видишь ли начало земли?
– Нет, – вздохнул незнакомец, поудобнее усаживаясь и подбирая поводья, – не вижу. Вижу только, что ты, бай, большой дурак. Ну, да не горюй: зато с этого дня ты можешь всем хвалиться, как с Алдаром‑Косе искал начало земли!
– Алдар‑Косе! Так это ты?! – взревел бай и кинулся к всаднику. – Отдай верблюда, разбойник!
– Отдам, если догонишь! – крикнул Алдар‑Косе и пустил верблюда напрямик, да так, что только трава пучками полетела. А бай с раскрытым ртом остался на месте.
Лишь на закате дотащился он до аула. Навстречу жена:
– Что согнулся крючком? Где верблюд?
– Нет верблюда. Отнял Алдар‑Косе, – буркнул бай.
Завыла жена бая. Сбежался народ. Узнали, в чём дело.
– Как отнял, – спрашивают, – силой или хитростью?
– Хитростью, – признался бай.
Зашумел аул. Молодые хохочут, посмеиваются старые.
– Так тебе и надо, хвастун! Режь кобылу, зови людей на той. Ты проиграл спор.
Куда деваться баю? Против народа не устоишь. Зарезал кобылицу, глотая слёзы, потчует мясом весь аул.
В разгар тоя подъезжает на верблюде Алдар‑Косе.
– Получай, бай, верблюда, – смеётся, – да не тягайся вперёд умом с бедняками и не гонись за чужой славой!
Рад бай верблюду, а народ Алдакену. Подняли бедняки своего любимца на руки, усадили на почётное место, поднесли ему лучший кусок. До утра пировали в веселье.
Как Алдар‑Косе наказал жадного муллу
Сундуки муллы ломились от приношений верующих, а мулле всё было мало. Редкий человек не слышал от него слова «дай», но не встречалось таких, кому бы он хоть раз сказал: «Возьми». Если какой‑нибудь горемыка и обращался к мулле за помощью, то ответ был всегда один и тот же:
– Сын мой, усерднее молись всевышнему. Аллах всемогущ и милостив к правоверным. Если на тебе нет греха, он не оставит тебя своими щедротами.
Узнал Алдар‑Косе про жадность и лицемерие муллы и решил его проучить.
Как‑то раз ехал мулла на осле из одного аула в другой. Слышит: впереди у дороги кто‑то горестно рыдает. Что такое? Не по умершему ли плачут? Мулла подогнал ослика. Ведь не зря говорится: «Скотина жиреет от обильных кормов, мулла – от частых покойников».
Подъезжает мулла к старому придорожному колодцу и видит: сидит какой‑то человек, уронил голову на колени, громко плачет.
– Что случилось? – спрашивает мулла.
– Ой, беда, беда! – не перестаёт причитать человек.
– Какая беда? Не умер ли кто‑либо из твоих родичей?
– Ой, хуже!
– Что же может быть хуже?
– А то, что меня разорил проклятый Алдар‑Косе.
– Алдар‑Косе? От этого безбожника всего можно ждать. Я не видел его, но знаю о нём от людей. Что же он тебе сделал?
– Мы случайно сошлись у колодца. Сели, поговорили. Алдар‑Косе попросил у меня щепотку насыбая. Я протянул ему свой старый кисет, а он, негодяй, выхватил его и швырнул в колодец…
Мулла усмехнулся.
– Стоит ли из‑за старого кисета, даже если в нём был табак, поднимать шум на всю степь!
– Так ведь в кисете под табаком я хранил три золотых монеты – всё моё достояние, – проговорил незнакомец и заревел ещё громче.
Мулла соскочил с седла:
– Ты говоришь, в кисете три золотых? Что же ты не лезешь за ними, чудак? Колодец не очень глубок.
– Как лезть, когда у меня нет верёвки.
У муллы забегали глаза.
– Послушай, – сказал он, – я одолжу тебе ослиный повод, если ты дашь мне за это одну монету.
– Да благословит вас аллах, благочестивый мулла! Я с радостью отдал бы вам золотой, но боюсь, что и повод мне не поможет.
– Почему же?
– Потому что я с младенческих лет больше всего на свете боюсь холодной воды, и мне легче помереть, чем окунуться в колодец…
«Вот дуралей! – подумал мулла. – Да я бы ради денег не то что в колодец, в преисподнюю полез бы…» А вслух говорит:
– Коли так, изволь, я выручу тебя из беды, достану со дна твои деньги. Только за риск и труды ты должен дать мне две монеты.
– Отдам! Без жалости отдам! Всё равно пропадают деньги. Пусть так и будет: два золотых – вам, один – мне.
Мулла мигом сбросил одежду и, придерживая живот, опасливо заглянул в колодец.
– Крепче держи повод, – сказал он, – а когда я достану кисет, тяни изо всех сил.
Ухватившись за повод, мулла, пыхтя, спустился в колодец и повис над водой.
– Опускай, опускай меня помаленьку, да, смотри, осторожно! – раздался из глубины его голос. – Ну, что же ты медлишь?
– А куда нам спешить, отец мой? – услышал он сверху. – «Неторопливый и на арбе догонит зайца». Я медлю потому, что думаю. А думаю я вот о чём: не признаться ли мне вам сразу, что в колодце нет никаких денег.
– Как?! – вскричал мулла. – В колодце нет денег? Мошенник! Значит, ты солгал, будто Алдар‑Косе зло подшутил над тобой?
– Солгал, солгал, каюсь, святой отец! Алдар‑Косе действительно подшутил, но только не надо мной, а над вами. Ведь Алдар‑Косе – это я сам.
– Ох, бедная моя голова! – взвизгнул мулла и, сорвавшись с повода, плюхнулся в воду.
Колодец и вправду был неглубок. Стоя по пояс в воде, мулла бранился, проклинал, угрожал, но скоро понял, что этим Алдара не проймёшь: тот только весело хохотал, наклонившись над колодцем. Тогда мулла заговорил по‑другому:
– Алдакен, душа моя, я на тебя больше не сержусь за твою озорную выходку. Не сердись и ты на меня. Пошутил – и хватит. Кинь мне поскорей конец повода, помоги, дорогой, выбраться из колодца!
Но Алдар отвечал голосом муллы:
– Молись усерднее всевышнему, святой отец. Аллах