Человек позади толкнул Сета и развернулся, взмахнув полами пальто и галстуком, но не для того, чтобы извиниться, а чтобы состроить рожу. Сет обернулся туда, где видел мальчика, но ребенок уже исчез.
Тяжело дыша от потрясения, он уверял себя, что ему привиделось, но затем заметил, как школьные брюки и стоптанные ботинки на толстых каблуках мелькнули у ларька с солнечными очками и часами.
Невероятно — мальчишка не может перемещаться с такой скоростью. Здесь есть еще дети, наверное, это какой-то другой ребенок. У него просто паранойя, он сумасшедший и больной. Сет пробился сквозь группку туристов из Франции и направился к кассам.
Но вдруг мальчишка здесь для того, чтобы задержать его? Ведь с того момента, как Сет вышел из «Зеленого человечка», на его пути попадаются сплошные препятствия. Кажется, весь город сговорился не выпускать его за определенные границы.
Стоя в очереди, Сет опустил глаза и зажмурился, чтобы не увидеть нечаянно фигуру в капюшоне, наблюдающую за ним. Пытаясь сфокусировать взгляд, он глубоко вдохнул теплый воздух и попытался сдержать волну паники — она вскипала прямо в горле, грозя выплеснуться наружу пронзительным воплем. Сету хотелось рвать на себе одежду и безумно мчаться через толпу.
Он интуитивно понял, что стоит двинуться обратно на восток, в сторону «Зеленого человечка», и ему снова полегчает. Некто дает ему понять, что из города уезжать запрещено. Некто, с кем он по доброй воле установил партнерские отношения в ту ночь, когда открыл дверь шестнадцатой квартиры.
Наконец Сет оказался перед стеклянной загородкой, за которой восседал толстяк в красном жилете. Сет снова обрел голос и попросил билет до Бирмингема.
|
|
Кассир раздраженно взглянул на него.
— Разве вы не слышали объявлений, не видели расписания? Сегодня поезда до Бирмингема не идут.
— Что?
— С Юстона нет отправлений.
— Но как же тогда попасть в Бирмингем?
— С вокзала Мэрилбоун. С Чилтерн Рэйлвейз. Или же с автобусной станции у вокзала Виктория.
Однако от одних названий этих отдаленных мест, затерянных где-то в загроможденном, многолюдном городе, Сет лишился остатков решимости. Ему хотелось биться о стену, пока голова не расплющится, пока осколки кости не проткнут багровую кожу.
— Отойдите в сторонку. Следующий! — выкрикнул кассир в красном жилете.
Сет отполз от окошка. Он знал, что ни метрополитен, ни автобусы не доставят его туда, куда он хочет попасть, у него не было сил двигаться дальше. Вся его жизненная энергия ушла, остался только небольшой запас для поддержания панического страха. Даже если удастся добраться до другой станции, на него снова нападет болезненная слабость.
Надо поспать. Вернуться домой и лечь спать. Может быть, он попробует еще разок потом, когда выспится.
Теперь он не мог думать ни о чем другом, его разум даже отказывался замечать мальчика в капюшоне, который дожидался у касс, а затем, когда Сет покинул здание вокзала, пошел рядом.
На следующий день Сет попытался уйти в южном направлении, но не смог пробраться дальше Стрэнда, где его вырвало в общественном туалете.
Север оказался непреодолимым лабиринтом. Сета сбивали с толку кирпичные стены, остроконечные черные крыши, железные перила, горький воздух и полупрозрачные белые существа, которые взывали к нему со строительных площадок и быстрее крыс проносились по разломанным фундаментам. Попытки сбежать в итоге привели его в центр, и Сет вдруг понял, что уже вечер, что он находится где-то между Кэмденом и Юстоном и едва стоит на ногах от голода и усталости.
|
|
На третий день на востоке города Сет едва не задохнулся между рядами серых домов с террасами и садиками, заваленными хламом. Он мотал головой и рыдал, глядя на пакистанских детишек в странных одеяниях. Наконец он повернул домой — только это направление немного спасало от тошноты, холодного пота и жара, приступов удушья и непрерывно зовущих из окон костлявых тварей с желтыми лицами и широко разинутыми пастями.
В следующий вечер он отправился на работу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Перед дверью квартиры Шейферов стоял густой запах Баррингтон-хаус: мебельной полироли, шампуня для ковров, пасты для чистки меди, пыли. Но было кое-что еще — отголосок серы. Или же чего-то недавно сгоревшего, похожего на порох.
Лестничные пролеты, уходившие вверх и вниз по бокам от лифта, освещались электрическими лампами, но сам воздух был каким-то темным. Мутным, словно фотография, сделанная впотьмах. От всего этого Эйприл ощущала тревогу, но в то же время и какую-то странную апатию. Если бы она не шла, сосредоточившись на своих целях, то запросто могла бы представить, как сидит или лежит здесь в тишине, дожидаясь чего-то. Но только чего?
При мысли о том, что придется постучать в дверь Шейферов, у Эйприл свело живот нервной судорогой. Они старые, сложные в общении люди, они не хотят, чтобы их беспокоили. Об этом говорили Стивен и Петр. Отказ Шейферов в ответ на ее просьбу о встрече доказывает их знакомство с Хессеном и то, что они что-то с ним сделали. И их вожаком был Реджинальд, муж двоюродной бабушки. Миссис Рот открылась ей в момент эмоционального потрясения. Возможно, подозревая, что самой ей осталось недолго. От этой мысли Эйприл стало не по себе, поскольку она, должно быть, одной из последних видела миссис Рот живой. Стивен подтвердил ее догадку сегодня утром, когда она пришла.
|
|
Но престарелая обитательница дома сообщила достаточно, да и Лилиан в дневниках намекала на те же неприятные события, имевшие место полвека назад. Только из опасения прервать спонтанную и обрывочную исповедь миссис Рот Эйприл не решилась спросить о смерти Реджинальда. Даже Лилиан не могла заставить себя поделиться подробностями, потому что правда о том, что произошло тогда, была невыносима и для миссис Рот, и для двоюродной бабушки. И вот теперь Эйприл остается только предполагать связь Хессена со сверхъестественными силами и жуткими звуками, только догадываться о существовании чудовищных картин и заразных кошмаров, от которых не помогло избавиться даже открытое столкновение с художником. Она сама видела кое-что краем глаза и до смерти боялась увидеть это снова в тусклых коридорах и обшарпанных комнатах, где все тени ложатся неправильно, где каждое зеркало предполагает чье-то чужое присутствие. Эйприл огляделась по сторонам и встревожилась, когда взгляд скользнул по зеркалу на площадке.
Тогда произошел некий конфликт, который для Хессена закончился плохо. В этом она твердо убеждена. Свершилось убийство, о котором преступники упорно молчали все эти годы. И общая тайна рассорила их, обрекла каждого на изоляцию и безумие. Теперь необходимо услышать всю историю в новом изложении. Она должна выяснить, как умер Реджинальд, как был убит Хессен, и сегодня она узнает.
Эйприл подняла руку.
Указательный палец уперся в холодную латунь звонка.
Она тронула кнопку слабо, слишком слабо. Звука не вышло. Эйприл нажала сильнее, удерживая кнопку внутри декоративной металлической розетки.
«Зачем ты сюда пришла?»
Последовала пауза, затем звук завибрировал под кончиком пальца, и в тот же миг Эйприл услышала за тяжелой входной дверью слабое звяканье.
Казалось, бледное солнце за серым стеклом на лестнице еще глубже ушло в вечно висящую тучу. Эйприл ощутила, как воздух вокруг нее похолодел и потемнел.
Она отступила на шаг и подождала немного. Затем еще подождала. Никто не открывал. Эйприл снова нажала на кнопку звонка. И еще.
Она услышала топот ног, проворно спускавшихся с верхнего этажа по общей лестнице, и вдруг ощутила детское желание бежать, словно в чем-то провинилась. Пока ждала, она утратила уверенность в себе, утратила целеустремленность. На стене появилась тень, и Эйприл развернулась, чтобы поздороваться. Должно быть, вниз несется ребенок, так живо и стремительно. Но может ли от ребенка падать такая тень?
Справа от нее, в глубине квартиры, наконец зазвучали голоса. Кто-то отреагировал на звонок. Слышался женский голос, пронзительный и встревоженный, хотя слов Эйприл не могла разобрать. Второй, старческий, мужской, оказался совсем близко. По-видимому, хозяин стоял прямо под дверью.
— Это я и собираюсь узнать, — раздраженно выкрикнул он, очевидно развернувшись туда, откуда неслись далекие женские крики.
Эйприл поглядела на лестницу. Тень разрослась, затем истончилась и растаяла под потолком. Шаги оборвались. Никто не вышел из-за поворота лестницы.
— Эй? — позвала она слабо. — Кто здесь?
— Кто там?
Для старика голос был на удивление мощным, в нем до сих пор угадывался американский акцент, хотя и сглаженный десятилетиями жизни в Лондоне. Обращались к ней, и Эйприл догадалась, что ее рассматривают в маленький глазок в двери. Она слышала, как тяжело дышит мистер Шейфер после прогулки по коридору.
Эйприл отвернулась от лестницы, ощутив острое желание попасть в квартиру престарелых супругов.
— Здравствуйте, меня зовут Эйприл. Я только хотела…
— Кто? Я вас не слышу!
Она раздраженно выдохнула.
— Эйприл Бекфорд, сэр! Можно мне войти?
— Я вас не слышу. — Шейфер снова прокричал себе за спину, обращаясь к женщине: — Я же сказал, что не слышу, так откуда мне знать? Только успокойся! Говорю тебе, я сам все выясню. Не переживай. И не надо тебе вставать. Я же сказал, что справлюсь без тебя!
— Я просто хотела… — снова попыталась Эйприл.
Бесполезно, он не слушает, а если бы и слушал, то все равно не услышал бы.
Старческие пальцы теребили и дергали засов, как будто хозяин первый раз в жизни отпирает дверь. Дыхание Тома Шейфера становилось все громче и напряженнее, словно он поднимает тяжести.
Когда между косяком и дверью появилась щелка, оказалось, что старик совсем мал ростом, и Эйприл пришлось наклонять голову, чтобы увидеть его высунутое лицо. Изборожденная морщинами отвисшая кожа, сплошь в белых точках щетины, колыхалась вокруг мокрого рта с провалившимися губами. Струйка прозрачной слюны блестела в глубокой складке у рта. Толстые стекла очков увеличивали слезящиеся глаза. Радужки были такие темные, что казались вовсе черными на фоне выцветших белков. На голове старичка косо сидела голубая сетчатая бейсболка.
— Да?
Как часто бывает у любителей сигар, его зычный голос словно бы рождался где-то в недрах грудной клетки и обладал совершенно не вяжущейся с тщедушием Шейфера глубиной, но в то же время крайней сухостью.
— Здравствуйте, сэр. Вы меня не знаете.
Она говорила громко, но все-таки не настолько, чтобы ее могла услышать женщина в глубине квартиры, которая, судя по всему, и была миссис Шейфер.
— Я двоюродная внучка Лилиан из тридцать девятой квартиры, и мне очень нужно с вами поговорить. Прошу вас, всего несколько минут.
Дверь была немного приоткрыта, однако Эйприл интуитивно сознавала, что она может захлопнуться в любую секунду. Она бросила через плечо последний испуганный взгляд с ощущением, что нечто стремительное со странной тенью теперь затаилось прямо за поворотом и внимательно слушает.
Редко моргая, Том Шейфер молча взирал на нее. На его лице читалось тревожное подозрение, что, как догадалась Эйприл, было обычным для старика выражением. Он медленно развернулся всем телом, осматривая коридор, будто желая удостовериться, что жена его не видит, затем снова взглянул на Эйприл.
— Вы просто копия своей бабушки. Но я не могу с вами разговаривать, простите. Мы объясняли Стивену, он должен был вам передать.
Шейфер начал закрывать дверь, и Эйприл неожиданно для самой себя сделала шаг вперед.
— Прошу вас, сэр! Я должна знать, что случилось с моей двоюродной бабушкой и ее мужем. Они ведь были вашими друзьями, вашими соседями.
Старик шумно выдохнул.
— Все это происходило очень давно. Мы ничего не помним.
— Я знаю о Феликсе Хессене.
Старик поднял голову, и в его слезящихся глазах загорелся живой огонек, которого до сих пор так не хватало.
— Мне просто необходимо узнать, правда ли то, что писала в дневнике бабушка. Вот и все. Кое-что о ее жизни. Прошу вас, сэр, это только для меня и моей матери. Мы не расскажем ни единой живой душе!
Том Шейфер щурился, глядя на Эйприл Тяжелые очки поползли к переносице короткого носа.
— Юная леди, ваша бабушка была совершенно ненормальная, и вы сейчас ее напоминаете. Она часто приходила к нам с похожими требованиями. Мы не желаем, чтобы нас беспокоили по этому поводу.
Этому поводу? О чем это он? Эйприл уцепилась за его презрительное замечание в адрес Лилиан.
— Я понимаю, у нее были проблемы. Но и вы тоже понимаете почему. Мне рассказала миссис Рот, она поведала мне о том, что случилось. Прямо перед смертью.
Дверь снова приоткрылась, на этот раз шире.
— Неправда. Бетти была кем угодно, только не болтуньей!
Несмотря на иссохшее тельце и маленькую головку в смехотворно большой кепке, старик снова удивил Эйприл зычностью голоса. Она вдруг почувствовала себя глупой и виноватой, словно ребенок, который плохо себя вел и раздражал взрослых.
Эйприл кашлянула.
— Миссис Рот рассказала мне не все. Накануне гибели она казалась очень испуганной, ей было просто необходимо признаться кому-нибудь. Хотя бы мне. Она чувствовала, что ей угрожает опасность, что призрак прошлого проявляет себя в настоящем. Она поведала мне о картинах, сэр, и о несчастном случае с Хессеном. О том, что он натворил здесь, как изменил всю вашу жизнь. Моя бабушка тоже писала об этом в дневниках. Вместе они сообщили мне немало интересного. Включая и то, что случилось, когда Хессен вернулся из больницы и снова начал терзать вас.
Том Шейфер некоторое время молчал, напряженная пауза была заполнена его тяжким дыханием. Старик вдруг сделался совсем больным и ужасно слабым, казалось, он в любой момент упадет и уже никогда не поднимется.
— Я прошу всего лишь уделить мне несколько минут вашего времени. Вот и все. Я должна узнать.
— Не могу, простите. Моя жена…
Этот дряхлый человек внезапно заставил Эйприл вспомнить о Лилиан. Одинокая, напуганная, покинутая, она продолжала неутомимо бороться с призраками из воспоминаний, которые превратили ее жизнь в кошмар. Лилиан никогда не сдавалась. Не то что миссис Рот или эти Шейферы, заточенные в доме до самой смерти со своими сиделками, убожеством и бессилием Эйприл стерла слезинку, покатившуюся по щеке.
Не глядя на нее, как будто ему было стыдно встречаться с девушкой взглядом, Том Шейфер широко распахнул дверь и заковылял прочь по коридору. Сделав несколько неуверенных шагов, он обернулся и наклонил голову.
— Ну, так вы идете или как?
Шмыгая носом, Эйприл пошла следом. Но теперь, оказавшись внутри, она уже не понимала толком, что хочет услышать, что он может ей рассказать.
— Говорите потише, — зашептал старик. — Если потревожите жену, вам придется уйти.
Эйприл закивала, не зная, вызвана ли его просьба желанием оградить супругу от волнений или же самому спастись от ее гнева.
Она двигалась за стариком по голому, грязному коридору в просторную гостиную. Судя по всему, супруги пользовались только небольшим пятачком комнаты, той частью, где стояли телевизор и два продавленных кресла, придвинутых к столику на колесах, на котором громоздились бутылки с минеральной водой, салфетки, конфеты, наполовину объеденная гроздь темного винограда и упаковки таблеток. Остальное пространство было пусто, если не считать старинного буфета и обеденного стола, заставленного картонными коробками, заваленного выцветшими полотенцами и измятым постельным бельем. Очередной плохо освещенный и жалкий уголок Баррингтон-хаус. При таких-то деньгах богачи ютились, как бродяги, на нескольких метрах пентхауса. Застланный ковром пол был в крошках и обрывках бумаги. На стенах не висело картин. И зеркал. От них остались только следы — темные квадраты и прямоугольники на выцветших обоях.
В одном кресле лежала развернутая газета «Файнэншнл таймс».
— Присаживайтесь. Я не могу предложить вам выпить. На то, чтобы добраться до кухни и вернуться обратно, у меня уйдет целый час, а у нас мало времени.
— Прошу вас, не извиняйтесь. Мне стыдно, что я побеспокоила вас, честное слово. Я понимаю, что явилась без приглашения, но мне не нужно ничего, кроме нескольких слов. Объяснений. Дело в том… — Эйприл сглотнула тугой комок в горле, — что я узнала очень много нового с тех пор, как приехала сюда. И я очень жалею, что узнала. Однако теперь не могу уехать домой, не выяснив окончание истории Лилиан.
Упав в кресло и как следует отдышавшись, Том Шейфер внимательно посмотрел на нее. Теперь старческое лицо было спокойно, взгляд сделался решительным, уверенным, лишенным какого-либо смущения, несмотря на убогость обстановки.
— А вы действительно очень похожи на Лилиан, — произнес мистер Шейфер и наконец-то улыбнулся. — Она была очень красивая женщина.
Лицо Эйприл внезапно вспыхнуло. И не потому, что он счел Эйприл привлекательной, а потому, что признал связь, существующую между ней и Лилиан.
— Спасибо. Она и правда красавица. Я видела фотографии, ее и Реджинальда.
Том Шейфер все улыбался.
— Иногда на них больно даже смотреть. Тогда все было совершенно иным. — Он отвернулся, глядя непонятно куда, просто в пространство запущенной комнаты, где обитал изо дня в день. — Но все меняется. Наслаждайтесь тем, что имеете. Не ищите себе неприятностей.
Его слова прозвучали предостережением. Старик снова перевел взгляд на Эйприл.
— Я слышал, вы собираетесь продать квартиру Лили. Так вот, я бы попросил вас закончить с делами, и как можно скорее, и сразу же уехать отсюда. Не тратьте попусту дни своей жизни на это место.
— Почему вы так говорите?
— Мне казалось, вы понимаете.
Эйприл отвела глаза и уставилась на свои руки, стиснутые на колене.
— Кое-что я знаю, но не все. Я никак не могу соединить разрозненные фрагменты.
— И вы думаете, я вам помогу?
— Вы ведь были здесь. В то время.
Шейфер покачал головой.
— Но кто в силах понять, что произошло? Сомневаюсь, что лично я в силах. Бетти точно не смогла. И Лилиан тоже. А остальных больше нет с нами. То, что произошло, никак не укладывается в рамки обычного человеческого опыта. Мы не подготовились к этому, не смогли справиться. Этого не должно было случиться. Мы попались в ловушку, слишком гордые и слишком глупые, чтобы просто-напросто сбежать, когда еще существовала возможность.
— О какой ловушке идет речь?
Он испустил долгий вздох.
— Полагаю, теперь уже не имеет никакого значения, кто и что будет знать. Не могу поверить, что Бетти вам рассказала. Честное слово, не верится. Но с другой стороны, разве можно доверять кому-нибудь из нас, старых дураков? Кстати, я понятия не имею, о чем там писала Лилиан. Она была не в себе, и довольно долго. Это происшествие сильно повлияло и на меня. Но господи, все мы расплатились сполна! Все, без исключения.
Эйприл снова уставилась на свою коленку, ощущая, как ее переполняют знакомые отчаяние и раздражение.
— Но вы ведь можете поведать мне, как умер Реджинальд. Лилиан не хватило сил написать об этом в дневнике.
Том Шейфер поднял на нее глаза.
— Вы, конечно, слышали выражение «они слишком сильно любят друг друга»? Так вот, это как раз о Лили и Реджи. Мы не думали, что она переживет смерть Реджи, и, как мне кажется, в некотором смысле мы оказались абсолютно правы.
— Но как именно он умер?
Его взгляд сделался жестким.
— Он убил себя, выбросился из окна гостиной их квартиры. — Шейфер проговорил эти слова без пауз, не моргая и не запинаясь.
— Оттуда, где лежали розы, — выдохнула Эйприл. — Куда она складывала розы. Это был мемориал!
Она посмотрела прямо в глаза Тому Шейферу.
— Все случилось из-за Хессена. Из-за того, что он так мучил их и довел до безумия. Но как он это сделал?
Том Шейфер отрицательно покачал головой.
— Я не знаю.
— Вы должны знать. Муж Лилиан был героем, во время войны он совершал боевые вылеты над Европой, у меня сохранились его медали. Хотите сказать, он выжил и вернулся к любви всей своей жизни, чтобы потом убить себя из-за какого-то недоразумения с соседом? А заодно разбил сердце обожаемой жены и обрек ее на помешательство? Не могу поверить, будто никто не знает, почему он так поступил. Вы ведь когда-то были с ним близки.
Том Шейфер снова покачал головой.
— Теперь попробуйте понять, почему мы не говорим об этом и никогда не говорили. За исключением вашей бабушки, которая продолжала бороться. Вероятно, у нее было для этого больше причин, чем у остальных. Но как я могу вам объяснить? Вы не поймете, потому что не жили здесь в то время. Реджи был не единственным, кто совершил самоубийство. Миссис Мельбурн тоже, она была первой. Спрыгнула прямо с крыши и угодила на чертов забор. Ее пришлось вырезать из решетки. Затем был Артур, муж Бетти.
— Не может быть!
Шейфер закивал.
— Конечно, дело замяли, говорили какую-то ерунду о сердечном приступе, но на самом деле он наглотался таблеток.
— Но почему никто из вас не уехал? Почему вы не уезжали? Лилиан умерла при очередной попытке. Этого я не понимаю.
Голос Тома Шейфера гневно зазвенел:
— Неужели вы думаете, что мы, черт возьми, не пытались? Но мы не могли! В этом-то все дело. Не могли уйти ни в одну сторону за пределы нашего проклятого квартала неизвестно почему.
— Картины. Картины Хессена. Это как-то связано с картинами. Бабушка утверждала, что все дело в них.
Тело Тома Шейфера как будто еще сильнее съежилось в большом кресле. Теперь казалось, под клетчатой рубашкой и тренировочными штанами остались кожа да кости. Скрюченные пальцы дрожали на подлокотниках. Он закрыл глаза и в следующий миг затрясся уже всем телом. Эйприл захотелось подойти к нему, как она подошла к Бетти Рот, и поддержать старика. Приблизиться к этому измученному, подавленному человеку, утешить, как никто не утешил Лилиан.
— Если бы я только мог забыть те картины! — пробормотал Шейфер.
— Сначала они снились Лилиан, потом она стала видеть образы воочию. Рядом с собой.
— Как и мы все. Они почему-то не сидели внутри этих чертовых полотен.
— Из-за них Реджинальд убил себя? И все остальные тоже?
Том Шейфер закивал.
— Наверное, они счастливчики, те, кому хватило духу уйти. Но мы тоже пострадали достаточно. У нас из-за этой истории не было детей. У жены все время случались выкидыши.
— Мне жаль.
Молчание повисло вокруг них в пыльном углу вне времени и пространства. Его нарушил Том Шейфер, заговорив как будто сам с собой:
— Супруга до сих пор считает, будто сумеет защитить нас, если мы не будем высовываться. Она не в состоянии придумать ничего другого. Я не хочу расстраивать ее. Только не здесь. Поэтому вам скоро придется уйти.
— Вы их сожгли.
Том Шейфер ничего не ответил, даже не кивнул.
— И убили Хессена. Все вместе. Я знаю, что вы его убили. Вы, Артур Рот и Реджи. Я не собираюсь кричать об этом на каждом углу. Мне просто необходимо узнать, почему Лилиан не могла вернуться в Америку и жить с нами. Она ведь этого хотела, она писала об этом в дневниках. Но здесь произошло нечто такое, что довело ее мужа до самоубийства и потом удерживало в доме ее. Я хочу узнать, как Феликс Хессен сумел осуществить все это после своей смерти. Вы можете мне объяснить?
Том Шейфер в отчаянии покачал головой.
— Вы не представляете себе, каким он был. Не знаю, что рассказала вам Бетти, но именно он притащил с собой этих тварей. Мы так и не поняли, что они такое и как ему удалось. Я до сих пор не понимаю. И никто из нас не понимал. У Лили имелись какие-то сумасшедшие идеи по этому поводу, но мы их не восприняли. И что бы там ни было, оно было сильнее нас, всех нас вместе или по отдельности. Мы выяснили это довольно скоро. Оно прикончило Реджи и еще нескольких хороших людей, включая вашу бабушку и теперь еще Бетти. Я нисколько в том не сомневаюсь. У Бетти было отличное сердце, не верю, чтобы оно подвело. Теперь остались только мы с женой.
Шейфер замолчал и тяжело глотнул. На лбу у него выступила испарина, кожа заблестела, и в мутном свете он стал совсем серым, будто ему сделалось по-настоящему плохо.
— Вы как себя чувствуете, сэр? — Эйприл протянула к нему руку.
— Не верьте ни слову из того, что говорят эти, которые сидят внизу, — зашептал старик. — Там что-то нечисто. Лучше просто уезжай отсюда, дочка. Если уж мы не смогли.
Том Шейфер потряс головой и вздохнул, как будто отказываясь верить дурным вестям. Это был самый печальный вздох, какой доводилось слышать Эйприл.
— Весь чертов дом сотрясался, когда что-то выходило из его квартиры. Началось примерно через год после того, как он переехал сюда. Совершенно точно, сукин сын совсем спятил еще до того, как все началось. Он никогда не выходил из дома. Ни разу, я точно знаю. На него можно было наткнуться на лестнице или внизу, где живет обслуживающий персонал. Он вечно размахивал руками, словно рисовал в воздухе, все время топтался у картин на лестницах. Говорил сам с собой, причем не на человеческом языке, а нес какую-то тарабарщину. Портье постоянно на него натыкались и следили за ним. Он никогда им не нравился.
А по ночам он вытворял у себя дома что-то такое, отчего на другой стороне здания тускнел свет. Наполнял квартиру Бетти какой-то дрянью, какую невозможно увидеть, но зато прекрасно чувствуется ее присутствие. И если как следует прислушаться, были слышны голоса. Не такие, как если бы кто-то разговаривал, а целый хор. Все они вертелись по кругу у него в квартире.
Первый раз мы услышали их в гостях у Бетти. Мы вместе обедали и слышали, как голоса поднимаются из квартиры внизу. Из обиталища Хессена. А услышав раз, ты слышал их постоянно.
То, что он творил в своей чертовой квартире, начало просачиваться наружу. Оно выходило и расползалось повсюду, расходилось по всему дому, проникало в стены, зеркала и картины. Мы видели в них то, чего там не было раньше. Даже если ты сидел в комнате совершенно один, то, взглянув в зеркало, понимал, что ты вовсе не один. Иногда там оказывалась одна из его тварей, а иногда и больше. И ты их видел, они двигались. А потом они начали приходить в наши сны. Они пробирались внутрь сознания.
Понятия не имею, как он это делал. Я заработал сто миллионов на Уолл-стрит, я неплохо разбираюсь в том, что вижу и могу объяснить. Но только не в этом. От этого у нас нет защиты. И у него самого тоже не было.
— Что вы имеете в виду?
— Из-за этих тварей Хессен остался без своего паршивого лица. Он потерял и лицо, и разум в том вихре, который вертелся вокруг него. Он был не в силах его удержать после того, как вызвал к жизни.
Эйприл с трудом глотнула.
— А что случилось с его лицом?
Том Шейфер опустил глаза. Немного подумал, тоже с трудом глотнул.
— Артур позвонил Реджи, а Реджи позвонил мне. Бетти с Артуром слышали крики. Кричал Хессен. Поэтому мы спустились к старшему портье и пошли в квартиру Хессена. Мы нашли его в гостиной совершенно одного, все ковры с пола отодвинуты к стене. И было видно, как изуродовано его лицо. Будто отмороженное, как сказал Реджи. Почерневшее, словно сожженное, плоти не было, остались только кость и глаза. Но никаких следов пожара, никаких химикатов. Крови тоже не было. И он, совершенно точно, гулял по Северному полюсу, как бы нам того ни хотелось. Мы понятия не имели, что вызвало подобную травму. Его увезла «скорая». И мы решили, что наконец-то все завершилось. Однако он выжил, и, когда вернулся в дом, все снова началось — эти шумы, какое-то вращение наподобие водоворота. Оно выходило из его квартиры. — Том Шейфер отвлекся от своих мыслей и взглянул на Эйприл. — Как умерла Бетти?
— Стивен сказал, во сне.
Старик покачал головой.
— Это гнусная ложь.
— Бетти сказала, что он вернулся. Как вы думаете, он действительно мог вернуться? — Эйприл давила на старика, опасаясь, что он вот-вот замолчит, как замолчала миссис Рот.
— Вернулся? Да он никогда и не уходил. Он держал нас здесь, просто выжидая чего-то, чтобы закрутить все сначала. Он до сих пор здесь из-за нас. Я такой же ненормальный, как Лили, если говорю подобные вещи, но Хессен выжидал подходящий момент. До сих пор он всего-то и мог, что пугать нас до смерти, если мы приближались к зеркалу или картине. Или же заставлял блевать, когда мы пытались выбраться за пределы района. Но недавно ситуация переменилась. Теперь все по-другому, как будто ему кто-то помогает.
Эйприл пыталась совладать с голосом.
— А Реджинальд… Вы вместе убили Хессена?
Том Шейфер покачал головой. Голос его был едва слышен.
— Это не было убийством. Реджи просто затолкнул его туда, а мы никак не попытались ему помешать. После чего тот сукин сын исчез.
— Затолкнул куда?
— Не знаю точно, никто и не понял. Однако оно здорово напоминало изображенное им на картинах и заполняло собой всю гостиную, которая, должно быть, была размером с футбольное поле.
— Не понимаю…
Том Шейфер шумно сглотнул.
— Мы во второй раз спустились вниз и сами взяли ключи из сейфа старшего портье. Реджи захватил пистолет. Мы вошли в квартиру, Хессен уже ждал нас в коридоре. Такой чертовски худой, он едва стоял на ногах. На нем был только халат, а на лице — маска. Маска, сделанная из красной ткани, опускалась на лицо наподобие капюшона и заправлялась под воротник. Но сквозь нее все равно виднелся рельеф изуродованного лица негодяя.
Реджи потребовал ответить, чем он тут занимается, что в его комнате, в гостиной, производит такой ужасающий шум. Но Хессен только рассмеялся, как будто мы — пустое место, как будто мы — ничто. Он всегда относился к людям с таким вот пренебрежением. И Реджи вышел из себя. Он схватил Хессена за шиворот и надавал ему тумаков. Швырнул его на стул, который под ним развалился. Мы пытались удержать Реджи и в то же время не смотреть на эти чертовы картины на стенах. Однако муж Лилиан был очень сильным, он просто-напросто отмахнулся от нас и поволок Хессена по коридору. Он дотащил его до той самой комнаты и открыл дверь.