Амарант/всем кораблям:» Мы прорвались! Черт, прорвались!»
Танзин/всем кораблям:» Спокойно! Мы просто блохи, и нечего брызгать слюной, если собака еще не решила почесаться!»
Холт/Ринам:» Близко, мы уже близко «.
Тот‑Кто‑Гуляет‑В‑Грозу/Ринам:» Отлично. Песнопение заглушит шум, производимый моим пилотом «.
Масс‑Грей/Ринам:» Во всяком случае, твой пилот не угробил тебя «.
Холт/Ринам:» Пока мы все живы!»
Танзин/всем кораблям:» Смотрите! Он начинает чесаться…»
Морган заложила корабль в вираж, который она могла определить как петля Иммелмана, но никогда бы не смогла объяснить происхождение его названия.» Бродяга» выполнил петлю, перевернулся и хорошенько разогнался, чтобы стая выпущенных буджамом ракет прошла мимо.
Женщина бросила взгляд на ряд изображений, выведенных «Бродягой» на экран монитора. Голографические образы, лазеры и лучи были ярко расцвечены неоновыми красками для придания им четкости и ясности. Вокруг болезненно медленно движущейся к буджаму мошки, которой был «Бродяга», танцевали паутиноподобные всплески. От миниатюрного изображения корабля во все стороны сыпались каскады искр. Некоторые из них были боеголовками, некоторые – осколками и обломками.
Казалось, что все происходит в замедленном темпе.
Морган посмотрела на находившегося рядом с ней Рина и сделала повтор. Художник Mace‑Грей взял на борт альбом, что дала ему Д‑р Эпсли. Довольно ворча, он всматривался в изображения на экранах и дисплеях и с ожесточением рисовал.
Пилот покачала головой и снова вернулась к проблемам скорости и маневрам. Она бросила «Бродягу» в ложную лобовую атаку на вырастающего прямо на глазах буджама.
Пере‑Сник заворчал, когда удерживающие его стропы врезались в покрытые густой шерстью плечи. «Боб» выполнил крутой зигзаг, и Холт молил, чтобы сработала искусственная гравитация. Если она не сработает, кабина приобретет такой вид, словно по стенам размазали ягодное варенье.
«Вы находитесь в тех пределах, о которых запрашивали», сообщил «Боб». – «Удачи!»
Холт проверил приборы, бросил отрывистый взгляд на машинную громаду, бесформенной грудой маячившую перед ним на главном экране. Жертв среди Ринов пока не было.
«Пора!» – объявил он по корабельной связи. «По‑ра!» – сообщил он Ринам.
«Хай!» – грянул хор.
Он искоса взглянул на Пере‑Сника. Шаман Ринов крепко стиснул пластину с гравировкой. Его мех блестел и отражался в стилизованном изображении. Холт хотел прикоснуться к отцу, но побоялся нарушить его сосредоточенность.
Рин протянул к Холту лапу и сжал его руку: «Помни» – сказал Рин. – «Ты – настолько же я, насколько и они».
Холт улыбнулся.
Пере‑Сник затянул песнопение. Его голос вибрировал и рокотал, пока другие настраивались.
«Ты близко!»
Обшивку корабля слегка передернуло. Каркас «Боба» затрещал. Холт не мог сам видеть это, но приборы показали, что опасный луч прошел всего в нескольких метрах от кончика крыла «Боба».
«Приходи».
«Как мы к тебе приходим!»
«Ближе!» – скомандовал Холт остальным пилотам. – «Нам нужно подойти так близко, чтобы изображение машины занимало весь экран…»
Голос Пере‑Сника наполнил кабину корабля. Пение разнеслось по всему пространству, отделяющему его от остальной флотилии.
«С твоим прошением».
«Мы убьем тебя…»
Холт молился, чтобы те корабли, на которых не было Ринов, продолжали отвлекать внимание машины и вызывали огонь на себя.
«…И съедим тебя».
Он осознал, что сам тоже поет. Часть его мозга, его внимание все больше и больше попадали под влияние сгустка энергии. Я должен пилотировать корабль, говорил себе Холт. Будь осторожен. Осторожен…
«Чтобы мы, люди…»
«Я подошла к этому сукину сыну ближе, чем ты», – услышал он голос Морган. – «Давай сюда, любовь моя!»
«Могли жить…»
«Я еще ближе», – услышал он Танзин. – «Давай, Холт, вперед!»
«Ты близко…»
Пере‑Сник снова затянул песнопение. Теперь Холт включился в хор с самого начала.
«Приходи к нам».
«Как мы к тебе приходим».
На экране перед его глазами вспыхивали, меняясь, картинки. На главном дисплее появилось изображение машины, которая, казалось, не имеет ни конца, ни края.
«С твоим прощением…»
Экран переполняли ассиметричные металлические формы. Песнь, корабль – в мозгу Холта все смешалось.
«Мы убьем тебя…»
Все работало. Он мог быть и тем и другим…
«Хай!» – разнесся голос Амаранта. «Мы – здесь! Ты когда‑нибудь…» – Передача резко оборвалась. В космосе разлилась тишина вакуума.
Один из лучей буджама насквозь пронзил корабль Амаранта. Пораженные смертоносным оружием только что существовавшие предметы ушли в небытие.
Компоненты мозгового центра корабля, подвергшиеся мгновенному разрушению, вспыхнули в темноте ярким пламенем. Корабль умирал от тысячи и тысячи электронных кровоизлияний.
Пройдя через пилотскую кабину, луч нанес смертельное увечье Амаранту и изуродовал Того‑Кто‑Гуляет‑В‑Грозу.
И пока корабль корчился в конвульсиях и рассыпался на мелкие осколки, Амарант успел только взглянуть туда, где когда‑то была его грудная клетка, но ничего там не увидел. Алый фонтан, затуманивающий глаза, свидетельствовал о том, что система искусственной гравитации не срабатывала.
Он знал, что будет больно, но ничего не почувствовал. Шок. Теперь уже ничего не будет. Слишком поздно.
Амарант увидел поле, усыпанное весенними трепещущими цветами, красными и золотыми, лужайку у подножья Зубов Дракона. Он умер прежде, чем картинка сменилась.
Этот же луч только слегка задел Того‑Кто‑Гуляет‑В‑Грозу. Но этого прикосновения было достаточно, чтобы испарить плечо Рина.
«Мы убьем тебя…»
Пение все еще звучало в голове Того‑Кто‑Гуляет‑В‑Грозу. И он продолжил.
«…и съедим тебя».
Корабль рассыпался на мелкие части. Последний воздух вырвался из кабины, разрывая легкие Рина. Оставаясь привязанным к креслу эластичными стропами, Тот‑Кто‑Гуляет‑В‑Грозу смотрел на огромную машину, заполнявшую перед ним все пространство.
«Чтобы мы, люди…»
Рин‑охотник умирал в море обломков корабля. Он протянул уцелевшую лапу, и его когти царапали пустоту. Внезапно они зацепили что‑то осязаемое и шелковистое – это была кисть его оторванной конечности.
Он криво усмехнулся своей жертве, изображение которой переполняло его глаза и мозг. Он чувствовал, что пение достигает кульминации.
«Могли жить…»
Собрав остатки своей ярости, Тот‑Кто‑Гуляет‑В‑Гро‑зу отвел уцелевшую лапу за голову и швырнул свою оторванную кисть что было сил прямо в «лицо» своей добычи.
Большего он сделать не мог.
Крошечный сегмент защитного отдела мозга буджама заметил странный объект, движущийся навстречу ему со стороны уничтоженного корабля. Электронные схемы сработали. Взметнулся язык луча и обратил останки лапы Рина в рассыпавшийся сноп ионизированного газа.
Совершенное действие было результатом хорошо продуманного решения машины. Если бы рука не вызвала огонь на себя, буджам избрал бы другую мишень.
«Боб» пронесся мимо буджама.
Холт посмотрел на Пере‑Сника и сказал: «Сейчас!»
Шаман Ринов ощутил магию колдовства, которая уже вступила в силу. Жертва не отличалась от скелка – только была большой и несъедобной.
Его народ повторял теперь все строки заклинания.
«Мы убьем тебя».
«И съедим тебя».
Пере‑Сник сконцентрировался и мысленно сделал рывок в направлении своей жертвы. Он парил вдоль жарко пылающих клапанов и проводящих путей мощного сердца буджама.
Трудно было вообразить всю силу энергии этого сердца, но ее было недостаточно, чтобы помешать Пере‑Сни‑ку. Шаман коснулся истинного сердца машины.
«Чтобы мы, Люди…»
В одну миллисекунду электроны бешено закрутились и разлились ручьями, в следующую – паутина энергии взметнулась волной, закачалась, захлебнулась…
«Могли жить…»
…и перестала существовать. Сердце вздрогнуло, огромная мертвая машина со свистом неслась своим курсом.
«Боб» круто свернул, чтобы избежать столкновения со случайной оборонной ракетой.
Теперь машина была инертным телом в центре разъяренного роя ос.
Холт посмотрел на Пере‑Сник, Рин кивнул ему.
«Свершилось», – сообщил он по каналу связи с Ринами и перевел сообщение остальным пилотам.
«Амарант…» – скорбно сказал Богдан.
«Мы подсчитаем потери позже», – прервала его Морган. Ее голос прозвучал печально. – «Машина – вы уверены, что с ней покончено?»
Пере‑Сник тихо проворчал.
«Она мертва», – повторил Холт.
«Теперь уничтожить ее», – предложил кто‑то на связи.
«Как? Направить на солнце?» – это был голос Богдана.
«Может быть, сохраним ее?» – предложила Танзин. «Выпотрошим, разберем на части, посмотрим, что там. Чем не доказательство, что мы заслужили наше вознаграждение?»
Радиопереговоры потекли своим чередом, пилоты начали подсчитывать потери.
Послышался голос Морган: «Холт? Когда мы вернемся на Алмиру с Ринами, я не думаю, что все останется по‑прежнему». Холт знал наверняка, что она имеет в виду. Потом Морган добавила: «Я не забыла про кофе. Я очень хочу тебя увидеть!»
«Я тоже», – ответил Холт.
На канале связи послышался голос Д‑р Эпсли, она выразила благодарность и поздравила всех от имени ПМ и принцессы Электы. Она попыталась сказать все, что положено.
«Как насчет буджама?» – спросил Богдан. – «Если мы разберем его по частям, то сумеем определить, откуда он взялся?»
Администратор на Алмире согласилась, что это вполне реально.
«А потом, раз у нас есть теперь секретное оружие, найдем по следу его логово и вытряхнем из проклятых машин все внутренности?»
Д‑р Эпсли рассмеялась: «Может быть, и вытряхнем, а, может, и нет».
«Непременно вытряхнем!» – сказал Богдан.
Но, когда Холт переводил это Ринам, он не чувствовал такой уверенности.
Находящийся рядом с ним Пере‑Сник одобрительно промычал.
Теперь слушай.
Я рассказал правдивую историю. Это было время моей радостной дружбы с «Холтом», как называли его другие Люди, и моего узнавания чужого, но замечательного мира.
В том сражении я был еще совсем‑совсем юным и горячим, когда летел на одном корабле с женщиной по имени Кай‑Анила, вдыхая ее храбрость и воодушевление, и пытался внести свою жалкую лепту в общее дело.
А теперь я передохну немного, чтобы отдышаться и освежиться.
Только помните, мои щенята, мои малыши, моя надежда, что это – правдивая и правильная история о том, как, наконец, мы начали обретать нашу свободу.
Эд Брайант
ПЕРЕСЕКАЯ ЧЕРТУ
Видение Кирси/Алмира было столь продолжительно, что Ларс, почти вернувшийся в реальный мир своего заточения, все еще переживал последний заключительный момент контакта с Ринами. В мире телепатии с деформированным временем перед ним предстали из будущего Холт Калдер и Морган Кай‑Анила. А последний прямой контакт с Ринами происходил уже в настоящем. Разум Ларса соприкоснулся с интеллектами двух представителей этой расы – старого Пере‑Сника, который раньше являлся ему во сне в виде животного, заросшего темной шерстью, и художника Масс‑Грея.
Именно тогда Ларс осознал, как мозг живого существа, этот сгусток протоплазмы, вступает в контакт с разумом, способным существовать внутри разграфленных металлических пластин – или внутри разграфленных устройств, которые в телепатическом сеансе выглядели как металлические пластины с выгравированными серебряными линиями.
«Никакого песнопения там», – пел Пере‑Сник. А образ Масс‑Грея на заднем плане, с кистью в руке, мудро кивал головой. Пение, поэзия, искусство значат многое. Не все, но многое.
Когда прервался последний контакт и Ларс вышел из телепатического транса, в его голове все еще звучали отголоски мыслей пилотов‑истребителей системы Кирси/ Алмира. Он все еще ощущал магию интеллекта Ринов, который так же отличался от разума его самого и Кампана, как они оба отличались друг от друга.
И, конечно, именно от Ринов исходило это последнее задиристое замечание о стихах, пении, искусстве. Ларс не знал, предполагалось ли и его сохранить в тайне. Несомненно, зонд берсеркера выудил эту мысль из сознания Ларса вместе с остальными эпизодами. Теперь не имело значения, была ли полученная информация секретной – берсеркер был знаком с ней не хуже Ларса, а, пожалуй, и лучше.
Заключенные едва успели вернуться в свое жилище, а дверь за ними – захлопнуться, как сквозь толщу скал раздался грохот взрыва и толчок, достаточно сильный, чтобы свалить пленников с ног. С укрепленного балками потолка посыпались осколки. В какое‑то мгновение Ларсу показалось, что он снова очутился в шахте с Джеммой и Патом Девлином.
Наксос закричал: «Это – не рудниковые работы, это военная атака!»
Все переглянулись. Ларс увидел на лицах своих товарищей смешанное чувство страха, надежды и восторга. Возникшее минутное затишье показалось вечностью. Ларс затаил дыхание в ожидании, что берсеркер или его противник превратят их в ничто.
Потом титанический, раздирающий уши рев потряс скалу, воздух и самое пространство. Это – не взрывы, подумал Ларс, – а запуск. Берсеркер поднимал в космос свои боевые комплексы, пытаясь скорее ввести их в действие на безопасном от планеты расстоянии. Тот, кто напал на базу, поймал его врасплох.
Новые удары обрушивались на скалу, в недрах которой находились пленники. Мощные толчки и вибрация грозили переломать людям зубы и кости. Наксос скорчился, сжал кулаки, стиснул зубы и начал высоко прыгать – насколько позволяло помещение с таким низким сводом: «Давай! Достань его! Убей его! Размажь о стенку!»
«…вместе с нами…»
«Вместе с нами!» – капитан превратил эту фразу в клич триумфа. «Давай!» – Он весь дрожал. Ларсу казалось, что капитан переживал высшую точку неведомого экстаза.
Остальные смотрели на Наксоса так, словно он и в самом деле отдавал приказы уничтожить их. Потом напор атаки временно ослабел. Теперь стали слышны все те же непрекращающиеся звуки продолжающихся, как ни в чем не бывало, рудниковых и строительных работ, словно ничто на свете не могло их остановить.
Но теперь появился новый шум. Определенно похожий на рев, что издают двигатели при включении реверса, только более длительный. – «Что это?..»
Они все прислушались. Ларс сказал: «Какой‑то объект идет на посадку… Мне кажется. Боевой комплекс, вернувшийся для срочного ремонта».
Берсеркер, контролирующий базу, все еще не разговаривал со своими пленниками. Но люди и не нуждались в словах, явно ощущая: кто‑то (или что‑то) начал штурм базы. Причем, удар наносила целая армада гигантской мощности. Или, думал Ларс, это была обезумевшая от отчаяния флотилия, управляемая людьми.
Или… В его голове родилась мысль о Куиб‑куибе. Было что‑то еще… еще одна тайна. Один из тех двух фрагментов, спрятанных в самом начале, когда Кампан уже мог знать, что скрывают все эти видения…
Нет! Забыть ее, ту, другую тайну. Она должна быть окончательно забыта.
От отчаяния и бессилия он вполголоса запел детскую песенку: «Не помнить об этом – пустяк, или в огонь угодит толстяк…» («You must not remember that, or into the fire will fall the fat…») Ларсу показалось, что Кампаны внимательно наблюдают за ним из своей комнаты. Он не осмелился посмотреть в их сторону. Допустим, человеку приспичило петь стишки – ну и что? Ларс подумал, что если он, в конце концов, вообще свихнется, это никого не удивит.
Но в действительности он рассуждал как никогда здраво и сейчас был уверен, что кто‑то где‑то пытается телепатическим путем передать ему сообщение, и почему‑то в стихах.
Почему? Кто?
Опять Рины? Нет. Что‑то… кто‑то другой! Возник обрывок ответа: «…По нескольким причинам. Таким способом проще доказать, что я – человек. Проще избежать передачи тебе металлических мыслей…» Чтобы доказать, что ты – человек… Кто ты? «…Гейдж [13]»…
Похоже, это было имя. Вдруг Ларс понял, что сон о приборной панели теперь начал обретать определенный смысл. Но прямой контакт внезапно прервался. Пока ничего не говорило о намерениях берсеркера погубить своих пленников. Хотя было бы неразумно ожидать каких‑то предупреждений. Он бы мог прислать для расправы машины сопровождения или устроить в пещере пожар – и все в мгновенье ока было бы закончено. А пока, насколько понимал Ларс, компьютер берсеркера старался по возможности защитить их от последствий штурма. Потому что некоторые из них, и в первую очередь он сам, уже доказали, как полезны в качестве живого телепатического коммуникационного устройства.
Наконец‑то Ларс смог оглядеться вокруг. Кампаны сгрудились в дверном проеме своей комнаты и внимательно смотрели на землян, своих товарищей по заключению.
Опава уставился на них: «Что вы делаете? Чертовы животные, что это?»
«Пойте», – ответил один из них.
«Петь?» – в изумлении заорал Наксос в ответ. – «Вы что, все сошли с ума?»
«Пойте, читайте стихи, это поможет!»
«Поможет? Как?»
Шум рудниковых работ внезапно усилился и превратился в настоящую лавину звуков, что заставило Ларса немедленно обернуться. Его уши уловили резкое падение давления воздуха, которое было тут же скомпенсировано автоматической системой жизнеобеспечения.
В одной из стен их общей комнаты, где мгновенье назад была гладкая поверхность монолитного камня, теперь зияла огромная расщелина. На полу комнаты валялось множество обломков. Отверстие (около метра в поперечнике) было достаточно широким, чтобы в него можно было пролезть даже с полной боевой выкладкой. И в нем, действительно, появился человек в специальном обмундировании. Вслед за ним в комнату посыпались и другие человеческие фигуры с инструментами и оружием наготове. В своей тяжелой экипировке, делающей их похожими на роботов, они мало отличались от тех берсеркеров, воевать с которыми прибыли сюда. Ларс узнал нашивки на их скафандрах.
Пятерка без скафандров отпрянула, инстинктивно сжавшись от страха.
По внешнему динамику командир группы громко сообщил им: «Бузз Джеймсон. Флот Адаманта. Уйдите с дороги! Мы загерметизировали за собой другой конец тоннеля, так что вашему воздуху пока ничто не угрожает».
Пятеро человек начали кричать и задавать вопросы, перебивая друг друга.
«Мы – штурмовой отряд! Это все. Наверху идет атака». В комнате рыскало с полдюжины солдат, словно они пытались найти дорогу обратно. Зев тоннеля, оставленный позади, теперь был узок, пуст и темен. Джеймсон, насколько позволял увидеть скафандр, был рыжеволосым и очень высоким – каким его запомнил Ларс, когда смотрел на этого великана глазами Джеменки Багази. Джеймсон оглядел испуганных пленников: «Мы собираемся забрать вас отсюда, но прежде нужно сделать еще одну работу. Как пройти к этим проклятым промывающим мозги машинам? Они должны быть как раз где‑то здесь».
«Но как вы узнали о…» «Подождите, сейчас не до вопросов!» Наксос уже указывал на нужную дверь.
В считанные секунды была установлена пластиковая взрывчатка, а люди нырнули в укрытие Когда берсеркер возводил эту дверь, он явно не рассчитывал, что ее будут штурмовать подобным образом Один небольшой заряд сделал свое дело. На этот раз падения давления воздуха не было. Очевидно, в помещениях с зондирующей мозг аппаратурой воздух находился постоянно. Джеймсон и пятерка из его команды ворвались во внутрь.
Ларс ждал, что вот‑вот выскочат муравьинообразные аппараты и перебьют беззащитных узников, а потом набросятся на штурмовой отряд Адаманта. Но никакого вторжения не последовало. Машины сопровождения, видимо, были заняты, подумал Ларс к примеру, какими‑нибудь ремонтными работами…
Через несколько секунд в проеме тоннеля появился Джеймсон и спросил, не знают ли узники, где находится центральный компьютер. Он предположил, что центральный мозг базы, скорее всего, располагается где‑то недалеко от комнат со сканерами. Но есть опасность напороться на мины‑ловушки: «Нам сказали, что лучше всего добраться до центрального компьютера из пещеры пленников и аппаратного зала, где заключенных заставляли работать»
«Сказал? Кто? Как вы узнали, где мы находимся? И откуда вам известно, где центральный компьютер?»
«Мы умеем собирать информацию по крупицам. А ваши толстые дружки не теряли времени понапрасну», – Джеймсон кивнул в сторону Кампанов. «Они постоянно держали нас в курсе событий».
Все Кампаны из своей комнаты смотрели на Ларса. При их виде ему безумно захотелось распевать всякие дурацкие стишки. Какую‑нибудь ерунду о том, что «ни один кастрат никогда не пел так чисто» Он не имел ни малейшего представления, откуда всплыла эта строчка Джеймсон опять вернулся в тоннель за взорванной дверью, присоединившись к своим вооруженным товарищам. Оттуда донесся грохот еще одного взрыва и более глухой шум перестрелки с применением оружия, не рас ходующего свою энергию на звук.
«Боже, как они вообще могли здесь приземлить‑я?» Дороти передернула плечами, как будто ее возму ила сама мысль о таком безрассудном смельчаке.
«Если это была внезапная атака и они не знали, куда идти, то добраться до мозга означало бы вырубить всю базу!»
Перед уходом Джеймсон и его люди оставили целый пакет взрывчатки. Пока его товарищи давали волю своим эмоциям, Ларс напряженно, не отрывая глаз, смотрел на этот пакет. Теперь, подумал он, теперь один из нас… Больше всего он боялся взглянуть на Пат.
Но не Пат, а Опава сделал движение в ту сторону. Этот мягкий спокойный человек выхватил из внутреннего кармана комбинезона спрятанный пистолет и направил его на мешок со взрывчаткой, чтобы взрывом обрушить потолок тоннеля на Джеймсона и его товарищей и тем самым спасти своего хозяина и господина.
«Пистолет! Он –» good life «! Они оставили ему пистолет…»
Первый выстрел прошел мимо, зацепив скалу, так как Ларс ударил Опаву по руке. Они схватились и начали кататься по полу, пока кто‑то сзади не стукнул Опаву осколком скальной породы, что вывалился из тоннеля. Наксос (это был он) нанес еще один, более сильный удар.
«Проклятый…» good life «!» – Более непристойного ругательства нельзя было придумать.
Ларс посмотрел на Пат. Одна лишь мысль заполнила сейчас все: слава Богу, это была не она!
Они едва успели обменяться взглядами. Из тоннеля снова появился Джеймсон, с одним или двумя людьми. В руках еще дымилось оружие.
Хриплым, срывающимся голосом Джеймсон сообщил, что попытка подорвать мозг берсеркера не удалась. В последний момент боевые машины берсеркера перешли в контрнаступление и сдержали прорыв. Один из его людей выстрелил в тоннель, когда там появилась машина сопровождения. Ларс схватил Пат за руку. Вместе они бросились в коридор, где располагались их крошечные камеры, пытаясь найти укрытие.
Впрочем, спрятаться здесь было негде. Они сидели, скорчившись, в его келье, когда в дверном проеме появилась странная фигура. Она напомнила Ларсу машину сопровождения, только другой, не похожей на предыдущие, модели. Было видно, что машина побывала в боях.
Ларс прицелился в нее из маленького пистолета, отобранного у Опавы. Конечно, он сделал это, совершенно не надеясь, что берсеркеры снабдили любимца – человека – «good life» оружием, способным причинить им вред.
Машина обратилась к нему человеческим голосом, живой тембр которого не спутаешь ни с чем: «Ларс, программа Реморы…»
Его палец на предохранителе дрогнул и ослаб. Все еще не отпуская руку Пат, он встал на ноги: «Что нам делать?» Он снова почувствовал падение давления; или где‑то утечка, или, наконец, мозг берсеркера решил отрезать их систему жизнеобеспечения. Пат молчала, словно экономила дыхание.
Появился двойник странной машины с парой космических скафандров, которые он кинул людям под ноги и сказал: «Поторопитесь!».
Прилаживая на себя скафандр, Ларс прошелся по короткому коридору от кельи до кельи, нашел Наксоса и Дороти Тотонак и в двух словах объяснил им, что они должны подчиняться этим новым механизмам. Оба землянина с изумлением повиновались, когда машины бросили перед ними космические костюмы. На них было написано: «Оборонная Служба Чанниты». Чаннита… Интересно, где это? У Ларса было чувство, что он должен знать…
«Стоять!» – В дальнем конце короткого коридора появился Джеймсон и навел на машины, что принесли скафандры, свое оружие.
«Нет!» – закричал Ларс. Успев облачиться только наполовину, он неловко запрыгал навстречу командующему Адаманта, чтобы остановить его и внезапно понял, что у него есть подмога. Откуда ни возьмись, появились Кампаны – некоторые тоже были в скафандрах. Они окружили Джеймсона и как‑то уговорили опустить оружие.
Джеймсон и единственный оставшийся в живых, но тяжело раненный член его команды, присоединились к группе пленных землян и Кампанов, которые снова были выведены из их подземелья под открытое небо. Сейчас оно словно взбесилось от полыхавших фейерверков военной атаки. Бело‑голубой солнечный свет казался более тусклым из‑за загрязнения ближайшего пространства осколками снарядов и машин.
Новые машины сопровождения ввели узников в один из самых крупных занятых ремонтных доков, а затем – внутрь невероятно огромного берсеркера‑монстра, большая часть корпуса которого находилась в глубокой яме ниже уровня поверхности планеты. Гигантский берсеркер имел значительные повреждения, вокруг него энергично работали машины‑ремонтники: накладывали заплатки, заряжали орудия.
Чтобы попасть в его чрево, пришлось проделать долгий и опасный путь под небом, все еще безмолвно полыхавшим зарницами не такой уж далекой войны.
Оказавшись внутри громадной машины, люди услышали хриплый человеческий голос, раздавшийся сразу со всех сторон: «Канакуру, ты здесь? Очень хорошо. Это – Хилари Гейдж. Скажи им, кто я».
Казалось, что звук голоса распространяется в воздушной среде. Но Ларс предположил, что микрофоны его скафандра не в порядке. Он открыл шлем; воздух, ворвавшийся в легкие, был спертым, но вполне пригодным.
«Скажи им, кто я», – снова повторил голос. – «И что я», – добавил он.
«Я… не думаю, что я знаю».
«Ты должен знать. Кампаны сказали, что тебе поведали о том, как я попал сюда. Если…»
Теперь Кампаны, освобождаясь от шлемов и скафандров, окружили Ларса, как ранее они окружили Джеймсона. Каждый протягивал к нему руку.
Он почувствовал прикосновение. Много прикосновений. И не только плоти, но и мысли.
Эпизод, который был тайной, сообщение, которое следовало утаить, вставали в его сознании.
Фред Саберхаген
ПАДЕНИЕ КАПЛИ СЛЕЗЫ
Двумя милями выше плотный воздух планеты Гарвест разрядился до нормального земного давления. Небо было невероятно синего цвета, но этот необычный цвет все‑таки был синим, и никаким иным. Дышать пока еще было нельзя, но в атмосфере присутствовал кислород – более десяти процентов. В видоискателе плывущей камеры эффектно смотрелась на фоне белых облаков одна из биологических фабрик. Камера показала огромный пульсирующий шар в форме перевернутой капли слезы, с верхушки которого срывались уносимые ветром зеленые пузыри. С чувством гордости любовался видом Хилари Гейдж.
Это вовсе не означало, что когда‑нибудь ему захочется попасть на Гарвест. Разноцветные осадки портили мелкие водоемы возле полюсов, что возникали из‑за постоянных приливов и отливов. В зачаточной атмосфере плавало зеленое липкое вещество. Если оно опускалось слишком низко, то сгорало дотла. Планета была илистая и вязкая. Изменения происходили утомительно долго. Ошибки проявлялись через годы, а для их исправления требовались десятилетия.
Хилари Гейдж предпочитал внешнюю луну.
Когда‑нибудь эта планета превратится в живой мир. Но даже тогда Хилари Гейдж не присоединится к колонистам. Хилари Гейдж был компьютерной программой.
Хилари Гейдж никогда бы не вызвался добровольцем для участия в проекте Гарвеста, если бы альтернативой не была смерть.
Смерть от старости.
Он был наслышан, что другие миры с подозрением относились к современным высокоразвитым компьютерам: они слишком походили на машины берсеркера. Только десятки тысяч миров были населены людьми. Со дня основания Чанниты берсеркеры для этого региона были не более, чем слухами. Хотя никто в действительности не сомневался в их существовании, но…
И все‑таки для определенных целей было необыкновенно удобно использовать именно компьютеры, а для осуществления некоторых проектов требовался искусственный интеллект.
Компьютер, конечно, не был истинным спасением. Хилари Гейдж давно должен был умереть. Возможно, его последние мысли были о бессмертной компьютерной программе.
Компьютер не был новым. Его программное обеспечение состояло ранее из двух отдельных личностей, которые затем изменили решение и попросили их стереть…
Гейдж мог это понять. В его файлах были заложены развлечения. Они всегда были на месте, когда он к ним обращался, начало и конец, как зримые воспоминания.
Игру в шахматы, немного поэзии можно было пережить, а как насчет детективного романа, или игры в футбол?
Гейдж создал свои собственные развлечения.
За последние десять дней он ни разу не обращался к своей поэме. Его удивляла и радовала собственная выдержка. Возможно, теперь он сможет посмотреть на нее свежим взглядом…?
Вот и не правда. Вся работа промелькнула перед ним в одно мгновенье. Было впечатление, будто он закончил ее читать всего долю секунды назад. То, что всегда было настоящим богатством Хилари – его безупречная память – становилось теперь помехой.
За последние годы поэма разрослась до размеров небольшого романа, но компьютерная память Гейджа могла воспринимать ее сразу целиком. Эта поэма представляла собой историю его жизни, его единственный бросок в ворота бессмертия. Поэма отличалась единством и гармоничностью – по крайней мере, ритм и размер были совершенны, но присутствовала ли в ней динамика? Чтение поэмы от начала до конца оказалось неожиданно трудным для Гейджа занятием. Ее следовало читать по строчкам, как это делали нормальные читатели, а не воспринимать всю целиком. Оценить течение…
«Ни один кастрат никогда не пел так чисто…» Хорошо, но не к месту. Он заменил строку на другую. Никакая процессорная программа в мире не могла быть настолько легкой! Измененная эмфаза заставила его играть дальше… И это его описание взорванного берсеркерами мира Гармонии теперь приобрело новый импульс.
Дни и годы страха и гнева. Когда‑то в юности он сражался с людьми. Чаннита должна была защищать свою сферу влияния. Где‑то были союзники и где‑то существовали берсеркеры, но он знал о них только понаслышке до того дня, пока не увидел Гармонию. Мятежники Свободной Геи хорошо сделали, что бежали на Гармонию, благодаря им он попал туда и увидел «работу» берсеркеров.
Завоевать мир так трудно, и так легко разрушить его! После этого он уже не мог воевать с людьми.
Его высшие начальники могли бы уволить его. Но вместо этого он пошел на повышение, и его отправили исследовать оборонную систему Чанниты, направленную против берсеркеров.
Они, по‑видимому, представляли, что это простая подготовка будущего проекта создания рабочих мест.
Для Гейджа это было все равно, что проехаться туристом за счет правительства. В последующие сорок лет он ни разу не видел живого… то есть активного берсеркера, но путешествуя в мирах, где берсеркеры были реальностью, а не слухом, он, похоже, знал о них слишком много. Они могли иметь любые размеры и формы. Здесь они носились во времени. Там они передвигались в образе и подобии человека, который внезапно ощетинивался ножами и ружьями. Машины можно было разрушить, но никогда нельзя было внушить им страх.
Но пришел день, когда его подавил собственный страх. Гейдж потерял способность принимать решения… обо всем этом было написано здесь, в поэме. А удалось ли это передать? Он не чувствовал. Поэт во что бы то ни стало должен иметь железы внутренней секреции!
Он не был уверен, но побоялся вмешиваться дальше. Что касается формы, все было отлично. Его поэзия, наверное, слишком механическая…
Может быть, он сумеет кому‑то дать прочитать поэму?..
Этот шанс может наступить неожиданно быстро. Своим периферическим чутьем он уловил на фоне космического шелеста какие‑то пульсации на микроволне 2, 7 – электрошок от космического корабля, приближающегося со сверхсветовой скоростью со стороны Чанниты. Неожиданный ревизор из родного мира? Хилари записал в память измененный фрагмент поэмы и сосредоточился на сигнале.
Слишком медленный! Слишком сильный! Слишком далекий! Масса 10 в двенадцатой степени граммов – даже колоссальный источник питания едва удерживал объект в возбужденном до сверхсветовой скорости состоянии в почти однообразном пространстве между звездами. Он находился на расстоянии многих световых лет, и ему оставалось проползти своим изнуряющим черепашьим шагом еще несколько дней пути; но уже он затмевал звезду Чанниты, и это испугало Гейджа.
Берсеркер.
Его сигнальный код можно было бы выразить как вспышку последовательности битов 100101101110, как пароль с элементами описания, но не как имя или звук.
100101101110 имел три идентичных мозга и рефлекс, позволяющий действовать при консенсусе двух из них. В битве он мог потерять один или два, но так и не почувствовать изменения. Столетие назад он был фабрикой, вспомогательным военным истребителем и комплексом машин для рудниковых работ на металлическом астероиде. Теперь эта тройка представляла единство. На следующей ремонтной станции три разных мозга должны были поместить в три отдельных корабля. То, что останется, должно было подвергнуться перепрограммированию, уничтожению или подключению к другой машине. Еще он мог быть разобран на комплектующие с какой‑то иной целью – все равно в таком виде он уже не мог бы существовать. Названия этому состоянию нет.
Возможно, он дремал. Вселенная вокруг представлялась простой, но в ней иногда встречались энергетические течения – приходилось корректировать курс, чтобы до него доходили приказы. Приказ могла отдать жизнь или берсеркер.
Масса приближающейся звезды искривила пространство. Когда оно стало слишком изогнутым, 100101101110 пришел в состояние сверхскоростного возбуждения. Его скорость упала до одной десятой скорости света, и 100101101110 продолжал торможение дальше. Теперь он не дремал.
С расстояния в миллионы километров жизнь представляется в виде зеленых, оранжевых или фиолетовых полос спектра. С расстояния в сотни километров можно уже уловить многочисленные разнообразные излучения, испускаемые пучками живых нервов. Но необходимость подходить так близко наступала очень редко. Гораздо проще оставаться где‑нибудь возле звезды, в полной боевой готовности и искать в спектре кислородного мира полоску, соответствующую температуре жидкой воды. Кислород и означал жизнь.
Там.
Иногда жизнь защищала себя. До сих пор 100101101110 никогда не подвергался атакам. Но жизнь обладала разумом. Пока берсеркер осматривался, он оставался в состоянии боевой готовности номер один.
Голубая точка с булавочную головку имела еще более крошечные луны: большую – на значительном расстоянии, и поменьше, которая находилась слишком близко, отчего приливы придали ей форму капли.
Размер большей луны был неподходящим даже для 100101101110. Меньшая, массой 4 на 10 в пятнадцатой степени граммов, будет как раз то, что надо. Берсеркер‑крепость двинулся к ней, обострив восприятие до предела.
Хилари Гейдж не представлял, чего можно было ожидать.
Когда он был моложе, когда он был человеком, он построил для Чанниты оборонные сооружения, защищавшие от берсеркеров. За те четыреста тридцать лет, что Чаннита была колонией, берсер