Павел Тишенко
БИО-ВЛАСТЬ В ЭПОХУ БИОТЕХНОЛОГИЙ
Экологический поворот и эпоха биотехнологий
После второй мировой войны в США и Западной Европе возникает экологическое движение, захватывающее впоследствии и другие страны. Давно уже высказывавшаяся идея об опасности научно-технического прогресса для существования человека получает общественное признание. Транслированная в мир биомедицины, эта идея формирует биоэтику, с которой я непосредственно связываю генезис эпохи биотехнологий.
В основе эпохи биотехнологий лежит по-новому поставленный диагноз экзистенциальной угрозы и пути спасения. Характерная для классической эпохи экзистенциальная установка сохраняется, но при этом сам научный разум и стремительно растущая власть техники оказываются признаны в качестве одной из главных угроз сущности и существованию человека. Иными словами, на базисном экзистенциальном уровне складывается парадокс - угроза видится там же, где и спасительное. Именно этот парадокс, вызывая экзистенциальную «амеханию», т.е. блокируя набрасываемые пути спасения и фальсифицируя предлагаемые ответы на поставленные экзистенциальные вопросы, как раз и удерживает историю в рамках особой эпохи. Парадокс, захватывая мысль, заставляя ее работать и вместе с тем ускользая от разрешения, постоянно возвращает мышление к началу, навязывая культуре некий ритм бесконечного повтора в игре страха и надежды.
Выше, следуя Хайдеггеру, эпоха была охарактеризована через особенность загадывания бытия (процедуру эпохе), определяющую специфическую постановку требования «Узнай себя!». При этом выдвижение в «эпохальную ситуацию» осуществлялось через парадокс внимания, реализующийся в игре «связывания» (временения) и «развязывания» (опространствления) «себя». Было также отмечено, что историческая эпоха внимает «себе» прежде всего перед лицом смерти. Положение врачебного научного знания (биомедицинского дискурса истины) «между» человеком (человечеством) и его пределом (смертью) выступало основанием классического типа био-власти.
Аналогичное отношение имело место и в христианское мире, когда «между» человеком и его «пределом» стоя, священник. Для того, чтобы осмыслить радикальность преобразования био-власти в эпоху биотехнологий, необходимо пристальней приглядеться к нового типа «между» который вырастает между человеком и пределом его существования. Ближайший подход к этому «между» представлен в феномене «междисииплинарности».
Биоэтика и междисциплинарность
Еще раз продумаем специфику «диагностики» экзистенциальной угрозы в эпоху биотехнологий. Подчеркну важное обстоятельство— критика злоупотреблений биомедицины имеет длительную историю. «Записки врача» В.Вересаева опубликованы в начале века. По свое «обличительной» силе они не уступают опубликованному в современной биоэтической литературе. Но тогда все обошлось небольшим скандалом в благородном врачебном семействе. Слово морализирующего дискурса, при всей силе, не смогло затронуть молчаливо работающий аппараты био-власти. Ему не хватало чего-то экзистенциально значимого. То же самое случилось и с классической для современной биоэтики повестью Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича», без ссылки на которую н обходится практически ни одно современное феномене логическое описание страдания. Общество оказалось глухо к диагнозу, поставленному великим писателем - врач и больной видят страдание как бы разными глазами, говорят о нем на разных языках. Отмечу также, что уже в начале века в Германии был разработан первый моральный кодекс проведения экспериментов на человеке. Но и он, несмотря на поддержку официальных властей, не оказал никакого влияния на реальную практику биомедицинского экспериментирования на людях, которая (если взглянуть на суть дела глазами биоэтики) до начала 60-х годов XX века фактически приравнивала испытуемых к статусу лабораторных животных. Биомедииинская наука, занявшая место «Спасителя», требовала на свой алтарь человеческих «жертв». Для того, чтобы почувствовать в этих жертвоприношениях «варварство» — нужно было, чтобы бог Науки «умер».
Как уже отмечалось, возникшая во второй половине XX века новая «общественная чувствительность» связана с судьбоносным «открытием» экологической проблемы. Научный разум попал под подозрение. Именно поэтому общественному взгляду смогла открыться новая экзистенциальная угроза в биомедицине, что обеспечило успех вторжения философского и других внемедицинских дискурсов в пространство социальных практик, до того монопольно (монодисциплинарно) контролировавшихся биомедицинским дискурсом. Врач, спасающий человека от угрозы патогенного влияния природных факторов, сам был признан особой угрозой для пациента. Философское слово (в форме морального дискурса блага) вдруг приобрело власть, ограничив классический тип био-власти (основывающийся на дискурсах истины) и вызвав его радикальное преобразование благодаря тому, что во-первых, оно дало средство диагностики этой угрозы (язык визуализации угрозы для жизни, достоинства и прав пациентов), а во-вторых, разработала теоретические конструкты и социальные практики защиты от нее (морально обоснованные процедуры, правила и принципы).
В пространстве силового взаимодействия морального и биомедииинского дискурсов, т.е. дискурсов «истины» и «блага», возникает феномен междисииплинарности. Это перекресток двух экзистенциальных угроз и соперничество двух экзистенциальных «забот». Биомедицина диагностирует угрозу жизни человека со сторон природных стихий (инфекций, рака, атеросклероза, генетических «аномалий» и т.д.) и предлагает ему спасительную, основанную на власти научных знаний, заботу о его здоровье. Биоэтика опознает угрозу в самовластбиомедииинских «истин» и технологий и, всвоюочеред предлагает «заботу» о защите жизни, достоинства и прав пациентов. В результате «междисциплинарность» оказывается не просто «промежутком» между дисциплинами, но зоной экзистенциального конфликта между ними, зоной силового политического противостояния.
Естественной средой этого конфликта оказываем публичный или «профанный» дискурс, поскольку экперт в своей области (врач, философ, юрист и др.) является с необходимостью профаном во всех остальных. Именно напрофаном уровне между ними возможен реальный социальный диалог. Не случайно, что в биоэтике решающую роль играет так называемый «принт публичности» — ни одно экспертное суждение не может стать аргументом биоэтического обсуждения проблем если оно не понятно «человеку с улицы».