Основываясь на материалах этнографических экспедиций в страны Америки, Африки, Австралии и Океании, Шмидт приходит к следующим выводам. У истоков первобытной религии в сознании так называемых примитивных народов существовало представление о Высшем Существе. К этим народам Шмидт относил прежде всего народы, у которых отсутствует земледелие и скотоводство: пигмеев Африки, аборигенов Австралии, обитателей Андаманских островов и жителей Крайнего Севера. По сей день монотеизм является религией этих народов: их Высшее Существо, Творец мира, является объектом поклонения и источником нравственных ориентиров. Однако этот образ Высшего Божества не выводим из простого человеческого опыта, где не встречаются элементы, из которых можно было бы «сконструировать» этот образ. Поэтому основные представления о Божестве – Его благость, совершенство, всемогущество и др. – являются следствием Божественного Откровения. Таким образом, В.Шмидт утверждал, что идея высшего существа принадлежит стадии развития религии, предшествующей мифотворчеству.
Что касается проблемы происхождения представлений о Высшем Существе то с одной стороны, Шмидт вполне соглашался с позицией Э. Лэнга, что идея Высшего Существа есть следствие присущей человеку интеллектуальной потребности в осознании происхождения и причины вещей. При этом Шмидт допускал возможность божественных ответов на человеческие поиски в форме Откровения. Как пишет российский этнолог Г.Е. Марков в своей работе «Немецкая этнология», «согласно учению Шмидта, в истории религии могут быть выделены 3 этапа, причем независимые один от другого и не являющиеся следствием эволюционного развития чего-то исходного. Каждый из этих этапов возникал, по Шмидту, как результат Божественного откровения. На заре человеческой истории – в виде первобытного монотеизма, далее – как иудаизм и, наконец, – как христианство. При этом первобытные религии были подвержены "обратной эволюции"» [5].
Говоря о концепции Шмидта, Мирча Элиаде подчеркивает, что «ученые-эволюционисты (Спенсер, Фрезер, Хартланд и др.) были убеждены в том, что для аборигенов Австралии невозможны столь сложные религиозные представления, поскольку умственно и духовно аборигены стоят на более низкой стадии развития. Они не могли поверить, что человек «каменного века» способен создать такую сложную и «благородную» фигуру, как Творец, вездесущий и благой Отец Всех. Такой тип божественной фигуры, считали они, возможен только на вершине религиозной эволюции, а не на ранней стадии» [6].
Другим крупнейшим религиоведом, который пытался дать оценку проблеме генезиса идеи Высшего Существа, был итальянский религиовед Рафаэль Петтацони (1883-1959), который полемизировал с В.Шмидтом и утверждал, что общая для всех верований идея Высшего Существа сформировалась на основе фундаментальных экзистенциальных потребностей человека. «В представления о Высшем существе всегда привносятся смыслы, жизненно важные для человеческого существования. Небесный Отец есть Высшее Существо типичных кочевников, которые живут благодаря своим стадам, а те, в свою очередь, зависят от влаги, пролитой с неба на пастбища. Мать Земля есть Высшее Существо типичных земледельцев, кормящихся плодами земли. В более отдаленные времена, предшествовавшие земледелию и скотоводству, Высшее Существо было Владыкой животных. От этого Владыки зависел исход охоты. Следовательно, представления о Высшем существе развились не столько из интеллектуальных потребностей, сколько из озабоченности условиями существования» [7].
Отвечая на вопрос о происхождении идеи Высшего существа, Р. Петтацони утверждает, что «экзистенциальная озабоченность является общим корнем структуры Высшего Существа, но эта структура исторически облекалась в различные формы: Владыки животных, Матери Земли, Небесного Отца. Все эти структуры имеют глубокие связи с разными культурными реальностями, которые обуславливали их и в которых то или иное Высшее Существо находило свое выражение» [8].
Вопросу рецепции идей прамонотеизма уделяется достаточно много внимания в кандидатской диссертации иеромонаха Варлаама (Горохова) «Феноменология религии Мирчи Элиаде». Автор считает, что Элиаде использовал идеи Шмидта в своей полемике с религиоведческим редукционизмом, который пытался выстроить красивую, но бездоказательную формулу развития религии от примитивных форм к высшим. Как и Шмидт, Элиаде полагал, что «не вызывает никаких сомнений, практически универсальное верование в Небесное Божественное Существо, Которое сотворило мир и которое обеспечивает плодородность земли, посылая на нее дождь. Это Существо наделено даром безграничного предвидения и мудрости. Оно установило моральные законы» [9].
М.Элиаде проводит обширный исторический обзор религий древних народов и цивилизаций, который свидетельствует об изначальности монотеизма для всего человечества: «Шумерский термин (Месопотамия) для обозначения божества – дингир на самой ранней стадии обозначал небесную эпифанию: «светлый, сияющий» (дингир переводилось на аккадский язык как эллу - «светлый, сияющий»). Идеограмма, употреблявшаяся для слова «божество» (произносилась дингир) использовалась и для слова «небо» (в том случае она произносилась ана, ану «высокий, высшая сущность»). В законах Хаммурапи к нему обращаются как к «Царю Ануннаки», а обычные его титулы таковы: ил шаме («Бог Неба»), аб шаме («Небесный Отец»), шар шаме («Небесный Царь»). Будучи шумерского происхождения, Ану тем не менее стал Верховным Богом у вавилонян… Дьяус (санскр. Duaus - «Небо») общее слово для обозначения Высшего Бога всех арийских племен. В «Ведах» до нас дошло обращение «Небу-Отцу», к «Всезнающему Небу»… В древних китайских текстах Бог имеет два имени: Тянь («Небо» и «Бог Неба») и Шан-ди («Владыка-вышина», «Владыка в вышине»). Небо следит за космическим порядком, предстает как всевидящая и законотворческая власть… Вера в Верховное Небесное Существо обнаруживается в наиболее архаичных из нынешних первобытных обществ (у пигмеев, австралийцев, огнеземельцев и т.д.)…Анализ различных стадий австралийской религии ясно показывает, что на самой первой ее стадии Небесное Божество занимало центральную позицию в религиозной жизни» [10].
Элиаде с особым вниманием разбирает вопрос прамонотеизма в своей книге «Религии Австралии». Он пишет: «Нет сомнения в том, что представление о небесном высшем существе является частью самых древних и подлинных верований аборигенов юго-восточной Австралии. Эти верования были зафиксированы еще до появления христианских миссий. Более того, как мы отмечали, имена, мифы и ритуалы, связанные с высшими существами, абсолютно секретны, их открывают исключительно посвященным. Если заподозрить, что высшее существо – плод просто миссионерской пропаганды, может возникнуть вопрос, почему он почти не известен женщинам и почему он стал в центре тех религиозных и социальных традиций, которые принадлежат мифическому прошлому» [11].
Говоря о религиозной природе прамонотеизма, М. Элиаде акцентирует внимание на естественном богопознании первобытных людей: «Очевидно, – что Небо есть воплощение трансцендентности, мощи и святости. Простое созерцание небесного свода уже дает первобытному разуму религиозный опыт. Это вовсе не подразумевает поклонение небу как части природы. Небесный свод – нечто, далее всего отстоящее от ничтожного человека и его крошечного срока жизни. Символизм его трансцендентности проистекает уже из одного осознания его бесконечной высоты» – поясняет он[12].
Осмысляя переход от прамонотеизма к политеизму, Элиаде объясняет причину постепенного ухода от единобожия к более приземленному и инструментальному многобожию: «Один из главных факторов принижения Бога в глазах человека, это все возрастающее значение жизненных ценностей и жизни как таковой в менталитете человека практики. Люди вспоминают о небе и о Верховном Божестве, лишь когда им непосредственно угрожает опасность с Неба; в остальное время их набожность уходит в повседневные нужды, а религиозные действа и поклонение направлены на те силы, которые этими нуждами "владеют"» [13].
Таким образом, идеи вышеупомянутых европейских ученых–религиоведов привнесли важный вклад в религиоведческую науку: на обильном фактическом материале они показали, что вопрос о происхождении религии нельзя более сводить к какой либо одной ее примитивной форме, например, анимизму или культу предков. Популярная в Новое время идея линейной эволюции религии трудами этнографов ХХ века оказалась в корне подорванной и отнюдь не бесспорной. Как пишет иером. Варлаам (Горохов), «разум архаического человека вновь открывал через логический поиск причины сущего позабытого Творца, а его экзистенциальные потребности не давали угаснуть религиозным переживаниям связи с Ним в сердце. Вполне можно согласиться с Элиаде, который постулировал наличие специальной способности к религиозному опыту у всех людей, так как «сакральное» есть элемент в структуре сознания, а не стадия в истории этого сознания». В этом – корни значимости религиозного опыта для человека» [14].