Лекция 10 Натуралистическая гипотеза
План лекции
План лекции
1. История вопроса и основные положения.
2. Страх Божий и страх человеческий.
3. Критика гипотезы.
История вопроса и основные положения
Одной из разновидностей гипотез, пытающихся объяснить возникновение религии естественными причинами, является натуралистическая гипотеза. Эта гипотеза полагает прямую зависимость между тем или иным воздействием внешней среды на человека и появление религиозных представлений. Несмотря на различные вариации, главным фактором в появлении религиозности с точки зрения гипотезы предполагается страх первобытного человека перед грозным и непонятным. Одним из первых эту гипотезу высказал греческий философ Демокрит (460-361г. до Р.Х.), основатель атомистической философии. Ему приписывают такое изречение: «Первых богов на земле создал страх, когда грозные молнии спадали с неба». После него эту гипотезу развили Эпикур (342-270 до Р.Х.), Тит Лукреций Кар (99-55 до Р.Х.) и Петроний (+67 по Р.Х.). Цитата Петрония «primos in orbe deos fecit timor» («страх первым создал богов») надолго стала крылатым выражением, своего рода квинтэссенцией гипотезы. В позднейшее время эта мысль была по-новому оформлена французским писателем Стендалем (1783 – 1842): «Все религии основаны на страхе многих и ловкости нескольких».
Вот как описывает прот. Т. Буткевич содержание этой гипотезы: «Первобытный человек, находившийся в совершенном умственном невежестве, дикости и крайней духовной неразвитости, не умел найти действительных причин для объяснения тех грозных и разрушительных или благотворных и полезных явлений в окружающей его внешней природе, которые приводили его в страх и трепет или же производили на него приятное впечатление, и объявил их явлениями таинственными, сверхъестественными, демоническими. Вследствие этого он сначала боготворил просто эти самые явления природы, как существа демонические, но заметив, что боготворимые им явления повторяются часто и всегда одинаковым образом, привыкнув к ним, он впоследствие объявляет богами уже неведомые ему силы природы, которые производили так или иначе поражавшие его явления. По своему умственному невежеству и ограниченности, первобытный человек признал эти силы природы живыми, личными, вышечеловеческими существами и, таким образом, боготворя каждую силу природы, он с самого начала пришел к политеистическому представлению, стал веровать в существование многих богов, им сами же выдуманных, при этом, при помощи своей фантазии, еще не сдерживаемой холодным рассудком, и по аналогии с самим собой, он олицетворил не только обоготворенные им силы природы, но даже и отдельные явления… Таким путем первобытный человек от грубого фетишизма мало-по-малу перешел к антропоморфизму и от политеизма к монотеизму»[1].
Однако такое сведение множества граней религиозности к животному страху и человеческой тупости не выглядело убедительным даже в самые благоприятные для безбожия времена. Поэтому уже в Новое время появляются различные вариации гипотезы, где авторы предлагают более сложное понимание источников человеческого страха, порождающего религию. Так, Б.Спиноза (1632–1677) в предисловии к «Богословско-политическому трактату» писал: «Если бы все люди во всех своих делах могли поступать по определенному плану (consilium) или если бы им всегда благоприятствовало счастье, то никакое суеверие не могло бы овладеть ими. Но так как люди часто попадают в столь затруднительное положение, что не могут составить себе никакого плана, и так как они из-за сомнительных благ фортуны, безмерно желаемых ими, большею частью находятся в жалком колебании между надеждою и страхом, то поэтому в большинстве случаев они чрезвычайно склонны верить чему угодно… Для нас ясно, что суевериям всякого рода более всего предаются те люди, которые без меры желают чего-нибудь сомнительного, и что все обращаются к божественной помощи больше всего именно тогда, когда они находятся в опасности и не умеют сами себе помочь... Итак, страх есть причина, благодаря которой суеверие возникает, сохраняется и поддерживается» [2].
Дэвид Юм, шотладский философ-позитивист (1711 – 1776) в «Трактате о человеческой природе» показывает зависимость между непредсказуемостью человеческой жизни и религиозным преодолением этого факта: «Мы непрестанно балансируем между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью, изобилием и нуждою, – все это распределяется между людьми тайными, неведомыми причинами, действие которых часто бывает неожиданным и всегда – необъяснимым. И вот эти-то неведомые причины становятся постоянным предметом наших надежд и страхов; и если наши аффекты находятся в постоянном возбуждении благодаря тревожному ожиданию грядущих событий, то и воображение наше также действует, создавая представление об указанных силах, от которых мы находимся в столь полной зависимости… Люди обладают общей склонностью представлять все существующее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают. Мы усматриваем на луне человеческие лица, в облаках – армии и в силу естественной склонности, если таковую не сдерживает опыт и размышление, приписываем злую или добрую волю каждой вещи, которая причиняет нам страдание или же доставляет удовольствие…Неудивительно, что человечество, находящееся в полном неведении относительно причин и в то же время весьма озабоченное своей будущей судьбой тотчас же признает свою зависимость от невидимых сил, обладающих чувством и разумом……Не трудно заметить, что, чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он предается суеверию; в частности, это наблюдается у игроков и мореплавателей, которые из всех людей меньше всего способны к серьезному, но зато полны всяких легкомысленных и суеверных представлений» [3].
В целом, подавляющее большинство материалистов XVIII – XX века в той или иной степени разделяли основные идеи натуралистической гипотезы.