Бхагаван Шри Раджниш
Путь один- в глубь себя
ABBYY FineReader 11 ООО Издательство «София»; Москва; 2008
ISBN 978-5-399-00096-1
Аннотация
Поздравляем с новой радостью встречи с впервые переведенной на русский язык книгой Великого Мастера! На страницах этой книги Ошо помогает собеседнику уйти от поверхностной религиозности и заставляет его раскрыться, обнажив свою истинную сущность для себя самого.
Он не дает отвлеченных теоретических ответов, не подсовывает собеседнику знание, бывшее в употреблении. Его ответы экзистенциальны, они поднимают нас на новый уровень.
Бхагаван Шри Раджниш (Ошо).
ПУТЬ МИСТИКА
Ошо, это так больно — чувствовать себя чужим в этом мире, словно меня здесь нет. Мне кажется, что я всегда и во всем не прав и что смерть только и ждет, как бы до меня добраться. Боюсь, это чувство — результат религии, в основе которой лежит идея Бога. Мне никак не удается ощутить себя частью этого мира, почувствовать, что я значим и нужен Сущему. Тогда я почувствовал бы себя живым и праздновал бы свое растворение: я бы жил и радовался жизни.
Предисловие
Религии, основанные на идее Бога, непременно сода-ют такое чувство. Им без этого никак не обойтись, ведь они лгут, и ложь преподносят тебе в качестве утешения. Человек перерос примитивное состояние сознания, стал более разумным, и теперь он способен понять, что Бог — это миф. Человек жил с этой ложью, принимал ее за чистую монету и был вполне этим доволен. Но теперь он поумнел, понял ошибочность всех этих религиозных теорий, и перед ним встала серьезная проблема.
Бог мертв. Утешение разрушено. И человек почувствовал себя совершенно опустошенным: все его связи с бытием утрачены. Бог наполнял твою жизнь, заботился о тебе, прощал твои грехи, сочувствовал тебе. Но вот Его не стало, и ты вдруг почувствовал себя чужим в этом мире. Но это хорошее начало, не воспринимай его неправильно.
Любая ложь, будучи разоблаченной, на некоторое время оставляет в тебе пустое пространство. Образовавшуюся пустоту можно занять жалостью к себе, ее заполняют страдания. Все зависит от тебя: ты можешь заполнить эту пустоту тоской, страхом, муками, болью. А можешь превратить ее в начало нового пути, сделать дверью в неизведанное. Бог умер, истину теперь придется искать самому; никто ее тебе не откроет. Эта пустота должна стать дверью, ведущей в глубь твоего существа.
Оказавшись в центре себя самого, ты перестаешь быть чужим. Впервые ты становишься своим. Ты — дома. Это Бог не подпускал тебя к истине, к бытию. Он просто утешал тебя, но от утешений нет никакого проку. Тебе нужна трансформация всего существа, нужно радостно использовать свою пустоту, ведь она раскрывает двери, ведущие в бесконечность. Пустота открывает путь к твоим корням, укрытым в самом бытии. В тебе вдруг рождается чувство, что деревья, птицы, люди, звезды — словом, все, что тебя окружает, близко тебе. Вся Вселенная — твой родной дом.
Так что все зависит от того, как ты используешь свою пустоту. Так называемые западные экзистенциалисты используют ее неверно. Они заполняют ее опустошенностью, страхом, напряжением, ужасом, тоской и гневом.
Раньше ты жил в мире иллюзий и лжи; но они приносили тебе хоть какое-то утешение, давали тебе хоть малую надежду, как-то соединяли тебя с миром, существованием. А экзистенциализм нашел твоей пустоте еще худшее применение, чем в свое время это сделали религии.
Религии использовали ее, чтобы тебя эксплуатировать. Они давали тебе утешение, и это была монета, которой расплачивались за все. Итак, они тебя эксплуатировали, но ты был вполне доволен жизнью, ведь на небе сидел Бог и, значит, все шло как надо: в случае чего — Он бы о тебе позаботился.
Это утешение было сплошным надувательством; оно ничего в тебе не изменило, не сделало тебя буддой, ты не пробудился, не стал просветленным. Твоему духовному росту все это не пошло на пользу, но ты хотя бы не испытывал тоски и страха, твое существование не казалось тебе бессмысленным. Ты чувствовал себя как дома, хоть это ощущение и было лишь иллюзией. Теперь же эта иллюзия развеялась, и вдруг ты понял, что рядом никого нет. Бога нет, а других способов ощутить связь с бытием ты не знаешь.
Твоя старая программа дала сбой. Тебе необходимо новое прозрение. Вместо молитвы тебе нужна медитация; вместо Бога — твое собственное осознание. Осознание — вот цемент, который заполнит твое существо, и здесь не будет места утешению. Ты испытаешь подлинное удовлетворение; оно соединит тебя со всем сущим, и чужаком ты себя больше не почувствуешь.
Думаешь, я хоть когда-нибудь чувствую себя чужим в этом мире? Я так с ним связан, что крепче не бывает. Все сущее слилось с моим существом, мое сердце вторит пульсу Вселенной.
Бог служил преградой для того, чтобы произошло это грандиозное событие — трансформация. Бог не был тебе другом; Бог был самым заклятым твоим врагом. А священники тебя использовали.
Теперь, когда ум понимает, что Бога нет, непременно наступит небольшая пауза, когда тебе придется либо сделать выбор в пользу западного экзистенциализма — а он ненастоящий, это акцидентализм [1] — либо заглянуть в глубь себя так, как это делал всякий пробужденный. И еще: ты больше не должен смотреть на небо. Тебе нужно закрыть глаза и разглядеть свой внутренний космос, ту его часть, которая связывает тебя со всем сущим. Пустота сразу исчезнет. И не только пустота: исчезнешь ты сам. Останется только танец, праздник всего мироздания. А ты станешь с ним единым целым, и вопрос о том, свой ты или чужой, даже не возникнет.
Рождается великое единство. Ты вдруг видишь себя в различных проявлениях: ты стал деревом, цветком, облаком, звездой. Ты — везде. Исчезнув, ты становишься целым мирозданием, его цветением и полетом. Зелень трав, горы и снега, реки и океаны — все это полно тобой, ты теперь везде. Это состояние называется состоянием будды. Это истинное освобождение.
Бог мертв, теперь дзэн — единственная живая истина.
Ошо
Глава 1
ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ
Ошо,
мистики всегда говорили: «Нет иного прибежища, кроме Сущего» — нет пути, кроме пути в глубь себя. Ты говоришь то же самое. Слова эти нам знакомы, но нам доступно лишь их буквальное понимание. Не мог бы Ты объяснить их глубинный смысл?
ПОНИМАНИЕ на буквальном уровне не заслуживает того, чтобы называться пониманием. В мире религии нет больших лжецов, чем слова. Слова можно понять, это совсем несложно, но вот то, что прячется за ними, остается непонятым. В этом — наибольшая трудность.
Когда усвоено лишь значение слова, но не понят его скрытый смысл, жизнь превращается в большой балаган. Не обладая знанием, мы делаем вид, что знаем; нет ничего более опасного, чем притвориться сведущим, когда таковым не являешься.
Жизнь начинается там, где происходит осознание. Благодаря осознанию она преображается. Но если предаваться иллюзиям, будто мы знаем религию, поскольку нам известны некие слова, наш ум отправится в одну сторону, а жизнь — в другую, и часто эти направления будут совершенно противоположными. Вот почему в жизни так называемого верующего человека привычным делом становится лицемерие.
Так называемый верующий — это просто ханжа, и ничего более. Он говорит одно, а делает другое, его поступки не соответствуют словам. Он заменил осознание словами — вот в чем причина такого несоответствия.
Прежде чем перейти к самому вопросу, давайте рассмотрим еще несколько моментов. Когда мы слышим Бог, душа, просветление, на ум сразу приходит: мы понимаем, о чем речь, ведь нам известно значение этих слов, записанное в словарях. Мы знаем значение слова просветление, мы знаем, что такое Божественное и что такое душа; но буквальный смысл слова — это не то же самое, что его сущностный смысл. Просто произнести слово Бог или услышать слово Бог - это не то же самое, что познать Божественное. Само по себе слово Бог не является Боже-ственным. Даже если смысл этого слова познал тот, кто его произнес, он не может передать свое знание тебе. Слова достигнут твоих ушей, но его опыт к тебе не перейдет. Слова станут частью твоей памяти. Ты заполнишь ее до отказа и понесешь, как сумку, доверху набитую священными книгами. Теперь ты питаешь иллюзии, будто тебе известно, что такое Божественное, ведь ты слышал слово Бог, ты о нем читал, к тому же значение этого слова есть в словаре.
Но как можно познать Божественное, не достигнув его? Если бы это было так просто: если бы Божественное можно было познать, лишь прочитав о нем в словаре, то на земле не осталось бы ни одного несведущего; все бы стали людьми знания. Если бы этимология и грамматика слова освобождение служили ключом к самому освобождению, то все давно уже были бы свободны, сбросив рабские путы. Как это просто — понимать значение слова!
Вот ум и создает эту иллюзию, ведь он боится пуститься в путь. И это совершенно естественно: ум и должен бояться этого путешествия, ведь для ума это дорога, ведущая к смерти. Тот, кто отправится на поиски Божественного, потеряет себя. А если просто заглядывать в словарь, то можно не беспокоиться о том, что потеряешь себя. И чтение священных книг ничем таким тебе не угрожает. А тот, кто стремится к просветлению, исчезнет, ведь ни просветление, ни освобождение без исчезновения не возможны. В сущности, тебя сковывает твое «я». О каком просветлении может идти речь, пока «я» не растворилось?
«Я» — это стена между человеком и существованием. Как можно познать, что такое Бог, пока не пала эта стена? Это путешествие по дороге смерти. Ищущий отправился в путь, чтобы умереть. Но лишь через смерть достигается вечная жизнь; лишь утратив себя, ты себя обретаешь. Вот из-за чего уму страшно... потому он плодит иллюзии и создает подмены.
Тебе следует хорошо усвоить этот закон: величайшее искусство, которым владеет ум, — это искусство подмены. Все, чего нет в реальной жизни, ум дает тебе в сновидениях. Посреди ночи, когда ты крепко спишь, тебе вдруг захотелось пить. Ты умираешь от жажды. Тебе придется проснуться. Ты будешь вынужден прервать свой сон и выпить воды. Но нет: в этот момент твой ум создает подмену; тебе вдруг снится фонтан, во сне ты к нему подходишь и пьешь сколько душе угодно. Просыпаться совсем не обязательно! Лишь проснувшись поутру, ты поймешь, что не было никакой воды, и фонтан был совсем не фонтан, и свою жажду ты так и не утолил — все это тебе приснилось. Но ты понимаешь это только после пробуждения. Твой ночной сон остался непотревоженным; ум позаботился об этом — он нашел замену.
Ум и в жизни создает подмены, чтобы и здесь нам ничто не мешало крепко спать. Если же тебе доведется познать Божественное, твое сновидение будет прервано; ты проснешься. Мы крайне заинтересованы в своем сне, ведь многие жизни мы его бережно хранили и поддерживали: это единственное наше творение. До этой минуты наша семья, жена, друзья, дети, наши деньги и престиж были частью сна. В ту секунду, когда закончится сон, все это тоже исчезнет. Строение развалится на части. Сон закончится, а с ним исчезнет и весь этот мир, который мы считали своим, и все, что нам принадлежало. Мы проснемся утром, а друзей, населявших наш сон, рядом не будет. Мы проснемся, но не найдем тех дворцов, которые окружали нас во сне. После пробуждения все сокровища, которыми мы владели в сновидениях, будут для нас потеряны; их больше нет, и уже никогда не будет.
Все это мы создали во сне; вот откуда берется страх, что этот сон может закончиться, что сновидение прервется.
Так что мы проживаем свою жизнь бессознательно. Ум — вот как называется эта бессознательность. Там, где есть страх перед пробуждением, ум тотчас создает подмену. Познание Божественного прерывает наш сон, а понимание слова Бог никак не препятствует его продолжению. Наоборот, сон лишь становится крепче, мы еще глубже погружаемся в него. Если мы отправимся на поиски первоосновы, мир исчезнет. Произнося слово Бог, мы делаем Его частью этого мира.
Вот почему мы возводим мечети, храмы и гурудвары [2]. Чтобы сделать церкви и храмы частью нашего мира, мы строим их по соседству с магазинами и жилыми домами. Христиане, индуисты, мусульмане, сикхи, джайны... к нашим мирским треволнениям мы добавляем еще и религиозные различия; будто нам мало бед и тревог, будто мало политики и военных конфликтов. Нет, мы добавляем к ним еще и религиозные распри, мы сражаемся во имя религии. Соперничества в мире и так предостаточно — люди спорят друг с другом во имя интересов своих стран, из-за денег, за престиж. Но помимо прочего, мы создаем еще и конкуренцию на религиозной почве. Даже религию мы делаем частью этого мира. Все это старания ума.
Интересно, случалось ли тебе сталкиваться с подобным? Наверное, у многих людей бывают сновидения, где им снится, будто они проснулись и сон, казалось бы, закончился. Прозвонил будильник, наступило утро, ты уже не спишь, поднимаешься с постели, встаешь на ноги. На этом сон заканчивается. Но все это ты видел во сне. И ты не сможешь понять, что все это тебе приснилось, пока на самом деле не проснешься. Видеть во сне, что ты бодрствуешь, — это самый опасный сон, поскольку это кульминация иллюзий. Когда человеку, живущему обыденной мирской жизнью, чудится, что он религиозен, — это самый глубокий сон из всех возможных. Мы создаем вокруг себя фальшивого Бога — вместо того чтобы отправиться на поиски Божественного. Если же мы станем искать Бога истинного, нам придет конец. Чтобы обезопасить себя, мы изобретаем эту подделку.
В писаниях говорится, что Бог создал этот мир. Наверное, они правы. Но если взглянуть на тех богов, которые окружают человека, то все они сделаны его же руками. Это ты вылепил изваяние, стоящее в храме. Человек очень умен: он бьет поклоны, возносит молитвы перед образом, который изготовил собственноручно. Он сам вырезал эту статую, сам установил ее в храме, он превратил камень в Бога, а потом падает перед ним на колени и читает молитвы. Какая увлекательная игра! Он поклоняется и молится своим игрушкам и, довольный тем, что побывал в храме, отправляется домой.
Все это паутина, сплетенная из слов. Так что меня совершенно правильно спрашивают, почему понимание буквального смысла слов не приводит к осознанию. На самом деле, через слово ничего понять нельзя; так создается лишь заменитель понимания, его суррогат. Создается впечатление, будто человек понял, но это лишь видимость. Поэтому первое, что нужно понять, — буквальное понимание ничего не стоит. Это лишь способ скрыть непонимание. Так наготу мы прячем под одеждой. Нагота от этого никуда не исчезает: под платьем мы остаемся такими же обнаженными. А если подойти к делу с умом, то при помощи соответствующей одежды и манеры ее носить можно сделать наготу еще более откровенной. Обнаженный мужчина или обнаженная женщина никогда не будут выглядеть такими же голыми, как те, что создают иллюзию наготы при помощи подходящей одежды. Твои слова и неистинное понимание не истребят твое внутреннее убожество, они лишь скроют его.
Временами, показав свое «понимание» и образованность, ты лишь ярче демонстрируешь, сколько в тебе глупости. В дураке есть какая-то непосредственность, в нем чувствуется простота. А что же ученый муж? Он тоже глуп, но весьма замысловато и запутанно. Если ты хоть немного разбираешься в людях, то поймешь, что большего глупца, чем ученый муж, на целом свете не сыщешь. Его глупость видна за версту. Правда, он хорошенько ее упрятал, но это лишь доказывает, что ему о ней известно. Все, что мы желаем сделать тайным, рано или поздно становится явным. Ведь все твои ухищрения как бы говорят: этот человек что-то скрывает, ему есть что скрывать. Человек невежественный, не получивший должного образования своей необразованности не скрывает; его нагота подобна наготе туземца из первобытного племени — она неосознанна. Дикарь ходит нагишом и не знает об этом. А глупость ученого мужа — это нагота проститутки, вырядившейся в роскошные одежды. Но вся эта яркая обертка нужна, лишь чтобы выгоднее подать скрытое под ней.
Человек станет что-либо скрывать, только если он боится разоблачения. Если ты осознаешь, что понимание смысла слов не имеет ничего общего с истинным пониманием, — значит, первый шаг уже сделан. Если ты способен понять, что знание, полученное из священных книг, — это вовсе не знание, первый луч подлинного знания коснулся тебя. Тогда ты просто отложишь все эти книги в сторону; ты с легкостью стряхнешь с себя паутину слов, ты выпутаешься из нее. Сделать это прямо сейчас тебе будет сложно, ведь ты думаешь, что уже обладаешь пониманием. Представь, будто в руке у тебя горсть камней и ты думаешь, что это бриллианты. Тебе будет нелегко их выбросить. И дело здесь не в камнях, а в твоей вере в то, что в руке у тебя бриллианты. Разве сложно тебе будет от них избавиться, когда ты осознаешь, что это самые обыкновенные камни, привидевшиеся тебе бриллиантами? Как только ты признаешь, что это просто камни, тебе не придется их выбрасывать, они сами выпадут из твоей руки.
Пусть упадут камни слов, тогда родится смысл. В религии смысл не возникает из слов, он рождается там, где слова отсутствуют. Убери слова, и потечет река безмолвия.
Через Пуну протекает река, вся заросшая водными растениями; их так много, что воды за ними совсем не видно. Твой ум похож на эту реку. Убери кувшинки и водоросли — и очистится гладь реки. Убери слова — и потечет река смысла, скрытая под ними.
Слово и его смысл — это далеко не одно и то же. Когда я говорю «дерево», ты сразу понимаешь значение этого слова. То же самое происходит, когда я произношу слова «река», «дом», «океан»: ты слышишь слово и улавливаешь его смысл. Но когда я говорю «Бог», «душа» или «просветление», ты просто слышишь слово, но не понимаешь его смысла. Стоит мне произнести «дерево», и ты уже понял, поскольку дерево — это часть и твоего опыта. Слово дает определение, а твой личный опыт помогает тебе его понять. Я говорю «океан», и ты понимаешь меня, поскольку опираешься на свой опыт.
Но представь себе человека, живущего посреди пустыни: океанов он никогда не видел, даже на картинках. И тут мы произносим слово «океан». Человек не имеет ни малейшего представления, о чем это мы толкуем. Он слышит слово и даже пытается понять его смысл умом. Мы можем рассказать ему, что, подобно бескрайним песчаным просторам, бывают такие же пространства, только заполненные водой. Таку него появится мысленный образ, сформируется общее представление, но все же никакие умственные построения человека пустыни не сравнятся с переживанием океана тем человеком, который видел его, стоял на его берегу, погружался в его воды, плескался в них, плыл по его волнам.
Я говорю «Бог» — какой смысл заключен для тебя в этом слове? Ты никогда не стоял на Его берегу, никогда не плавал по Его волнам; точно так же ты не был одной из Его волн, не растворялся в их мелодии. Ты был каплей, ею и остался. Капля боится, что исчезнет, если попадет в океан. Этот страх оправдан, и все же напрасен. Капля конечно же исчезнет, но ничего при этом не потеряет, ведь, исчезнув, она превратится в океан. Малое будет утрачено, а великое обретется. Ты ничего не потеряешь, а получишь все. Но капле неведомо, что она обретает, она знает лишь то, что утратит. Отсюда и страх.
Избавься от слов! В мире религии слова ничего не стоят. Осознав это, ты сделаешь первый шаг к тому, чтобы от них отказаться. Изречения мудрецов не объяснишь на школьном уроке. То, о чем говорили мистики, не перескажешь на университетской лекции. Учения мистиков собраны в пухлые тома, и все же их нельзя передать доподлинно. В книги попало внешнее, оболочка учений, но не их суть и глубинный смысл. Был воссоздан лишь общий контур, а душа, то, что глубоко внутри, осталось в неприкосновенности.
Высказывание Нет иного прибежища, кроме Сущего, — нет иного пути, кроме пути в глубь себя, — единственное в своем роде. В нем одном уместились все Веды, все Упа-нишады и вся Гита; если понять одно это высказывание, то уже не будет никакой необходимости разбираться в Коране или Библии. Это небольшое изречение подобно атомной энергии: в крохотном атоме заключена огромная мощь!
Святые, из уст которых звучали подобные высказывания, были не слишком образованными людьми. Удивительно, что люди, получившие хорошее образование, обычно не способны достичь святости. Бывают исключения, но, как правило, человек ученый не становится святым, ведь у людей высокообразованных так искусно получается находить подмены и так ловко они обманывают самих себя, что в своих поступках им никогда не удается поймать себя с поличным. А вот малограмотные — Кабир*, Даду**, На-нак[3]— достигают очень легко. Их не обременяет тяжкая ноша, и посему сбрасывать особо нечего, внутри у них нет высоких стен, которые нужно разрушить: один слабый толчок — и все разваливается.
Это высказывание заключает в себе сущность жизненного опыта таких вот не слишком образованных людей. Это высказывание недвусмысленно, слова его просты: Нет иного укрытия, кроме Сущего; нет иного убежища, кроме бытия.
Что привело этих людей к такому пониманию? Мы ищем убежище в богатстве. Все вокруг говорят на языке денег, человека измеряют его деньгами. Твоя душа весит столько, сколько денег в твоем кошельке. Если карманы твои пусты, у тебя нет души.
Но богатство в любой валюте — это внешнее. А ты — внутри. Чем бы ты ни владел, тебе никак не забрать это внутрь себя. Не существует способов затащить все твои сейфы внутрь; им придется остаться снаружи. И великим империям придется остаться там же, их никак не заберешь к себе внутрь. А ты всегда внутри себя, и не существует способов вытянуть тебя наружу. Вот почему богатство и душа никогда не встречаются. Душа означает глубину, богатство — это внешнее, всегда внешнее; и две эти линии никогда не пересекаются. Они просто нигде и никогда не встречаются; не существует способов, как бы они могли встретиться. Они пролегают в разных измерениях, это два разных мира.
Но мы измеряем человека его достижениями — образованием, положением в обществе, должностью, властью. Ты есть наше мерило, наш принцип — то, чем ты владеешь. И принцип этот совершенно ошибочный. Если нас спросят о нашем внутреннем опыте, то суть нашего ответа сведется к следующему: «Нет иного прибежища, кроме денег». И все из-за этого принципа. Мы даже мистиков измеряем денежными единицами. Если бы Махавира родился в бедной семье, джайны не признали бы его тирт-ханкарой, духовным учителем. Я утверждаю это с полной уверенностью, ведь все двадцать четыре тиртханкары джайнов — царские сыновья. Напомню, что за несколько тысяч лет ни один выходец из бедной семьи тиртханка-рой не стал. Получается, что тиртханкарой может стать только сын царя? Тогда нас ждет безрадостное будущее, ведь царей сейчас нет, так что состояния тиртханкары никто уже не достигнет. Теперь это очень сложно.
Гаутама Будда — тиртханкара, джина, он достиг буддо-вости, но, не будь он сыном царя, общественное мнение его бы не приняло. Родись Рама и Кришна в бедных семьях — и, уверяю, аватарами их никто бы не признал. Наш ум даже мистиков измеряет аршином материальных благ.
Так что, если ты заглянешь в священные тексты джайнов или буддистов... Джайны, например, подсчитывают размеры империи Махавиры. На самом деле, она была не такой уж и большой, да и не могла быть другой, ведь в те времена княжества были величиной с небольшое поместье. В Индии тогда насчитывалось около двух тысяч княжеств, вот и подумай, каких размеров они могли быть? Никак не больше, чем современный сельский округ средней руки. Так что отец Махавиры был всего лишь заурядным помещиком, а совсем не великим царем. Если бы Ма-хавире не случилось родиться в такой семье, о нем бы никто больше и не вспомнил. Но джайны приписывают ему огромные богатства. Как же, с такой великой империей, где паслись бесчисленные табуны лошадей, сотни слонов и так далее. Кстати, о лошадях и слонах. Их в текстах упоминается столько, что им в таком крохотном княжестве, должно быть, даже стоять было негде, не то что пастись. А самоцветы, алмазы и тому подобная чушь! Всего этого просто не счесть!
Но во всем этом кроется своя правда, и состоит она в том, что сознание джайна не желает примириться с мыслью, будто тиртханкара может происходить из семьи бедняков. Эта правда стоит того, чтобы о ней знать. «Мой тиртханкара был, наверное, чакравартином, правителем мира. Как же он мог родиться в обычной семье?» И вот вокруг него создается фальшивый ореол богача.
А когда Махавира говорит, слушатели спешат занять свои места. Их толпы заполоняют все окрестности, на сотни километров вокруг, ведь если слушателей окажется человек десять-двадцать, величие тиртханкары несколько померкнет. Но нет, аудитория насчитывает миллионы и миллиарды слушателей. Это же невозможно. Сегодня это реально, поскольку у нас есть современные технологии; теперь одновременно тебя могут слушать сотни тысяч людей. Но во времена Махавиры это было невозможно. Махавира, без сомнения, обращался к небольшим группам слушателей. Но сознание джайна не может примириться с этим, ведь ценность измеряется количеством! Сколько людей? Нам нет никакого дела до истины и лжи.
Фанатика и противника идеи никогда не заботит истина. Фанатизм фальшив, в его словах полно преувеличений. Противник тоже лжет и преувеличивает. В любви и ненависти мы забываем обо всем на свете. Река несет свои воды беспрепятственно, сметая все плотины истины и лжи. То же самое мы делаем с Буддой, Рамой и Кришной. Наши представления не имеют ни малейшего отношения к тому, чем они владели или не владели в реальной жизни. Так лишь проявляется наш критерий: если бы эти люди были бедняками, мы бы их не приняли. Величие души мы обозначаем, раздувая размеры материального благосостояния. Значимость отречения Махавиры мы определяем размерами оставленной им империи. Если бы он был гол как сокол, мы не смогли бы назвать его отрекшимся. Как можно отречься, если у тебя ничего нет? Мы и представить себе не можем, что даже нищий может отречься.
Не важно, от чего пришлось отречься человеку, суть — в самом отречении, его истинности. Предположим, у одного человека, назовем его Джон, есть всего один цент, а другой, скажем Джим, — владелец состояния в десять миллионов долларов. Джон отказывается от своего цента, а Джим — от пяти миллионов долларов. Ты считаешь, что Джим совершил большее отречение, ведь для тебя значимы эти категории — один цент и пять миллионов долларов. Но нет, люди знания скажут, что именно Джон отрекся по-настоящему, поскольку он отдал все, что у него было. А вот Джим вообще ни от чего не отрекался, так как он отдал лишь половину своего состояния. Но мы все еще никак не можем обойтись без того самого одного цента. Он нужен нам, чтобы подсчитать степень отречения. Если человек, у которого за душой ни гроша, скажет нам, что он отрекся, мы поднимем его на смех. Мы скажем ему: «У тебя же ничего нет, от чего ты отрекался?»
Отречение никак не связано с содержимым твоего кошелька, это экзистенциальное состояние человека. Но как измерить это состояние? Деньги — вот наша единственная, привычная мера, так что отречение мы тоже измеряем их количеством. Любопытно, что и степень отречения, и терпимость мы отмеряем в денежном эквиваленте. Деньги — вот наше мерило. Деньги — наше единственное прибежище. И пока деньги будут нашим прибежищем, бытие случиться не может. В каком состоянии ума возникает понимание, что «Наше единственное прибежище — сущее»? Оно возникает, когда исчезает мираж денег, когда человеку открывается, что деньги — тлен и ничего не стоят, — сколько бы ты их ни скопил, тебе это ничего не даст.
Богатство противоречит бытию. Это борьба, столкновение. Богатство — это способ избежать сдачи. Богатство означает: «Я и сам обладаю силой и властью, к чему мне сдаваться7. Зачем искать прибежища у кого-то еще? Пусть люди ищут прибежища у меня». Богатство — рекламный плакат, призывающий людей навестить твое убежище. Вот почему Иисус настаивает: «Только бедные могут прийти ко мне».
Иисус говорит: «Верблюд может пройти через игольное ушко, но богач не попадет в Царство Божие». Это не значит, что богатым людям никогда туда не попасть. Вопрос здесь не в размерах состояния, а в том, что для тебя имеет наибольшую ценность. Может, у тебя нет ни гроша за душой, ты — нищий, но если самое главное для тебя — деньги, если они — цель твоей жизни, предел мечтаний, если все ты меряешь деньгами, то будь ты каким угодно бедным, но в Царство Божие тебе не попасть. Почему? Да потому, что тот, кто верит в богатство, верит в эго. Найти прибежище в богатстве — значит найти прибежище в эго.
Прибежище в бытии, в Божественном, означает, что эго больше не служит твоим прибежищем; воле человека приходит конец. Человек, в котором много того, что мы называем силой воли, сочтет это утверждение нелепым и бессмысленным, ведь он думает: «Я и есть моя собственная сила. Моя сила исходит от меня; мой успех заключен во мне. Богатство, положение в обществе, престиж — все исходит от меня. Я — источник силы; я создам богатство, расширю империю, наращу свою силу. Я даже смерть преодолею и в один прекрасный день добьюсь окончательной победы». Мирской, приземленный человек — это человек, опирающийся на свое эго.
Это сложно понять, ведь уверенность в себе — очень ценное для нас качество, мы учим этому детей, мы говорим: «Нужно крепко стоять на ногах. Нужна уверенность в себе. Сражайся, сопротивляйся, не бойся. Не сомневайся, что победа будет за тобой, — и ты победишь. Весь секрет соперничества, противоборства — уверенность в себе. Если ты ее утратишь, то дрогнешь и не устоишь». Мы всех и каждого поучаем: «Твоя сила неисчерпаема. Не бойся; борись, и не сегодня-завтра все придут просить у тебя убежища».
И вот наступает день, когда эта иллюзия дает трещину, человек думает: «Как я могу быть источником силы, ведь нет меня самого! «Я есть» — это не более чем умозрительное построение. Я смогу существовать, только если у меня получится и дальше оставаться отделенным от всего сущего. Но если всего на несколько минут лишить меня воздуха, я не смогу дышать и мне придет конец; не взойдет солнце — и через некоторое время я умру. Если вытянуть один самый маленький кирпичик из этого огромного мироздания, то все сооружение под названием «я» — обрушится. Я лишь крохотная часть единой Вселенной, и меня нельзя от нее отделить. Как только я отделяюсь, меня нет». Просто подумай об этом. Отдели себя от всего сущего, кем ты станешь? Ты исчезнешь в то же мгновение.
Поток твоей жизни исходит из целого, из всеобщего. Твое дыхание исходит из целого и возвращается к нему. Ты рождаешься из него и после смерти к нему возвращаешься. Все исходит из него и возвращается к нему. Это огромное колесо бытия, в котором ты вращаешься; твое существование не отделено. С кем же ты ведешь эту битву? Она возможна, только если ты отделен; тогда другие люди станут твоими соперниками, твоими врагами.
Запомни: пока человек не почувствует, что существование — это его прибежище, на целом свете у него будут одни враги и никаких друзей. Даже те, кого мы называем друзьями, тоже наши враги, только скрытые; они тоже соперничают с нами. Вот мы сидим здесь, и кажется, что никакого противостояния между нами нет. Но если содержание кислорода в атмосфере снизится, мы все превратимся в соперников, сражающихся за лишний глоток кислорода!
По словам ученых, к концу столетия воздух будет настолько загрязнен, что дышать кислородом смогут позволить себе лишь богатые. По мере развития технологий наша атмосфера становилась все более загрязненной. Кислород уже недолго будет общедоступным удовольствием, ведь его количество ограничено. В больших городах, наподобие Нью-Йорка и Бомбея, кислород смогут купить себе лишь богатые; а людям скромного достатка придется дышать грязным воздухом. И сегодня бедняки пьют грязную воду, живут в убогих хижинах, ходят в лохмотьях, а в будущем им придется довольствоваться загрязненным воздухом, ведь чистый будет им недоступен. Если положение дел ухудшится, выживут лишь немногие — те, кто сможет позволить себе чистый воздух. А остальные погибнут.
Даже сейчас, когда мы просто сидим и дышим, между нами происходит борьба. Мы сидим, на первый взгляд вполне миролюбиво, кажется, что никакой борьбы, никакого соперничества нет и в помине. Но оно прячется внутри тебя. Даже друзья — в глубине души соперники. Если ты держишься за свою отделенность, целый свет будет твоим врагом, и тебе придется в борьбе с ним защищать свою жизнь. Мыслители вроде Дарвина могли выдвинуть теорию о «выживании наиболее приспособленного вида», поскольку полагали, что изначально все живые существа отделены друг от друга. Тогда жизнь — это конфликт и хаос, а насилие — ее закон. Единственный способ выжить — уничтожить другого. Твоя смерть — это моя жизнь; моя смерть — твоя жизнь.
Тогда блаженство становится невозможным. Там, где насилие — закон, блаженство случиться не может. Там, где насилие — закон, невозможен праздник. Там, где насилие — закон, невозможен мир. Там, где каждое мгновение — борьба за существование, нельзя достичь просветления. Есть ли место радости, празднику и благодарности там, где идет борьба за каждый вздох, где ты должен стать чьей-то смертью? Если я отделен, как все мы полагаем, окружающий мир враждебен мне. Как же, чувствуя эту враждебность, можно избавиться от страха?
В тот день, когда иллюзия отделенности оставляет человека, когда растворяется его ощущение «самости», исчезает эго, он вдруг обнаруживает, что является частью — частицей живой Вселенной. Растущее невдалеке дерево, облако, что плывет по небу, и я — все это проявления единого начала, все произошли из одного источника жизни. Различие лишь в формах, а первоисточник один. Это разница в очертаниях, а не в духе. Формы различны; дух — един. Очертания разнятся, но лишенный формы поток сознания, что струится повсюду, — един.
Я не отделен — вот смысл высказывания «Бытие — это единственное прибежище». Моя воля отныне не властна надо мной. Я сдался — вот закон моей жизни; я прощаюсь с борьбой и начинаю парить. Вот в чем смысл фразы «Бытие — это единственное прибежище». В ту же минуту весь мир становится моим другом.
Но называть его другом все же не совсем верно. Ведь если нет никаких врагов, как может существовать дружба? Весь мир тотчас становится одной семьей. Тогда между всеми проявлениями сущего во Вселенной видится внутреннее родство. Тогда я пребываю во всем, и все — внутри меня.
Это то, что индуисты называют не-дуальность.
Пусть тебя не смущает слово Рам в выражении «Нахин Рам Бин Таон». Оно не имеет никакого отношения к индуистскому богу Раме, сыну Дашаратхи. В этой сутре Рама означает Божественное, абсолютное бытие. Рама обозначает здесь тот объект восприятия, в котором мы живем, дышим, существуем, и наше существование является частью его бытия. Попытайся это понять. Если это так, если верен опыт мистиков, утверждавших, будто мы — часть целого, с нами не может случиться ничего, что называют смертью, ведь уходят только люди; целое пребывает вечно. Так было, когда я еще не родился на свет, и так будет, когда меня не станет.
Если я отделен, то происходит мое рождение, а потом и смерть, поскольку отдельное существо должно и родиться, и умереть. Но если я не отделен, я существовал еще до своего рождения; просто форма у меня могла быть иной. Я останусь и после смерти; моя форма может быть какой угодно, но я не исчезну. Если я един с целым, моя жизнь вечна, у нее нет ни начала, ни конца, она течет из бесконечности в бесконечность. Страх исчезает, тогда жизнь становится праздником. Как может танцевать сердце, в котором затаился страх? Смерть вездесуща, ее тень видна повсюду, она выглядывает из-за каждого угла, следует за тобой по пятам.
Ощущение отделенности рождает смерть. Если я отделен, смерть неизбежна. Если я — одно целое со всем этим огромным Единым, смерть исчезает. Или, если выразит