XVII. 1. Бэри-бэри. Тем временем, Ирин "пустой контур" в очередной раз обрел плотное содержание, да еще какое! Из космических пустот мы притянули Мбембу - ученика африканского колдуна. Мбемба приехал в Москву из тропического Конго (того, где Браззавиль) изучать технические премудрости белого человека. Зачем ему все это было нужно - он сам толком не знал, ибо собирался после возвращения домой заняться магией, а не возиться с железками. Мбемба рассказывал, что он уже прошел курс начальной подготовки у одного мастера.
В Черной Африке вообще все колдуют. Повсеместно продаются различные мази и снадобья с приговорами, магические амулеты, спиритические талисманы и иные аксессуары массовой индустрии колдовства. Мбемба поведал, что их фирма готовила специальную мазь для ног, благодаря которой можно было быстро и долго бегать. Такой продукт очень ценится среди прислуги, вестовых, а также спортсменов, особенно - бегунов на длинные дистанции. Очень хорошо зарабатывают на насылании порчи, сглазах, магических убийствах. Магия в Африке всегда на стороне сильного. Внушить социальному окружению суеверный трепет - большое достоинство, сильно поднимающее рейтинг влияния личности в местных тусовках.
Самые сильные колдуны - это как региональные паханы: все им платят, все их уважают. Не будешь платить - нашлют порчу. Будешь артачиться - вообще сделают бэри-бэри. Знакомый театрал как-то рассказал историю про постановку в Лондоне "Макбета" с участием драм-секции нигерийских колдунов. После премьеры один из них спросил британского режиссера: ну как, мол, что пресса пишет? А в прессе промелькнула язвительная заметка одного давнего недоброжелателя режиссера, и как раз - по поводу участия в спектакле африканской драм-секции. Ну, тот и отвечает колдуну: да все, мол, в порядке, вот есть одна очень маленькая критика, один человек не в самом большом восторге.
- Ах вот как? Может быть, будем сделать бэри-бэри?
Режиссеру объяснили, что бэри-бэри - это когда бьют в барабаны и качают поле против обидчика. Англичанин - человек корректный, культурную идентичность партнеров уважает, отказаться - вроде как неудобно:
- Ну, давайте бэри-бэри...
На следующий день газеты принесли новость о гибели критика в автокатастрофе. Режиссеру в сознание закралась чудовищная догадка. Он бросился в отель к колдунам, но тех уже и след простыл...
Мбемба рассказывал, что одно время он как раз специализировался на поиске заказчиков магических убийств. Делалось это следующим образом. Тело покойного клали на носилки. Затем носилки брали себе на плечи ученики колдуна, которые предварительно входили с помощью особых снадобий в медиумическое состояние, подконтрольное шефу. После этого начинался так называемый "бег мертвеца". Ноги медиумов сами начинали двигаться, шаги постепенно делались все более уверенными, и, наконец, ученики неслись с покойником на плечах, воля которого, магическим образом вызванная из ада колдуном, пользовалась группой как своим инструментом. Наконец, перед воротами дома заказчика ноги сами собой останавливались, а носильщики падали в бессознанке на землю. С помощью такого трюка обычно определяют, по ком будет бить барабан бэри-бэри в следующий раз.
Бывают в колдовском бизнесе и свои разборки, и свои недружественные поглощения. Это может произойти, например, так. Однажды Мбемба разговорился в баре с одним случайным посетителем. Вот они треплются, о том о сем, как вдруг Мбемба замечает краем глаза у себя в стакане с джином маленького такого человечка. Йепс! Он незаметно приглядывается, и видит, что человечек-то этот - точная копия большого человечка: того самого, что как раз сидит напротив! И Мбемба мгновенно смекает (как-никак - ученик колдуна), что этот самый маленький человечек в стакане является магической проекцией собеседника. Если бы наш друг случайно "выпил" эту креатуру, то собеседник, поддел бы его на магический крючок, с которого очень сложно сойти. Но Мбемба не растерялся. Он просто накрыл ладонью стакан, и в этот самый момент собеседник вдруг начал задыхаться, хвататься руками за горло, и, наконец, просто рухнул на пол, выпучив глаза и дав пену как эпилептик. Может быть, он и был эпилептиком? Или это все-таки Мбемба перекрыл ему кислород, закупорив креатуру в стакане?
Ученик колдуна готов был помочь русской девушке уехать в Африку, а дальше она была вольна сама выбирать свой путь: оставаться в хижине предков Мбембы в качестве Белой Мамы Нгонго или отправляться за океан, в магическую Америку, откуда жители африканского Западного побережья, согласно древней легенде, ожидют прибытия в конце времен своих воскресших предков на бригантинах, в изобилии груженых бесплатными колониальными товарами (сегодня, наверное, ждут автомобили и компьютеры). При нашей тогдашней советской закрытости даже уезд в Африку представлялся несказанным благом - ведь оттуда можно было беспрепятственно ехать дальше, на Запад! Так нам тогда, по крайней мере, казалось. Но в Конго Ирине ехать не пришлось. Поскольку на горизонте возникли контуры Индии.
XVII. 2. Аниль. Вернее, индийца. Его звали Аниль, он работал в московской редакции Индийского радио, писал, как молодой национальный поэт, стихи в Иностранку и был радикальным коммунистическим активистом. Главной мечтой Аниля было стать президентом Индии. Он это всем и постояенно давал понять. Одновременно он рассказывал, как устроил раскол в индийском землячестве, претендуя на лидерство в этой структуре. В общем, Анилю была срочно нужна группа товарищей, с которыми он бы смог выступить в качестве всеиндийского Че Гевары. Некогда парень сильно пострадал у себя на родине за левый активизм, якобы сидел год в тюрьме, потом сбежал, как политэмигрант, в Амстердам. В Голландии ему почему-то не шибко понравилось, решил, вероятно, что как коммунисту - лучше будет в СССР.
Аниль жил в Крестах и имел чуть ли не на каждом этаже этого билдинга по любовнице. Мы вели в его номере жаркие мировоззренческие дискуссии, под горячительные напитки из "Березки" и закуску, которую готовили периодически менявшиеся блондинки. Аниль выступал с позиций пламенного реформатора большевистского толка. Мы с Ириной, для придания полемике ультимативной развернутости, отстаивали метафизику каст.
- Как вы можете защищать этих брахманов, этих эксплуататоров? - кипятился Аниль. - В Индии люди не могут работать, потому что теряют сознание от голода, а эти - жиреют и ведут паразитический образ жизни!
Наш друг предсказывал приход компартии к власти, и тогда он, пренепременно, должен стать президентом республики. Вот тогда-то угнетающие классы узнают, что такое классовая ненависть! Страна покроется сетью хариджанских комитетов, частная собственность будет ликвидирована, брахманы подвергнутся социальному перевоспитанию. Красная Индия решительно покончит с мракобесием кастовой системы и семимильными шагами двинется к коммунизму.
Планов громадье было действительно впечатляющим. Но прежде всего Анилю требовалось жениться на русской. Точнее, ему нужен был брак с советской гражданкой, чтобы застраховать свое легальное положение в Москве. Могла ли в таком случае его будущая супруга выезжать из СССР - оставалось неясно. Теоретически, Аниль был готов расписаться перед своей следующей поездкой в Индию, но когда конкретно - он сам еще не знал. Ну, на безрыбье, как говорится...
Чуть позже, мне кажется, я разглядел задний фон радикального анилевского антибрахманизма. Дело в том, что он происходил не из индусской, а из джайнской семьи, а последователи Джины Махавиры, как и всех других неведических авторитетов, как известно, браминами и в грош не ставятся - мол, неприкасаемые! Между прочим, самый известный из всех современных джайнов, Бхагван Шри Раджниш, тоже не очень шибко любил брахманство и сильно наезжал на дваждырожденных, тоже грозя им напастями коммунистической революции. Если не одумаются. Аниль им этого шанса не оставлял и предлагал сразу окончательное решение вопроса паразитических классов в духе якобинского отношения к врагам народа.
Однажды Аниль показал фотокарточку своей тети, которая, по его словам, вела традиционный джайнский образ жизни, принадлежа к направлению шветамбаров ("одетые светом", т. е. носящие белые одежды, в противоположность дигамбарам - "одетых воздухом", т. е. голых). Тетя, завернутая в белую тогу, спокойно смотрела в камеру, излучая ледяное и одновременно доброжелательное спокойствие. Казалось, ее глаза были живыми. Это было самое одухотворенное женское лицо, какое мне приходилось когда-либо видеть.
XVII. 3. Джайнизм сам по себе - явление крайне интересное и вполне загадочное. Биография его основателя Джины Махавиры - словно калька с биографии его великого современника Будды Шакьямуни. Если мы сравним космологию джайнизма и буддизма, то увидим, что буддийский космос является лишь фрагментом более глобального джайнского космоса (речь идет, разумеется, только о формальных метафизических моделях, а не о содержании мистического опыта обеих доктрин). Близки обе традиции и в философском подходе к негативной диалектиике, трансцендирующей фигуры формальной логики. Так, в контексте джайнской логики школы новой нави (навья-ньяя) аристотелевская логика выглядит частным случаем.
Несмотря на существенное взаимное сходство в мировоззрении, буддизм и джайнизм пользуются в изобразительном искусстве совершенно разными канонами пропорций человеческого тела. Буддийский канон имеет эллинистический характер и был заимствован из Персии, тогда как джайнский восходит к традициям доарийской цивилизации Хараппы-Мохенджо-Даро. Это позволяет предположить, что джайнизм уходит своими культурными и мистическими корнями в автохтонный Индостан, а буддизм появился в результате рефлексии традиции Махавиры в кругах эллинистической элиты северных индийских царств. Отсюда - фрагментарность буддийской космологии в сравнении с джайнской, более древней и разработанной.
Если вспомнить, что доарийская цивилизация в долине Инда была, в определенной степени, "родственна" эламской, а сам Древний Элам имел тесные контакты с Междуречьем, то нельзя исключить исторической связи джайнской традиции с культами Шумера и Аккада. Кстати, шумеро-аккадские глиняные печати, чем-то напоминающие хараппские, до сих пор находят далеко за пределами собственно Месопотамии, вплоть до Индии и Средней Азии, а неолитическое поселение Мергарх на территории пакистанской провинции Белуджистан, в трехстах километрах севернее Мохенджо-Даро, не уступает по возрасту еще дошумерским Чатал-Гуюку в Анатолии и Иерихону в Палестине.
XVII. 4. Исмаилиты. Путешествуя по Средней Азии, я установил контакт с носителями еще одной интересной и крайне загадочной традиции - памирского исмаилизма. Эта форма исмаилизма существенно отличается в своих практиках от средневекового египетского оригинала как одной из радикальных форм шиизма. Памирская религия базируется на т. н. народном огнепоклонничестве, представляющего собой локальный пережиток древней религии Света, некогда распространявшейся от самых дальних островов Атлантики до Крыши мира в центре Евразии. Мифология памирского исмаилизма восходит к общему авестийско-ведическому корню, мир здесь понимается как расчлененное тело великана-пуруши (эддический Имир). Зато учение о первоэлементах, как и вся метафизика в целом - чисто греческие. Исмаилитские пиры (аналог шиитских шейхов и гималайских гуру одновременно), вплоть до середины ХХ столетия, пользовались при обучении духовных наследников средневековыми персидскими переводами древнегреческих философов, в том числе - Платона и Аристотеля. С точки зрения своей исторической генетики, памирская культура является своеобразной формой типично эллинистического синтеза автохтонных традиций с греческой образованностью. Это при том, что сами памирцы считают себя потомками воинов Александра Македонского, действительно гулявших более двух тысячелетий назад по Крыше мира. Их помнят здесь до сих пор - как древних асов божественного царя, давших начало героическому племени горных эллинов.
В Крестах обитала группа таких эллинов из афганского Бадахшана, тоже населенного памирцами. Они учились в Москве на политпропагандистов тогдашнего промосковского кабульского режима. Надо признать, памирцам действительно присуща глубокая симпатия к коммунистической идее. Даже сегодня, после падения коммунизма не только в Афганистане, но и Таджикистане, и даже самой Москве, на Памире сохраняются первичные партийные, комсомольские и пионерские организации, дети выходят в красных галстуках на линейки, салютуют кумачовому знамени грядущего коммунистического эона. А вот торговать у памирцев считается заподло, все коммерсанты в Хороге - пришлые из долин. Во времена коммунистического промосковского правления исмаилиты поддерживали дружественный в отношении Кабула нейтралитет, многие из них открыто переходили на сторону революции. Мне было трудно понять, как могли люди, принадлежащие к столь уникальной культурной и мистической традиции, соблазниться какими-то банальными росказнями про атеистическую научность и преимущества социализма. Но для афганцев, никогда ничего не видевших в жизни кроме глиняных мазанок, эти преимущества были крайне заманчивы:
- Э-э-э, послушай, - успокаивали они своих русских подруг, не очень вдохновляемых перспективами грядущей кабульской жизни в качестве жен местных партийных начальников, - в Кабуле уже сейчас пиво на улицах продают, как в Москве, а через пару лет вообще все будет нормально!..
XVII. 5. Cuba libre. Наверное, исторически больше повезло русским женам кубинских начальников. Их мужья, по крайней мере, до сих пор у власти. В тех же Крестах мы познакомились с Раулем и Ринальдо. Оба они готовились в политпропагандисты, с перспективой карьерного роста в рамках партийно-административного аппарата первого в Новом Свете социалистического государства. Ринальдо активно интересовался боевыми искусствами, прежде всего школой змеи в кун-фу. Он был крайне пластичным - этот потомок островных автохтонов, смешавшихся с завезенными сюда африканскимии рабами. Кун-фу его обучал какой-то вьетнамский студент - тайный мастер с многовековой фамильной традицией. После завершения учебы в Москве Ринальдо должен был, по распределению, отправиться парторгом в свои родные места - маленький поселок на самой крайней западной оконечности острова, очень радуясь по поводу открывавшейся перед ним свободы: вилла на берегу дома, молодая жена, служебная машина, связи в ЦК и главное - возможность на фоне всех этих благ беспроблемно совершенствоваться в боевых искусствах, хоть до посинения!
Рауль принадлежал к столичной интеллигенции, вобравшей в себя кровь испанских колонизаторов, но позже восставшей против короны на стороне зарождавшейся кубинской нации. Его отец был мастером масонской ложи имени Хосе Марти. При этом масонство продолжало легально существовать на Кубе и после революции. Как поведал Рауль, некогда местные масоны помогли Фиделю придти к власти. Именно по этой причине тот решил не закрывать ложи, и таким образом вольные каменщики продолжали свои работы даже в условиях идеологической монополии ЦК. Дети мастеров стали учиться на парторгов - подобно тому, как дети мулл в советской Средней Азии шли в комсорги. Сохраняя лояльность тайной иерархии, они декодировали программу социалистического строительства в соответствии с нуждами исходных традиционалистских систем.
Рауль расказывал, что кубинцы, желавшие сбежать на Запад, могли для этого пользоваться мадридским аэропортом, где делал техническую посадку самолет Гавана-Москва. Для этого нужно было незаметно остаться в туалете в зоне для транзитных пассажиров, а после улета группы заявить о себе полиции. Правда, та могла не пропустить через границу и отправить соискателя свободы следующим же рейсом в Москву или Гавану. Но, как правило, испанцы кубинцев принимали. Мы с Ириной крайне удивлялись, почему же Рауль до сих пор не свалил. Тем более - со связями его семьи! Впрочем, возможно, он разделял мнение Цезаря: "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме".
XVII. 6. Бледная дама. Помимо иностранцев мы, разумеется, продолжали общаться и с соотечественниками. Я заходил в гости к Московскому Саше, жившему рядом с Курским вокзалом. Тот, как выяснилось, в реальной жизни занимался пчеловодством, имея песеку где-то на юге, в Краснодарском крае. В столицу он приезжал лишь на зиму, а по весне вновь отправлялся на юг. Мировоззрение этого сорокалетнего человека - достаточно крепкого, хотя и аскетичного, с горящими глазами тайного фанатика - представляло собой странную смесь гурджиевщины и черносотенства. Было не совсем понятно, каким образом, при таких данных, он смог уловить интеллигентного Виталия Михейкина в сети своей магической суггестии. Видимо, недаром Рам назвал его "черным" Сашей.
Среди знакомых этого Саши была очень странная пара "йогов" - как они сами себя называли. Это был, по сути, рабочий тандем, состоявший из высокого и здорового молодого человека, с немного лошадиным лицом, и бледной девушки, тоже высокой, но чрезвычайно худой, с полупрозрачными зелеными глазами. Девушка выступала в роли медиума, тогда как молодой человек представлялся посредником между ней и внешней средой, вместе с тем отвечая, насколько я понял, за психическую безопасность партнера, держа того в собственном защитном поле словно специализированном иммунном растворе. Мне несколько раз приходилось наблюдать их сеансы. А однажды я сам выступил качестве объекта манипуляции, или, как говорили "йоги", их экстрасенсорного диагностицирования.
Все это выглядело следующим образом. Клиент садился на стул, рядом присаживалась Бледная дама с закрытыми глазами. Ее ментор кратко объяснял: сейчас дама впадет в медиумическое состояние и будет сканировать энергетическую структуру организма с помощью третьего глаза. Дальше воспроизводилась сцена из рентгенологического кабинета:
- Как там почками? - спрашивал молодой человек.
- Нормально, патологий нет, - отвечала девушка с закрытыми глазами.
- Что с печенью?
- Есть небольшое пятно, подозрение на язву.
Ну и дальше в подобном духе. Не могу сказать, действительно ли Бледная дама "видела", или просто фантазировала... Впрочем, как считал Рам, наша фантазия тесно связана с интуицией, и, подчас, именно через фантазию мы проникаемся интуитивным знанием реальности.
XVII. 7. Талант артиста. Еще одним человеком, с которым меня познакомил Володя Степанов, был Саша Бокучава - университетский литературовед, сильно интересовавшийся всем потусторонним. По странному стечению обстоятельств наше общение с Сашей проходило в основном в стенах одной московской клиники, где тот отлеживал из-за каких-то сбоев в системе. Особенностью этого заведения было негласное экспериментирование отдельными врачами с йогическими методиками психосоматической реабилитации. В клинике был даже специальный зал для групповых занятий, причем одну из стен украшала двухметровая керамическая штука, изображавшая семь чакров-лотосов, нанизанных на сушумну (центральный спинной канал в йогической физиологии). Только тысячелепестный лотос-сахасрара почему-то находился не на вершине сушумны, а у самого ее основания, на уровне пола. Саша причину такой инверсии объяснил тем, что здесь изображена система кундалини в положении стойки на голове (ширшасаны).
Александр, по его словам, был одним из тех, кто вытащил в Москву Джуну из северокавказского захолустья, где та некогда работала официанткой. Именно он познакомил ее с московскими мистическими кругами, устраивал первые презентации. Мне было не совсем понятно, почему же Джуна, столь многим ему обязанная, не вылечит его? Хотя, чем больше Саша рассказывал, тем больше я понимал, что речь идет об очередном голом короле (в данном случае - королеве). Впрочем, талант артиста - большая вещь. А вот мой знакомый художник, Андрюша Великанов, выдвинул тезис о том, что талант артиста связан с выявлением вторичных половых признаков. Что такое "первичные половые признаки" - все хорошо знают. Если их недостаточно - требуется талант артиста.
XVII. 8. Рer aspera ad astra... Как-то раз меня пригласил в гости человек, занимавшийся на одной из столичных кафедр проблемами формальной логики и сделавший себе в научных кругах неплохое реноме. Ехать было прилично, и чтобы убить время я взял с собой в метро томик Платона и стал читать "Софиста" - надо сказать, один из труднейших диалогов афинянина. На мгновение оторвавшись от страницы, вдруг с удивлением замечаю, что справа от меня сидит человек в кепке, с лицом почти неандертальским, и как-то ошалело таращится: то на меня - то на книгу. А в безумных глазах его прямо-таки читается драматический вопрос: "Это что-же вы такое, сударь, читаете? Ну как же можно ТАКОЕ читать? Или вы нарочно прикидываетесь?" Я впервые в жизни наглядно увидел, как лобовая конфронтация с глубокой мыслью шокирует человеческое сознание. Но это - только присказка. Сказка началась, когда я приехал к Логику.
Это был очень милый молодой человек, исключительно аккуратно одетый: белая рубашка, галстук, начищенные ботинки. Мы уютно расположились в гостиной, за журнальным столиком, утонув в глубоких мягких креслах. Логик очень сильно интересовался разного рода техниками продвинутого познания и специально пригласил меня - как, в определенном смысле, "специалиста" - к себе домой, чтобы обсудить ряд животрепещущих тем. В частности, Логик очень сетовал на то, что смысловую последовательность платоновских посылок, подчас, очень трудно проследить, и поделился планами записать ряд ключевых диалогов мастера строго в знаках формальной логики.
- А какие именно диалоги? - поинтересовался я.
- "Софиста" и "Протагора".
Это уже граничило с мистикой, ибо Логик назвал не только тот диалог, который я только что читал в метро, по пути сюда, но и тот, который я читал накануне! Поскольку содержание обеих вещей еще живо присутствовало в моей памяти, наша беседа приняла особо насыщенный характер. Возвращаясь к теме неаристотелевских логик, в том числе навья-ньяе и платоновской диалектике, мне удалось, в конце концов, показать своему собеседнику разницу между единицей и нулем с точки зрения рамовской нуль-философии. Похоже, у того в голове что-то щелкнуло и он, сделав большие глаза - выражение которых мне живо напомнило о только что имевшей место встрече с неандертальцем, - произнес не вполне своим голосом:
- Послушай, давай сейчас закинемся очень специальными колесами, которые я всегда использую для ночных трипов, а тем более - мне хочется это сделать после того, как у меня раскрылся в сознании нулевой канал!
Нулевой канал - это, конечно, дело похвальное, но я в тот период своей жизни даже вина не пил, а что касается колес, то опыты с ними прекратил еще в тинэйджеровском возрасте. Я вежливо отказался от предложения, вместе с тем поинтересовавшись, что это за колеса. Сейчас я уже не помню, что это была конкретно за химия, однако Логик рассказал о целой оккультной компании, члены которой периодически пользовались медикаментом как средством передвижения в астральном плане - прямо как space taxi. Но самым неожиданным для меня оказалось то, в этот круг входили сочинские Таня и Володя, как выяснилось - близкие друзья моего собеседника. Это все было очень трогательно. Я попросил Логика передать ребятам привет и, пожелав удачного полета, оставил его, стоявшего в темной комнате, у окна, на фоне светящихся тысячами огоньков жилых башен анонимного заснеженного микрорайона и тревожно вглядывавшегося с высоты собственной башни в ночной ландшафт, который ему предстояло пересечь в процессе очередного трипа: рer aspera ad astra...
XVII. 9. Царь ужаса. Однажды зимним вечером мы с Ириной оказались на Красной площади. Неожиданно небо, в минуты, заволокло черными тучами, тьма резко сгустилась, подул пронзительный ветер. Было ощущение, что вот-вот разыграется вьюга. Мы стояли у Спасских ворот, собираясь пройти в сторону Васильевского спуска. Вдруг, словно колдовская креатура, перед нами материализовался серый контур милиционера с разведенными руками: стоп, прохода нет! Мы остановились. В этот момент, вместе с новым порывом ветра, прямо напротив нас резко затормозил черный кремлевский лимузин. Тучи на мгновение разошлись, и в лунном свете, в окошке заднего сиденья, проявился горбоносый профиль человека в шляпе: Андропов!
Лицо генсека имело совершенно каменное выражение, землисто-каменным был и его цвет. Было такое ощущение, что от этого человека веет аурой смерти, разложения. Вместе с тем, он концентрировал в себе поле невероятной власти, которое ощущалось физически, пупком. Неожиданно Андропов повернул голову. Наши взгляды на мгновение встретились. Я мысленно проговорил "Рама Там Ом", посылая Царю ужаса прямо в третий глаз поток ахаратной энергии. Новый порыв ветра закрыл тучей лунный свет небесного юпитера, Красную площадь объяла мгла, колкий снег ударил в лицо. Звякнуло железо раскрываемых ворот, лимузин тронулся с места и исчез, мелькнув красными огнями в черном провале, увозя своего хозяина в потайные лабиринты самой охраняемой крепости России. Ворота с лязгом закрылись. Ветер мгновенно стих, тучи рассеялись. Я вспомнил свою прогулку по Красной площади с Рамом и комментарии того по поводу функционирования магического центра Империи Зла...
После встречи с Царем ужаса на меня напала странная шиза. Это может показаться анекдотичным, но я начал как бы чувствовать у себя на темечке некий астральный луч спецслужб. С одной стороны, было понятно, что кагэбэшного поля я хватанул при визуальном контакте с Андроповым - вот оно и генерирует шизу. Однако, что, если за этим стоит предупреждение духов, и ГБ действительно что-то копает? Я поделился своими ощущениями с Ириной, и оказалось, что та чувствует то же самое: кто-то держит нас под колпаком. Мы включили биолокаторы. Беспокоящие импульсы шли со стороны "Белого лотоса". Там как раз назревала очередная интрига. Тревожная мысль прожгла мозг: неужели Галина? Зачем?
- А что? - Ирина смотрела ясными глазами. - Она уже сдавала своих учениц ментам...
Все сходилось: Ирина жила в Москве без прописки и без работы. Галина могла об этом догадываться, хотя Ира формально говорила ей, что пишет в Ленинке диссертицию. Если Галина наведет по шизе ментов, то те станут проверять Таллин, зацепят Ирину маму, а та, наверняка, переадресует их ко мне. А поскольку я в то время официально тоже нигде не работал, то автоматически подпадал под статью о тунеядстве, которая становилась инструментом мощного давления властей, давно державших меня на прицеле: сначала - из-за хипповых тусовок, затем - из-за Рама и других диссидентов. Мы поняли: нужно срочно делать ноги! И в тот же день уехали в Таллин.
XVIII. Мистерии Евразии
XVIII. 1. Красные сны. Вскоре после возвращения из Москвы мне приснился странный сон. Сначала я увидел мавзолей Ленина, стоящий как бы в самом центре Красной площади, а вокруг него движется процессия паломников, причем все они находятся в сомнамбулическом состоянии и словно слепые, воздев пустые очи к небу, бредут, держась за край одежды друг друга. Этот хоровод спящих вокруг мертового вызывал самые ужасные ассоциации, сквозь которые, однако, манило безумие ультимативного гнозиса. Я подошел к процессии и ухватил за полу последнего в цепи. И тут, двинувшись вслед за всеми, я увидел то, чего не могли видеть другие, спящие участники хоровода: у всех у них, из пространства между бровями обращенных к небу лиц, выходили призрачно светившиеся розоватые нити, свивавшиеся над мавзолеем гигантским зонтиком и сплетавшиеся потом в единый канал, который шел в третий глаз лежавшей в мраморной подземной гробнице мумии. "Так вот в чем тут дело! - бешено заработала интуиция. - Мумия живет за счет сомнамбул!" Но это было только начало.
На моих глазах лицо Ленина стало превращаться в земной шар, который при этом являлся головой какого-то космического гиганта, у которого на месте третьего глаза находится остров Исландия. А потом этот гигант вновь оказывается лежащим в мавзолее телом, но уже не на подушках, а как бы в ванне. И тут он просыпается, достает откуда-то топор и сам себе последовательно отрубает руку, обе ноги и голову. В переполненной кровью ванне остается лишь торс с одной рукой, судорожно сжимающей топор. "Как же это ты так, парень, сам себя обрубил?" - пронеслось у меня в голове спонтанно. Я вспомнил о Рамовском сравнении советской системы с шизофреником, блокирующим собственную же дееспособность. И проснулся.
Через несколько дней мы с Ириной ехали в троллейбусе, когда по радио объявили о смерти Андропова. В воздухе мгновенно воспроизвелась атмосфера эйфории. Я же вспомнил свой сон и подумал, что самообрубившийся гигант - это интуитивная аллегория смерти генсека. Интересно, что смерть следующего хозяина Кремля я, в прямом смысле слова, зафиксировал буквально в момент ее свершения. Я сидел вечером у себя дома в Мустамяэ и медитировал. И тут некий голос произнес в голове, сухо и отчетливо: "Черненко умер." А на утро СМИ действительно сообщили, что накануне умер генсек.
XVIII. 2. Белое небо Похъёлы. Зато внезапная смерть Икрома явилась для всех полной неожиданностью. В последний день своей жизни он зашел ко мне в гости. Он был очень возбужден и все время порывался сказать что-то важное. Икром рассказывал, как ему являются всевозможные инфернальные сущности.
В последнее время его постоянно одолевал шайтан, который бил его то в поддых, то по почкам, очень больно. Иногда вырубал до бессознания. Икром пытался противостоять воинству Иблиса изо всех сил, как некогда противостоял сульфазиновым атакам советсой психиатрии - внутренней молитвой. Свои впечатления он описывал в манере, близкой "Рассказам Вельзевула", но за всем этим стояли, насколько я мог догадаться, поиски невидимой инициатической цепи анонимных мастеров. Туркестан и Центральная Азия манили Икрома гораздо больше, чем Мекка и Иерусалим.
В тот вечер я собирался сходить к Дмитрию - нашему общему приятелю. Мы с Дмитрием учились в одном институте, да и жили по соседству, после того, как я переехал из Кадриорга в Мустамяэ. Нас особенно сблизило общее увлечение моржеванием, от которого мы последовательно перешли к практике тибетского тумо - медитации на морозе в голом виде. Дмитрий оказался, к тому же, очень увлекающимся путешественником и вступил в наш Азиатский клуб, вместе с Икромом, Ириной и Толей Беловым.
Я предложил Ычу, который до этого как раз был в гостях у Толи, поехать со мной к Дмитрию. Тот согласился. У Димы мы еще очень много и жарко говорили, Ычу все время жаловался, что шайтан его иссушает изнутри и просил пить. Он выпил, действительно, очень много, в том числе целую кастрюлю компота. Уже заполночь он поехал домой. И той же ночью умер. Оказалось, у него было обострение сахарного диабета - следствие зоны, куда его однажды закатал папа, подловив на траве, в воспитательных целях. Вот последние стихи Икрома:
Веют ветры из пустыни,
Больные ветры из пустыни,
Ты печалишься о сыне,
Я тоскую о тебе.
Сердце, выжженное солнцем,
Желтой коркою от дыни,
Молчаливо, словно тень.
Бред забыт. Страшнее бреда
Бесконечное скольженье
Изуродованных солнцем
Скал, воды, песка и трав.
Начинаю с отреченья.
Отрицаю возвращенье.
Белым-бело будет небо
В день, когда мы рассмеемся.
Как сказал Йокси, формулируя гностическую истину о Конце Света на языке эфирного трипа, "нас всех ожидает вспышка Высшего Стеба перед Полным Пиздецом".
Похороны Игоря чем-то напоминали магический театр, даже - черномагический. Перед кладбищенскими воротами стояли штук двадцать черных "Волг". А чуть дальше, в сотне метров, среди накрытых снежными шапками сосен была вырыта могила, которую обступило с полсотни людей в черных пальто и черных шляпах. Ни одной женщины. Можно было подумать, что перед вами - масонское собрание. Это и было собрание ложи, но только рыцарей не угольника и мастерка, а плаща и кинжала. Игорев папа пригласил на церемонию исключительно своих коллег. Черный гроб с телом сына был опущен в алхимическую яму и засыпан землей. Начался снегопад, небо было белым-бело. Никто не произнес ни единой молитвы. Похороны Икрома обернулись мистерией того, как система хоронит собственных детей. На этом таинства не заканчивались. Икрома погребли в том же самом лесу, где с 1979 года стоял камень Леннона. Игорь собственноручно привязал к молодой сосенке у Ленноновского камня маленький колокольчик. За истекшее семилетье дерево выросло и колокольчика уже не достать...
Мы наблюдали орденскую церемонию nigredo со стороны, из-за деревьев, не приближаясь к окруженному черными полковниками гробу. И подошли к могиле только после того, как спецслужбы покинули кладбище. Потом устроили достойные поминки. Дмитрий в своем спиче назвал Икрома "величайшим тайновидцем и стоятелем за правду". Толя Белов позже напишет:
"Основным жизненным кредо Игоря были поиск Правды и борьба за нее. Причем реально, бескомпромиссно и настолько круто, что он всегда оказывался в одиночестве. Путь, который он прошел за свою короткую жизнь, едва ли мог вместиться даже в несколько дней обыкновенного человека".
Поминки по Ычу проходили в Мустамяэ, в квартире у Леши-Чертовича - эфирного ученика Леннона. Алексей, чтобы не забывать джокерские пароли, выколол их у себя на пальцах. Теперь, при необходимости, всегда можно взглянуть и вспомнить. То же самое сделал Пугач - другой ученик Леннона, тоже эфирный. Ребята развили собственную метафизику полетов - мистерию нового поколения, уже совсем безбашенного.
Леша жил на самом верху многоэтажной пирамиды. Я глянул из окна вниз: там сновали карликовые человечки и ездили смешные игрушечные машинки. А если смотреть вперед, то перед вами вставал окутанный туманами погребальный курган древнего героя Калева - каменный утес Вышгорода, с зубчатыми башнями орденского замка и готическими шпилями средневековых кирх на фоне свинцовых вод Финского залива, по ту сторону которых лежала загадочная Похъёла - Северная страна угро-финского эпоса, античная Гиперборея, Ультима Туле примордиальной традиции, нордический кутб. Я понял, что именно из этого окна Леша совершает свои эфирные вылеты. Но однажды он сошел с подоконника не в астральном, а физическом теле...
Ultima Thule! Utmost Isle!
Here in thy harbors for a while
We lower our sails; a while we rest
From the unending, endless quest. (Г. В. Лонгфелло. "Ультима Туле: Посвящение Г. В. Г.")
Тему Ультимы Туле мы, в свое время, очень активно обыгрывали с Ленноном. Из его кухни был виден Длинный Герман - самая высокая башня замка псов-рыцарей на колыванском утесе, именуемом в автохтонной традиции Тоомпеа. Колывань-Калевин - город Калева, древнее название Таллина, который в русских летолисях именовался Леденцом, от датского Линданисе - город Линды, жены Калева, натаскавшей камней на этот курган. Выходя в городской астрал, мы видели тевтонскую цитадель как тулеанский Асгард, а на место вившегося на Длинном Германе кумача телепортировали магический триколор, призванный включить национальное самосознание эстов. Мы знали, что Туле - это то самое место, где мы в действительности присутствуем - крайние северные пределы орденской экспансии.
В середине 80-х эстонский историк и будущий президент Эстонской Республики Леннарт Мери, видимо подхвативший нашу эфирную посылку, выпустил книгу, в которой доказывал, что Ультима Туле античных авторов - это эстонский остров Сааремаа. Вскоре после этого в Таллине появилась популярная группа "Ультима Туле" с Тынисом Мяги во главе. А кумач на Длинном Германе через десятилетие действительно сменился триколором. В общем, национальное самосознание включалось: Ультима Туле - ультимативная столица Похъёлы.
XVIII. 3. Священные танцы Индостана. Тем временем Ирина организовала первую в Эстонии группу индийского танца. В основном это были девочки с кафедры культуры Таллинского Пединститута, всего человек десять-пятнадцать. Время о