«Магистр Алория! Не в кресле?!»
Потрясенный телепатический вскрик, сопровождаемый впечатляющей картинкой зверски настроенного и, без сомнения, вертикального Тэйона, всколыхнул дворец, заставив все зеркала отразить невероятный образ. Понятно. Лейтенант королевской гвардии, которому по долгу службы не положено было жаться по углам, присмотрелся к нарушителю спокойствия внимательнее. И был он, судя по всему, выпускником факультета духа. Или же просто обладал хорошо поставленным мысленным голосом.
Мгновение ничто не двигалось. А затем из распахнутых дверей, ведущих в танцевальные залы и гостевые галереи, потянулись любопытствующие. Яркие, похожие на сказочных бабочек придворные, закутанные в тяжелые мантии маги, затянутые в черную форму офицеры флота, в честь которых и был устроен сегодняшний бал…
Магистр Алория спокойно стоял у перил лестницы, с легкой, презрительной улыбкой наблюдая за произведенным им фурором. Если бы здесь была Таш, она уже по одной этой усмешке поняла бы, что он нетвердо стоит на ногах, не уверен, что сможет самостоятельно спуститься по лестнице, остро осознает свою магическую беспомощность. Но Таш рядом не было и уже никогда не будет, а выпорхнувшей из раздавшейся в разные стороны толпы Шаэтанны хватило лишь на то, чтобы встретить его режущую насмешку безмятежно опущенными ресницами.
Свист крыльев. В закрытое окно коричневой молнией метнулся сокол. В блеске разбитого стекла широкие крылья распахнулись с заставившим людей отшатнуться оглушительным хлопком, мгновенно гася скорость и одновременно приподнимая тело птицы над полом у самых ног Тэйона.
Большинство лаэссэйцев никогда не видели превращение истинного вера и, скорее всего, никогда больше не увидят, но трансформация, которую им продемонстрировали в этот вечер, стоила того, чтобы ее запомнить. Сокол перешел в новое состояние практически мгновенно, перетек в человеческую форму естественно, красиво, с той кажущейся легкостью, за которой стояли десятилетия боевых тренировок.
Халиссийские оборотни изменяли только свою исходную форму, то есть начинать и заканчивать трансформацию они должны были обнаженными, не связанными одеждой или оружием. Многие вынуждены были поступать именно так, однако те, в ком было достаточно магических способностей, могли научиться отправлять снаряжение в пространственный карман, чтобы после превращения им можно было вновь воспользоваться. И лишь немногие были настолько искусны, чтобы пренебрегать процессом одевания, во время трансформации материализуя одежду прямо на своей фигуре.
Терр вер Алория магическими способностями обладал. И пользоваться ими умел. Тэйон понял: сын провел все превращение от начала и до конца только силой своего разума, без помощи каких‑либо талисманов или заранее заготовленных заклинаний, и провел не задумываясь, как привычную, ставшую рутинной связку боевых приемов.
Роскошные перья будто подернулись туманом, на долю мгновения скрывшим яростную птицу, из глубины которой рванулась иная форма. И вот на мраморных плитах уже стоял, пригнувшись и вскинув голову, воин в легких доспехах и шлеме в виде головы сокола. Тщательно сплетенные кольчужные перья падали на плечи, закрывая шею и грудь.
Тишина.
«А я думал, что эти россказни о тотемных оборотнях – сказки», – долетела чья‑то мысль.
Какое‑то время оба не двигались.
«Как это возможно?» – хмурились одни глаза.
«А не все ли равно?» – усмехались другие.
Тэйон вглядывался в лицо смотрящего на него сверху вниз высокого, широкоплечего, смуглого воина, пытаясь убедиться, что это – его сын. Его наследник. Его лэрд.
А потом, удивив самого себя, поднес сжатый кулак к груди, отдавая халиссийский клановый салют. Приветствие, которое младший по клану отдает своему безусловному повелителю.
Желтые глаза в прорезях шлема вспыхнули. Терр тряхнул головой, точно получив удар. Он возвышался над отцом на полголовы, в своих доспехах выглядя еще более массивным, более подавляющим. Правящий владыка соколов смотрел на стройного, наполовину седого человека в небрежной черной одежде, с насмешливой и ядовитой улыбкой наблюдающего за его попытками сладить со ставшим вдруг неуклюжим телом. Прикинул, кто из них полетит вниз головой по лестнице, если он попытается навязать схватку за власть в клане. По всему выходило, что лететь придется самому Терру, слишком хорошо помнившему, как ураганно быстр и разрушителен может быть этот внешне слабый человек. И какой вихрь черных тайфунов послушно откликается на малейший взмах ухоженной чародейской руки.
Пахло зимней свежестью, и немного – кровью. Почему он спас своего отца тогда, во время нападения кейлонгцев? Почему сейчас отец признал его старшинство?
Терр вер Алория вскинул руку в ответном жесте, салютуя родичу по клану. И обещая ему свою защиту.
Чувствуя, как дрожат от напряжения ноги и как стекают струйки пота по судорожно выпрямленной спине, Тэйон небрежно кивнул Терру, отвесил светский поклон Шаэтанне, а затем в приступе порожденного отчаянием вдохновения уселся на мраморные перила лестницы и лихо съехал вниз. Поставленный у основания лестницы декоративный столб, за который удалось вовремя ухватиться, позволил остановиться и встать на подгибающиеся ноги с должной долей достоинства. Под перекрестьем сотен внимательных глаз вышел на крыльцо дворца, раскланялся со стражниками, а затем, подозвав к себе все так же послушно следующее позади кресло, положил руку на подлокотник и активизировал телепорт домой.
И лишь там позволил ногам наконец подкоситься.
ГЛАВА 16
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run…
Если…
…невосполнимые минуты
Сможешь превратить ты
В чреду захватывающих дух секунд.
Королевский дворец раскинулся над водами залива, сияя в ночи белоснежным мрамором террас, призрачными серебряными и золотыми магическими огнями. В воздух взмывали причудливые фантазии чародейских фейерверков: в эту ночь маги различных факультетов стремились перещеголять друг друга в изысканности и необычности созданных ими видений.
Океанический портал открылся еще в прошлую полночь, но теплый атмосферный фронт пока не достиг столицы, и потому вечный город купался в зимней сказке, оплетенный прозрачным инеем и ледяными кружевами.
Сегодня, в полдень первого дня первого месяца нового года, состоялась коронация Шаэтанны Нарунг. Тэйон до сих пор не мог поверить, что большинство магов Лаэссэ оказались так заняты собственными персонами, что не почувствовали, как сместились стихийные потоки, вставая на предназначенное им творением место. Мастер ветров знал, что древний, обросший за тысячелетия множеством ненужных деталей ритуал нес в себе отнюдь не только символический смысл. Однако магу так и не удалось понять, что же делала Шаэ в те прозрачные утренние часы, когда должна была медитировать в одиночестве у Королевского Источника. Он ощущал нарастающее в воздухе напряжение всей кожей, всем телом. Ветры сплетались над островом в причудливый узел, в котором то здесь, то там можно было заметить проблески иных стихий, иных изменений. И было… что‑то еще. Еще один Источник (быть может, легендарный Тайный?), расцветивший небо над городом дивными воздушными течениями. Совершенно не похожий на традиционную магию Лаэссэ и на мгновение напомнивший о грозах, и сирени, и удивительном чувстве, которое возникало у мага, когда брал на руки королевских близнецов или думал о профессоре Совенке. А затем легкий серебряный венец опустился на темноволосую голову, и мир Лаэ дрогнул, смещаясь с прежнего бесцельного дрейфа на новую, юную и отказывающуюся колебаться ось существования.
Потом была строгая и щемяще прекрасная церемония венчания «юной властительницы» с «дерзким и отважным пиратом, покорившим ее сердце». И вновь никто не заметил натянутый струной страх невесты, стоявшей прямо только благодаря фамильной спеси. Жених поддерживал ее под локоть, но и сам был серьезен и собран, как перед битвой. Ди Крий так и не соизволил показаться, за что Тэйон был ему душевно признателен.
Ну а потом стражи пределов, нобили, маги и старшины гильдий преклоняли колена перед троном, принося присягу молодой чете. И магистр Алория вновь, в который раз за последний месяц, поверг великий город в ступор, заявив, что слагает с себя звание и обязанности мастера ветров.
Королева невозмутимо приняла его отставку, чтобы тут же, с ходу, назначить не ожидавшего такой подлости сокола наставником младших принцесс.
А вот в вопросе выбора преемника на посту мастера возникла заминка. Как выяснилось, Тэйон был отнюдь не единственным стихийным магом, склонным к непредсказуемым выходкам.
Первый знак неприятностей появился еще два дня назад, когда он добрался наконец до своих покоев. Резиденция Алория замерла в несколько напряженном ожидании, за время отсутствия хозяев успев разбиться на левое крыло (где сгруппировались ученики, личные вассалы, друзья и слуги мастера) и правое (оккупированное свитой и охраной Терра вер Алория). Пришлось спускаться к ним, шокируя и тех, и других своим неожиданным здоровьем и очень даже знакомой обоим лагерям язвительностью, отдавать приказы, разбираться с вопросами безопасности. В круговерти дел ему какое‑то время удавалось успешно отбрыкиваться от требующих срочного разговора Турона и Ноэ, но в конце концов терпение учеников лопнуло.
Тэйон только перешел к распоряжениям по поводу установки подъемного устройства в рабочей башне (его взгляды на полезность физических упражнений в целом и карабканья по лестницам в частности претерпели некоторые изменения, как только маг сообразил, что теперь ему тоже придется взбираться на эту верхотуру на своих двоих), когда Ноэханна не выдержала.
– Магистр! – Волшебница, сидевшая на низкой кушетке в его кабинете, подалась вперед, и Тэйон лишь теперь заметил, что на ней дорогое платье из жемчужно‑синего таолинского шелка, а на запястьях и в распущенных волосах сверкают бриллианты, в которых не стыдно было бы появиться на приеме во дворце. – Магистр, нам нужно вам сказать…
Вот только слезного признания в чувствах, о которых Тэйон и без того был не первый год осведомлен, ему не хватало для полного счастья.
– Не сейчас, Ноэ, – он прислонился (а точнее, почти сел) к столешнице, держа в руках схему замка…
– Нет, сейчас!
Ноэханна из древнего магического рода ди Таэа, не раз пересекавшегося с королевской династией, подняла охваченные бесценными браслетами руки с подлокотников кушетки – грациозное, элегантное движение. Ветер взвыл, точно опаленная баньши, ворвался в комнату с силой, идущей на таран кейлонгской галеры. Тэйона впечатало в стол, и лишь бросивший сдерживающее заклинание Турон (искренне верящий, что защищает несдержанную возлюбленную, а не учителя) не позволил магистру оказаться размазанным по стене собственного кабинета.
Нет, эта аристократка определенно еще слишком молода для должности мастера ветров Лаэссэ.
Бывший лэрд Алория как ни в чем не бывало опустил злосчастные листки с планами и, выгнув бровь, посмотрел на ученицу. Побледневшая почти до прозрачности ди Таэа ухватилась за протянутую руку своего избранника, поднялась на ноги.
Они стояли перед ним, смотрели с ужасом и доверием. Тэйон начал подозревать неладное…
– Магистр Алория, мы поженились!
– ЧТО???
Тэйон медленно осел.
Для мага, претендующего на звание мастера стихий, замужество было под запретом.
Однако в случае союза ди Таэа и аль‑Шехэ дело обстояло гораздо хуже, чем нарушение почти единогласно игнорируемой традиции. Ноэ принадлежала к старой аристократии. Ее род уходил корнями в тысячелетия, беря начало от одного из Нарунгов‑основателей, и имел историю, которой могли лишь глухо завидовать многие правящие династии целых миров. Ди Таэа были воинами, дипломатами и правителями, но всегда и прежде всего – магами. Высшими магами, одними из самых могущественных в легендарном городе. Не важно, что за последние двести лет род захирел, потерял почти все владения и находился на грани вымирания. Причем голодного. Принцесса ди Таэа, будущая великая волшебница, не могла «запятнать» свою кровь браком с человеком, чьи предки лишь пять поколений назад выбились из ремесленников. Какой‑нибудь страдающий хронической задержкой умственного развития кузен вполне может попытаться «защитить честь семьи», заказав убийство презренного плебея, благо, честной дуэли тот не заслуживал. Особенно если упомянутый плебей с младенчества брал уроки фехтования и был стихийным магом в ранге адепта.
С Туроном дело обстояло еще хуже. Купеческие династии Лаэссэ были замкнутой кастой, неким «городом в городе», практически независимым от властей и даже более закрытым, чем исконная аристократия. Могущественные, богатые, надменные, они презирали Старые Семьи, прекрасно понимая, что после Ночи Поющих Кинжалов эти задыхающиеся от перекрестных браков и древних интриг нобили довели город до упадка, потеряв почти все колонии и замарав былую славу серией мелочных, подлых предательств. После падения старой империи именно купеческие фамилии построили империю новую, основанную не на военной угрозе, а на корпоративных соглашениях, торговых армадах и головокружительных прибылях.
Жизнь гильдийских династий была подчинена строгому иерархическому контролю, немыслимому для помешанной на личной чести аристократической вольницы. Любой ребенок в купеческой касте рождался и умирал с мыслью о служении семье. Турон был первым сыном рода Шехэ, проявившим способности к высшей магии. А магия в Лаэссэ означала власть.
Аль‑Шехэ сделали все, чтобы мальчишка получил возможность развивать свои способности. И если он, которому выпал шанс занять место в правящем Совете города и упрочить тем самым влияние семьи и всей касты, откажется от такой возможности ради нищей девицы из захудалого рода, дело могло обернуться убийством девушки.
Блестяще. И, главное, как вовремя! И без того назревает конфликт между изоляционистами, представленными в основном иерархами Академии, и сторонниками открытой политики. Ну а если учесть, что именно сейчас начнется грызня за открытые Таш новые торговые маршруты, трогательная история грозила вылиться в давно назревавшее столкновение между гильдиями и магами.
А под перекрестным огнем у нас окажется… кто? Правильно. Тот умник, который и допустил это безобразие.
Тэйон бережно, будто боясь расплескать мечущиеся под веками ветры, открыл глаза.
Адепты стихий стояли, взявшись за руки, точно четырнадцатилетние подростки, и сияли пьяными от абсолютного счастья глазами.
Вечный сокол, какое жуткое зрелище!
Спрашивать, законен ли брак и все ли формальности соблюдены, бесполезно. И так ясно, что и законен, и соблюдены. Турон обладал поистине купеческой хваткой, если уж он ввязывался в самоубийственное безумство, то основательно и бесповоротно.
– А другого времени для столь радостного события вы выбрать не могли? – тоскливо поинтересовался Алория.
Дочь рода ди Таэа тряхнула спускающимися до коленей распущенными волосами. Тихо мерцали перевивающие темные пряди бриллиантовые нити.
– Магистр, мы ждали и ждали…
– И ждали …
– Но сначала была война с драгами, потом Сергарр захватил город, потом наступило междувластие…
– Точнее, безвластие…
– А потом напали кейлонгцы. Все время случалось то одно, то другое, то третье. И мы решили, что подходящее время не наступит никогда. Если мы сами его не создадим. И тогда мы взяли… и обвенчались. – И она подарила супругу чуть застенчивую, но сногсшибательно прекрасную улыбку.
Турон замер, сжимая ее руку с выражением преклонения на лице.
И это – маги, стихии им в души!
Интересно, любовь всех и всегда вгоняет в полный идиотизм, или это только отдельно взятый крайний пример? Они и в самом деле ослепли? Не понимают, что натворили?
Да нет, все они понимают. Потому и стоят тут перед ним, взявшись за руки и взирая на всесильного магистра со смесью дерзкого отчаяния и пьяного доверия. Паршивцы прекрасно знают, во что влезли, и теперь ждут от мудрого учителя помощи. Или хотя бы понимания.
– Кто еще об этом знает?
– Пока что лишь вы и чиновник в магистрате, но он… – лицо Турона на мгновение стало жестким, хищным, – …будет молчать.
Да, аль‑Шехэ действительно прекрасно знал, какую игру затеял, и готов был рисковать. Тэйону не нравилось, когда его так расчетливо, беспардонно используют, но… Что ж, он согласился стать советником Шаэтанны, а вопрос купеческих гильдий все равно пришлось бы рано или поздно решать. Такой шанс объединить две оппозиционные фракции упускать было бы просто грешно.
– Что ж, позвольте принести мои поздравления. – Улыбка магистра Алория выглядела так, словно у него болели зубы, но ученики все равно просияли, поняв, что прямо сейчас их убивать не будут. – Я совсем недавно получил подтверждение того, сколько… сюрпризов может принести брак. Желаю вам как можно дольше не вспоминать, что где‑то в ваших продутых ветрами головах есть еще и умные мысли. А теперь, ради всех стихий, уйдите с глаз долой. – «Пока я не попытался вколотить вышеупомянутые разумные мысли в опять‑таки вышеупомянутые отвратительно счастливые головы!»
…остаток того вечера Тэйон провел, общаясь по кристаллу с Шаэтанной и убеждая ее, что необходимо срочно найти узду для купцов, желательно так, чтобы слишком много о себе вообразившие плебеи сами этого не заметили. И приводя подтвержденные фактами и цифрами прогнозы того, что случится, если не начать принимать меры немедленно.
В конце концов, убедил. Сейчас Турон Шехэ, все еще не пришедший в себя после свалившегося на него нового титула, уже ставил перед своим не менее ошарашенным семейством задачу: купить или построить особняк, достойный нового мастера ветров и его высокородной, принесшей в семью столь богатые политические связи жены. А Первый в Совете переваривал унижение, когда его возражения против кандидатуры нового мастера были оборваны королевским: «Мы решили, что аль‑Шехэ вполне справится с возложенными на него обязанностями, если помогать ему в том будет леди ди Таэа». Все решили, что бедняжка Ноэханна оказалась заложницей сделки между Короной и гильдиями. В том числе и сами гильдии…
Ну а магистр Алория, стоявший за всеми этими сложными маневрами, легко шел по одному из дворцовых садов, спеша к выходу, где его ждал экипаж, и не замечая упирающиеся в спину боязливые, почтительные и ненавидящие взгляды. Просто неспособный их замечать из‑за пелены упорства и боли.
Ноги, на которых он простоял сегодня с самого рассвета и до заката, горели, точно кто‑то вбил вдоль костей раскаленные штыри. Сам виноват, во всем надо знать меру.
За последние годы сокол выработал в себе почти физическое отвращение к позам «сидя» и «лежа». Теперь, когда они перестали быть необходимыми, Тэйон точно с цепи сорвался. Даже если б физические упражнения не были нужны, чтобы накачать ослабленные мышцы, он все равно не смог бы заставить себя сесть и отдохнуть. Несмотря на боль и сводящую спину усталость, маг испытывал почти чувственное наслаждение, просто передвигая одну ногу за другой. Стоять. Идти. Самое малое через десятидневье – бежать. Так и только так.
Каждый шаг отдавался от лодыжек до бедер почти агонией. То, что маг до сих пор не упал, было чудом воистину ослиного упрямства, «мера» здесь и близко не лежала. Разве что вышагивала. На своих новообретенных ногах…
Маг стиснул зубы, чтобы не застонать.
Мир сузился до кинжально‑тонкой концентрации транса. Так сосредотачиваются на движениях боевой пляски. Так проваливаются в сложное заклинание. «Шаг. Еще шаг. Поднять правую ногу. Поднять левую ногу». Он не упадет, он не споткнется, он не будет хромать. Он выдержит нагрузку, которая пока что была вполне приемлемой, и он вернет себе прежнюю форму в самые короткие сроки. И возьмет все, что можно, от оставшихся ему пятидесяти, если не восьмидесяти лет активной зрелости.
«Правую ногу. Легко. Ступай легко, свободно. Позволь им увидеть, что для тебя это просто. Пусть гадают, как долго ты морочил им головы».
Тэйон вер Алория, одетый в строгий колет лаэссэйского нобиля (на коронации следовало подчеркнуть свою верность королеве, так что от традиционного облачения кланника пришлось пока отказаться), «легко» соскочил с мраморной террасы на посыпанную белоснежным песком дорожку. Изящная щегольская трость, которую осторожность все‑таки заставила взять с собой, демонстративно висела на согнутом локте. Весь этот бесконечный день маг ни разу на нее по‑настоящему не оперся. За что, скорее всего, придется ночью расплачиваться настоящей болью. Если бы рядом была Таш, она бы поняла все с первого взгляда, не тратя времени на бесполезные споры, подхватила бы мужа под локоть, поддерживая его и заставляя это выглядеть так, будто сама опирается на него. Но Таш рядом не было, и не будет, и с этим надо жить. Или умереть.
Отрезанный от стихий магистр не знал, что ему делать с семьей. До сих пор Таш д'Алория никак не отреагировала на их короткий «разговор». Ни убивать его, ни объясняться с ним она не пробовала, что скорее вызывало опасения, чем обнадеживало. Одной из доминирующих черт личности бескрылой шарсу было ее умение не прощать. И ничего никогда не забывать.
Тэйон увидел, что дорожка заканчивается высокими, ведущими на горбатый мостик ступенями, и сердце в груди тоскливо трепыхнулось. Если ноги откажутся повиноваться и он упадет, то подняться уже не сможет…
– Дядя Лория, дядя Лория! – Звонкий вопль разорвал торжественную серьезность зимнего сада, и Тэйон, предвидя испытание посерьезнее нескольких ступенек, наклонился, расставил ноги пошире, принимая более устойчивую позу.
Нелита ди Лаэссэ растрепанным демоненком скатилась с мостика и бросилась к нему, точно идущая на таран одномачтовая шхуна кинжального типа.
– Ух! – выдохнул магистр, когда маленький снаряд врезался ему в грудь. Принцесса Нарунгов была не столь уж и тяжелой, зато масса, которой она все‑таки обладала, была твердой, стремительной и состояла, казалось, из одних остроконечных локтей и коленок. Пришлось сделать два шага назад, но он удержал равновесие, умудрившись при этом не уронить радостно верещащий царственный груз.
– Дядя Лория, а вы теперь мой наставник, вот! – и счастливое дрыгание потерявшими одну сандалию ножками.
– О да, – пробормотал «дядя Лория». – А уж когда я узнаю, кого мне за это надо благодарить…
– Меня! – подпрыгнула у него на руках наследница престола. – Шаэ сказала что мы ее в гроб загоним а Тави сказала что там не страшно потому что все время спишь только гроб остался у вас а я сказала что без вас скучно и Шаэ сказала что отправит нас к вам раз у вас уже есть гроб и вообще тогда вам точно не будет скучно и времени ни на что другое тоже не будет а у нее станет сразу несколькими головными болями меньше…
Принцесса перевела дух после протараторенной на одном дыхании скороговорки и серьезно поинтересовалась:
– А разве головных болей бывает много?
– Как минимум две, – сквозь зубы выдохнул Тэйон, прикидывая, сколько пунктов дворцового протокола нарушит, если свалится вместе с принцессой Нарунгов в протекающий неподалеку магический ручей. – И где, хотелось бы мне знать, сейчас вторая? У меня такое впечатление, что вы, как разбойники из сказки, всегда бегаете бандой.
Нита хихикнула, скорчила «разбойничью» рожу, но все же ответила:
– Леди Катанна увела Тави потому что уже поздно и дети должны спать а я от нее убежала потому что она противная и не умеет играть и вообще с ней скучно, а я…
– А вы бросили несчастную сестру на растерзание противной леди Катание и бежали с поля боя?
– Да Тави ее саму растерзает! – возмутилась несправедливым обвинением принцесса.
– И все равно, отважная Латьянна ди Шрингар никогда бы так не поступила, – гнул свое магистр. – Кроме того, вы же не хотите, чтобы все самое интересное досталось Тавине?
Ответом ему было задумчивое сопение. Через какое‑то время после оживленной дискуссии («Вы меня считаете маленькой и глупой, да?» – «Нет, только безалаберной и опасной…» – «Ой! За что?») она все‑таки согласилась, что доверять Тави в одиночку заниматься воспитанием неведомой, но заранее обреченной Катанны – не дело, и с самым решительным видом зашагала в направлении «детского» крыла. Тэйон, не испытывающий ни малейших угрызений совести в отношении беспомощной курицы, назначенной гувернанткой, резкими жестами приказал топтавшимся поблизости гвардейцам сопроводить ее высочество и обеспечить ее безопасность. Похоже, девчонка все‑таки приходит в себя после атаки на его резиденцию, но рисковать сокол не хотел. Никаких больше несчастных случаев. И никаких одиночных прогулок по садам, в которых неизвестно кто шатается! Первым, что он пересмотрит на посту наставника, будет система безопасности их высочеств. Перетрясет всю гвардию и весь дворцовый персонал, чтобы поблизости от Тави с Нитой не оказалось ни одного выкормыша ди Эверо или ди Дароо. Или вообще переселит девчонок к себе. И никаких куриц Катанн, неспособных углядеть за своими одаренными подопечными. Может, привлечь к этому делу Шаниль? Все‑таки ясновидящая в ранге мастера, вооруженная хрустальной звездой и успешно «вынянчившая» даже ди Крия. В самых экстренных случаях она сможет привлекать Совенка, хотя тут еще вопрос, за кем больше нужен присмотр…
Тэйон резко взмахнул своей тростью, скривил губы, слушая, как воздух запел под боевым ударом. Быть может, высокой магии у него не было и тело слушалось плохо, но до тех пор, пока разум бывшего лэрда соколов способен складывать два и три, а получать пять сотен наемных убийц, добраться до него и до тех, кого он считал своими, будет не так просто.
Магистр, стиснув зубы, подошел к мостику, вопреки всем доводам того самого хваленого разума, попытался вскочить на высокие ступеньки. Восприятие острой гранью сошлось на последовательности движений. Легких, обманчиво простых, естественных. На стиснутых зубах, на проглоченном стоне – взлететь по крутому изгибу. Осталось совсем немного до выхода из сада, а там можно будет добраться до дома, запереться в своих покоях, надежно защищенных от любопытных и недоброжелательных взглядов. И рухнуть.
Как удар. Он застыл на изгибе мраморного моста, не в силах оторвать взора от того, что он увидел.
Она стояла, высокая, гордая, далекая – богиня красоты и смерти, окруженная свитой темных воинов. Высшие офицеры флота, затянутые в черные, с янтарными знаками отличия парадные формы, собрались вокруг одинокой женщины в бальном платье. Кто‑то гарцевал на огромном иссиня‑черном драгшианском скакуне, некоторые сбросили кители и устроили на посеребренной траве шутливую дуэль, кто‑то просто стоял рядом с бокалом прозрачного вина, пытаясь хотя бы простой близостью к ней приобщиться к Ее славе.
Точно снежный ветер коснулся уединившихся в саду для празднования победы офицеров – затихающие разговоры, устремленные навстречу льдистому дуновению глаза.
На запрокинутом лице Таш д'Алория на мгновение отразилось… Тэйон не знал, как назвать это чувство, да и есть ли оно вообще, ненужное, глупое слово для обозначения его? Недоверие и обреченность, гордость и горечь, радость и боль. Он уже видел у нее такое лицо: в тот день, когда Терр впервые изменил форму.
«Ты можешь летать, сын мой. А я – нет».
«Ты исцелился, муж мой…
Но я – НЕТ!»
Она завидовала ему, завидовала до озлобления, до мести, до холодной отрешенности. Завидовала и презирала себя за эту зависть.
Мелькнуло это чувство, точно рябь на поверхности бескрайнего океана. Чуждое, смуглое лицо шарсу вновь не выражало ничего, страдающая женщина канула в глубины, осталась лишь гордая, пламенная богиня. Изящно подхватила многослойные юбки и стремительно, грациозно взбежала на крутой мраморный мост, чтобы застыть напротив него.
Шелест ударившей его по ногам тяжелой ткани, облако ароматов, которым не подобрать названия и которые для него всегда означали лишь Таш. Она была чуть выше его, со стороны, должно быть, незаметно, но ему вновь придется приучать себя к обуви на толстой подошве, а ей – отвыкать от каблуков. Впрочем, не придется, ведь теперь они вряд ли будут появляться вместе.
Тэйон усмехнулся, впервые по‑настоящему ощутив, что исцелен. Во всех отношениях.
И впервые подумав, а не проще ли было бы оставаться калекой.
На ней было янтарное облачение свидетеля королевской свадьбы – тяжелая парча, золотистые бриллианты, нежный, цвета юрской кости шелк. Что‑то бесконечно изысканное, безумно дорогое и вызывающе женственное. Закованная в корсет осиная талия, сложные складки юбок, темные волны волос, падающие на спину в искусно созданной «свободной» прическе. Она выглядела, как истинная королева, янтарные одежды подчеркивали все изгибы ее тела от шеи до лодыжек.
Она опустошала мысли. Опустошала сердце.
Опустошала душу.
Древняя, не значащая ничего таинственная полуулыбка. Звезды в бездне раскосых глаз. Отравленная сталь под покровом золотого рукава.
Тэйон склонил голову, признавая власть, которой она была, угрозу, которую она несла…
(Тонкая трость перехвачена на уровне груди, готовая блокировать удар. Или одним движением превратиться в обнаженную шпагу.)
…и отказываясь шагнуть во тьму, созданную им же самим.
– Сударыня.
– Мой господин, – она тоже чуть поклонилась. Впрочем, язык ее тела плохо вязался с подчеркиваемым словами уважением к старшему по клану. Уважением здесь и не пахло. – Я еще не имела возможности поздравить Вас с чудесным исцелением.