Дело о краже изумрудной брошки [16]
(фрагмент)
Для аргументационного анализа выбрана речь знаменитого русского адвоката С.А. Андреевского по делу о краже изумрудной брошки.
Г-жа М-ва обвиняется в краже брошки из дома своих знакомых, Елагиных и продаже этой брошке в ювелирный магазин. В приведённом отрывке речи адвокат доказывает ложность довода обвинения о совпадении почерка М-вой с почерком на записке-улике.
В результате защиты Андреевского М-ва была оправдана.
«Еще ничтожнее улика по сходству почерков. <…> Нашли сходным наклон письма и несколько букв. А между тем, если взглянуть на записку, попросту, без затей, то выйдет, – почерк, решительно неизвестно кому принадлежащий. Ведь возможно два предположения относительно действительной продавщицы брошки: или она писала своим натуральным почерком, в убеждении, что ее никто никогда не найдет – и тогда этот почерк до смешного чужд писанию М-вой; или же продавщица резко изменяла свой почерк и тогда: первое, к чему прибегла бы всякая женщина, изменяющая свою руку, – она изменила бы наклон своих букв: пишущая косо начала бы писать стоймя и наоборот, ибо решительно нет более верного приема отделаться от своей руки. Но в таком случае опять-таки выходит, что если бы спорную записку писала М-ва, то она могла допустить всякое иное сходство со своей рукой, кроме одного, – то есть общего наклона букв, – и потому не могла бы начертать подобной записки своим обычным наклоном письма.
Если же в настоящем деле эксперты вторили обвинению, то произошло это по очень простой причине, они давали свое заключение, вдоволь начитавшись об уликах. Власть подобного чтения на нашу мысль может быть безгранична: благодаря ей легко увидишь то, чего никогда не бывало. В таком случае эксперт попадает в рабство к своему собственному предустановленному взгляду, который затем помыкает им точно так же, как принц Гамлет помыкал министром Полонием. Принц говорит: «Видишь это облако? Точно верблюд». Министр отвечает: «Клянусь, совершенный верблюд. Или хорек! Спина как у хорька... Или как у кита? Совершенный кит!».
Есть еще одно психологическое соображение, окончательно уничтожающее эту экспертизу. Когда М-ва явилась к адвокату, то, главным образом, она домогалась, чтобы он объяснил ей, может ли экспертиза безошибочно и научно определить на суде, ее рукой или чужой написана записка в магазине Лутугина, или же этот вопрос и на суде останется в зависимости от случайного мнения сличающих,? Адвокат ответил, что решение экспертов будет точное и бесспорное. Тогда М-ва с радостью взялась за восстановление своей чести. Было ли бы это возможно, если бы к записке прикасалась ее собственная рука? Нет! Тогда, конечно, она бы поняла опасность; она бы нашла предлог замедлить возбуждение жалобы. Но если, услыхав этот ответ, она сразу решилась, то дело ясно: на записке нет ее почерка.»
Аргументационная карта
Тезис (точка зрения). – Т «Г-жа М-ва не писала записку.»
Аргументы (доводы):
А1 – «или она писала своим натуральным почерком, в убеждении, что ее никто никогда не найдет — и тогда этот почерк до смешного чужд писанию М-вой.»
А2 – «или же продавщица резко изменяла свой почерк и тогда: первое, к чему прибегла бы всякая женщина, изменяющая свою руку, — она изменила бы наклон своих букв»
А3 – «Тогда, конечно, она бы поняла опасность; она бы нашла предлог замедлить возбуждение жалобы.»
Т Þ (А1, А2, А3).
Словесная оценка аргументации
1) Оценка достоверности посылок:
Далее я попытаюсь развернуть карту рассуждений, оценив достоверность каждой посылки в отдельности.
Для того, чтобы доказать основной тезис – то, что М-ва не писала записку, адвокат приводит один аргумент: неверное заключение экспертизы. Против этого он выдвигает два возражения: в пользу того, что почерк на записке мог быть собственным почерком М-вой, или мог быть подделанным ей, чтобы отвести от себя подозрение. К каждому из этих возражений также есть по возражению, таким образом, ни одно из возражений против того, что М-ва не писала записку, не является верным.
«Почерк на записке может быть изменённым почерком М-вой»
Нашли сходным наклон письма и несколько букв. Но первое, к чему прибегла бы всякая женщина, изменяющая свою руку, — она изменила бы наклон своих букв: пишущая косо начала бы писать стоймя и наоборот, ибо нет более верного приема отделаться от своей руки. И получается, что если бы спорную записку писала М-ва, то она могла допустить всякое иное сходство со своей рукой, кроме одного, — то есть общего наклона букв, — и потому не могла бы начертать подобной записки своим обычным наклоном письма.
Этот аргумент достаточно убедителен, хотя имеет под собой только психологическую основу. Но каждый, кто в своей жизни когда-нибудь пробовал писать изменённым почерком, понимает достоверность этого аргумента.
«М-ва могла писать своим натуральным почерком в надежде, что её никто не найдёт»
Этот довод опровергается ещё проще: «тогда этот почерк до смешного чужд писанию М-вой». В самом деле, экспертиза нашла только похожесть некоторых букв, а не почерка в целом. Аргумент крайне убедителен.
Следующая посылка, так же подтверждающая тезис об ошибочности экспертизы, такова: «Эксперты попали в рабство к своему собственному предустановленному взгляду»
Они давали свое заключение, вдоволь начитавшись об уликах. Власть подобного чтения на нашу мысль может быть безгранична: благодаря ей легко увидишь то, чего никогда не бывало.
Эта посылка также очень правдоподобна, и основывается она на личном жизненном опыте слушателей. Для подкрепления своих слов адвокат приводит ситуацию из «Гамлета»: «Принц говорит: «Видишь это облако? Точно верблюд». Министр отвечает: «Клянусь, совершенный верблюд. Или хорек! Спина как у хорька... Или как у кита? Совершенный кит! ».»
Ещё один аргумент в пользу того, что М-ва не писала записку, таков: Услышав заверения адвоката, что экспертиза способна с точностью установить, принадлежит ли ей почерк на записке, М-ва не испугалась возможного разоблачения, а с удвоенной силой продолжила доказывать свою невиновность. Этот аргумент основывается на чувстве самосохранения, присущем каждому человеку. Узнав, что почерк может быть безошибочно идентифицирован экспертизой, М-ва, будь она виновна, прекратила бы попытки оправдаться.
Довольно сильный аргумент. К тому же адвокат приводит пример, как в подобной ситуации действительно виновный сознался в преступлении.
2) Установление оснований посылок:
Результаты экспертизы ошибочны. Это личное убеждение Андреевского.
Если бы М-ва подделывала почерк, в первую очередь она изменила бы наклон. Это личное умозаключение адвоката.
У экспертов после чтения материалов дела появилось предубеждение перед М-вой. Это личное мнение, предположение Андреевского.
Услышав заверения адвоката, что экспертиза способна с точностью установить, принадлежит ли ей почерк на записке, М-ва не испугалась возможного разоблачения, а с удвоенной силой продолжила доказывать свою невиновность. Это можно назвать всеобщим знанием, так как посылка основывается на присущей всем человеческой психологии.
3) Оценка силы доводов:
Посылка: «М-ва не писала записку». Её доводы:
1) «У экспертов сложилось предубеждение против неё после чтения материалов дела» - этот довод был бы сильным, если не так зависел бы от личных качеств экспертов, то есть не был бы таким субъективным.
2) «Если бы М-ва подделывала почерк, в первую очередь она изменила бы наклон» - достаточно сильный довод.
Посылка: «Услышав заверения адвоката, что экспертиза способна с точностью установить, принадлежит ли ей почерк на записке, М-ва не испугалась возможного разоблачения, а с удвоенной силой продолжила доказывать свою невиновность.»:
Очень сильный довод, действительно, сложно себе представить преступника, который бы пошёл на такой риск.
Оценка силы возражений
«После того, как е убедили в безошибочности экспертизы, М-ва убедилась в том, что ее оправдают» - довольно слабое возражение, которое затем последовательно разбивается адвокатом.
«Могла писать своим почерком, надеясь что ее не вычислят» - очень слабое возражение, которое опровергается объективной реальностью.
«Если бы М-ва подделывала почерк, в первую очередь она изменила бы наклон » - более сильное возражение, но оно также опровергается фактами.
5) Оценка точки зрения (тезиса):
Все аргументы достаточно сильны. Самый убедительный из них – последний: уверенность обвиняемой в оправдании после того, как её заверили в безошибочности экспертизы. Самый слабый – предубеждение эксперта, так как он слишком субъективен.
В целом, доводы заслуживают доверия и оправдание М-вой справедливо.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Основная:
1. Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2001.
2. Герасимова И.А. Введение в теорию и практику аргументации: Уч. пособие. М., 2010.
3. Зайцев Д.В. Теория и практика аргументации. М., 2007.
4. Ивин А.А. Теория и практика аргументации: Базовый курс. М., 2013.
5. Ивлев Ю.В. Теория и практика аргументации: Уч. пособие. М.: 2011.
6. Михалкин Н.В. Логика и аргументация для юристов: Уч. пособие. М., 2011.
7. Поварнин С.И. Спор: О теории и практике спора. М., 1990.
Дополнительная:
1. Абачиев С.В. Традиционная логика в современном освещении. Формальная логика как опытная наука: Уч. курс. М., 2006.
2. Адвокатская деятельность. / Под ред В.Н. Буробина. М., 2003.
3. Алексеев А.П. Аргументация. Познание. Общение. М., 1991.
4. Алексеев П.В., Панин А.В. Теория познания и диалектика. М., 1991.
5. Андрианов М.С. Невербальная коммуникация. Психология и право. М., 2007.
6. Античные риторики / Пер.Н.Платоновой. М., 1978.
7. Аристотель. Риторика. Поэтика. / Пер. О. Цыбенко и В. Аппельрота. М., 2000.
8. Бохан В.М. Формирование убеждений суда. М., 1973.
9. Брюшинкин В.Н. Логика. М., 2001.
10. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула, 2000.
11. Гетманова А.Д. Логика для юристов: Уч. пособие. М., 2007.
12. Горский Г.П. и др. Краткий словарь по логике. М., 1991.
13. Долженко А.Н., Резников В.Б., Хохлова Н.Н. Судебная практика по гражданским делам. М., 2001.
14. Загорский Г.И. Судебное разбирательство по уголовному делу. М., 1985.
15. Ивин А.А. Логика: учебник. М., 2000.
16. Ивин А.А. Риторика: искусство убеждать. Учебное пособие. М., 2003.
17. Ивлев Ю.В. Логика. Учебник для вузов. М., 2007.
18. Ипатова И.С. Практическая риторика, или человек в контексте речи. Н. Новгород, 2004.
19. Ивлев Ю.В. Логика для юристов: Учебник для вузов. М., 2003.
20. Кириллов В.И. Логика: Уч. пособие. М., 2006.
21. Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика: Учебник для юр. вузов. М., 2003.
22..Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика: Уч. пособие для юр. сузов. М., 2007.
23. Кони А.Ф. Избранные произведения. М., 1980.
24. Кузина Е.В. Лекции по теории аргументации. М., 2007.
25. Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию. / Полн. собр. соч. Т. 7. М.-Л., 1952.
26. Малахов В.П. Логика для юристов: Уч. пособие. Екатеринбург, 2002.*
27. Мельник В.В. Искусство доказывания в состязательном уголовном процессе. М., 2000.
28. Мельниковский М.С. Приемы и методы подготовки адвокатом защиты и осуществление ее в уголовном процессе. М., 1997.
29. Мирзоев Г.Б., Сарычев Е.В. Логика и прагматика адвокатской деятельности. М., 2007.
30. Михалкин Н.В. Логика и аргументация в судебной практике. Учебник для вузов. М.-СПб, 2004.
31. Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово. М., 1996.
32. Москвин В.П.. Аргументативная риторика: теоретический курс для филологов. – Ростов н/Д., 2008.
33. Мысль и искусство аргументации. Антология. / Под ред. И. Герасимовой. – М., 2003.
34. Непряхин Н.Ю. Убеждай и побеждай: Секреты эффективной аргументации М., 2012.
35. Павлова Л.Г. Спор, дискуссия, полемика. М., 1991.
36. Перельман Х., Ольбрехт-Тытека Л. Из книги «Новая риторика: трактат об аргументации» // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987.
37. Плевако Ф.Н. Избранные речи. М., 1993.
38. Радутная Н.В. Особенности воплощения принципа состязательности и равноправия сторон в уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации. М., 2003.
39. Рузавин Г.И. Методологические проблемы аргументации. М., 1997.
40. Рузавин Г.И. Основы логики и аргументации. Учебное пособие. М., 2009.
41. Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах 19 века. Тула, 1997.
42. Сергеич П. Искусство речи на суде. М., 1988.
43. Соболева А.К. Топическая юриспруденция: Аргументация и толкование в праве. М., 2002.
44. Суд присяжных в России. Громкие уголовные процессы 1864-1917 годов. Л., 1991.
45. Судебная практика по уголовным делам. В 2 ч. Ч.2. Разъяснения по вопросам Общей и Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации / Сост. С.А. Подзоров. М., 2001.
46. Тер-Акопов А.А. Юридическая логика. М., 2002.
47. Треушников МЛ. Доказательство и доказывание в советском гражданском процессе. М., 1982.
48. Франс Х. ван Еемерен, Роб Гроотендорст. Аргументация, коммуникация и ошибки. СПб, 1992.
49. Хоменко И.В. Логика. Теория и практика аргументации. М., 2012.
50. Цицерон Марк Туллий. Об ораторе // Цицерон. Эстетика. Трактаты. Речи. Письма. М., 1994.
51. Шопенгауэр Артур. Эристическая диалектика / Собр. соч. в 6 т. Т 6. М., 1999-2001.
52. Шуйская Ю.В. Аргументация в судебной риторике: Уч. пособие. М., 2008.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1.
Анатолий Фёдорович Кони ДЕЛО ОБ УТОПЛЕНИИ КРЕСТЬЯНКИ ЕМЕЛЬЯНОВОЙ ЕЕ МУЖЕМ [17] (Судебные дела) Господа судьи, господа присяжные заседатели! Вашему рассмотрению подлежат самые разнообразные по своей внутренней обстановке дела, где свидетельские показания дышат таким здравым смыслом, проникнуты такою искренностью и правдивостью и нередко отличаются такою образностью, что задача судебной власти становится очень легка. Остается сгруппировать все эти свидетельские показания, и тогда они сами собою составят картину, которая в вашем уме создаст известное определенное представление о деле. Но бывают дела другого рода, где свидетельские показания имеют совершенно иной характер, где они сбивчивы, неясны, туманны, где свидетели о многом умалчивают, многое боятся сказать, являя перед вами пример уклончивого недоговариванья и далеко не полной искренности. Я не ошибусь, сказав, что настоящее дело принадлежит к последнему разряду, но не ошибусь также, прибавив, что это не должно останавливать вас, судей, в строго беспристрастном и особенно внимательном отношении к каждой подробности в нем. Если в нем много наносных элементов, если оно несколько затемнено неискренностью и отсутствием полной ясности в показаниях свидетелей, если в нем представляются некоторые противоречия, то тем выше задача обнаружить истину, тем более усилий ума, совести и внимания следует употребить для узнания правды. Задача становится труднее, но не делается неразрешимою.Я не стану напоминать вам обстоятельства настоящего дела; они слишком несложны для того, чтобы повторять их в подробности. Мы знаем, что молодой банщик женился, поколотил студента и был посажен под арест. На другой день после этого нашли его жену в речке Ждановке. Проницательный помощник пристава усмотрел в смерти ее самоубийство с горя по мужу, и тело было предано земле, а дело – воле божьей. Этим, казалось бы, все и должно было кончиться, но в околотке пошел говор об утопленнице.Говор этот группировался около Аграфены Суриной, она была его узлом, так как она будто бы проговорилась, что Лукерья не утопилась, а утоплена мужем. Поэтому показание ее имеет главное и существенное в деле значение. Я готов сказать, что оно имеет, к сожалению, такое значение, потому что было бы странно скрывать от себя и недостойно умалчивать перед вами, что личность ее не производит симпатичного впечатления и что даже вне обстоятельств этого дела, сама по себе, она едва ли привлекла бы к себе наше сочувствие. Но я думаю, что это свойство ее личности нисколько не изменяет существа ее показания. Если мы на время забудем о том, как она показывает, не договаривая, умалчивая, труся или скороговоркою, в неопределенных выражениях высказывая то, что она считает необходимым рассказать, то мы найдем, что из показания ее можно извлечь нечто существенное, в чем должна заключаться своя доля истины. Притом показание ее имеет особое значение в деле: им завершаются все предшествовавшие гибели Лукерьи события, им объясняются и все последующие, оно есть, наконец, единственное показание очевидца. Прежде всего возникает вопрос: достоверно ли оно? Если мы будем определять достоверность показания тем, как человек говорит, как он держит себя на суде, то очень часто примем показания вполне достоверные за ложные и, наоборот, примем оболочку показания за его сущность, за его сердцевину.Поэтому надо оценивать показание по его внутреннему достоинству. Если оно дано непринужденно, без постороннего давления, если оно дано без всякого стремления к нанесению вреда другому и если затем оно подкрепляется обстоятельствами дела и бытовою житейскою обстановкою тех лиц, о которых идет речь, то оно должно быть признано показанием справедливым. Могут быть неверны детали, архитектурные украшения, мы их отбросим, но тем не менее останется основная масса, тот камень, фундамент, на котором зиждутся эти ненужные, неправильные подробности.Существует ли первое условие в показаниях Аграфены Суриной? Вы знаете, что она сама первая проговорилась, по первому толчку, данному Дарьею Гавриловою, когда та спросила: «Не ты ли это с Егором утопила Лукерью?» Самое поведение ее при ответе Дарье Гавриловой и подтверждение этого ответа при следствии исключает возможность чего-либо насильственного или вынужденного. Она сделалась, - волею или неволею, об этом судить трудно, - свидетельницею важного и мрачного события, она разделила вместе с Егором ужасную тайну, но, как женщина нервная, впечатлительная, живая, оставшись одна, она стала мучиться, как все люди, у которых на душе тяготеет какая-нибудь тайна, что-нибудь тяжелое, чего нельзя высказать. Она должна была терзаться неизвестностью, колебаться между мыслью, что Лукерья, может быть, осталась жива, и гнетущим сознанием, что она умерщвлена, и поэтому-то она стремилась к тому, чтобы узнать, что сделалось с Лукерьей.Когда все вокруг было спокойно, никто еще не знал об утоплении, она волнуется как душевнобольная, работая в прачечной, спрашивает поминутно, не пришла ли Лукерья, не видали ли утопленницы. Бессознательно почти, под тяжким гнетом давящей мысли, она сама себя выдает. Затем, когда пришло известие об утопленнице, когда участь, постигшая Лукерью, определилась, когда стало ясно, что она не придет никого изобличать, бремя на время свалилось с сердца, и Аграфена успокоилась. Затем опять тяжкое воспоминание и голос совести начинают ей рисовать картину, которой она была свидетельницею, и на первый вопрос Дарьи Гавриловой она почти с гордостью высказывает все, что знает. Итак, относительно того, что показание Суриной дано без принуждения, не может быть сомнения.Обращаюсь ко второму условию: может ли показание это иметь своею исключительною целью коварное желание набросить преступную тень на Егора, погубить его? Такая цель может быть только объяснена страшною ненавистью, желанием погубить во что бы то ни стало подсудимого, но в каких же обстоятельствах дела найдем мы эту ненависть? Говорят, что она была на него зла за то, что он женился на другой; это совершенно понятно, но она взяла за это с него деньги; положим, что даже и взяв деньги, она была недовольна.им, но между неудовольствием и смертельною ненавистью целая пропасть. Все последующие браку обстоятельства были таковы, что он, напротив, должен был сделаться ей особенно дорог и мил. Правда, он променял ее, с которою жил два года, на девушку, с которой перед тем встречался лишь несколько раз, и это должно было задеть ее самолюбие, но чрез неделю или, во всяком случае, очень скоро после свадьбы он опять у ней, жалуется ей на жену, говорит, что снова любит ее, тоскует по ней. Да ведь это для женщины, которая продолжает любить, – а свидетели показали, что она очень любила его и переносила его крутое обращение два года, – величайшая победа! Человек, который ее кинул, приходит с повинною головою, как блудный сын, просит ее любви, говорит, что та, другая, не стоит его привязанности, что она, Аграфена, дороже, краше, милее и лучше для него... Это могло только усилить прежнюю любовь, но не обращать ее в ненависть. Зачем ей желать погубить Егора в такую минуту, когда жены нет, когда препятствие к долгой связи и даже к браку устранено? Напротив, теперь-то ей и любить его, когда он всецело ей принадлежит, когда ей не надо нарушать «их закон», а между тем она обвиняет его, повторяет это обвинение здесь, на суде. Итак, с этой точки зрения, показание это не может быть заподозрено.Затем, соответствует ли оно сколько-нибудь обстоятельствам дела, подтверждается ли бытовою обстановкою действующих лиц? Если да, то как бы Аграфена Сурина ни была несимпатична, мы можем ей поверить, потому что другие, совершенно посторонние лица, оскорбленные ее прежним поведением, не свидетельствуя в пользу ее личности, свидетельствуют, однако, в пользу правдивости ее настоящего показания. Прежде всего свидетельница, драгоценная по простоте и грубой искренности своего показания, – сестра покойной Лукерьи. Она рисует подробно отношения Емельянова к жене и говорит, что, когда Емельянов посватался, она советовала сестре не выходить за него замуж, но он поклялся, что бросит любовницу, и она, убедившись этою клятвою, посоветовала сестре идти за Емельянова.Первое время они живут счастливо, мирно и тихо, но затем начинается связь Емельянова с Суриной. Подсудимый отрицает существование этой связи, но о ней говорит целый ряд свидетелей. Мы слышали показание двух девиц, ходивших к гостям по приглашению Егора, которые видели, как он, в половине ноября, целовался на улице, и не таясь, с Аграфеною. Мы знаем из тех же показаний, что Аграфена бегала к Егору, что он часто, ежедневно по несколько раз, встречался с нею. Правда, главное фактическое подтверждение, с указанием на место, где связь эта была закреплена, принадлежит Суриной, но и оно подкрепляется посторонними обстоятельствами, а именно - показаниями служащего в Зоологической гостинице мальчика и Дарьи Гавриловой. Обвиняемый говорит, что он в этот день до 6 часов сидел в мировом съезде, слушая суд и собираясь подать апелляцию. Не говоря уже о том, что, пройдя по двум инстанциям, он должен был слышать от председателя мирового съезда обязательное по закону заявление, что апелляции на приговор съезда не бывает, этот человек, относительно которого приговор съезда был несправедлив, не только по его мнению, но даже по словам его хозяина, который говорит, что Егор не виноват, «да суд так рассудил», этот человек идет любопытствовать в этот самый суд и просиживает там полдня. Действительно, он не был полдня дома, но он был не в съезде, а в Зоологической гостинице. На это указывает мальчик Иванов. Он видел в Михайлов день Сурину в номерах около 5 часов. Это подтверждает и Гаврилова, которой 8 ноября Сурина сказала, что едет с Егором, а затем вернулась в 6 часов. Итак, частица показаний Суриной подтверждается. Таким образом, очевидно, что прежние дружеские, добрые отношения между Лукерьею и ее мужем поколебались. Их место заняли другие, тревожные.Такие отношения не могут, однако, долго длиться: они должны измениться в ту или другую сторону. На них должны были постоянно влиять страсть и прежняя привязанность, которые пробудились в Егоре с такою силою и так скоро. В подобных случаях может быть два исхода: или рассудок, совесть и долг победят страсть и подавят ее в грешном теле, и тогда счастие упрочено, прежние отношения возобновлены и укреплены, или напротив, рассудок подчинится страсти, заглохнет голос совести, и страсть, увлекая человека, овладеет им совсем; тогда явится стремление не только нарушить, но навсегда уничтожить прежние тягостные, стесняющие отношения. Таков общий исход всех действий человеческих, совершаемых под влиянием страсти; на середине страсть никогда не останавливается; она или замирает, погасает, подавляется или, развиваясь чем далее, тем быстрее, доходит до крайних пределов. Для того чтобы определить, по какому направлению должна была идти страсть, овладевшая Емельяновым, достаточно вглядеться в характер действующих лиц. Я не стану говорить о том, каким подсудимый представляется нам на суде; оценка поведения его на суде не должна быть, по моему мнению, предметом наших обсуждений. Но мы можем проследить его прошедшую жизнь по тем показаниям и сведениям, которые здесь даны и получены.Лет 16 он приезжает в Петербург и становится банщиком при номерных, так называемых «семейных» банях. Известно, какого рода эта обязанность; здесь, на суде, он сам и две девушки из дома терпимости объяснили, в чем состоит одна из главных функций этой обязанности. Ею-то, между прочим, Егор занимается с 16 лет. У него происходит перед глазами постоянный, систематический разврат. Он видит постоянное беззастенчивое проявление грубой чувственности.Средства к жизни добываются не тяжелым и честным трудом, а тем, что он угождает посетителям, которые, довольные проведенным временем с приведенною женщиною, быть может, иногда и не считая хорошенько, дают ему деньги на водку. Вот такова его должность с точки зрения труда!Посмотрим на нее с точки зрения долга и совести. Может ли она развить в человеке самообладание, создать преграды, внутренние и нравственные, порывам страсти? Нет, его постоянно окружают картины самого беззастенчивого проявления половой страсти, а влияние жизни без серьезного труда, среди далеко не нравственной обстановки для человека, не укрепившегося в другой, лучшей сфере, конечно, не явится особо задерживающим в ту минуту, когда им овладевает чувственное желание обладания... Взглянем на личный характер подсудимого, как он нам был описан. Это характер твердый, решительный, смелый. С товарищами живет Егор не в ладу, нет дня, чтобы не ссорился, человек «озорной», неспокойный, никому спускать не любит. Студента, который, подойдя к бане, стал нарушать чистоту, он поколотил больно – и поколотил притом не своего брата мужика, а студента, «барина», – стало быть, человек, не очень останавливающийся в своих порывах. В домашнем быту это человек не особенно нежный, не позволяющий матери плакать, когда его ведут под арест, обращавшийся со своею любовницею «как палач». Ряд показаний рисует, как он обращается вообще с теми, кто ему подчинен по праву или обычаю. «Идешь ли?» – прикрикивает он на жену, зовя ее с собою; «Гей, выходи», – стучит в окно, «выходи» – властно кричит он Аграфене. Это человек, привыкший властвовать и повелевать теми, кто ему покоряется, чуждающийся товарищей, самолюбивый, непьющий, точный и аккуратный. Итак, это характер сосредоточенный, сильный и твердый, но развившийся в дурной обстановке, которая ему никаких сдерживающих начал дать не могла.Посмотрим теперь на его жену. О ней также характеристичные показания: эта женщина невысокого роста, толстая, белокурая, флегматическая, молчаливая и терпеливая. «Всякие тиранства от моей жены, капризной женщины, переносила, никогда слова не сказала», – говорит о ней свидетель Одинцов. «Слова от нее трудно добиться», – прибавил он. Итак, это вот какая личность: тихая, покорная, вялая и скучная, главное – скучная. Затем выступает Аграфена Сурина. Вы ее видели и слышали: вы можете относиться к ней не с симпатией, но вы не откажете ей в одном: она бойка и даже здесь за словом в карман не лезет, не может удержать улыбки, споря с подсудимым, она, очевидно, очень живого, веселого характера, энергическая, своего не уступит даром, у нее черные глаза, румяные щеки, черные волосы. Это совсем другой тип, другой темперамент.Вот такие-то три лица сводятся судьбою вместе. Конечно, и природа, и обстановка указывают, что Егор должен скорее сойтись с Аграфеною; сильный всегда влечется к сильному, энергическая натура сторонится от всего вялого и слишком тихого. Егор женится, однако, на Лукерье.Чем она понравилась ему? Вероятно, свежестью, чистотою, невинностью. В этих ее свойствах нельзя сомневаться. Егор сам не отрицает, что она вышла за него, сохранив девическую чистоту. Для него эти ее свойства, эта ее неприкосновенность должны были представлять большой соблазн, сильную приманку, потому что он жил последние годы в такой сфере, где девической чистоты вовсе не полагается; для него обладание молодою, невинною женою должно было быть привлекательным. Оно имело прелесть новизны, оно так резко и так хорошо противоречило общему складу окружающей его жизни. Не забудем, что это не простой крестьянин, грубоватый, но прямодушный, - это крестьянин, который с 16 лет в Петербурге, в номерных банях, который, одним словом, "хлебнул" Петербурга. И вот он вступает в брак с Лукерьею, которая, вероятно, иначе ему не могла принадлежать; но первые порывы страсти прошли, он охлаждается, а затем начинается обычная жизнь, жена его приходит к ночи, тихая, покорная, молчаливая... Разве это ему нужно с его живым характером, с его страстною натурою, испытавшею житье с Аграфеною? И ему, особенно при его обстановке, приходилось видывать виды, и ему, может быть, желательна некоторая завлекательность в жене, молодой задор, юркость, бойкость. Ему, по характеру его, нужна жена живая, веселая, а Лукерья – совершенная противоположность этому. Охлаждение понятно, естественно. А тут Аграфена снует, бегает по коридору, поминутно суется на глаза, подсмеивается и не прочь его снова завлечь. Она зовет, манит, туманит, раздражает, и когда он снова ею увлечен, когда она снова позволяет обнять себя, поцеловать, в решительную минуту, когда он хочет обладать ею, она говорит: «Нет, Егор, я вашего закона нарушать не хочу», – т. е. каждую минуту напоминает о сделанной им ошибке, корит его тем, что он женился, не думая, что делает, не рассчитав последствий, сглупив... Он знает при этом, что она от него ни в чем более не зависит, что она может выйти замуж и пропасть для него навсегда. Понятно, что ему остается или махнуть на нее рукой и вернуться к скучной и молчаливой жене, или отдаться Аграфене. Но как отдаться? Вместе, одновременно с женою? Это невозможно.Во-первых, это в материальном отношении дорого будет стоить, потому что ведь придется и материальным образом иногда выразить любовь к Суриной; во-вторых, жена его стесняет; он человек самолюбивый, гордый, привыкший действовать самостоятельно, свободно, а тут надо ходить тайком по номерам, лгать, скрываться от жены или слушать брань ее с Аграфеною и с собою – и так навеки!Конечно, из этого надо найти исход. И если страсть сильна, а голос совести слаб, то исход может быть самый решительный. И вот является первая мысль о том, что от жены надо избавиться.Мысль эта является в ту минуту, когда Аграфена вновь стала принадлежать ему, когда он снова вкусил от сладости старой любви и когда Аграфена отдалась ему, сказав, что это, как говорится в таких случаях, «в первый и в последний раз». О появлении этой мысли говорит Аграфена Сурина: «Не сяду под арест без того, чтобы Лукерьи не было», – сказал ей Емельянов. Мы бы могли не совсем поверить ей, но слова ее подтверждаются другим беспристрастным и добросовестным свидетелем, сестрою Лукерьи, которая говорит, что накануне смерти, через неделю после свидания Егора с Суриною, Лукерья передавала ей слова мужа: «Тебе бы в Ждановку». В каком смысле было это сказано – понятно, так как она отвечала ему: «Как хочешь, Егор, но я сама на себя рук накладывать не стану». Видно, мысль, на которую указывает Аграфена, в течение недели пробежала целый путь и уже облеклась в определенную и ясную форму – «тебе бы в Ждановку».Почему же именно в Ждановку? Вглядитесь в обстановку Егора и отношения его к жене. Надо от нее избавиться. Как, что для этого сделать? Убить... Но как убить? Зарезать ее – будет кровь, нож, явные следы, – ведь они видятся только в бане, куда она приходит ночевать. Отравить? Но как достать яду, как скрыть следы преступления, и т.д.? Самое лучшее и, пожалуй, единственное средство – утопить. Но когда? А когда она пойдет провожать его в участок – это время самое удобное, потому что при обнаружении убийства он окажется под арестом и даже как нежный супруг и несчастный вдовец пойдет потом хоронить утопившуюся или утонувшую жену. Такое предположение вполне подкрепляется рассказом Суриной. Скажут, что Сурина показывает о самом убийстве темно, туманно, путается, сбивается. Все это так, но у того, кто, даже как посторонний зритель, бывает свидетелем убийства, часто трясутся руки и колотится сердце от зрелища ужасной картины: когда же зритель не совсем посторонний, когда он даже очень близок к убийце, когда убийство происходит в пустынном месте, осенью и сырою ночью, тогда немудрено, что Аграфена не совсем может собрать свои мысли и не вполне разглядела, что именно и как именно делал Егор. Но сущность ее показаний все-таки сводится к одному, т. е. к тому, что она видела Егора топившим жену; в этом она тверда и впечатление передает с силою и настойчивостью. Она говорит, что, испугавшись, бросилась бежать, затем он догнал ее, а жены не было; значит, думала она, он-таки утопил ее; спросила о жене – Егор не отвечал.Показание ее затем вполне подтверждается во всем, что касается ее ухода из дома вечером 14 ноября. Подсудимый говорит, что он не приходил за ней, но Анна Николаева удостоверяет противоположное и говорит, что Аграфена, ушедшая с Егором, вернулась через 20 минут. По показанию Аграфены, она как раз прошла и пробежала такое пространство, для которого нужно было, по расчету, употребить около 20 минут времени.Нам могут возразить против показаний Суриной, что смерть Лукерьи могла произойти от самоубийства или же сама Сурина могла убить ее. Обратимся к разбору этих, могущих быть, возражений. Прежде всего нам скажут, что борьбы не было, потому что платье утопленницы не разорвано, не запачкано, что сапоги у подсудимого, который должен был войти в воду, не были мокры и т. д. Вглядитесь в эти два пункта возражений, и вы увидите, что они вовсе не так существенны, как кажутся с первого взгляда. Начнем с грязи и борьбы. Вы слышали показание одного свидетеля, что грязь была жидкая, что была слякоть; вы знаете, что место, где совершено убийство, весьма крутое, скат в 9 шагов, под углом 45o. Понятно, что, начав бороться с кем-нибудь на откосе, можно было съехать по грязи в несколько секунд до низу, и если затем человек, которого сталкивают, запачканного грязью, в текущую воду, остается в ней целую ночь, то нет ничего удивительного, что на платье, пропитанном насквозь водою, слякоть расплывается и следов ее не останется: природа сама выстирает платье утопленницы.Скажут, что нет следов борьбы. Я не стану утверждать, чтобы она была, хотя разорванная пола кацавейки наводит, однако, на мысль, что нельзя отрицать ее существования.Затем скажут: сапоги! Да, сапоги эти, по-видимому, очень опасны для обвинения, но только по-видимому. Припомните часы: когда Егор вышел из дома, это было три четверти десятого, а пришел он в участок десять минут одиннадцатого, т. е. чрез 25 минут по выходе из дома и минут чрез 10 после того, что было им совершено, по словам Суриной.Но в часть, где собственно содержатся арестанты и где его осматривали, он пришел в 11 часов, через час после того дела, в совершении которого он обвиняется. В течение этого времени он много ходил, был в теплой комнате, и затем его уже обыскивают. Когда его обыскивали, вы могли заключить из показаний свидетелей, один из полицейских объяснил, что на него не обратили внимания, потому что он приведен на 7 дней; другой сказал сначала, что всего его обыскивал, а потом объяснил, что сапоги подсудимый снял сам, а он осмотрел только карманы. Очевидно, что в этот промежуток времени он мог успеть обсохнуть, а если и оставалась сырость на платье и сапогах, то она не отличалась от той, которая могла образоваться от слякоти и дождя. Да, наконец, если вы представите