Одним из новых предприятий в этой отрасли был концерн «Басф», директором которого в 1868 году и стал Каро. В 1859 году он вернулся на родину из Англии с англичанкой-женой и попал в коллектив к ученому, имя которого все мы помним по школьным урокам химии, – Роберту Бунзену196 – 105, 86. Именно в лаборатории Бунзена в Гейдельберге (в то время этот город был центром химических исследований) Каро и получил метиленовый синий. В то же самое время, в другом конце этой же лаборатории Бунзен и его коллега Кирхгоф работали над созданием прибора, благодаря которому наши современники могут заглянуть в сердце звезды. Речь идет о бунзеновской горелке.
Ранее, в 1846 году, Бунзен нашел применение газам197 – 110, 240 чугуноплавильных печей Англии и Германии, затем заинтересовался газами вообще, а в 1855-м придумал способ повысить температуру горения коксового газа путем смешения его с воздухом. Помимо высокой температуры, горелка Бунзена давала несветящееся пламя и представляла собой отличный инструмент для научной работы – если действию такого пламени подвергнуть любое вещество, видимая часть пламени будет результатом горения именно этого вещества.
Кирхгоф предположил, что если на горящее вещество направить интенсивный свет, то пламя поглотит свет, соответствующий длине волны света самого пламени (данного вещества). Если же свет, пропущенный через пламя, пропустить еще и через стеклянную призму, то на месте этих волн в спектре будут черные полосы. Так появилась спектроскопия198 – 86, 105, с ее помощью астрономы определяют состав Солнца и звезд по испускаемому ими свету.
Феномен, который лежит в основе спектроскопии, был открыт в 1810 году оптиком из Мюнхена Йозефом Фраунгофером. Он был сыном стекольщика, с детства умел делать зеркала и резать стекло и мечтал заняться изготовлением очков. Однажды на него рухнула его собственная мастерская, и он решил сменить сферу деятельности. Фраунгофер стал гравером и делал визитные карточки, но эта затея успехом не увенчалась. В 1804 году он снова занялся оптикой в одной из мюнхенских фирм. Идеей фикс Фраунгофера было оптически идеальное стекло, которого никому еще не удавалось создать. Несколько лет он и его коллега, француз Гинан, оттачивали технологию получения стекла без наплывов и дефектов – расплавленная стеклянная масса перемешивалась специальной полой трубкой из огнеупорной глины, нагретой до очень высокой температуры.
|
|
Фраунгофер калибровал оптическое стекло (кстати, он был первым, кто внедрил этот технологический этап) весьма оригинальным способом. Он смотрел сквозь него на пламя под определенным углом, и в линзе появлялась ровная тонкая линия желтого цвета, искривления которой выявляли малейшие аберрации. Как-то в 1814 году, проверяя очередное стекло, он решил посмотреть сквозь него не на пламя, а на Солнце и увидел не одну, а множество линий. Причем линии были черные. Со временем, когда он повторил этот опыт с разными источниками света, в том числе звездами и планетами, он насчитал в общей сложности 574 линии. Главной заботой Фраунгофера была чистота стекла, а не причины появления линий. Поэтому, когда он описал этот феномен в своей работе, технологические секреты изготовления линз он опустил, но зато про линии рассказал про всех подробностях. Через пятьдесят лет эти сведения помогут в работе Кирхгофу. Технологические решения Фраунгофера дали миру не только спектроскопию, но и первый высокоточный телескоп, с использованием которого астрономы смогли заглянуть за пределы Солнечной системы. Великий астроном Фридрих Бессель измерял расстояния до звезд именно при помощи телескопа с линзами Фраунгофера.
|
|
До середины XVIII века заглянуть на большое расстояние можно было только через очень тонкие линзы – качество стекла обычно было настолько низким, что в толстых линзах обязательно встречались дефекты. Тонкие линзы давали большое фокусное расстояние, и телескопы могли достигать в длину десятков метров199 – 131. Однако тонкое стекло решало главную проблему – оно позволяло избежать хроматических аберраций. Из-за рефракции в толстом стекле голубые лучи фокусируются ближе к линзе, чем красные. Поэтому, если наводить фокус по красным лучам, то звезда в окуляре телескопа будет иметь голубой размытый ореол, и наоборот.
Тем не менее в человеческом глазе, состоящем из множества линз, никаких аберраций не возникает. В 1758 году построить такую систему искусственно при помощи нескольких линз попытался инженер, сын лондонского ткача Джон Доллонд. Он сложил выпуклую линзу из кронгласа (она имела зеленый оттенок и подавляла красно-оранжевую кайму вокруг объекта) и вогнутую из флинтгласа, и аберрации линз взаимно компенсировались. При помощи таких линз в 1781 году Гершель открыл планету Уран.
Усовершенствование оптики открыло астрономам глаза на недостаточную точность инструментов наведения телескопов. Решению этой проблемы очень помогла свадьба дочери Доллонда Сары и инженера Джесси Рамсдена. Жених хорошо заработал на этом союзе – по условиям брачного договора он получил долю в патенте Доллонда на ахроматические линзы. Рамсдену принадлежит авторство прибора, в котором больше всего нуждался его тесть, да и другие ученые – инструмента для высокоточного наведения. В 1766 году Рамсден производил секстанты200 – 267 для военно-морского флота и освоил новую технологию нанесения разметки на шкалы. Разметка секстанта была кропотливым, долгим занятием, требовавшим скрупулезной точности – ведь малейшая ошибка в определении координат в море могла обернуться гибелью корабля. Рамсден придумал токарный станок для нарезки сверхтонкой резьбы. Перемещение алмазного резца по заготовке задавалось движением эталонного винта.
|
|
Изготовленный на таком станке винт крепился по касательной к круглой горизонтально расположенной пластине с мелкими зубцами и входил с ней в зацепление. Вращение винта вызывало поворот пластины на крайне малый угол. Механизм получил название машина для деления круга. С ее помощью можно было градуировать шкалы секстантов и телескопов вплоть до угловой секунды, благодаря этому инструменты, которые выпускал Рамсден, отличались высочайшей точностью.
Прецизионные весы отмеряли мельчайшие порции химических реактивов, высокоточные газометры измеряли плотность газа, а дилатометры отслеживали изменение размеров металлических брусков вследствие термического расширения или сжатия. Барометры Рамсдена были в десять раз точнее, чем предыдущие образцы, а вооруженный новым секстантом Кук смог картографировать побережье Новой Зеландии протяженностью около четырех тысяч километров меньше, чем за полгода, что было невиданным рекордом для того времени. Технология Рамсдена перевооружила инженерное дело и промышленность и подготовила страну к промышленной революции.
Карта топографической съемки Индии с применением метода триангуляции, выполненной в 1876 году. Первый треугольник был отложен от Мадраса, координаты которого в 1807 году точно определили по звездам (180°14’20’’ восточной долготы). На основе первого треугольника строился следующий, и процесс повторялся. В ходе съемки картографы обнаружили гору Эверест (названную по имени руководителя экспедиции) и рассчитали ее высоту – 8840 метров над уровнем моря
Круг нашей истории замыкается в 1793 году с окончанием Войны за независимость США. Британские войска вернулись на родину, солдаты были распущены по домам. Эта «армия» бывших военных поможет Рамсдену оставить свой главный след в истории. То было время, чреватое революционным пожаром, причем опасность угрожала Англии с двух сторон – как из Америки, так и из Франции. И если Америка находилась далеко, то до Франции было рукой подать через Ла-Манш. Эта опасность заставила британские власти поручить Рамсдену его самый ответственный проект, огромную делительную машину, горный компас (circumferentor), который стал основой для нового прибора – теодолита. Он предназначался для топографической съемки местности, которая началась в 1783 году с южного побережья Великобритании. Съемка производилась методом триангуляции. Между двумя возвышенностями, отстоящими друг от друга на несколько миль, замерялось точное расстояние. Этот отрезок принимался за основание треугольника. Все углы и стороны вычислялись с помощью данных теодолита. А одна из сторон становилась частью следующего смежного треугольника, и процедура повторялась.
Теодолит Рамсдена представлял собой латунный круг в горизонтальной плоскости с десятиминутными делениями. Благодаря микрометровой шкале прибор позволял определять углы с точностью до одной угловой секунды. Конструкция включала также подзорную трубу на треноге с тремя спиртовыми уровнями для каждой из трех точек опоры. Погрешность прибора не превышала тринадцати сантиметров для расстояния в сто километров.
К 1824 году была обследована вся территория Великобритании (кроме восточной части Англии и северо-запада Шотландии). Четырьмя годами ранее новые карты впервые поступили в продажу по астрономической цене – четыре гинеи за набор карт одного графства. К середине XIX столетия была произведена топографическая съемка всей территории Европы и обитаемых районов США, появились карты с топографическими свойствами местности, улицами и даже домами – предвестники современных атласов, в которые мы заглядываем, когда раздумываем, куда бы податься в отпуск.
В современном мире географические карты воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, мы редко задумываемся о том, что когда-то большая часть планеты вообще не была изучена. Однажды, пять веков назад, Колумб перевернул все представления о географии, поведав о Новом Свете, о существовании которого никто и не подозревал…
Дежавю
В жизни каждого из нас бывают моменты, когда кажется, что все происходящее, вплоть до мелочей, уже случалось раньше. Мы называем это ощущением дежавю, и в нашей паутине перемен оно частенько посещает путешественника. Так будет и в этом рассказе – с зарытыми сокровищами, путешествием по джунглям, яркими красками, философией, лихими пиратами, искусством, наукой и злодеями с манией величия. В общем, обычное дело – рутина истории.
Исходная точка этого путешествия находится в начале XVI столетия, когда испанцы высадились на земли современной Мексики и Перу. Главной их целью был поиск нового источника богатств для восстановления положения Священной Римской империи, которая при Карле V201 – 261 находилась на грани банкротства. В 1503 году, всего через одиннадцать лет после открытия Америки Колумбом (о котором мало кто знал в Европе, так как новости тогда распространялись довольно медленно), в Испании был учрежден совет по торговле с новыми землями – на тот случай, если эта затея окажется прибыльной. Центром этого взаимодействия должна была стать Севилья. Вообще говоря, настрой «а вдруг пригодится» был типичен для политики папского престола по отношению к Новому Свету. В 1493 году, когда еще не просохли чернила на соглашении с Колумбом, папа Александр VI выпустил буллу Inter Caetera, по которой все земли и воды за меридианом в ста лигах (три тысячи морских миль) к Западу от Азорских островов отходили Испании.
Следующие решения «на всякий случай» были приняты в 1513 году на переговорах между испанскими властями и представителями папы в Вальядолиде и Бургосе – коренное население Нового Света должно было под страхом кары и порабощения присягнуть на верность испанской короне и католической церкви. Индейцы признавались низшими существами, по воле божьей сотворенными для услужения испанским завоевателям, грязными и не имеющими гражданских прав созданиями, которых надлежало принудить к труду (конечно же, из благих побуждений – «дабы излечить от природной лености»). Поскольку церковь определяла такое положение вещей естественным и не противоречащим никаким законам, ни божественным, ни человеческим, то индейцы не имели права отказать испанцам.
Все эти решения имели целью не только порабощение населения, но и колонизацию. Один из летописцев покорения Америки, Лопес де Гомара писал: «Завоевание невозможно без поселений, а если страна не будет покорена, население не будет обращено в истинную веру. Таким образом, непреложным правилом нашего пребывания здесь должна быть колонизация». После нескольких ознакомительных визитов испанцев в 1521 году Кортес подавил сопротивление короля ацтеков Монтесумы, а в 1532-м в Перу прибыл Писарро и с отрядом из ста восьмидесяти человек и тридцати лошадей одержал победу над инками. За императора Атахуальпу был выплачен выкуп золотом, стоимость которого составляла полмиллиона песо – объем годовой добычи золота всей Европы. Процесс колонизации был начат Кортесом, именно он основал первые города по образу и подобию испанских. Поселенцы получали статус граждан города и земельный надел, а также право на захват рабов для ведения хозяйства.
Ацтекская иллюстрация XVI века, изображающая капитуляцию Куаутемока, последнего правителя ацтеков, Кортесу (изображен сидящим). Вполне вероятно, что сам Кортес не приветствовал порабощение местного населения. Он писал, что «был вынужден» обеспечить своих людей индейскими слугами в новых городах, обустройство которых имело целью стимулировать заселение американских земель испанцами
Церковь тем временем обрушилась на языческие верования индейцев. Разрушению подверглись пятьсот храмов, около двадцати тысяч идолов и изваяний, и в одном только 1531 году обряд крещения прошли миллион индейцев. Тем не менее уже сам факт присутствия чужеземцев губительно сказывался на жизни местного населения. Европейцы принесли с собой такие болезни, к которым у аборигенов не было иммунитета. Из-за оспы, малярии, тифа и желтой лихорадки население бывшего государства инков к концу XVI века сократилось с девяти до двух миллионов человек. Примерно в это же время из тридцати миллионов жителей Мексики в живых осталось двенадцать миллионов.
В конце века вымирание местного населения крайне испугало испанцев, так как рудники остро нуждались в рабочих руках. В 1545 году в Перу было открыто серебряное месторождение на горе Потоси, годом позже – разведаны огромные запасы на юге страны, в Гуанахуато. C 70-х годов XVI века на рудниках начали внедрять новый метод обогащения серебра с применением ртути, в связи с чем объемы производства значительно увеличились. Мексиканский и перуанский благородный металл рекой потек в метрополию. На рубеже XVI–XVII веков объемы ввозимого серебра достигали тридцати шести миллионов песо в год. За период с 1550 по 1660 год европейские сокровищницы пополнились восемнадцатью тысячами тонн серебра и двумястами тоннами золота202 – 263. Последствия такого массированного вливания оказались для испанцев неприятной неожиданностью: центр мировых финансов и международной торговли переместился из Испании в Северную Европу. Дело в том, что уже в 40-х годах XVI века слабая экономика Испании не могла удовлетворить товарный спрос заокеанских поселенцев. Колонии нуждались в больших объемах сельскохозяйственных товаров, одежды и других предметов, а с ростом благосостояния повысились и запросы, колонистам захотелось приобщиться к роскоши. Если уж путь на родину был заказан (возвращение запрещалось под страхом смертной казни), они считали себя вправе пожить красиво хотя бы в колониях, а на родину отправить свои деньги. К концу XVI века инфляция в Испании составила четыреста процентов.
Что было плохо для Испании, было очень хорошо для фламандского города Антверпена203 – 111. Фландрия входила во владения испанской короны, и туда через Севилью стекались все испанские деньги из Нового Света. В Антверпене закупались ткани, изделия из стекла и металла и множество других товаров. К тому времени благодаря подъему европейской экономики и удобному географическому положению, Антверпен уже стал важнейшим торговым портом континента. Река Шельд делала его удобной перевалочной базой на пути из Балтики в Средиземное море и из Атлантики в Центральную Европу. Ежегодно порт принимал по две с половиной тысячи судов и около двухсот пятидесяти тысяч тонн грузов. Город рос как на дрожжах: в 1500 году его население составляло немногим более сорока тысяч человек, а в 1568-м – уже сто четырнадцать тысяч. Из-за нехватки земли муниципалитет даже был вынужден ввести ограничение на строительство. В новых городских районах строились только миниатюрные домики с маленькими садиками, но ремесленники, которые толпами прибывали в Антверпен за испанским серебром, готовы были арендовать их за любые деньги.
Благодаря испанским деньгам в Антверпен стали стекаться товары со всех уголков Европы: керамика, стекло и зеркала из Италии, французские льняные ткани и вино, голландская и английская шерсть, специи из Португалии, польское зерно и фламандские гобелены. Современному туристу этот бельгийский город покажется сонным царством, а в XVI веке один испанский писатель отзывался о нем как о «столице западного мира».
Рос спрос и на предметы роскоши. За период с 1600 по 1670 год число резчиков алмазов в Антверпене удвоилось. В городе развивалось производство шелковых тканей и майолики, появились сахарные заводы. Резчиков по дереву вытеснили мастера, работавшие с алебастром, мрамором и драгоценными металлами. В почете были изящные искусства, мир узнал таких мастеров, как Рубенс, Ван Дейк и Йорданс. Печатнику Кристофу Плантену204 – 127 принадлежала крупнейшая в Европе типография.
Неудивительно, что вскоре Антверпен стал крупным финансовым центром Европы. Развитие капитализма и увлечение европейских монархов войнами способствовало росту популярности краткосрочных кредитов. Со временем появилась возможность зарабатывать себе на безбедную жизнь на антверпенской бирже, одалживая деньги под проценты. Городские власти гарантировали обеспечение обменных векселей и депозитов, а появление лотерей, страхования и тотализаторов еще больше усилило страсть фламандцев к спекуляциям.
Нидерланды стали важнейшим центром формирования испанской военной и финансовой политики, и всякий раз испанские неприятности выходили боком Антверпену. Что касалось финансов, эти неприятности становились системой. Финансовая мощь Антверпена была подорвана банкротством целого ряда предприятий, принадлежавших испанской короне, а закат города наступил, когда обмелел Шельд. Затем случилась революция, несколько провинций Нидерландов отделились от Испании и провозгласили независимость Голландии. Столица нового государства, Амстердам, располагалась непосредственно на море, она и стала новым финансовым центром Европы.
К этому времени торговля достигла такого уровня развития, что испытывала острую потребность в международных стабильно работающих банках. В 1609 году в Амстердаме была учреждена первая централизованная финансовая организация Северной Европы – Обменный банк. Он обладал полномочиями принимать вклады под проценты, переводить средства со счета на счет, принимать аккредитивы и осуществлять клиринг векселей. Он имел право обменивать деньги на золотые или серебряные слитки и валюту других стран, а также чеканить монету. Примеру Амстердама последовали другие города: банки появились в Мидделбурге, Дельфте и Роттердаме, а вскоре и за рубежом – в Нюрнберге, Гамбурге и Стокгольме. Банки способствовали развитию такой формы собственности, как акционерные общества, которые впервые появились в Англии для привлечения инвесторов в морскую торговлю. Неожиданно бизнес для бизнеса сам стал хорошим бизнесом, и финансовая карусель завертелась.
Именно тогда появились слова «меркантильный»[14]и «меркантилизм». Потоки испанского золота и серебра прочно поставили экономику Западной Европы на рельсы капитализма и способствовали формированию «бухгалтерского» отношения к жизни, где ключевой ценностью является прибыль. Экономист Томас Ман в своем сочинении «Рассуждения о богатстве Англии и внешней торговле» ввел в оборот термин «торговый баланс» – соотношение доходов и расходов государства. Мерилом богатства и мощи страны, по мнению Мана, выступали ее запасы слитков золота и серебра, иначе говоря, золотой запас. Сильные государства располагали большим золотым запасом, а слабые могли не иметь такого фонда вовсе. Золотой запас мог быть направлен на инвестиции, развитие страны, перевооружение армии или передан в виде займа другому государству. Книга Мана была переведена на большинство европейских языков и стала весьма популярна.
Вскоре большинство стран начали придерживаться политики облегчения таможенного режима на импорт сырья из-за рубежа и установления высоких пошлин на экспорт его из страны. Производителей товаров, использующих импортное сырье, защищали от иностранной конкуренции при помощи субсидий и протекционистских тарифов. В эту логику вписывались и Навигационные акты205 – 3, изданные британским правительством в 1651 и 1660 годах. Согласно этим законам, перевозка определенных товаров – сахара, табака, индиго, древесины и ряда других – в Англию и из Англии могла осуществляться только английскими судами, причем их экипаж должен был состоять из англичан не менее, чем на три четверти.
Истоки такой политики приводят нас обратно к голландцам, именно голландские корабелы придумали на редкость удачный тип судна – флейт206 – 112. Из-за особенностей оснастки этот корабль не требовал многочисленной команды и был очень выгоден с экономической точки зрения. Флейты забирали грузы, в основном товары с Востока, из голландских морских портов и развозили их по всей Европе. Торговля с Востоком больно ударяла по торговому балансу европейских стран, жители которых до безумия полюбили чай, кофе и пряности,– восточные купцы продавали эти товары исключительно за золото и серебро. Позднее, в XVIII столетии выход из положения найдут англичане – они начнут продавать китайцам опиум207 – 97.
Тем временем даже до самых неповоротливых государственных чиновников стало доходить, что помочь остановить отток государственных резервов могут колонии. Колонии создавались с единственной целью – обеспечить метрополию сырьем для внутреннего производства или реэкспорта. К середине XVII века наиболее развитые государства Северной Европы имели колонии в Карибском бассейне и Северной Америке. В карибских колониях выращивали сахарный тростник, а американские, особенно Вирджиния, стали источником так высоко ценимого европейцами табака. Пример Вирджинии весьма показателен для понимания природы и механизмов колониального законодательства. Вирджиния имела право продавать табак только английским купцам и отправлять суда с товаром только в английские порты. Такой режим сочли настолько выгодным, что в 1650 году иностранные купцы были полностью вытеснены из британской колониальной торговли.
Натуральные красители в то время также считались очень ценным товаром и подпадали под ограничения Навигационных актов. Благодаря этому обстоятельству наша история совершит неожиданный поворот. Большинство стран не располагали постоянным торговым флотом и фрахтовали корабли у частных судовладельцев. Такие суда назывались приватирами[15]. Капитан имел на борту разрешительную грамоту от английских властей, подтверждающую, что он действует по поручению государства. Однако время от времени экипажи приватиров «подрабатывали на стороне»: атаковали испанские торговые корабли и, перебив команду, захватывали грузы, а часто и сами корабли в придачу. В большинстве случаев такие операции совершались с молчаливого согласия властей. Дело было весьма прибыльным для государственной казны – испанские галеоны везли из Южной Америки золотые и серебряные слитки, шелка, жемчуг, пряности и драгоценные камни. Приватиры тоже не оставались в накладе – по возвращении в родной порт они получали свой процент от добычи.
Приватиры вели себя в море настолько свирепо, что такое поведение в море стали называть «пиратством» (от греческого слова peiran – пугать). В знак того, что они не потерпят сопротивления и не пощадят никого, пираты вывешивали на мачте ярко-красный флаг «Веселый Роджер» (от французского joli rouge – веселый красный).
Самым знаменитым пиратом был англичанин Генри Морган. Он прибыл на острова Карибского моря в 1655 году по поручению лорд-протектора Оливера Кромвеля. В качестве базы он избрал Порт-Ройял на Ямайке и оттуда выходил на охоту (с соответствующей разрешительной грамотой) за испанскими судами. Промышлял он и работой на самого себя. В 1667 году между Англией и Испанией был подписан мирный договор, но Моргану об этом не сообщили. На следующий год он как ни в чем не бывало захватил город Маракайбо и зверскими пытками выбил у жителей сведения о припрятанных богатствах. С испанскими кораблями, охранявшими город, вопрос был решен просто – Морган подорвал их с помощью брандера, нагруженного взрывчаткой. Добыча этой экспедиции составляла умопомрачительную сумму – двести шестьдесят тысяч золотых песо.
За эту наглую выходку Морган был препровожден в Лондон, где ему пожаловали рыцарский титул и должность губернатора Ямайки. Назад он вернулся с поручением арестовать и наказать всех пиратов, и действительно – многих своих знакомых Морган повесил. Одним из бывших его друзей, которым удалось избежать наказания, был Уильям Дампир. Он сбежал на мексиканский полуостров Юкатан, где присоединился к пиратской шайке. Головорезы перемежали разбой с рубкой кампешевых деревьев – ценного источника натурального красителя. Позже, в одной из своих пиратских вылазок Дампир захватит судно с пятьюстами сундуками, полными драгоценностей. На судне будет и другой груз, который Дампир, кое-что смыслящий в красках, распознает сразу, – кошениль, краска, по стоимости не уступающая золоту.
Кошениль (или кармин) получали из насекомых, самок мексиканской кошенили, живущих на кактусах-опунциях. Ради кошенили опунциями засевались целые плантации. Производство красителя сводилось к сбору насекомых с растения щеткой, погружению их в кипяток и высушиванию на солнце или в печи. В зависимости от некоторых нюансов этого процесса цвет мог быть алым, малиновым или оранжевым. Из-за методов производства кармин сделается одной из самых заметных красок в XVIII веке (особенно среди американских революционеров).
Портрет сэра Генри Моргана, знаменитого пирата и губернатора Ямайки, занимавшего этот пост на протяжении тринадцати лет. Справа изображена типичная сцена «промысла» Моргана. Благодаря его отчаянным вылазкам и кровожадности появилось даже выражение «в стиле Генри Моргана». Выйдя в отставку, он удалился в свое поместье на Ямайке и умер в 1688 году
В 1605 году в Лондон переехал изобретатель Корнелис Дреббель из Голландии, в свое время обучавшийся на гравера и разбиравшийся в металлах. К 1620 году несколько проектов – вечных часов, волшебного фонаря (проектора) и инкубатора для утиных яиц – принесли ему некоторую известность. В процессе работы над следующими творениями – подводной лодкой и микроскопом – он познакомился в четырьмя братьями Куффлер, один из которых женился на его дочери, а трое других стали его торговыми представителями. В один прекрасный день для очередного изобретения – термостата-термометра – ему понадобился кармин. Во время приготовления краски Дреббель случайно пролил в него другую жидкость – раствор пьютера (сплава олова со свинцом) в смеси азотной и соляной кислот.
О необыкновенном эффекте, который произвел раствор на кармин, он рассказал своему зятю, и в 1620 году тот уже вовсю торговал краской под названием «Краска Куффлера». Дело в том, что Дреббель нечаянно получил закрепитель, или мордант, для кармина. Термин «мордант» происходит от французского глагола mordre, означающего «кусать» или «въедаться» – при закреплении краска прочно въедается в волокна ткани и окрашивание происходит быстрее. В случае с Дреббелем краска закреплялась благодаря солям олова, которое составляет девяноста четыре процента пьютера. Закрепитель всегда меняет цвет краски, а закрепление оловом давало необычно яркий алый цвет.
По странному совпадению человеком, который прославил этот цвет на всю Англию и Америку, был Оливер Кромвель208 – 156, 303. (Именно он благословил Моргана на каперство и благодаря каперству получил кошениль.) В 1645 году Кромвель сформировал свою знаменитую Армию нового образца и одел солдат в карминово-красные мундиры, которые отличались только деталями отделки для разных полков. Армия Кромвеля была первой в мире армией профессиональных военных, подчиненная непосредственно правительству страны.
Солдаты Оливера Кромвеля получали регулярное жалованье и достойные условия службы, были дисциплинированны, хорошо сражались и не занимались мародерством. Введение единой униформы, возможно, имело целью установить единообразное поведение солдат. Может быть, так Кромвель хотел подчеркнуть их социальный статус и тем самым укрепить лояльность. Как бы то ни было, эта мера показала свою эффективность. Армия «красных мундиров» Кромвеля своей подготовкой и экипировкой вызывала зависть всей Европы (во всяком случае, пока не проиграла войну с американцами).
Идея создания вымуштрованной и дисциплинированной армии понравилась на континенте многим, однако следующий шаг в повышении боеспособности войск будет сделан почти через столетие любителем игры на флейте и гениальным военным теоретиком, известным также, как Фридрих Великий, король Пруссии. В 1740 году он унаследовал трон, а заодно и четвертую по величине армию Европы. Сосредоточив все командование в своих руках, он довольно быстро сделал ее лучшей. Сократив кавалерию, он обеспечил лошадьми новые мобильные формирования – части конной артиллерии. На вооружении у них были легкие орудия, которые устанавливались на повозки и за счет своей скорости демонстрировали высокую эффективность на поле боя.