Как только мы заходим в квартиру, я чувствую, что больше всего на свете хотел бы оказаться в другом месте. И в другой компании. Однако на щеках у барменши уже играет румянец. Видно, она из тех скромниц, которым предварительные ласки не нужны – вставляй и поехали. Все равно что трахать Левиафана: гребаная битва, все против всех, упражнение на выносливость. В конце концов она кончает – ура! Я с облегчением следую ее примеру. Эмоции по нулям, не считая слегка потешенного самолюбия.
Дрянной секс, что и говорить. И все же лучше, чем давеча с Шеннон.
Шеннон…
В тот вечер я, честно говоря, с гораздо большим удовольствием поиграл бы с ней в лото. Или телевизор посмотрел… Почему так происходит? Наверное, друзья нужны больше, чем постельные партнеры.
Кей…
Вот с кем мы танцевали так танцевали!
Глядя на лежащую подо мной девушку, я думаю, что никогда бы не стал ее другом. Когда она кончала, ее повизгивания были похожи на издевательский смех: такие же пустые и никчемные, как моя жизнь.
Я совершенно не помню ее имени. Мало того, даже не помню, удосужился ли спросить, как ее зовут.
Скорее всего не удосужился.
Черные пометки
Вылупилась еще одна партия цыплят. Несмотря на повторяющиеся ночные припадки, Кибби каждое утро упрямо вставал пораньше и отрабатывал смену на «Харвест Мун». Вопрос женитьбы он отодвинул на потом; более того, прекратил всякое общение с Маффи и остальными женщинами – к немалой своей гордости. Сезон был напряженным: приходилось выхаживать цыплят, убирать урожай, ремонтировать заборы. В этом и была истинная цель игры «Харвест Мун» – приучать к тяжелому созидательному труду. А не служить пособием по мастурбации. Кибби выдвинул ящик и посмотрел на самодельный календарь: ни одной черной пометки за вчерашний день!
Утро выдалось ясным и ветреным. Он выбрался на улицу и медленно повлекся вверх по Клермистонскому подъему. Ноги двигались кое-как, заложенный нос едва пропускал воздух в свалявшиеся легкие. Физическая нагрузка, однако, пошла Кибби на пользу: кислород его опьянил. Настроение слегка поднялось, хотя челюсть почему-то чертовски болела.
День прибавлялся: всего семь сорок шесть, а солнце уже отлепилось от горизонта. Небо к зениту меняло цвет с голубого на желтоватый, словно огромный вогнутый кровоподтек, к которому пристали ватные комочки кучевых облаков.
Кибби стоял на вершине холма, восторженно озираясь: душевный подъем затмил телесную немощь. С одной стороны виднелось холодное серебро залива, отделяющего город от округа Файф; с другой – горбились вершины Пентландс, все еще припорошенные снегом. Кибби вдохнул полной грудью.
Я не должен думать о Шеннон, или о Люси, или о Маффи… Маффи вообще не человек, а виртуальный персонаж. Я сильнее этих соблазнов, меня не сломать! Сегодня тоже не будет черных пометок!
Довольный своей твердостью, он направился вниз, позволяя инерции увлечь себя – прямиком к зданию хирургической клиники у подножия холма.
Созерцая стоящие перед ним напитки – кружку «Ловенбрау», двойной «Джек Дэниэлс» и стакан «пепси-колы»,– Скиннер с гордостью думал, что в кои-то веки пришел в бар раньше Роба Макензи. Разрыв, однако, оказался небольшим: распахнулась дверь, и на пороге возник Малютка Роб. Обычно он первым делом заказывал выпивку, а потом уже подходил здороваться, но сегодня что-то было неладно – Роб направился прямиком к Скиннеру.
– Все, допрыгался,– произнес он бесцветным тоном.
– Ты о чем?– Скиннер почувствовал, как под сердцем изгибается нехорошая железка.
Допрыгался? Что он имеет в виду? Почему?
– Медицина, бля… Пошел к врачу насчет болей.– Макензи погладил правый бок, и Скиннер смутно припомнил, что Малютка в последние дни действительно жаловался на какие-то боли.– Док меня посмотрел и говорит: еще раз выпьешь – хана.
– Э, да что они понимают!– фыркнул Скиннер, поднимая стакан и заглядывая искательно другу в глаза.
Макензи покачал головой.
– Нет, все кончено. Допрыгался,– повторил он с неумолимой серьезностью священника, завершающего панихиду.
Минуту они молча смотрели друг на друга.
Обалдеть! Что это за дрянь у него в глазах? Страх? Ненависть?
Растерявшись, Скиннер ляпнул жалкую глупость, о которой тут же пожалел:
– Ну… хоть «пепси» выпей.
Друг посмотрел на него пристально, чуть ли не презрительно – а может, запутавшемуся в собственной жизни Скиннеру это только показалось.
– Ладно, бывай здоров.– Макензи развернулся и не оглядываясь покинул бар.
– Ты звони, не пропадай!– крикнул Скиннер вдогонку, но Малютка Роб лишь буркнул и махнул рукой.
Скиннер, конечно, знал, что Макензи не позвонит. Какой смысл? Субботние агрессивные вылазки их в последнее время уже не привлекали, а кроме футбольных дел, оставалось лишь одно – за девять долгих лет взрослой дружбы Скиннер не помнил ни одного дня, чтобы перед ними не стояла выпивка, или не тянулись дорожки кокаина, или не лежали колеса.
Может, Малютке Робу перейти сугубо на наркоту? Смена образа жизни!
Скиннер подумал о тяжелой мясистой комплекции друга и для контраста потрогал свою кожу – тонкую, бледную, как у девушки. Он постоянно задавался вопросом: был ли его отец алкоголиком? Наверняка. Все повара – выпивохи, как верно заметил де Фретэ. Взять хотя бы старого Сэнди. Правда, у того была уважительная причина: запьешь тут, когда яйца по всему Нью-тауну разметало! Интересно, подумал Скиннер, поддает ли америкашка Грег Томлин?
Вот бы нажраться с собственным отцом! Представляю! Турнир супертяжеловесов. Макензи просим не беспокоиться…
Да, кто бы мог подумать: старина Роб сломался по здоровью!
Отпив полкружки и ахнув двойной «Джек Дэниэлс» с «пепси-колой», Скиннер откинулся на спинку стула и начал смеяться – сначала тихонько, потом все громче и громче, судорожно притоптывая ногой, не в силах остановиться. Остальные посетители наблюдали за его конвульсиями с растущим беспокойством, но ему было плевать.
Маффи
Вынырнув из бирюзовых вод бассейна, Кэролайн убрала с лица мокрые волосы. Оглядев знакомый белый интерьер, она подумала, что все осталось как в те дни, когда отец водил ее сюда на тренировки: на стене царило большое электронное табло, под ним пустовали оранжевые сиденья – трибуна для зрителей. Даже смежный бассейн для прыжков в воду никуда не делся.
На мгновение ей показалось, что сейчас с бортика ее окликнет отец. Ноздри заполнил фантомный запах: влажный дух распаренного сильного тела, навсегда связавшийся в ее сознании с запахом мужчины. Она огляделась. Над водой скользили редкие головы, два или три человека гуляли по бортику – чужие, незнакомые… Чувство, что отец находится где-то рядом, растаяло, как сон.
Кэролайн вспомнила, как он учил ее плавать – одно из лучших воспоминаний. Большие сильные руки, направляющие ее суматошное барахтанье. Надежные и безобразные. Не руки, а клешни: обгорелые, с желто-красными пятнами пергаментной кожи, с шишковатыми негнущимися суставами – последствия несчастного случая, о котором отец никогда не рассказывал.
Она будто наяву видела угольно-черные волосы, которые он расчесывал на прямой пробор, чтобы замаскировать ранние залысины, выевшие на лбу узкий клин (позже, когда с затылка на воссоединение с залысинами ударила круглая плешь, отец перешел на практичный короткий ежик).
Подбородок его был покрыт густейшими зарослями, как у легендарного силача Десперэт-Дэна, что лишь подчеркивало спокойную хозяйскую мощь, которой он пропитал весь дом и которая с развитием болезни начала иссыхать, а со смертью и вовсе испарилась.
Поначалу Кэролайн не умела черпать силу в воспоминаниях. Они лишь обостряли боль утраты, а ей и без того казалось, будто у нее вырван позвоночник. Чтобы обрести недостающую отвагу, она начала крепко выпивать, однако эффект вышел обратным – просыпаясь в незнакомых кроватях с хмурыми безымянными мужчинами, она чувствовала себя еще более заплутавшей и покинутой.
Постепенно осознав, что источник силы кроется в ней самой, а не в стакане и не в объятиях партнера, Кэролайн начала вставать на ноги. Слова «я дочь своего отца, мы с ним похожи, это факт» превратились в ежедневную мантру. Она задумалась: а что же ей от него передалось? Чтобы разобраться в себе, она завязала с выпивкой и принялась вновь посещать бассейн «Королевское содружество».
Ей все здесь нравилось: вода, физическая нагрузка, чувство свободы, отсутствие толпы. И отец становился как бы ближе, ведь бассейн всегда был их местом – ни Джойс, ни Брайан не любили плавать. А Кэролайн любила. Слезы, бегущие по щекам, сливались с хлорированной водой, всхлипы сливались с ритмичным дыханием – а она без устали наматывала круги, пока ноги и руки не становились чугунными. И вместе с телом укреплялся ее дух.
Брайан Кибби студенисто трясся в переполненном автобусе. Прогорклый запах старой кожи, бензина и разгоряченных тел вызывал тошноту. Обычная поездка, которую остальные пассажиры (а недавно и он сам) совершали не задумываясь дважды в день, превратилась в адскую пытку для ослабевшего жирного тела и измученной души.
За окнами проплыли Муррейфилд и поле для регби, затем показались кварталы западного Эдинбурга и городской зоопарк. Его остановка была уже близко, на той стороне района Корсторфин. Кибби с ужасом осознал, что в задумчивости пропустил момент и теперь вряд ли успеет к выходу. Он начал лихорадочно протискивать тучное тело сквозь толпу, поднимая волну недовольного ропота. Увы, двери закрылись перед самым его носом, и автобус тронулся. У Кибби не хватило духа окликнуть водителя: не хотелось лишний раз привлекать внимание к своему одутловатому загривку, к лиловым подглазьям, к рубахе с потными разводами, к сутулой осанке… Следующей остановкой была «Глазго-роуд». Он кряхтя вылез из автобуса. Воспаленные слабые легкие свистели, жадно всасывая холодный воздух. Поджилки дрожали на ветру. Кибби медленно ковылял через парк, облитый режущим светом маленького злобного солнца.
Мать наверняка поджидала его дома с бульоном. «Покушай горячего супчика, сынок! Сразу полегчает!» Слепую веру Джойс в целебные свойства шотландского бульона не могли поколебать даже самые убедительные аргументы скептиков. Подобно христианским лекарям с их чудодейственными молитвами, она была убеждена, что сила любого снадобья впрямую зависит от веры врачующего. Склонившись над бурлящей кастрюлей, Джойс тщательно отмеряла ингредиенты, пытаясь нащупать божественную пропорцию, призванную стать ключом к излечению несчастного сына, и при этом безостановочно докучала Господу жаркими мольбами.
Брайан Кибби отлично понимал глупую материнскую слабость, но отчаяние заставляло цепляться за соломинки. Как знать, думал он, щурясь на блеклое солнце, а вдруг действительно поможет? Он миновал спортивный павильон. Рыщущий по парку «Саут-гайл» ветер наскочил из-за угла, хлестнул в лицо. На глазах у Брайана выступили слезы, сиплый выдох был вбит обратно в изможденные легкие – пришлось затормозить и повернуться к стихии спиной, чтобы элементарно раздышаться. Ветер обматывал фалды длинного пальто вокруг продрогшего тела, словно невидимый мясник, заворачивающий кусок жирной говядины в промасленную бумагу.
– А вдруг поможет!– повторил Кибби вслух, чуть не рыдая, балансируя на режущей грани между надеждой и отчаянием, не слыша собственного голоса из-за заложившего уши свистящего холода.
Дорога домой растянулась на века. В конце концов Кибби добрался до уютной гостиной. Джойс не мешкая усадила его в отцовское кресло и водрузила ему на колени поднос с дымящейся тарелкой бульона.
Кибби выхлебал горячую жидкость и ненароком задремал, а проснулся со смутным ощущением, что, пока он спал, Кэролайн успела прийти и снова уйти. Подтверждением тому была лежавшая на полу спортивная сумка. Пытаясь откалибровать каналы восприятия, он повернулся к Джойс, которая досматривала финальные титры сериала «Западный район».
– Что, приходила Кэролайн?
– Конечно, глупыш! Ты же сам с ней разговаривал. Наверное, не до конца проснулся.
– Значит, крепко уснул…
– Да уж!– Джойс стоически улыбнулась: Брайан во сне горячо бормотал, чему-то возмущался, хотя слов было не разобрать.– Ну, это хорошо, что ты вздремнул. Тебе полезно. Сам ведь жаловался, что плохо спишь.
– А где Кэролайн, наверху? Занимается?
– Ушла к подругам.
– Опять к этой Анжеле!
– Не знаю…– Джойс покачала головой.– А я фильм напрокат взяла, собираюсь посмотреть. Называется «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», то ли китайский, то ли японский. О нем столько разговоров…
Кибби не слышал о таком кино.
Поначалу все шло хорошо. Он даже мимоходом подумал, что уже несколько дней не ставит в календарь черных пометок. Затем две ведущие героини принялись активно мелькать на экране в разных ракурсах, и мозг бедного Кибби заскворчал в черепе, как котлета на сковороде.
Маффи…
Он покосился на член, взбугривший брюки.
Никаких черных пометок… Нельзя оставаться одному, так написано в памфлете. Не пойду наверх!
– Замечательное кино!– комментировала Джойс. Утомление, однако, брало верх. Не прошло и пары минут, как она уже громко и ритмично похрапывала.
Кибби смотрел на свою ломовую эрекцию как зачарованный.
Мама готова, храпит без задних ног… Эта маленькая япошка – такая киса, такая лапочка!.. Чуть-чуть ладошкой потереть… ы-ых… Ты же хочешь, сучка, сама напрашиваешься!..
– ПРО-О-ОЧЬ!– благим матом заорал Кибби.
Джойс подпрыгнула как укушенная – глаза вылезли из орбит, грудь бешено вздымалась.
– Шта-а-а… Что случилось?!
Кибби поднялся и со свистом втянул в себя воздух.
– Я иду спать!– объявил он.
– Что, и кино не досмотришь?
– А, ерунда! Ничего интересного,– фыркнул он, направляясь к лестнице.
Джойс с горечью подумала, что опять сделала все не так.
– Это же кун-фу, сынок! Ты ведь любишь! Я только потому и взяла, что кун-фу…
– Пф-ф, по стенам бегают… Чушь!– Кибби неумолимо затопал по ступенькам.
Темнота спальни его не угомонила. Проклятый компьютер словно дразнил: включи, включи! Кибби сопротивлялся, прекрасно зная, кто поджидает его в виртуальном мире. Но лежать и мучиться было не легче.
Маффи…
Чтобы отвлечься, Кибби начал думать об отчетах, о кухнях… Но в каждой кухне его встречала шаловливая официантка в коротком халатике, с улыбкой точь-в-точь как у Люси. Она нагибалась, и юная голая попка…
Господь пастырь мой.
А в китайском ресторане официанткой была девчонка из кино, похожая на Маффи…
Я не поддамся… работа… офис… Боб Фой! Кабинет на промежуточном этаже…
Однако в кабинете была Шеннон. Она сидела на столе, медленно расстегивая блузку и пристально глядя в глаза: «Извини, Брайан, ошибочка вышла! Я разрешила Дэнни провести инспекцию…– Она погладила себя между ног.– А ведь очередь твоя!»
– Прочь!
Кибби отбросил одеяло и посмотрел на колом стоящий член. Почему он такой твердый, полный жизни – а остальные части тела такие вялые и слабые?
Было слышно, как внизу на кухне возится Джойс. Затем вернулась Кэролайн: хлопнула дверь, по ступенькам протарабанили шаги. В ванной зашумела вода.
Черных пометок не будет! Не будет!
Томительно тянулись минуты, сон не шел. Все затихло. В мыслях мелькали обнаженные японские девушки.
Маффи…
Кибби вспомнил добрый совет из брошюры: пойти на кухню, сделать бутерброд. Он поднялся, сошел вниз и разогрел остатки шотландского бульона. Есть не хотелось; теплая жижа шла через силу. Вернувшись в спальню, он понял, что сон отлетел окончательно, и затеял было молиться, но сердце прыгало зайчиком, а член опять начал задирать головку.
Не надо бы его трогать. Хотя…
Они все этого ждут: Люси, Шеннон, японские девушки… Им хочется мужика… Только не меня! А почему? Вот дурочки! Ну ничего, в воображении я могу их заставить, они ножки разведут как миленькие… Тьфу, пакость, грех! Нельзя так думать! Шеннон моя коллега, хорошая подруга. Люси – милая скромная девушка. Маффи вообще электронная картинка. Японские тетки – актрисы, играют роли. Режиссер, наверное, обеих дерет… Тьфу, прочь!
Кибби вскочил, прошлепал к шкафу и достал один из галстуков. Вернувшись в кровать, туго примотал правую руку к деревянной спинке. Затем лег на спину, выпростал левую руку из-под одеяла и начал жарко молиться.
На следующее утро, сидя за рабочим столом, Кибби растирал красное раздражение на запястье и мысленно ругал себя за глупость.
Перетянул! Вот идиот… Кровообращение нарушил. Мог и руки лишиться.
В офисе появился Дэнни Скиннер, спустившись с промежуточного этажа. Согласно своим новым обязанностям, он должен был составлять график летних инспекций. Память не сохранила точного числа выпитых вчера кружек, но зеленое лицо Кибби свидетельствовало, что число это было двузначным.
– Ну что, Брай? Через две недели в отпуск?– спросил он весело.
– Угу,– буркнул Кибби, сдерживая зевоту.
– Куда собираешься? В экзотические места?
– Пока не решил,– пробормотал Кибби.
На самом деле он уже знал, что поедет на очередной конвент «Стар-Трека», на сей раз в Бирмингем, однако не собирался информировать об этом коллег, в особенности Скиннера. И так уже в шута превратился, думал он, дрожащей рукой поднося к губам бутылку с минеральной водой. Ян почему-то не звонил, даже не отвечал на текстовые сообщения. Они уже сто лет не виделись, с той злополучной поездки в Ньюкасл. Кибби надеялся, что встретит его в Бирмингеме, что они помирятся и возобновят увядшую дружбу, и все станет как раньше…
Но это в будущем. А сейчас – он чувствовал себя ужасно. Коварная суть его болезни заключалась в том, что короткие всплески надежды неизбежно сменялись черными провалами утренней депрессии.
Врачи отправили его на очередной круг анализов. Все та же песня: подозрения на таинственную врожденную болезнь, на психосоматическое расстройство или на неизвестный вирус. Скрытый алкоголизм также продолжал мелькать в списке потенциальных причин, хотя Кибби, ясное дело, противился этим обвинениям. Он вообще был уверен, что медицина перед его недугом спасовала.
День и ночь копаясь в интернете, он пытался найти намек на природу странного заболевания: ходил по сайтам, связанным с альтернативными способами лечения, заглянул даже на парочку ресурсов, посвященных изгнанию бесов и столкновениям с инопланетянами. Вот и сейчас, сгорбившись за компьютером, он украдкой рыскал по сети – с прыгающим сердцем, с пляшущими руками,– как вдруг над ухом грянул голос Скиннера:
– ЛЕТОМ ОПЯТЬ НА ИБИЦУ. УХ, ОТТЯНУСЬ!
Кибби испуганно обернулся: злодей стоял у него за спиной, угрожающе сверкая глазами. Торопливо убив браузер, Кибби открыл файл с отчетом.
Однажды, штудируя микрофильмы со старыми газетами, он наткнулся на интересную заметку. Речь шла о женщине по имени Мэри Маклинток, что жила в прогнившем трейлере на задворках Транента в компании семнадцати кошек, пока ее силой не переселили в дом для бедных. Мэри называла себя белой колдуньей и, судя по слухам, специализировалась на снятии всякого рода проклятий. Кибби ухватился за соломинку и через друзей Шеннон, работавших в редакции «Скотсмэна», раздобыл ее телефон.
После работы он пошел на площадь Сент-Эндрюс, дождался восточно-шотландского автобуса и отправился в Транент. Муниципальный квартал для бедных удалось найти без труда. Мэри Маклинток оказалась чудовищной толстухой, однако глаза ее искрились и прыгали, словно пытаясь убежать от ленивой рыхлой туши, к которой их по ошибке прикрепили. Колдунья была укутана в великое множество тряпок и платков – и несмотря на это, дрожала от озноба, хотя в комнате было так жарко, что Кибби продолжал потеть даже после того, как снял куртку.
Усадив гостя, Мэри внимательно выслушала его рассказ.
– Похоже, на тебя навели порчу,– сказала она озабоченно. Кибби хотел уже презрительно фыркнуть, да вовремя спохватился. В конце концов, других объяснений у него не было.
– Но как? Каким образом? Такая глупость…
– Глупость?!– Колдунья вздернула подбородок.– Тогда зачем пришел? Зачем сидишь и слушаешь?
– Ну… я вам заплачу, если хотите,– пролепетал Кибби.
– Ха, еще бы!– Мэри гневно сверкнула глазами.– Конечно, заплатишь! Причем не деньгами.– Ее рот изогнулся в похотливой ухмылке.– Деньги, сынок, в моем возрасте уже не нужны.
Кибби содрогнулся: ему тоже стало холодно.
– А чем же… э-э… Я не понимаю…
– Говоришь, худенький был, пока не заболел?
– Да…
– Вот видишь, «да»! Ребра да елда.
– Что…– Кибби вцепился в подлокотники кресла.
– Член, говорю, у тебя сладкий. Это как пить дать. Сладкий, толстый… Вот им-то мне и заплатишь. По самые шарики,– сказала Мэри спокойно.– И тогда я тебя реально проконсультирую.
Кибби судорожно встал и покосился на дверь.
– Извините… э-э… я, кажется… э-э… ошибся адресом. Явная… э-э… ошибка.
Он развернулся и стремглав выскочил из квартиры. Сбегая по ступенькам, он слышал за спиной ведьмин крик:
– Э! Да ты, я погляжу, хитрый развратник!
Кибби выбежал из подъезда и со всей прытью, на какую был способен, поспешил прочь из пропитанного дождем Транента.
Сумасшедшая! От старости выжила из ума!
На остановке собралась толпа. Он втиснулся под козырек. Снаружи щедро гулял проливной дождь. Подкатил переполненный автобус, однако Кибби был слишком изможден и взволнован, чтобы участвовать в штурме дверей. Выдвинувшись под хлещущие струи, он поймал такси, на котором в конце концов догнал опустевший автобус, пересел на него и вернулся в Эдинбург.
Придя домой, он заварил себе чаю и погрузился в мучительное молчание, таращась в телевизор и слушая мерную болтовню матери. Ему было тошно, страшно и душно. В голове пульсировала боль, источник которой мотался от виска к виску, так что спирало дыхание. Нервы гудели, как расстроенные рояльные струны. Следовало пойти наверх, поиграть в «Харвест Мун»… Но это было чревато опасностями.
Маффи… Так хочется ей засадить! Аж скулы сводит… Нет, нет!.. По крайней мере она виртуальная, не то что Люси… Да еще эта ужасная старуха… Нечестно, нечестно… Нет, нет! Ну пожалуйста…
Посидеть бы просто, посмотреть телевизор… Тихо, спокойно… Такая малость! И почему она не заткнется? Трещит и трещит…
Джойс действительно трещала как сорока: пустопорожние слова сверлили воспаленный мозг, умножая страдания и без того измученного Кибби.
–…поискала. Кэролайн на день рождения. Может, несколько подарочных купонов в музыкальный магазин? А еще свитерок милый видела, ей бы очень подошел. Жаль, она не любит, когда я ей покупаю одежду. Попробуй уговори! Такая принцесса: только сама… Ну а ты как считаешь, Брайан?
– Угу…
– Может, лучше не в музыкальный, а в книжный? У нее и так уже столько дисков… А книги пригодились бы в учебе. Твой отец очень любил книги… Как ты думаешь, Брайан? Книжный или музыкальный? Нет, правда, скажи!
– Да мне все равно!– взорвался Кибби.– Ну в самом деле! Дай спокойно телевизор посмотреть!
Джойс отшатнулась, глядя на сына жалобно, как щенок в зоомагазине. У Кибби дрогнуло сердце.
Наступившую тишину взорвал оглушительный звонок, от которого Кибби едва не выпрыгнул из кожи. Джойс тоже вздрогнула – и поспешила отпирать, радуясь нежданной помехе. Вернулась она в сопровождении фигуры, одетой в меховую куртку поверх толстого свитера. Это был Ян.
Пришел поговорить о Бирмингеме.
– Ну ладно, мальчики,– сказала Джойс,– я ненадолго уйду, проведаю Элсбет. Посмотрю на их ребеночка. А вы тут пообщайтесь.
– Ага, отлично!– Кибби бросил на мать извиняющийся взгляд. Ему было стыдно за свою несдержанность.– И знаешь, мам… я думаю, подарочные купоны в книжный магазин – это верная мысль.
– Правильно, сынок!– Джойс просияла. Мальчик просто болен, нервничает. А она и вправду разболталась. Хорошо, что пришел Ян: хоть какое-то развлечение.
Брайан и Ян глядели друг на друга – молча, напряженно. Хлопнула дверь гостиной, щелкнул замок входной двери.
– Знаешь…– начал Кибби.
Ян махнул на него рукой:
– Подожди, помолчи. Просто послушай меня…Я тебе должен что-то сказать.
Его лицо было столь серьезным и взволнованным, что Кибби в ответ лишь кивнул.
– Понимаешь, жить в нашем городе, в нашей стране… Для таких, как мы, это нелегко.
Кибби вспомнил тягучие школьные годы: одиночество, издевательства одноклассников, неудачные попытки влиться в коллектив… Друг говорил правду.
– Иногда бывает тяжело признаться самому себе,– продолжал Ян.– Но когда я тебя увидел – на конвенте, с этим гадким дядькой… А наутро ты был весь измятый, избитый…
Кибби хотел заговорить, однако слова застряли в пересохшем горле.
–…я подумал: зачем Брайан связался с таким подонком? С грязным, грубым животным, не способным на нежность и уважение…
– Я же…– У Кибби заплясали зубы, спина покрылась гусиной кожей.
–…когда рядом есть человек, который ему близок, который его любит, который всегда готов…– Ян подался вперед.– Да, Брайан! Я очень много думал, мучился… Я тебя люблю, Брайан!.. Ну вот: решился и сказал.– Ян усмехнулся, посмотрел в потолок.– Небеса не разверзлись, гром не грянул. Я тебя давно люблю, Брайан. Просто не догадывался, что ты такой же, как я. Ты ведь девчонками интересовался, разными там Люси… Боже! Каждый раз, как ты упоминал эту сучку, у меня гвоздь в сердце поворачивался! Вовсе незачем было так притворяться, вести двойную жизнь…
– Нет! Подожди! Ты не прав!– пискнул Кибби.– Я был…
– Хватит, Брайан. Довольно лжи, довольно жалких масок! Столько лет тупые мужланы вроде Макгриллена дразнили нас пидорами и гомиками, а мы безропотно терпели! Но теперь – что они могут нам сделать? Что они могут сказать, чего мы еще не слышали? Мы взрослые люди, Брайан! Снимем квартиру на двоих…
– Нет!– вскричал Кибби.
– Думаешь, я боюсь заразиться? Ерунда! Я понимаю, ты болен. Ну что ж, буду за тобой ухаживать…
– Да ты с ума сошел! Я не голубой! Не голубой!
Ян обратил ладони вверх и пожал плечами. Его кадык раздулся; казалось, что наружу вот-вот вырвется сидящий внутри паразит.
– Типичный случай бегства от реальности! Что ж, понимаю. Твоя мать религиозная женщина, а христианство порицает гомосексуализм. Но в Библии, ты знаешь, содержится масса свидетельств…
Единственное, что Кибби оставалось,– это посмотреть возбужденному другу в глаза и ровным тоном произнести:
– Пойми, я не хочу с тобой жить. Не хочу быть твоим любовником.
Ян почувствовал, как ветер покидает его паруса. Секунду он сидел понурясь, не зная, что сказать. Затем поднял голову и опалил Кибби испепеляющим взглядом.
– Значит, я тебе не нравлюсь? Ха! Да кто ты такой! Это ты говоришь мне?– Ян упруго вскочил и указал на зеркало.– Ты почаще вот сюда заглядывай, овца толстожопая! Не забывай, в кого ты превратился. Я хотел тебе одолжение сделать, понял?!. Провожать не надо!– Он развернулся на каблуках и рванул к выходу. Потрясенный Кибби услышал, как хлопнула сначала одна дверь, а потом вторая.
Шеннон собрала волосы в пучок: вид у нее строгий, но симпатичный. Я спрашиваю, не хочет ли она выпить после работы. Она отвечает что должна закончить отчет, и предлагает встретиться в половине шестого в «Кафе-Рояль». Я уже решил: сегодня скажу ей, что считаю своим отцом американского повара из Калифорнии.
Появляется Шеннон только в шесть. Вместо того чтобы сесть рядом со мной, она располагается напротив. И даже попытки не делает снять куртку.
– Что будешь пить?– спрашиваю я нервно.
– Ничего. Я сейчас ухожу. Одна. Между нами все кончено, Дэнни.
Она говорит отстраненным, бесцветным тоном, каким пользуются все женщины, бросающие своих мужчин. Я уже начинаю к нему привыкать.
Глубокомысленно кивая в ответ, чувствую в желудке жгучую желчь отторжения, словно выпил дешевого некачественного виски.
– Наша связь сослужила свою службу,– продолжает она.– По крайней мере для меня. Да и для тебя, подозреваю, тоже. Пора жить дальше.
Волна эмоций наполняет меня, перехлестывает через край. Шеннон, конечно, права. Но мне сейчас нужен… кто-нибудь! Почему девушки бывают так сногсшибательно красивы именно в тот момент, когда посылают нас на фиг? Мои глаза увлажняются.
– Все правильно,– говорю я, накрывая ее руку своей и слегка сжимая.– Ты замечательная девушка, Шеннон. И очень хороший человек. Я таких мало встречал.– В моем голосе дрожит неподдельная искренность.– Просто момент неудачный для нас… Я понимаю, эти слова давно превратились в клише; люди, расставаясь, произносят их на автомате – и тем не менее: давай останемся друзьями! Настоящими друзьями. Я бы очень этого хотел.
– Ну разумеется!– В глазах у нее слезы, в голосе – легкое разочарование, причина которого понятна. Готовясь к последнему разговору, женщины всегда настраиваются на жестокость, входят в образ неумолимого вышибалы, репетируют решительные реплики, и собеседник им, в общем, не нужен; само его присутствие, пусть даже безмолвное, лишь разрушает созданный в воображении идеал.
Она вытирает глаза, встает, целует меня в щеку.
– Точно не хочешь выпить?– спрашиваю я с ноткой отчаяния: очень хочется рассказать кому-нибудь про американского повара.
– Не могу, Дэнни,– отвечает она с грустью. И сочувственно качает головой.– Увидимся завтра на работе. Пока!
Она направляется к выходу, цокая каблучками по мраморной плитке.
Прежде чем заказать очередную кружку, я должен зайти к матери. Расспросить ее о поварах, с которыми она работала, упомянуть некоторые имена, посмотреть на ее реакцию. Я отставляю недопитое пиво, выхожу на Литский подъем и сажусь на шестнадцатый автобус: идти пешком мимо призывно распахнутых баров слишком мучительно.