Всегда плохим образом
Первая нить серого на восточном горизонте была серебряной лентой под тяжелой дверью чернил. Она ускорила Хлороса, и пригород внизу тянулся как черное масло на влажной тарелке. Всадница склонилась, шлем с шипами кивал, плечи в броне дрожали от усилий. Дверь ее Дисциплины закрывалась, и она не могла это остановить.
Прилив мертвых, что обрамлял ее в темном небе, был как пена на морских волнах. Они поднимались дымом из могил и ям в тени Хлороса и Всадницы, реки дыма присоединялись к ним. Они ехали на том, что отдаленно напоминало лошадей, или бежали по воздуху, духи были целыми, как при жизни, или ужасно обезображенными, как было в смерти. Утопленники, убитые, потерянные, умершие от голода бежали за Хлоросом.
Потому Эндор опасались. Кто доверял бы мужчине или женщине, собравшей такую толпу? Или Главному, что мог вызвать Хлороса?
Бледная Лошадь бросилась вниз. Серебряная лента на востоке стала серой бахромой. Она прогоняла реки мертвых, касалась сшитой плоти лошади. Броня пыталась защитить волшебную кожу.
«Не важно. Конец близко».
И сознание вернулось Всаднице. Она мгновение колебалась, дрожа, на пороге, безымянная и нерешительная. Казалось, она ехала вечность, следовала за следами предательства на крыльях грифона. Он знал, что она преследовала? Возможно, она была такой громкой, что было слышно в нескольких графствах от нее.
Между ударами сердца она миновала дверь, память была чашкой, которую нужно было наполнить. Даже разум волшебника не мог терпеть такое. Лучше забыть поскорее.
Белый меч появился на восточном горизонте. Серый свет усиливался, шумел волны. Хлорос, понимая ее человеческие нужды, ускорился. Он был изящным даже в отчаянной гонке, броня, плоть, кости и металл становились чистым эфиром. Он взорвался красками, бледными частичками света.
Волна настигла Всадницу, мертвые руки превращались в пар.
Она падала.
Свет солнца. Теплый, как масло, на ее щеках, гладил ее чувствительные глаза за веками. Она лежала на холодной влажности, кусочки впивались в спину, волосы и юбки. Она не осмеливалась открыть глаза, лежала пару мгновений, пыталась уловить все вокруг себя.
Утренняя прохлада, соль моря вдали, металлический привкус реки ближе. Солнечный свет падал узорами, она была под листьями. Слабый ветерок шуршал ими. Что это за звук? Не волны, не грохот земли. Это не топот копыт Хлороса, точно не ее голос.
Крики. Щелканье острых клювов, яростный и высокий голос. Влажная и твердая земля под ней содрогнулась.
«Что?».
Ощущения вернулись. Каждая частичка тела болела. Открытие двери Дисциплины никогда не было легким. Те, чья воля была слаба, могли пострадать, Дисциплина истощала тело и разум. Эмма Бэннон села, быстро моргая, и увидела лохмотья платья, корсет чудом уцелел. Темные кудри выбились, утренняя роса покрывала ее. Слева поднимался каменистый холм, покрытый лозами. С вершины холма доносился этот шум.
Она встала, шатаясь, вырвалась из веток. Ее колени дрожали, она тихо проклинала их. Они заработали, но с трудом. Ее кольца сверкали, Прилив был, пока она лежала без сознания, и в ней был весь заряд волшебной силы. Он жалил, как солнце на уже покрасневшей коже.
Она осмотрела себя. Эмма была целой. Черный камень на горле был ледяным, кольца на онемевших пальцах искрились символами, серьги покачивались у шеи, задевая кожу в росе. Если она не заболела от того, что лежала долго на холодной земле, это будет чудом.
«Там Левеллин, - она встряхнулась и пошла к холму. Тропы не было видно. – О, всегда все плохо. Где я? Бог знает где с безумным Главным наверху и судьбой Британии на кону, и даже тропки поблизости нет».
- Чертов ад, - пробормотала она, другие слова, что были уместнее, тоже срывались с языка, она развернулась по кругу. Звон и вопли над ней усилились.
«Что ж, ничего не поделаешь».
Она добралась среди кустов до холма, ее ладони прижались к грубому камню за мхом и лозами, и она начала взбираться.
Глава тридцать пятая
Не трогать контакты
Зигмунд выругался, ударил по лягушачьей голове мехи гаечным ключом. Звон эхом наполнил пещерку. Сияющие камни тускнели.
- Вот. Попробуй.
«Да? Бить ключом? Зигмунд, я разочарован», - Клэр, пристегнутый к груди мехи, вздохнул и встряхнулся. Каждый раз, когда Зиг что-то бил, он боялся, что череп треснет и у него, и он обмякнет в ремнях мехи.
Он сжал кулаки на рукоятях, повернул запястья, чтобы металл соприкасался с его кожей.
- Думаю, сработа…
Золотое сияние вырвалось из круга на его груди. Маленький логический двигатель заработал, и Клэр был так удивлен, что его меха чуть не упала. Загудели конденсаторы. Концентрация Клэра сузилась. Уравнения побежали в его разуме, посылая покалывания по рукам.
«Ха!».
Он решал уравнения. Теперь это было детской игрой, он мог управлять мехой. Он сделал два шага, и машина слушалась, а не боролась, одна невозможность следовала за другой.
В пещере раздавалось гудение. Золотые диски, висящие на грудях обмякших меха, засияли бело-голубым.
«Ага! Расхождение. Потому они отвечали. В них, наверное, были встроены датчики избыточности. Их должно быть несколько, и, если рядом нет большого двигателя, они слушаются моего. Это хорошо».
- Клэр? – Валентинелли звучал нервно.
- Все хорошо, – отозвался он. Слова звучали внутри, но он направил звук повторяющим уравнением. Он легко овладел этим трюком. – Залезай в меху, но не трогай контакты!
Ответ Валентинелли был неповторимым, и Клэр рассмеялся. Обжигающая радость логики пронзала его сиянием.
- Внутрь! – завопил он, механический гомункул топал. – В Лондиний! Но не трогай контакты!
Бег на железных ногах и с пылающим шаром логики на месте сердца было быстрее, чем ехать в экипаже, чем ехать на паровозе. Дым поднимался в небо колонной, и металлические ноги неустанно несли его вперед.
Это была радость.
Зигмунд весело вопил почти весь путь, опьяненный скоростью. Лицо Валентинелли было поразительно бледным, он дергался на ремнях, как дикарь. Убийца отчаянно старался ничего не касаться, не только контактов.
Клэр радовался ветру на лице, логике в костях, и он рассмеялся снова.
Они были в половине мили от Лондиния, когда двигаться стало сложно. Уравнения путались, рычали друг на друга, пот выступил на лбу Клэра, воздух вдруг стал тяжелым.
«Ну уж нет».
Воля с силой давила на них, поддерживаемая большим логическим двигателем, где ядро было сильнее, чем крохотное на груди Клэра. Но эта сила была неловкой, создавала столько помех, что было относительно просто отразить силу атаки.
Он не знал, отвечала ли меха, которой он управлял, на беззвучный зов крупного логического двигателя, когда была пробуждена. Казалось, что нет, пока ментат, управлявший пауком не разгадал их ходы.
Клэр надеялся, что он и не сможет.
Теперь другой ментат знал, что он здесь. Внимание Клэра было занято, его вереница мех замедлилась. Зиг понял, что что-то не так.
«Перенеси это, сбрось, свяжи вместе. Пусть ошибка повторяется, ага! Вот так, сэр!».
Для Клэра этот бой был схож с игрой в шахматы, но досок была дюжина, каждая из них была в пяти измерениях, и у игроков было столько фигур, сколько он мог поддерживать, не превращая мозг в пюре.
К сожалению, времени на сравнения или объяснение не было. Он толкал дюжину меха вперед, двигал по земле, и металл гремел, он склонился, натягивая ремни напряженным телом. Детали скрипели, фонтаны искр выливались на Кентскую дорогу.
Мерцающие вуали уравнений крутились, расступились, мир пересекал поля силы и реакции. На миг перед ним раскрылся весь город, пересечения и тупики, и он увидел атаку другого ментата.
Парк Святого Джеймса был усеян дымящимися трупами меха. Но бесконечная череда их двигалась на север к дворцу. Отряды были у Уайтхолл и Тауэра, и Клэру нужно было решить, куда ударить.
«Спаси Виктрис. Остальное не важно».
Словно мисс Бэннон шепнула ему на ухо. Кулон на его груди был ни холодным, ни горячим, конечно, поле логического двигателя мешало ему. Но даже после этого Клэру показалось, что Природа говорила сквозь время и пространство, передавая ему именно то, что сказала бы Эмма Бэннон. Может, это была его дедукция.
Он так не думал.
Решение уже было принято. Он быстро провел вычисления, передал несколько приказов логическим двигателям и поддержке, сияющим прусским конденсаторам, их путь теперь был исправлен, они старались избегать прохожих и повозки, насколько это возможно, а не несли его и его товарищей по прямой, как пешек. Дорога Гринвитч, но подальше от Варка, а потом дорога Святого Георгуса, мост Вестминстер мог быть под атакой, но он нападет на нарушителей там, где они меньше всего ждут. Если он проберется через мост, то будет бой за Уайтхолл, пересечение парка и дворец.
- Британия! – завопил он, меха заскрипели в ответ какофонией. - Бог и Ее величество! – и меха бросились вперед, а другой ментат слился с ядром разумом так, что уже не напоминал человека, и он понял, что насекомое, что зудело на юго-восточном краю Лондиния, не раздавлено, а собирается напасть снова.
- Пушки! – закричал Клэр, но Валентинелли уже, к радости Клэра, решил, что лучше так поступить. Крик затерялся в грохоте. Металл скрипел, стонал, пушки выстреливали жаркой энергией, что трещала в воздухе, но это не помогало. Валентинелли порвал ремни на контактах своей меха, как и Зигмунд где-то в пути по Лондинию. Риск того, что диски в кожаных шлемах коснуться их кожи и устроят фатальную отдачу, был очень высок.
Особенно, когда меха дергались при выстреле. У Клэра осталось восемь из двенадцати, четыре осталось на Вестминстре – один был сломан, еще трое поддерживали стражей в алой форме в саже и дырах, их послали удерживать мост. Они сорвали шлемы контактов и захватили контроль над меха.
Мост был усеян телами и дымящимися обломками меха, у некоторых еще сияли целые золотые ядра. Многие тела были волшебниками, ведьмами и их Щитами, чары не работали, и они погибали.
Парк был выжжен и в металле, деревья лишились листьев, озеро кипело в дырах от выстрелов пушек. Клэр замер, и его товарищи-меха тоже.
«Погодите. Они нападают на Букингем, а не Сэнт-Джеймс. Наверное, там королева».
Это место было лучше защищено, но это меня его планы. Не было времени объяснять, Клэр повел мех вперед, забрав управление у товарищей. Земля гремела от их ног, отлетали куски земли и металла. Дым вызывал слезы в глазах, но это было пустяком. Другой ментат за сильным логическим двигателем, перестал отбиваться от Клэра, как от мухи. Вместо этого меха бежали вместе, как металлические острые капли по окну. Клэр ощущал их, нарыв под кожей Лондиния. Город дрожал, как пациент в руках врача.
Количество подавит то, что не могла разбить логика. Разум другого ментата был смазанной вспышкой живого света, больной и слишком большой, разбухшей среди сияющих двигателей.
Грязь затягивала ноги, парк боролся. Дворец держался, разбитые окна зияли, кусочки стен обваливались, а пушка большой мехи в виде паука была готова стрелять. Вой напоминал призраков, мозги в сосудах на пауке бурлили, пытались сбежать, их крики были обреченным хором, другой ментат беспощадно использовал их для усиления.
- ВПЕРЕД! – проревел Клэр, отпуская мехи Зига и Валентинелли. Он не хотел тащить их в бой, ему хватало силы с оставшимися пятью меха так близко к большому ядру и двигателю, пылающему в брюхе паука. Конденсаторы сияли, восемь лап топало по очереди, больше существо напряглось, пушка засияла. Другой – так Клэр окрестил ментата-противника – заметил опасность на секунду позже, и пять меха Клэра бросились на огненное брюшко большого паука. Металл рвался, скрипя. Прусские конденсаторы разбивались, перегруженные ядра выли, и Другой бросил в Клэра вспышку чистой логики.
Глава тридцать шестая
Пробуждение
Дело было не в слабости в конечностях Эммы. Земля дрожала, как поверхность пудинга, когда тарелка дрожала. Это тревожило, но не так, как звуки сверху.
Щелкали острые клювы, крик грифонов мог ломать метали и кости, хрипло вопил мужчина и произносились заклинания, и это терзало ее уши и прочие ощущения. Заклинание было сложным, многослойным, Работу эту готовили месяцами, если не годами. Слоги почти насвистывались, странно цокали, словно язык волшебника был языком сухого пламени и медленного солнца.
«Чары пробуждения, конечно, - она мрачно поднималась, сапоги скользили по камням в росе, лозы рвались под ладонями. Она поняла, что нужно сильнее отталкиваться ногами, тихо проклиная ткань юбок. Простые чары не давали коже на руках рваться, но руки дрожали от усталости, пальцы сводило, шея пылала от боли. – Дракон. Скорее, Эмма».
Она удивилась, когда добралась до вершины почти вертикального склона. Она втащила себя, словно на стену сада во времена учебы в Коллегии, и легла во весь рост, тяжело дыша мгновение, защищенная листьями кустов.
Тени проносились над головой, взмахивая крыльями. Они моргнула, солнце вызывало слезы на незащищенных глазах. Силуэты были большими, изящными, подвижными в воздухе, пылали камнями.
«Грифоны. Один, два, небеса, шесть, семь… У Грейсона не было столько!».
Не важно. Она перевернулась на бок, отодвинула ветви. Если спешить туда, толку не будет. Заклинание поднималось среди их шума, ломаный ритм сшивал звуки, и Эмма сморгнула воду с глаз и попыталась понять, что увидела.
Повозка грифонов лорда Грейсона лежала разбитой рядом с древней разрушенной башней, покрытой мхом. Холм дрожал, башня двигалась, словно цемент был подвижным. Молочный купол волшебной энергии мерцал вокруг смутной фигуры, чья поза сразу узнавалась: Левеллин Гвинфуд, граф Селвита, его светлые волосы трещали от волшебной энергии, ладони взлетали в длинных пассах, как и требовало выученное заклинание. Приготовление такой Работы требовало движений, что напоминали, как пропевать его дальше.
Она узнала и башню.
«Динас Эмрис. Вот, где я. Хорошо».
Пять оставшихся Щитов Главного рассеялись широким полукругом, защищаясь от злых грифонов. Трое грифонов – два рыжевато-коричневых и один черный – были с кусочками кожи и дерева, они тянули разбитую повозку мертвого канцлера, которая мешала им взлететь. Оставшиеся четыре львоптицы были чуть меньше, их оперение было не таким блестящим. Дикие, как она поняла с потрясением.
«Грифоны верны Британии. Они поняли его цель. Это удача».
Два тела – массы меха и перьев в крови – лежали на камнях. Щиты смогли убить двух львоптиц, может, черный был потерян в аварии колесницы.
Эмма заставила себя замереть. Она глубоко вдохнула, слушая заклинание, судя о структуре волшебного купола, защищающего Левеллина. Поверхность холма мерцала, и ей было бы плохо, если бы она подумала об этом, так что отогнала эти мысли и сосредоточилась.
«Ты одна, грифоны убьют тебя, как и Ллева, у них силен голод к плоти магов, они злы. И там Щиты, конечно, я буду для них угрозой. То, что они заняты, не значит, что они не смогут потратить на мое убийство минутку».
Ее пальцы задумчиво щипали юбки. Они нащупали что-то твердое, и из кармана она вытащила тупой нож Людовико. Микал нашел для него кожаные ножны, и она убрала его, подозревая, что не на ней неаполитанец нашел бы его. Она не могла недооценивать его, и она надеялась, что ей и не придется.
«Уже сентиментальна. Ах», - камень на горле стал холоднее, лед сковал шею, и ее пальцы болели, словно она ходила по улице в зимний день.
Она вытащила нож с черным лезвием из ножен, сунула их в карман на юбке и задрала левый изорванный рукав. Она приготовилась, сжала кулак и провела лезвием по предплечью.
Кровь потекла яркой линией. Она зашипела сквозь сжатые губы. Нож голодно дрожал, тупое лезвие пило волшебную силу и энергию пролитой крови. Земля под ней выгнулась, волна плавного движения отцепилась от шпиля башни. Камень рушился, и ее чуть не сбросило с края холма. Эмма дернулась, грохот ее падения в кусты затерялся среди какофонии. Заклинание разворачивалось, становясь чем-то схожим с низким и протяжным шипением Черной Мехитабель, грифоны удвоили усилия. Один из Щитов – тонких блондин – отвлекся на ее внезапное появление, один из грифонов повозки стал мутным пятном, бросившись вперед, клюв и когти атаковали. Плоть человека рвалась под железными когтями как бумага.
Эмма бежала, каждый шаг пронзал ноги болью, и ударяя по телу, доставая до шеи. Нож был опущен низко, голодно голося. Она бросилась в место, освобожденное Щитом, и тень пролетела над ней, дикий грифон нападал.
Она покатилась. Острые когти задели ее спутанные волосы, отрезая пару темных прядей. Она выплюнула Слово, волшебство ударило змеей, грифон закричал и отлетел со вспышкой крови в ясное небо. Она вскочила на ноги в броске, ее мышцы вспомнили уроки танцев в Коллегии, мерцающий купол вокруг Левеллина напрягся, готовясь к волшебному удару. Щиты кричали, другой Главный ревел заклинание, оглушая, добавляя шума к общему скрежету. Башня шевелилась, и ей не казалось, что поместье двигалось, как вода, меняясь, когда один огромный коготь дрогнул.
«Вортиген – Великий дракон, Бесцветный, – шептала «Principia», - и остров на его спине. Когда он проснется, половина острова обвалится, остальное станет дымящейся пустошью. Когда Вортиген поднимется, Британия умрет».
Но этого не будет, пока Эмма Бэннон еще дышит.
Она опустилась на колени, обрывки юбок рассыпались по неровным камням. Грифоны вопили, и один из Щитов выругался, хотя слово ее ни капли не удивило. Ее левая рука взметнулась, и яркий слабый заряд магии врезался в купол. Но это было лишь отвлечение. Щит неподалеку бросился в ее сторону, его широкая ладонь тянулась к ее левому запястью, но ему нужно было переживать из-за правой руки. Движение шло от бедра, как ее учил Джордиан.
Даже мертвыми ее бывшие Щиты хорошо ей служили. Воспоминание о терпении Джордиана было уколом, оно угасло, и она поняла, как сильно по ним скучала.
Нож вспыхнул, кровавая магия на лезвии пронзила купол. Тот вспыхнул красным, а нож освободился из оков эфирной энергии и полетел, тупое лезвие поймало на себе луч солнца…
…и вонзилось по рукоять в спину Левеллина Гвинфуда.
Глава тридцать седьмая
Едва ли плохая компания
«Я тебя знаю», - понял Клэр, его меха приземлилась с сотрясающим грохотом. Паук скрипел, одна из больших лап извернулась и висела на металлической полоске. Эта полоска была большой, но огромная меха склонилась, потеряв равновесие. Две мехи из поддержки Клэра терзали прусские конденсаторы на брюшке, стекло разбивалось, потоки энергии искрились.
Меха Зига пригнулась на ступенях дворца внизу, пушка трещала, он старался удержать наплыв сгорбленных мех, которыми управлял Другой. От него зависела жизнь королевы и стражей королевы, в дыме и грязи за ним мелькало алое и синее. Стражи стреляли в стену металла. Среди них было много хороших стрелков, и баварец указывал им стрелять в золотые диски. С разбитым ядром меха дико дергалась, а потом умирала, разбивая окружающих товарищей, пока падала на землю грудой дрожащего металла.
Меха Валентинелли висела смесью металла и стекла с полоски, что удерживала почти отсеченную лапу. Он не видел, жив ли неаполитанец, но ситуация была опасной.
Арчибальд Клэр сам терпел невзгоды.
Паук дернулся, одна из мех Клэра полетела по изящной дуге и разбилась падающей звездой в парке, гейзер грязи взметнулся от удара.
«Это плохо».
Его меха была со сломанной пушкой, и обломки напоминали крючки. Он пытался забраться на лапу перед собой, добраться до места, где внутри паука должен был сидеть Другой, контакты прижимались к голове, борясь с холодной логикой Клэра. Если Клэр подберется ближе, будет шанс вырвать контроль над большим логическим двигателем у Другого. А им был Сесил Трокмортон, все еще не мертвый, и он заставлял мозги других ментатов слушаться его, он все еще был безумен.
Толпа мех не останавливалась, хотя Зиг и стражи отвержено бились. Их было слишком много, ядро Трокмортона было слишком большим.
Клэр напряг все мышцы, меха вокруг него хрипела и скрипела, уставшие детали отвечали.
«Что я задумал? Это безумие. Это нелогично. Это самоубийство».
Не важно.
Клэр прыгнул, меха прыгнула с ним. Обломки металла ударяли по лапе паука, он бил руками, чтобы взобраться. Детали скрипели и впивались, ядро на груди яростно пылало, куски мехи падали серебряным дождем. Машины не уставали, но Клэр мог поклясться, что металлический экзоскелет устал. Куски сыпались все сильнее, конденсаторы не справлялись, уравнения так быстро мелькали, что он напрягался, пытаясь решить их и отогнать Другого. Бой был обреченным, и когда ядро на груди Клэра разбилось, он упал, чудом не оказавшись пронзенным сталью и стеклом. Сила падения лишила его дыхания с протяжным воем, голова стукнулась о дорогу.
Нелогическое чудо, что он не рассек голову.
Шок сотряс его, руки и ноги свело. Ладони на нем потащили куда-то, дым от огня был едким, жалил горло, пока он пытался вдохнуть. Уравнения кружились в голове, танцевали, как существо над ним.
Он застыл, его тащили, а он смотрел, как механизм над ним раскачивается на тонких ногах. Одна нога задела крышу дворца, и камень разбился. Насекомое ползло по щитку, тонкая тень на сиянии механизма. Пыль глушила свет дня, но Клэр прищурился. Он, казалось, увидел…
- Назад! – прокричал знакомый голос, рев боя заставил бы гордиться тевтонского берсерка. Меха Зигмунда дымилась грудой, два стража с мрачными лицами – один из Дорсета, судя по носу – тащили Клэра. Он пытался шевелить ногами, но не мог. Они могли и отсутствовать, раз не слушались.
- Внутрь! – крикнул кто-то еще. – Они идут! ВПЕРЕД!
Этот голос тоже был знакомым, и Клэра несли в дверь замка как мешок картошки, а он пытался понять, что тут делал Микал.
Низкий вопль поднялся среди атакующих меха.
- Пруссы! – крикнул Микал, Зигмунд ругался на немецком. – Отступаем! Заприте двери! Двигайтесь, псы!
«Мисс Бэннон не просто так выражается, - веки Клэра трепетали. Зиг склонился над ним, что-то влажное и холодное задело лоб Клэра. Платок, пропитанный чем-то. – Пруссы. Наемники. Они уверены, что побеждают. Да, меха не так полезны во дворце. Некоторые в этом заговоре хотят, чтобы Виктрис схватили живой или доказали ее смерть. Меха не могут говорить о своих жертвах так, как люди».
- Ментат, - хрипло сказал Микал рядом с ним. – Почему я не удивлен. И… где убийца?
- Большой Спиннэ снаружи, - сказал Зигмунд, рот Клэра не открывался. – Мертвый, наверное. Wer weiss?
Теперь Клэр видел Щита. Лицо было серым, желтые глаза яростно сияли, мужчина выглядел плохо. Эли за ним говорил с капитаном стражи, часто поглядывая на укрепленную железом дверь.
- Долго не продержится, - мрачно сказал Микал. – Несите его. Ваше величество?
И, что было невозможно, королева Виктрис появилась в поле зрения, ее лицо было в пыли поместья и ужасно усталым. Безвременная тень в темном взгляде была Британией, правящий дух был отвлечен, несмотря на угрозу сосуду.
- Я должна добраться до Трона.
- Верно, - Микал не дрогнул от сильного удара по двери. Несколько стражей закрывали дверь всем, что можно было двигать, включая обломки камней. – Идемте. Эли!
- Что теперь? – другой Щит был мрачен. Половина его лица была в крови, но он хотя бы нашел обувь лучше. Он сиял яростным оживлением, не осталось ни капли сонливости, и Клэр ощутил, как оковы на легких ослабли.
Зиг перевернул его так, что мог сломать пару ребер. Клэр закашлялся, чуть не запачкал пыльные юбки королевы. Она не заметила, вышла с Эли из виду, и Микал взглянул на Клэра.
- Молодец, ментат. Один из стражей найдет вам оружие. Мы выступим перед Троном.
«О», - Клэр подавил тошноту.
- Да, - он закашлялся с силой, повернул голову. Его тошнило, а потом Зиг поднял его, и Клэр обнаружил, что ноги его несут. Они дрожали, но работали. – Так и будет. Бог и Ее величество. А мисс Бэннон?
- В другом месте, - Микал развернулся и пошел за королевой. Зиг похлопал его по спине, но уже не сильно.
- Арчи, - баварец тряхнул грязной лысеющей головой. – Ты безумен, друг. А мерзавцы заплатили.
Клэр закашлялся снова, прислоняясь к широкому плечу Зига.
- Да, Зигги. Точно.
«Если я должен умереть, то это едва ли плохая компания».
Кулон у его горла стал ледяным, и кожу вокруг него начало покалывать.
Глава тридцать восьмая
Работа жизни
Купол защитной магии разбился, острые дротики эфирной энергии пронзали дрожащий воздух. Эмма застыла, Левеллин пошатнулся, запнулся. Она хотела дотянуться до рукояти, выхватить его и ударить снова и снова, столько раз, сколько будет нужно, чтобы он замолк.
Она не успела.
За ней раздался протяжный вопль и влажный хруст. Пал еще один Щит. Она оглянулась через плечо, два оставшихся Щита были заняты грифонами. Птицы-львы нападали, дикие бросались опасными дугами. Их было слишком много, даже Щит калибра Микала не смог бы сдержать пернатую волну.
А грифоны не перестали бы нападать, пока не насытят голод.
Но Эмму тревожил Главный, рухнувший на колени перед башней. Алтарь – простой кусок камня – сиял перед ним тускло-красным эфиром, пошел трещинами. Он пытался продолжить заклятие, брешь в ноте открылась и стала бездной, сложные звенья отваливались.
Ее горло сжалось. На миг она пожалела его, Взглядом она видела собор заклинания, прекрасный и целый, а потом по нему пошли трещины, он начал искажаться, портя работу Главного.
Работа жизни. Как долго Левеллин планировал это?
Вопросы могли подождать. Она потянулась к ножу, но Главный выгнулся, его тело ударила магия, вышедшая из-под его контроля. Она обрушилась на него, его плоть дернулась, физическое тело не могло столько выдержать, мышцы и кровь расслаивались.
Смерть была неприятной. Так было с симулякром в сумасшедшем доме, когда от него остались лишь разбитые кости и куски кровавого мяса. Его глаза лопнули, волосы сожгло заклинание, отомстив ему. Нож вывалился, звякнул о камень. Эмма рефлекторно потянулась за ним, схватила пальцами скользкую рукоять. Что-то прокатилось еще, и ее свободная рука схватила это и спрятала в карман юбки.
«Ох, Ллев».
Башня со стуком вернулась к своему обычному облику. Она уже не была когтем рептилии, а стала просто грудой обломков поместья и мха, склонившись, словно от сильного ветра.
Тени кружили над головой, грифоны ныряли, триумфально крича, и Эмма отвернулась от тела на земле, от кипящей крови, ее ладонь закрыла лицо.
Земля перестала дрожать. Вортигерн, бесцветный дракон, Третий змей и праотец всех Безвременных детей, что еще не спали, погрузился в сон, остров на его спине натянулся зеленью и серым.
А Эмма Бэннон, Главная волшебница, плакала.
Тишина была такой же сильной, как какофония до этого, она подняла голову, вытирая щеки.
Многие грифоны питались павшими Щитами и трупами птиц-львов. От звуков разрывания и глотков не по себе было даже ей. Даже Клэру стало бы плохо от этого.
«Клэр», - она сглотнула, невидимые нити подрагивали. Лондиний был далеко. Она уехала на Хлоросе до Уэльса.
Один из грифонов приблизился. Он поглядывал на нее, зрачок с золотой радужкой отражал маленькое идеальное изображение уставшей волшебницы, вооруженной зубочисткой.
«Ох», - Эмма сглотнула.
Синий язык грифона мелькнул, когда он открыл клюв. Он был черным, оставшимся от тех, кто управлял повозкой, его блестящие перья на солнце отличали синим.
- Вортигерн, - свистнул он. – Вортигерн еще спит, волшебница.
«Для этого все и было, да? И теперь у меня есть другие дела», - рукоять была мокрой от крови и ее пота, пульсировала в ее сжатом кулаке.
- Да.
- Мы голодны, - щелкнул клюв.
- Пируйте мертвыми, - указала она. – И Вортигерн спит.
Другими словами: «Я оказала вам услугу, я верна Британии, как вы». Или проще: «Прошу, не ешьте меня».
Он рассмеялся. Он сжал когти, от него воняло кровью, это терзало нос Эммы. Кровь могла доводить зверей до безумия…
Невидимые нити, привязанные к кулону, снова дрогнули. Если так было здесь, то Клэр был в беде.
- Прости, - сказала она грифону, ее хватка на ноже стала крепче. Камень на горле был ледяным, это жалило, и она знала, что символ поднимается из его глубин, мерцает, принимая форму спутанных линий эфирной силы.
Зверь рассмеялся снова, его лапы шевелились, он готовился прыгнуть. Перья шуршали, его зрачки были темными, а золото радужки – ярким.
- И ты прости, волшебница. Но мы голодны.
Сила извивалась в ней. Она устала ментально и эмоционально от открытия Дисциплины. Ее волшебная Воля была сильной, да, но эфирная сила истощила ее физическое тело. Это замедлит ее в момент, когда скорость и сила требовались сильнее всего.
«Я не готова умирать», - она знала, что это не важно. Смерть все равно была здесь, плата за Хлороса. Смерть была неизбежной.
Ее пальцы сжались на рукояти ножа. Эмма Бэннон не собиралась тихо умирать.
Даже ради Виктрис.
Грифон бросился.
Глава тридцать девятая
Кто умрет следующим?
Внутренний двор дворца в пыли и обломках открылся перед ними. Входная дверь разбилась, прусские наемники в коричневой форме с белыми повязками выбежали, стреляя и приближаясь. Многие стражи пали, подарив Виктрис время убежать по коридорам. Оставалось пересечь двор и добраться до относительной безопасности тронного зала.
Хотя Клэр не понимал, как их защитит большой зал со стеклянной крышей. Он подозревал, что размышляет нечетко.
Клэр хромал, Зигмунд тащил его, большая тень меха-паука раскачивалась наверху. Рушился камень, за миг разбивались века строения и починки. Что-то было не так, паук пьяно раскачивался, стекло падало с него кинжалами.
Виктрис споткнулась. Микал и Эли несли ее, идя по бокам, и стражи окружали их. Выстрелы попадали по камням вокруг них, пруссы набирали высоту и стреляли из окон. Дверь тронного зала казалась ужасно далекой.
Они погрузились во тьму с пылью, грохот звучал во дворе. Огромная теплая рука схватила Клэра и бросила, он приземлился с хрустом и на миг потерял сознание. Он пришел в себя с туманом в голове, его несли Зиг и окровавленный страж с перевязанной головой и рукой, который двигался все равно удивительно быстро. Стекло трещало над головой, кулон на его груди полыхал жаром.
Крики. Смятение. Хриплый боевой клич Микала. Королева Виктрис визжала, нота расстройства и ужаса. Наемники повалили в боковые двери.
Клэр поднял голову. Он моргал в тумане. Огромный взрыв, и он понял, что был без сознания слишком долго. Они были окружены. Микал и Эли защищали королеву, ее юное лицо было бледным, на щеке был синяк, и темные волосы упали прядями.
«Мисс Бэннон растрепанной выглядит лучше», - подумал он, и нелогичность замечания потрясла его сильнее, чем сложность управления телом.
Зиг откуда-то взял пистолет. Он был мрачным и бледным, покрытым пылью и сажей, и уголки его рта были опущены. Грудь Клэра ранил укол сожаления. Он не должен был втягивать друга в это.
Они все умрут. Кроме, возможно, Виктрис, чье лицо за секунду постарело, откуда-то всплыла Британия, Ее внимание теперь уже было приковано к сосуду.
Больше битого стекла. Земля сильно дрожала, Клэр чуть не упал.
И они спустились.
Стекло падало ливнем. Древняя крыша тронного зала трещала и падала осколками, некоторые были размером с человека. Они чудом не попадали по стражам, Щитам и ментату с гением. Звук был оглушительным, скрежетали льды, словно сама земля сошла с ума и решила избавиться от людей.
Огромный черный грифон. Его глаза были дырами красного пламени. В его черепе сверху пылал огонь ослепительной звездой.
На его спине была потрепанная, изможденная и полуодетая мисс Бэннон. Ее платье было изорвано, волосы запутались с грязью, ветками, перьями и кровью. Она была в синяках, через крышу пробивались другие грифоны, пока мисс Бэннон слезала со спины зверя. Красный огонь угас, и мертвое существо упало на пол. Оно извивалось, пыль покрывала его перья, их блеск пропал.
Мертвый грифон обмяк. Мисс Бэннон склонилась и выдернула что-то из его головы.
Это был нож в красном. Она обернулась. Толпа пруссов отпрянула, перья на их шапках покачивались, пока она медленно и жутко скользила по ним взглядом.
- Грифоны, - прошептала Британия ртом королевы. Одно слово ужасало, было холодным и безвременным, как сама Темза, выражало власть и приказ.
Мисс Бэннон кивнула. Она не пошатнулась, ее спина была прямой, но что-то было не так, ее взгляд был ужасающе пустым. Клэр пытался понять, что не так.
Волшебница выглядела так… словно забыла саму себя.
- Кто умрет следующим? – прошептала она четко, слова падали в тишине, грифоны спускались, их когти впивались в обломки камней и дерева, царапали сталь. – Кто?
Первый прусс закричал.
И грифоны пировали. Но Клэр закрыл глаза, перестав думать. Голова внутри была чистой и подозрительно открытой. В этот раз он не хотел видеть.
Звуков хватало.
Глава сороковая
Ужасная нужда
Сосуд Британии остановилась в стороне.
- Эмма? – Виктрис вдруг зазвучала очень юно. Может, из-за пыли в воздухе. Или из-за звона в ушах Эммы.
Она подозревала, что скоро заплатит за это кровью.
Грифоны наступали. Они быстро разобрались с наемниками, и во дворе пахло металлом и стеклом, чего она не замечала, пока вела грифона с пробитым мозгом по воздуху. Похоже, Клэр и компания преодолели свои препятствия.
- Ваше величество, - она пошатнулась, и Микал тут же оказался рядом с ней. Его пальцы сомкнулись на ее руке, она прислонилась к этой поддержке, слишком уставшая, чтобы благодарить. Она ощущала только невероятную усталость. – Я убила одного из них, Британия. Можете наказать меня, как пожелаете. Но, пока вы не ушли, я хочу доложить, что граф Селливит мертв, и Вортигерн все еще спит. Ваши грифоны помогали остановить лорда Селлвита. Я плохо с ними обошлась.
Тело черного грифона – нож умело пронзил крохотное пространство на затылке – быстро гнило из-за стресса тканей, ведь она заставила его лететь в Лондиний, пока за ними гнались его товарищи.
Грифоны не смогут его съесть, и это было худшим, что могло ожидать кого-то из них.
Они не простят ее за это.
- Лорд Селвита, - лицо королевы было в синяках, но непоколебимым. Британия устроилась в сосуде и смотрела на Эмму яркими глазами, сияющей пылью над рекой древней силы. – Он хотел пробудить Вортгерна.
«Не уверена, что он один хотел это сделать. Я знаю, что он почти смог».
- Я поймала его в Динас Эмрис. А это, думаю, часть его семейной собственности, - она старалась держать себя в руках, слышала слабость в голосе. Эли появился с другой стороны, выглядел плохо. – Прошу прощения за метод возражения, но я должна была спешить.
«Где Клэр? – она посмотрела на Микала, а тот глядел на Британию, мышца дергалась на челюсти. – Не нравится, что я его не вижу. И где Людовико?» - нож в правой ладони дрожал, она не могла разжать пальцы.
Слово, чтобы украсть дыхание грифона, еще Слово, чтобы сломать железные оковы у его крыльев, и она вонзила нож в его мозг и произнесла третье Слово, самое жуткое и обжигающее, потратившее столько ее накопленной силы, что она чуть не потеряла сознание, держалась лишь одной мысли: «Лондиний. Найти королеву».
Мертвое тело слушалось Эндор в ней. Оно летело.
- Ясно. Мы сообщим о наказании позже, - медленно кивнул королева. – Мы не думаем, что оно будет слишком строгим.
- Богохульство! – взвыл один из грифонов. Они шуршали, приближаясь, и Микал рядом с Эммой напрягся. Она прижалась к нему сильнее, ноги не держали ее, и даже в тусклом свете зала в пыли ее глаза слезились. – Она ограбила мертвого!
«Я сделала куда больше. Они меня не простят, а память их долгая».
- Микал, - ее сердце трепетало, тело протестовало. – Микал.
Он склонил голову, не сводя взгляда с королевы.
- Эмма.
«Он убьет Британию, если посчитает ее угрозой для