Ганс Ф. К. Гюнтер
Пробуждение нордической идеи. Мировоззренческие основы нордической идеи
Злоупотребление расовой идеей и ее неправильное понимание. Обвинения в адрес нордической идеи
Нордическое движение и суть нордической идеи
Ценности» человеческих рас
Раса, смешение рас и цивилизация
Рекомендуется студентам исторических, педагогических и философских факультетов.
Нордическая идея это выражение мировоззрения, для которого возвышение человека является божественной заповедью.
Пробуждение нордической идеи. Мировоззренческие основы нордической идеи
Нордическая идея начала осознавать себя в 1853-55 годах, когда граф Артюр Гобино (1816-82) опубликовал свой «Очерк о неравенстве человеческих рас», труд, в котором впервые было указано на значение нордической расы в жизни народов, говорящих на индоевропейских языках. (Поскольку этот труд из-за его большого объема многие не читали, мы рекомендуем краткие изложения основных идей Гобино. На значение работ Гобино указывает Шеман в своей книге «Расовые труды Гобино», 1910.) Для расовой идеи, особенно для нордической идеи Гобино остается «великим предшественником» (Ойген Фишер).
Поэтому всегда нужно помнить о человеке, который практически спас имя и идеи Гобино от забвения и показал их значение. Людвиг Шеман (р. 1852 г.) имел право назвать часть своей автобиографии, вышедшей в 1925 г. «Поход за Гобино». В 1894 г. Шеман основал Общество Гобино и в 1919 г. подвел итоги его 25-летнего существования. В 1898-1901 годах на немецком языке вышел переведенный Шеманом главный труд Гобино, который оказал сильное влияние.
На переломе веков началось возрождение расовой идеи и осознание ее как нордической идеи, новой идеи, выходящей за рамки мира идей XIX века. Именно нордическая идея встретила упорное сопротивление всех идейных масс и массовых идей, задававших тон в XIX веке. Неравенство человеческих рас, на которое впервые указал в 1845 г. Густав Фридрих Клемм в своей книге «Распространение активной человеческой расы по земному шару» и которое потом доказал Гобино, было учением, совершенно противоположным духу XIX века. «Природное равенство» всех людей из книг Руссо перекочевало в «Декларацию прав человека» французской революции и в Декларацию независимости США и превратилось в неоспоримый символ веры. XIX век сделал человека продуктом среды. Еще в 1860 году Бокль (1821-62) сводил физические и психические свойства отдельных людей и народов почти исключительно к влияниям среды, а Джон Стюарт Милль (1806-73) называл «пошлыми» попытки выявить врожденные природные различия между людьми. Учение Руссо о равенстве и учение Гобино о неравенстве еще долго будут противостоять друг другу. И нужен переворот в мировоззрении, чтобы люди поняли, сколь «пошло» делать человека продуктом среды.
Учение о неравенстве подкрепили к концу XIX века этнографические и исторические исследования, которые противопоставили рационалистическим представлениям эпохи Просвещения о едином «роде разумных существ» все многообразие рас и народов, причем были показаны и их глубокие психические различия.
В 1883 г. Карл Пенка выпустил «Origines ariacae», а в 1886г. «Происхождение арийцев». В этих работах он опроверг господствовавшее тогда мнение о происхождении «арийцев», (т.е. народов, говорящих на индоевропейских языках) из Азии. Он доказал, что их прародиной была Северо-Западная Европа, а первоначальным расовым типом – нордический. Независимо от Пенки к тем же выводам пришел Людвиг Вильзер (1850-1923) в своей книге «Происхождение немцев» (1885 г.).
Но в этих работах ничего не говорилось о ненордических компонентах европейских народов. Первые работы на эту тему – «Расы и народы Земли» русского расолога Деникера (1898-99) и «Расы Европы» американского расолога Рипли (1899).
На переломе веков вышла книга Хаустона Стюарта Чемберлена «Основы XIX столетия», оказавшая влияние на самые широкие круги, и книга «Ариец и его общественная роль» Жоржа Ваше де Лапужа (обе в 1899 г.). Тогда же Отто Аммон (1842-1915) закончил свои начатые в 1885 г. исследования и выпустил «Антропологию баденцев», а до этого – «Естественный отбор среди людей» (1893) и «Общественный порядок и его естественные основы» (1895) – книгу, которая стала вехой в истории расовой гигиены. Расовая идея и понимание значения нордической расы объединяли его, как пишет его дочь в его краткой биографии, с Шеманом и Лапужем. Он первым в Германии указал на значение работ Гальтона. Расовая идея свела его с Л. Вильзером и Людвигом Вольтманом (1871-1907).
В 1901 году вышла книга «Варуна. Закон подъема и упадка жизни в истории народов» Виллибальда Хенчеля, в которой положения расовой теории и расовой гигиены доказывались на примерах из истории народов. В 1904 г. вышла книга Вильзера «Германцы», в 1903 г. «Политическая антропология» Вольтмана, в 1905 и 1907 годах его же «Германцы и Ренессанс в Италии» и «Германцы во Франции». Вольтман основал «Политико-антропологический журнал», который просуществовал до 1922 года. В начале века венгр фон Уйфалви опубликовал в специальных журналах на французском и немецком языках свои исследования о роли нордической расы в жизни индийского, персидского, греческого и македонского народов. В 1905-06 гг. вышла книга «Европейская расология» Карла Рёзе. Его вывод: «Нордическая расовая составляющая немецкого народа является главной носительницей его духовной силы».
На пользу расовым исследованиям пошло то, что этнография на переломе веков занялась, наконец, самой Европой. В 1898 г. вышла «Немецкая этнография» Э. Г. Мейера. Помощь им оказало и языкознание. Адальберт Кун еще в 1845 г. пытался с помощью лингвистических средств найти ответ на вопрос о прародине индоевропейцев. В 1859 г. Август Шлейхер в своем «Немецком языке», сравнивая индоевропейские языки, пытался создать образ «пранарода». Но обоснованные ответы на эти вопросы удалось найти лишь на переломе веков. В 1902 г. Маттеус Мух выпустил книгу «Родина индогерманцев в свете доисторических исследований». Этот языковед впервые предположил, что прародиной индоевропейских племен была Северная Германия. В 1905-07 гг. Герман Хирт в своем труде «Индогерманцы» передвинул ее к Балтийскому морю. Как Мух, так и Хирт указывали при этом на нордическую расу как на первоначальное ядро индоевропейцев. В 1908 г. появились книги «Боги германцев и их саги о богах» фон дер Лейена и переведенная с датского «Нордическая духовная жизнь» Акселя Ольрика. Все больше осознавалось значение доисторических ис-следований. В 1909 г. Густав Коссинна создал специальное общество для занятия этими исследованиями.
Внимание расовым вопросам традиционно уделяли евреи. В 1908 году, когда еще немногие немцы знали о расовых исследованиях, еврей Вальтер Ратенау указывал в своих «Размышлениях» на выводы из этих исследований, совпадающие с нордической идеей. Ратенау писал уже тогда: «Задача грядущих времен – возрождение вымирающих или истощенных благородных рас, которые нужны миру. Нужно вступить на путь, на который уже вступила сама природа, – на путь «нордификации». «Грядет новая романтика – романтика расы. Она будет прославлять чистую нордическую кровь и создаст новые представления о добродетели и пороке».
В вышедшей в 1904 году книге Эльзенханса «Расовая теория Канта и ее непреходящее значение» говорилось, что идея расовой сущности особенно близка современному кругу интересов, что расовый вопрос для историков стал одним из важнейших факторов. Столь сильное влияние оказали перевод Шемана и книга Чемберлена. Наука о наследственности поставила идеи Гобино на научную основу. В 1891 году Вильгельм Шалльмайер (1857-1919), не зная работ Гальтона, выпустил книгу «О грозящем физическом вырождении», но он исходил из представлений о наследственности, обоснованных Ламарком (1774-1829).
Символично, что на переломе веков законы наследственности, открытые Иоганном Менделем (1822-84), заново открыли независимо друг от друга де Фриз, Корренс и Чермак. Тогда же начали свое действие и идеи, которые высказал в своих «Основах расовой гигиены» (1895) Альфред Плётц, переработавший идеи «отца евгеники» Фрэнсиса Гальтона (1822-1911). Плётц основал в 1904 г. «Архив расовой и общественной биологии» (которым сегодня руководят он и Ленц), а в 1905 году – Немецкое и Международное общество расовой гигиены. Он писал тогда: «Мы должны чувствовать себя рыцарями жизни, прекрасной и мощной жизни, из которой возникает все земное счастье и победоносное устремление которой ввысь только и дает нам надежды на будущее, на золотой век, который люди относили в прошлое».
В 1904 г. вышла книга Гротьяна «Социальная гигиена и проблема вырождения», в 1903 г. – «Наследственность и отбор» Шалльмайера. Следует отметить, что Шалльмайер был противником нордической идеи. При его сильной наклонности к социализму в его социал-демократической форме каждое выступление за нордическую расу казалось ему «реакционным аристократизмом». У Шалльмайера была явная антипатия к нордической сути и симпатия к китайской. Он считал, что китайская цивилизация создает наиболее благоприятные предпосылки для расовой гигиены. В 4-м издании его книги содержится такой пассаж: «Создание для нордической расы особо благоприятных условий по сравнению с другими расовыми элементами немецкого народа не входит в евгеническую программу…»
«Наследственность и отбор» Шалльмайера была важнейшей работой в области евгеники до 1922 года, когда вышли «Основы учения о человеческой наследственности и расовой гигиены» Баура, Фишера и Ленца…
…Так еще до начала нашего века прокладывал себе дорогу идейный мир будущего. Для него проблема «улучшения человека», которую прошлый век пытался решать посредством образования и улучшения среды, обусловлена наследственными задатками и отбором. Если XIX век верил в «прогресс человечества» согласно решениям парламентского большинства, то для XX века возвышение человека возможно только в результате умножения ценных наследственных задатков… XX век должен произвести переоценку понятия «образование» и «воспитание». Со времени упадка древней Греции, эллинистической, александрийской эпохи, не было другого, столь же «образованного» столетия, как XIX век, и не было эпохи, все «идеалы» которой потерпели бы столь жалкий крах. О ее воспитании можно судить по ее плодам – по самим людям. Достаточно сравнить западных европейцев начала и конца XIX века. Гёте это предвидел, но действительность превзошла его ожидания. Он предсказывал, что свобода превратится в сплошной произвол. Любое образование и воспитание – XIX век этого не учел – должно быть в конечном счете направлено на то, чтобы держать человека в повиновении. А XIX век имел точно такие же представления об образовании, которые погубили Элладу: софизм, отрицание всех ценностей, безграничная свобода отдельной личности, которую в XIX веке назовут «индивидуализмом». У софистов это выражалось в тезисе «Человек – мера всех вещей».
XX век должен иначе понимать образование и воспитание. Дух XIX века справедливо называли механистическим; этому духу нужно противопоставить новое, органическое понимание жизни. Первым указал на это Холле: в 1911 году он написал, что на смену веку техники идет век биологии. А Геббель еще в 1843 году рекомендовал: «Было бы хорошо, если бы человек больше занимался своей естественной историей, чем историей своих деяний».
Механистическим было мышление XIX века, который рассматривал индивидуализм как высшее достижение человеческого духа. Новая эпоха требует от человека полной ответственности перед прошлыми и будущими поколениями. Он может настолько испортить свое тело и душу, что загрязнит исходящий от него поток жизни или вообще будет не в состоянии передать эстафету жизни, как говорил Платон…
Целью воспитания не должно быть усвоение тех или иных знаний… цель воспитания – сам человек и его возвышение. Перед концом века образование превратилось либо в самоцель, наслаждение, искусство для искусства, либо в средство достижения индивидуальных целей («знание – сила»). Люди прятались от настоящей жизни в искусственную и кончалось это печально, как в «Портрете Дориана Грея». Другие хотели подчинить себе жизнь, стать господами и использовали образование как оружие в «борьбе за существование» – так они называли борьбу за власть и значение и называли неправильно: они побеждали как личности, поднимались по социальной лестнице, но в борьбе за существование решающее значение имеет рождаемость, а здесь-то эти «победители» как раз и проигрывали, а побеждали «пролетарии». Это становилось серьезной угрозой для жизни народов, как признавал евгеник и социал-демократ Гротьян («Снижение и регулирование рождаемости», 1921 г.): «Нынешнее состояние, при котором высшие слои пополняются не столько за счет собственного размножения, сколько за счет притока из низших слоев, со временем приведет к тому, что нация обеднеет людьми способными, одаренными, с сильной волей».
Образование XIX века способствовало подъему отдельных лиц из низших слоев, но параллельно с этим все ниже становились цифры рождаемости у лучших представителей всех слоев.
XX век задает вопрос, не был ли хваленый «прогресс» XIX века на самом деле регрессом, и можно ли называть «культурой» то, что убивает в народах их лучшие наследственные качества?
XIX век разрушил старые мифы и воздвиг вместо них фабрики и магазины, банки и учреждения, набитые сотнями чиновников. Метания людей между ними сначала назывались «свободной игрой сил», потом заговорили о «Евангелии труда». Но труд стал бессмысленным, потому что он из года в год истощал наследственные силы и приносил пользу не всем людям, а только банкирам. Тучи эгоизма становились все темней, образ человека – «подобие Божье» – все отвратительней, и это называлось «культурой»!
Гельдерлин еще в начале XIX века (в стихотворении «Архипелаг») показал всю бессмысленность и бесплодность подобной суеты:
Увы! Блуждает во мраке, живет словно в Орке
Без Бога наш род. Сам себя понукая,
Слышит лишь шум заводской и работает, как сумасшедший,
Не отдыхая, но из года в году все бесплодней
Трудится нищий и все ж остается по-прежнему нищим.
25 августа 1900 г. умер Ницше. В 1889 году он сломался в борьбе за образ нового человека (см. Гильдебрандт. «Вагнер и Ницше. Их борьба против XIX века». 1924 г.). Он видел смысл всей цивилизации в возвышении человека. «К человеку снова и снова влечет меня моя пылкая творческая воля» («Так говорил Заратустра»). Вся его воля к возвышению человека воплотилась в его мечте о «сверхчеловеке», которая его и надломила. Его дух был устремлен в новый век и к нему прислушивались все те, кто не был, подобно «образованным филистерам», как называл их Ницше, доволен образованием и прогрессом XIX века. Ницше душило отвращение, когда он ощущал запах вырождения («декаданса»), исходящий изо всех пор эпохи…
В истории возвышения человека путем отбора Ницше занимает место между Дарвином и Менделем. Многие его взгляды стали возможными благодаря учению Дарвина, а работы Менделя показали несовершенство многих его взглядов (см. Э. Кирхнер. Учение Ницше в свете расовой гигиены. «Archiv fur Rassen-und Gesellschaftsbiologie», т. 17, вып. 4, 1926 г.). Хотя многие детали учения Ницше нуждаются в уточнениях, непреходящее значение сохраняют его убежденность в усиливающемся загнивании Запада и его призыв к «Великому здоровью». По мере умолкания воплей вокруг Ницше все более четко вырисовывается его образ на фоне прошлого века, тем выше поднимается он над пустотой немецкой духовной жизни. Это была вторая воистину творческая личность после Фридриха Геббеля. От Геббеля через Ницше ведет путь в будущее, путь духовной жизни, которому в биологических науках соответствует путь от Дарвина через Гальтона и Менделя.
Геббель осознавал необходимость явления Ницше, когда писал: «Истинно значительный человек не может родиться в эпоху, которая делает для него невозможным проявление его великих сил. Тусклый, обессиливающий, пустой век – самое подходящее время для выполнения им своей миссии» (Дневник, 13.4.1837). Все ясней должно становиться, что всякий прогресс наук и искусств превращается в пустую игру, если одновременно вырождается сам человек. Так же относился к «прогрессу» и Ницше. Он писал: «Что значит все наше искусство, если у нас исчезло высшее искусство – искусство праздников!» Настоящие праздники возможны только в обществе совершенных людей. Нынешние «праздники» показывают, насколько искажен образ человека нашего времени. Красота тела и души воспринимается как редкость.
Общество совершенных людей невозможно в эпоху расовой мешанины, оно может быть создано только при единодушном устремлении к одинаковому идеалу человека. Лучших из немцев, Гете и Шиллера, Гельдерлина и Ницше не случайно влекла к себе древня Греция. Это была не «романтика», а сознание того, что бытие любого народа всегда может иметь лишь один смысл: возвышение человека.
«Письма об эстетическом воспитании человека» Шиллера призывали воспитывать не умение наслаждаться произведениями искусства, а цельность и умение воплощать «живые образы». Целью воспитания должен быть совершенный человек. Классическим воплощением идеала была для него древняя Греция. Целью Шиллера было не «всеобщее образование». Он говорил: «Главное значение произведений греческого искусства заключается в том, что они учат нас, что когда-то были люди, способные творить такие вещи». Для сторонников нордической идеи речь идет об образцах для отбора. И не к образованию, а к жизни, подобной жизни древних греков, взывал Гельдерлин: он мечтал о героях.
XIX век отошел от этого стремления к цельности. Свое убожество он пытался скрыть, насмехаясь над «идеологами» прошлого. Прошлое для века, слепо верящего в прогресс, всегда было неполноценным. Томас Карлейль (1795-1881), которого нордическое движение очень уважает, всеми силами боролся против тенденции своего века, но этот век душил и таких сильных людей как он.
В Германии после победы в войне 1870-71 годов и экономического подъема были люди, которые думали об особой миссии, а не о «счастье». После того, как в 1924 году впервые были изданы полностью «Письма к немецкому народу» Пауля де Лагарда (1827-91), стало ясно, каким учителем и пророком мог бы стать Лагард, если бы прошлый век захотел его услышать.
В 1900 году вышла книга, которая во многом приближалась к нордической идее. Она называлась «Рембрандт как воспитатель». Имя автора указано не было. Книга вызвала сенсацию. Пытались открыть, кто автор, прослеживали сильное влияние, с одной стороны, Ницше, а с другой – Лагарда, даже приписывали авторство Лагарду. Но автором оказался Юлиус Лангбен (1851-1907). Достойным памятником ему стала его биография, написанная его другом, бенедиктинским монахом Ниссеном «Рембрандтовский немец» (1926).
Эта биография показывает, что Лангбен был близок к тому, чтобы признать нордическое начало не только как духовное направление, но и в расовом смысле определенных физических и психических наследственных задатков. Лангбен всюду видел проявление расового начала, он искал духовные ценности, целиком относящиеся к духовному миру нордической расы. Его книга означала разрыв с вырождением XIX века. Лангбен хотел помочь немецкому духу, духу всех германоязычных народов вновь обрести самого себя. «Народность» Лангбена означала комплекс физических и психических свойств определенного типа. Он искал взаимосвязь между определенными психическими наследственными задатками и определенным наследственным внешним обликом. Он верил, что немецкую жизнь обновят жители Нижней Саксонии. Он мечтал о союзе германоязычных народов, лидером которого будет перспективная «северо-западная раса».
Противоречие в жизни и учении Лангбена заключается в том, что он, с одной стороны, всегда подчеркивал значение народа, а с другой, пытался совместить с этим ницшеанский аристократизм. Его демократические убеждения вступали в спор с аристо-кратическими. Но нордическое общество всегда было обществом отдельных личностей, которые стремились стать тем, что Ницше называл аристократией. Нордическая раса всегда была расой, способной выделить из своей среды аристократию, даже из крестьян или бедняков. Лангбен призывал обновить немецкий народ меньшинство немецкой молодежи как «аристократическую партию в высшем смысле слова».
Из нордической сути проистекали и его государственные установки. Он считал необходимой «третью реформацию» и понимал под этим возврат к наследственным ценностям нордической души. Его идеи о «социальной аристократии» перекликаются с идеями Платона. Но Лангбен не дошел до такого глубокого понимания жизненных процессов, как поздний Платон. Он не понял идею отбора. В Лангбене еще оставалось слишком много от романтика, слишком много ностальгии по прошлому. Подобно многим северно-германским романтикам, он перешел в католицизм…
В 1893 году вышла, также анонимно, основанная на идеях Ницше книга Александра Тилле «Служение народу. О социал-аристократах». Знали Лангбен и Тилле друг друга или пришли независимо друг от друга к одной и той же терминологии, но идея носилась в воздухе. Тилле прямо возводил ее к Платону. В 1895 г. Тилле выпустил книгу «От Дарвина до Ницше» с тезисом: «В будущем нравственным будет считаться то, что не противоречит благу расы». Это была попытка по крайней мере призвать к переоценке ценностей с биологической точки зрения, примета переворота в мировоззрении. Будь Лангбен меньше романтиком, этот призыв мог бы исходить от него.
На переломе веков повсюду пробуждался новый дух. Это выражалось и в движении за трезвость, имевшем более или менее четкие представления о наследственности и пагубном влиянии на нее алкоголизма. В 1897 г. Карл Фишер основал движение «Перелетные птицы», в чем выразились душевные силы тогдашней молодежи. Молодежное движение было прежде всего проявлением нордической расовой души. С жизни был сброшен слой мусора, насыпанный XIX веком. Но расовые инстинкты выражались в молодежном движении еще бессознательно.
Сознательно расовой и германской была направленность союза «Митгарт». Его основал в 1906 г. Виллибальд Хенчель. То, что он тогда называл «германской» расой, соответствует тому, что мы сегодня называем нордической расой. Союз Митгарт видел «путь к обновлению германской расы» в устранении из процесса размножения мужчин с ненордическими и неполноценными наследственными задатками. В поэтической форме цели этого союза изложил Герлах. Союз не соглашался с тезисом Ленца: «Обязательной предпосылкой расово-гигиенической политики является сохранение брака и семьи». Формы брака, которые предлагал Митгарт, были неприемлемыми для большинства людей. Путь союза Митгарт был лишь одним из возможных путей к нордизации немецкого народа. Союз много сделал для пробуждения расового сознания. Он издавал журнал «Дер Хютер» («Хранитель»). Из всех аналогичных союзов он один достиг известности до мировой войны. Другие такие же группы не говорили вслух о значении нордической расы, так как боялись внести раскол в немецкий народ…
Расовая идея начала распространяться после войны, а в последние годы пробудилась нордическая идея. В молодежном движении были и противоположные течения, например, группа «Мир и человечество», которую в 1913 году возглавил Винекен, но в том же году Ленц прочел молодежи доклад «Расовые ценности в эллинской философии».
Потом разразилась мировая война. Это был тот антиотбор, о котором писал шведский писатель Роберт Ларссон. Он коснулся, прежде всего, нордической расы.
Послевоенное поколение снова вспомнило об идее новой аристократии: «О, мои братья, я жалую вас в новую аристократию, что показываю вам: вы должны стать созидателями и воспитателями, – сеятелями будущего, – поистине, не в аристократию, что могли бы купить вы, как торгаши, золотом торгашей; ибо мало ценности во всем том, что имеет свою цену.
Не то, откуда вы идете, пусть составит отныне вашу честь, а то, куда вы идете! Ваша воля и ваши шаги, идущие дальше вас самих, – пусть будет отныне вашей честью!»…
«Страну ваших детей должны вы любить: эта любовь да будет вашим новым аристократизмом, – страну, еще не открытую, лежащую в самых далеких морях! И пусть ищут и ищут ее ваши корабли!
Своими детьми должны вы искупить то, что вы дети своих отцов: все прошлое должны вы спасти этим путем! Эту новую скрижаль ставлю я над вами!»
(Ницше. «Так говорил Заратустра»).
Так отдельные представители послевоенной молодежи обрели твердую почву под ногами, оперевшись на законы жизни. Настало время воплощения новых идей начала века. Когда Ойген Фишер в 1910 году говорил об убывании нордической крови в Италии, Испании и Португалии, за которыми последует Франция, а потом настанет очередь Германии, из его слов не было сделано никаких практических выводов. Не было еще четких представлений о сути представленных в западных народах рас. Эти четкие представления стали постепенно распространяться после войны и нашли отклик среди молодежи.
Остался один путь – путь обновления и возвышения человека… Над развалинами забрезжила надежда.
Эту надежду постарался погасить последний характерный представитель XIX века – Освальд Шпенглер. Он заговорил о «закате Европы». Он описал все те «закаты», причины которых объяснил Гобино. Название его книги навеяно названием книги Зеека «История заката античного мира», из которой Шпенглер мог бы узнать, как раса и смешение рас, наследственность и отбор определяют судьбы народов. Но Шпенглер духовно принадлежит XIX веку. «Век естествознания» приучил людей прошлого повсюду видеть «неизбежное развитие» и объяснять его механистическим способом. Шпенглер полагал, будто он мыслит «органически», перенося «неизбежное развитие» в историю и одновременно объясняя «механику культурного процесса». Однако то, что Шпенглер называл своим «морфологическим мышлением», справедливо будет отнести к описанной им «магической культуре» Востока, к «ограниченной мировой пещере магического времени», к области цифровой мистики и астрологии. Ленцу тоже бросилось в глаза, что Шпенглер лишь некоторыми сторонами своей души принадлежит к «фаустовскому» (нордическому) миру, а другими – к магическому (переднеазиатско-ориентальному). Из-за своего, говоря стилем XIX века, «культурно-механического» мировоззрения Шпенглер презрительно называл учение о наследственности «догмой», а занятие биологией считал пустой тратой времени. Гильдебрандт и Ленц уже достаточно сказали об отношении Шпенглера к расовой теории и евгенике.
При своих взглядах Шпенглер мог рисовать прекрасные картины прошлой жизни, описывать «механику развития» ряда цивилизаций и даже говорить о «закате Европы», угрозу которого за полвека до него осознал Гобино. Но Шпенглер, в отличие от Гобино, не знает о причинах упадка народов и поэтому вряд ли годится в пророки будущего. Хотя последние книги Шпенглера «Новое строительство Германской империи» и «Политические обязанности немецкой молодежи» (1924 г.) заслуживают положительной оценки, необходимо преодолеть воззрения Шпенглера и заменить их расовым взглядом на историю в духе Гобино.
Но опровергать противоположные воззрения нужно не письменно, а своей жизнью. Главное – перевес людей нордического типа по показателям рождаемости среди немецкого народа.
Помрачение XIX века достигло своей кульминации в «Закате Европы» Шпенглера. Западной молодежи якобы «органическим», а на самом деле «культурно-механическим» способом доказывают, что от нее и от всех грядущих западных поколений не может больше произойти никакая цивилизация (культура). Время цивилизации для Запада кончилось, и если где-нибудь еще возникнет цивилизация, то не на Западе, а на Востоке Европы.
Но при расовом взгляде на Восточную Европу мы увидим, что там господствует восточно-балтийская расовая душа, не способная к принятию решений и не любящая четких форм. Еще Гобино опровергал мнение, будто Восток Европы сохраняет творческие возможности. «Это все красивые мечты. Славяне – одно из самых древних, самых изношенных, большей частью смешанных и выродившихся семейств. Они исчерпали себя еще раньше кельтов». Творческой силой в Восточной Европе с доисторических времен были волны нордических народов, которые образовывали господствовавшие слои, а восточно-балтийская раса – низший слой.
Но даже если бы цивилизация (культура), с которой Шпенглер связывает понятие «Запад», действительно пришла к своему концу – со шпенглеровским «Западом» это вполне может случиться – и этот «Запад» погибнет, то молодежь, приверженная нордической идее, никогда не принадлежала к этому «Западу» и не чувствовала ответственности за его гибель. Возникающая с начала века цивилизация, первенцы которой – сторонники нордической идеи («Мы – ничто, то, что мы ищем – все» – Гельдерлин), этот новый дух, который ищет своего воплощения, никогда не был духом «Запада», это дух цивилизации, которая последует за «закатом Европы». Нордическая идея определяет свою цивилизацию не термином «Запад» («Абендланд»), а термином «Нордланд». Нордическая идея это больше не «западная» идея в смысле Шпенглера.
Послевоенная молодежь, которая начинает сплачиваться в нордическом движении, достаточно отважна, чтобы вырваться за барьеры «Запада». «Пусть до сих пор все великие цивилизации индоевропейских народов гибли, мы хотим стать первым противоположным примером, новым началом». Эта отвага позволила преодолеть судьбу «Запада».
Нордическое движение среди немцев выросло из расовой теории, из осознания значения нордической расы для жизни индоевропейских народов (начиная с Гобино), из осознания обусловленности нордической кровью сути немцев, из понимания того, что подъем или упадок немецкой цивилизации связан с увеличением или уменьшением процента нордической крови… Но нордическая идея, в отличие от характерных для XIX века «мировоззрений», которым были неизвестны «пределы образования естественнонаучных терминов», не является мировоззрением, построенным на естественнонаучных познаниях. Мировоззрение не следует основывать на одной науке, ни на естествознании в целом, ни на его отдельных отраслях, таких как расология и теория наследственности.
С помощью расологии как отдельной науки нельзя опровергнуть «метафизическое» произведение, такое как книга Шпенглера. В «Расологии немецкого народа» дана лишь оценка Шпенглера. Расовые исследования развивались сначала на естественнонаучном, потом на историческом поле. Но для естествознания как науки характерно, что оно объясняет явления, но не оценивает их. С помощью естествознания или другой отдельной науки нельзя дать оценку Шпенглера. Для такой оценки нужно самому подняться на «метафизическую», мировоззренческую высоту. Но нордическая идея это выражение мировоззрения, но не само мировоззрение. Это в XIX веке «мировоззрения» основывались на естественнонаучных познаниях.
Нордическая идея это выражение мировоззрения, для которого возвышение человека является божественной заповедью.
Гальтон выражал надежду, что когда-нибудь евгеника будет признана составной частью религии, проявлением благочестия. Евгеника сама не может стать религией, но хотела бы развиться в такую форму богопочитания, которая выражалась бы в воле к возвышению человека, видела бы в этом божественную заповедь. (Католическая церковь поняла это, о чем свидетельствует распространение евгенических знаний среди народа патером Муккерманом и основанным им журналом «Кинд унд Фольк». Протестанты проигрывают католикам по показателям рож-даемости). Есть люди, которые говорят, будто ничего нельзя предпринимать против вырождения народов, будто отбор «в руце Божьей». Для новых представлений о Боге такие утверждения будут кощунственными. Согласно этим представлениям, надо быть «совершенными, как совершенен Отец наш небесный». Разве это не призыв к совершенствованию человеческой сути? При увеличении числа неполноценных наследственных задатков богопознание станет менее чистым. Если Бог-дух и ему надо молиться в духе истины, то укрепление духа – божественная воля, а возвышение человека – божественная заповедь, но средства этого возвышения заложены в природе.
Сторонники этого мировоззрения и нордической идеи с радостью усвоили научные достижения начала века, в том числе и достижения естественных наук. Но, когда речь идет об оценке таких произведений, как книга Шпенглера, то они опираются, не на свои естественнонаучные взгляды, а на свои убеждения, которые относятся к цивилизации (культуре) после заката Европы.
Нордическая идея понимает, как и Шпенглер, вырождение и денордизацию, вызвавшие гибель великих индоевропейских цивилизаций, как «метафизический поворот к смерти». Естественные науки нашли средства защиты от этих «метафизических болезней». Но большего естественные науки дать не могут. Нордическая идея пользуется достижениями естественных наук, но сама не относится к их числу. Она стремится соединить дух молодежи со своим духом «Великого здоровья». Дух это альфа и омега, если душу народа нужно исцелить от «метафизической болезни». Для духа нордического движения характерна, прежде всего, воля к тому, что можно назвать «метафизическим здоровьем», воля молодежи эпохи после «заката Европы». Тогда станут реальностью слова, сказанные когда-то графиней Витгенштейн Гобино – непонятому, оклеветанному, замолчанному – который видел великие эпохи нордической расы только в прошлом: «Вы думаете, что Вы – человек прошлого, но я твердо убеждена, что Вы – человек будущего».