Материальность вещи в социальной теории Латура

МОСКОВСКАЯ ВЫСШАЯ ШКОЛА СОЦИАЛЬНЫХ И ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК

Факультет наук

Направление подготовки «Социология»

Эссе по курсу
«Социальная антропология»

SC002

Тема: «Символическое и материальное вещи в акторно-сетевой теории»

Слушатель:

Преподаватель: к. соц. н., Семенович

Дата регистрации:

Оценка:

Объем эссе: 3635

Адрес электронной почты слушателя:

МОСКВА

2019/2020 учебный год

Оглавление

Введение

Диалектика культуры находит свое выражение в диалектике повседневности - сложном противоречивом взаимодействии быта и бытия, где важную роль играют вещи. Ю. М. Лотман пишет, что «все окружающие нас вещи включены не только в практику вообще, но и в общественную практику, становятся как бы сгустками отношений между людьми и в этой своей функции способны приобретать символический характер», значимый для культуры.[1]

Долгое время в рамках общественных и гуманитарных наук основной акцент и внимание исследователей уделялись миру идей, мировоззренческим установкам и символам, системам мышления, в то время, как сами по себе вещи, как материальные объекты этого мира были исключены из общества и общественной жизни. «Наука делает вещь… чем-то ничтожным, не допуская вещи самой по себе существовать в качестве определяющей действительность»[2], - пишет Хайдеггер.

Действовать мог только субъект, вещь как объект оставалась лишь маркером и знаком социальных явления, зеркалом для смыслов социальных действий субъекта. Семиотический подход, довлеющий в общественных исследованиях повседневного мира вещей и культуры, понимает вещь как феномен языка и текста культуры, который обладает универсальной семантикой, доступной для дешифировки и интерпретации смыслов коллективного бытия. Наиболее яркими европейскими представителями «общественных» наук, развивающих семиотическое направление теории, являются Р.Барт и У.Эко, в отечественных социально-антропологических исследованиях вещей и повседневности Ю. М. Лотманом, Г. С. Кнабе развивали семиотику.

Однако постепенно вещь начинает притягивать к себе пристальное внимание философов, социологов, антропологов, историков и культурологов. В попытке расколдовать вещь и вырвать ее из забытья М. Н. Эпштейн в середине 80-х годов ХХ века вводит в философский дискурс понятие «реалогия». Он пытается помыслить личностно-персональную лирическую сущность вещи, несводимую к универсальным культурным кодам. Вещь для Эпштейна выступает как принадлежность субъекта, «своя» для кого-либо, и предмет превращается в вещь лишь по мере своего духовного освоения.[3]

Используя словарь семиотики, где вещь является символом и хранителем определенных культурных ценностей, с целью разрешить проблему «актор – система» и дихотомию различения объективное – социальное Латур предлагает абсолютно противоположное решение для возврата вещей в социальный мир. Он придает вещам статус самостоятельного действующего субъекта, которому делегируются часть действий. «Объекты выполняют определенную работу, а не просто являются экранами или ретропроекторами нашей социальной жизни», - пишет Латур в своей статье «Об интерсубъективности».[4]

Как же получилось, что семиотический словарь привел к полному отказу от символа и превратил вещь в материальный объект? Мы предполагаем, что символическое вещи в ANT аккуратно спряталось в нарративах повседневного взаимодействия. В первой части работы, мы рассмотрим трансформацию роли и положения вещи в социальных науках через основные положения акторно-сетевой теории Лумана. Вторая часть будет посвящена исследованию «остатков» символического и возможностях нарратива в социологии вещи.

Материальность вещи в социальной теории Латура

Концептуальным ядром «поворота к материальному», начавшегося в 80-х годах XX века и выраженного в Декларациях «Назад к самим вещам!» и «Относиться к вещи как к вещи!» выступает современная акторно-сетевая теория (ANT), у истоков которой стоят Брюно Латур, Джон Ло и Мишель Каллон.

Обвиняя социальные науки в том, что материальный объект редуцировался до социального «смысла» и метафоричного символа, Латур отмечает произошедшую в описании объекта подмену одного концептуального определения на другое: «плохого объекта», или фетиша, который губит общество, на «хороший объект», или силу, что питает его.[5] Он критикует социологизм за то, что он пытается объяснить социальное социальным. «Общество» составлено, сконструировано, собрано, устроено, слеплено и смонтировано, - отмечает Латур. Оно больше не может рассматриваться как скрытый источник причинности.»[6]

По мнению Латура, чтобы преодолеть дуализм материально и социального, недостаточно назвать вещи элементами общественного порядка и сделать их объектом рассмотрения социальных наук. Латуру важно сделать вещи союзниками и партнерами в поддержании социальной жизни. А значит необходимо каким-то образом поставить субъект и объект на один уровень, уровень взаимодействия.

Латур пересматривает эту дихотомию, отказывается от замены «мнимого» объекта социальной функцией при социальной интерпретации и смещает фокус на то, что вещь – это материальный объект, встроенный в архитектуру взаимодействия здесь-и-сейчас. Для того, чтобы переопределить объективную природу вещи и включить ее обратно в социальный мир Латуру приходится обратится и пересмотреть концептуальные основы «действия». Теперь «действовать — значит опосредовать действия другого»[7]. В таком случае актантом (заменяет актора у Латура) может быть любой объект (предмет или существо), включенный в действие (действуя или подвергаясь действию) посредством ассоциации с другими.

Здесь важно отметить, что Латур в своих работах старательно избегает термин «общество», используя вместо него «ассоциация»[8]. «Ни действие, ни актор, ни взаимодействие, ни индивид, ни символ, ни система, ни общество, ни их многочисленные сочетания не могут быть вновь использованы»[9] в социологической теории. Не остается места и коллективным акторам, все превращается в сеть актантов.

Латур считает, что объекты сами по себе, фреймируя и локализуя взаимодействия, без участия каких-либо материальных сил или обращения к власти структуры создают основу социальности повседнесного мира. Такого локализованного взаимодействия не происходит у обезьян, потому что у них нет постоянного присутствия материальных предметов. «Взаимодействия распространяются среди обезьян, охватывая постепенно всю стаю»[10], - пишет Латур в своей работе «Об интерсубъективности».

Идею фреймирования Латур заимствует у И. Гофмана, который использует это понятие для описания локальных интеракций. «Фрейм задает ограничения взаимодействия в пространстве и времени, выступая одновременно и как «матрица возможных событий» и как «схема интерпретации происходящего» взаимодействующими индивидами.»[11]

Одновременно материальные объекты позволяют нам глобализовать социальное взаимодействие. Это происходит за счет того, что каждый вид актанта, участвуя в одном и том же взаимодействии здесь и сейчас, тем не менее рассеян в других пространственно-временных структурах и обнаруживает собой иные онтологии. «Работа локализации, как и глобализации, всегда выполняется телами в отрезках времени и участках пространства, далеко отстоящих друг от друга».[12] Объекты и субъекты пропадают, каждый становится актантом или посредником по совершению данной работы.

«Поскольку взаимодействия фреймированы другими актантами, рассеянными во времени и пространстве, особое значение приобретают агрегирующие действия». Так в латуровской социологии для описания взаимодействия появляется понятие «network» (сеть), дополняющее понятие «framework» (фрейм). «Сеть» для Латура — это опосредованное отдельными объектами глобализованное взаимодействие, распределенное в пространстве и времени дискретными агентностями.

Тела-элементы, организующие сеть и составляющие ассоциацию в силу индивидуальной онтологии каждого элемента и специфических отношений между ними, формируют пространство, которое есть порядок их сосуществования. В таком случае пространство и время не существуют сами по себе как у Канта, а представляют некоторые отношения между объектами. «Вместо единого Пространства-Времени» произведем столько пространств и времен, сколько существует отношений»,[13] - пишет Латур. Так возникает тезис о множественности пространств.

Латур признает, что в современном мире вещи продолжают выступать в трех качествах: как инструменты, как детерминирующая инфраструктура и как проекционный экран. «Как инструменты, они точно передают социальную интенцию, которая пронизывает их, ничего не прибавляя и не отнимая. В роли элементов инфраструктуры они образуют материальный фундамент, на котором затем надстраивается социальный мир знаков и репрезентаций. Как проекционные экраны, они могут лишь отражать социальный статус и служить основой для тонких игр различия.»[14] Например, рассмотрев расположение мебели в кабинете, мы можем понять организацию рабочего процесса. Большой круглый стол с усиленной одной стороной призван, как инструмент, собрать всех сотрудников на совещание, а как проектор, сохранить и показать социальный статус начальника. Как инфраструктура стол неразрывно связан со стульями, полом, стенами – их взаимоотношения выстраивают отдельное пространство «время-место» или пространство сети.

Однако главным свойством вещи у Латура становится их «объективность». Объективность не как «особое качество сознания, но само «присутствие объектов, когда они «способны» («able») возражать («to object») тому, что о них сказано».[15] Объективность как особая непокорная (человеку) природа объекта, которая обозначает способность самостоятельно порождать как согласие, так и конфликт. Последнее может вывести социальные науки на новый уровень понимания экологических конфликтов и способствовать концептуализации такого социального факта как климатические беженцы. Таким образом, материальная объективность перестает конфликтовать с социальным, наоборот она создает социальный мир с его временем, раз за разом конструирует пространство социальной повседневности.