– Проверю обязательно, – ответил Председатель КГБ. – На всякий случай надо воздержаться от разговоров в кабинете и прихожей на первом этаже. Хотя времени с прошлого раза прошло всего ничего, люди в отделе не менялись.
– Что делать со свердловским сотрудником и сестрой? – напомнила Антонина Валерьевна.
– Не стрелять же своего! – опять неуклюже блеснул профессиональным юмором муж. – Вообще‑то парень все правильно сделал, такого можно поближе перевести, да под правильного начальника поставить, чтобы присмотрел. Хотя старлей болтать лишний раз не будет, эту дурь из них еще в училище выколачивают.
– Володь, а его сестру куда?
– Угораздило ее засветиться в официальном расследовании, которое сейчас пытаются вести ребята Музыкина. Оставлять в Н‑Петровске нельзя, да и в Свердловске нежелательно. Она женщина, никакая подписка не поможет, все разболтает.
– Но‑но, поаккуратнее! – Антонина Валерьевна шутливо, но крепко пихнула мужа в бок. – Ты брось этот мужской шовинизм, а то быстро на раскладушку в коридор переедешь.
– Может, и ее сюда, пусть невесту изображает? Ни один шпион не доберется, а контролировать парня проще будет, – опять поспешила с идеей практичная Вера Борисовна.
– В общем‑то идея, – подтвердил Александр Николаевич, – тем более что все должно решиться максимум к осени. Мы просто обязаны аккуратно переломить ситуацию в Президиуме. В противном случае будем созывать экстренный Пленум ЦК и сдавать попаданца товарищам на растерзание. Нам от этого все равно хуже не будет, но для СССР появится хоть какой‑то шанс.
Глава 4
Знакомство с Шелепиным
После очередного похода на почту, где обитал междугородный телефон, Анатолий пришел повеселевшим. Начальник наконец‑то вернулся из Москвы домой и обнадежил словами: «Решение принято, буду завтра». Действительно, засиделись. Пришла пора двигаться из Н‑Петровска. Катя с утра рассказала в лицах, как бабули в очереди за постным маслом (которое по неизвестной причине завозили в продмаг именно по четвергам) судачили о разбившемся неподалеку спутнике – иностранном – или вообще корабле пришельцев, заодно прикидывая, как половчее сдать угол понаехавшим «милиционерам».
Вот так и появляются легенды про НЛО. В недалеком будущем на радость скучающим комитетчикам в город подтянутся фанаты‑уфологи, правдорубы всех мастей, иностранные шпионы и прочие мазурики. Кагэбисты побегают друг за другом, заведут полсотни дел, запишут в стукачи человек тридцать местных жителей и с чувством выполненного долга займутся другими делами.
Кроме новостей, Анатолий притащил новую и до неприличия тупую двуручную пилу, с помощью которой мы до ночи вырезали кусок стены сарая, расширяя въезд до габаритов RAVчика. Благо, объект неизвестные строители сложили «в столбах», то есть бревна стен были уложены в паз, прорезанный в несущих угловых балках, и не несли никакой нагрузки. Насилу запихав машину в импровизированный гараж, снова сложили стену, укрепив конструкцию парой досок и десятком гвоздей. Потом лейтенант вооружился кусками шпагата и бруском пластилина и опломбировал все доступные места, как сейф, небольшой медной (или латунной) печаткой со звездочкой и рядом ничего не говоривших мне цифр.
…Петр Степанович не обманул, к обеду пятницы ожесточенный лай окрестных собак сообщил о приезде долгожданного гостя. У ворот остановилась «Победа» неожиданного грязно‑голубого цвета, с полосой крупных шашечек через всю боковину. Такси, надо же!
По традициям никуда не спешащего времени разговор о деле начался только после быстро накрытого на стол обеда. Вездесущую и здорово надоевшую картошку я сегодня приготовил как «Дофин по‑советски». То есть залил ее не сливками, а молоком (впрочем, натуральным и густым). Аппетитную корочку за неимением нормальных твердых сортов сыра пришлось делать плавлеными сырками «Дружба» парадоксально неплохого качества. С запеканием в русской печи тоже вышел облом, топить эту махину летом никто не собирался. Так что готовил «под крышкой». Лажа, конечно, а не кулинария, но, когда альтернатива «картофель в мундире, соль отдельно», проходит неплохо.
– Ну, Катерина Васильевна, выстроила ребят, по струнке ходят, – начал с шутки Петр Степанович. – Переходи из школы к нам в КГБ.
– После моего седьмого «Б» ваши лейтенанты просто лапочки, – отшутилась девушка.
– Ладно, теперь серьезно. Решение принято на самом верху. Ты, Анатолий, молодец, с автомобилем намек понял, далеко пойдешь. Завтра приедет пара толковых сержантов, организуешь круглосуточное наблюдение за объектом. Полезет кто любопытный – без церемоний! Готовься пожить тут несколько месяцев, пока все решится.
– Может быть… – протянул расстроенный до крайности Анатолий.
– Надо! – серьезно оборвал полковник. – Не расстраивайся, приказ о твоей четвертой звездочке скорее всего уже подписан.
– Есть, – отсалютовал обрадованный старший лейтенант.
– Теперь, Петр. Собирай все свои игрушки в мой портфель, поедем в Москву.
– В какой одежде? – Этот вопрос меня давно интересовал, во‑первых, из‑за слишком иностранного вида (на улице будут оборачиваться), во‑вторых, плохо жить без сменной одежды, особенно белья. Постирушки превращаются в целое приключение.
– Придется пока как есть, – Петр Степанович с трудом скрыл досаду по поводу своей забывчивости, – за иностранца вполне сойдешь.
– Хорошо… – Что тут еще сказать?
– Екатерина, тебе самая сложная задача, – бодро продолжил гость. – Считай себя мобилизованной…
– Это как?! – перебила удивленная Катя.
– Дослушай! Поедешь с Петром, будешь временно работать его невестой, – он замялся, но потом продолжил, словно бы извиняясь: – Оставлять тебя тут никак нельзя, сама понимаешь.
Сборы не затянулись. Мне в городке делать было решительно нечего, а все пожитки девушки, к моему огромному удивлению, уложились в пару небольших чемоданов. Их Музыкин захватить не забыл.
Около «Победы» пара пацанов‑дошколят ожесточенно о чем‑то спорила, показывая пальцами на решетку радиатора, выполненную из массивных хромированных профилей, и явно примериваясь что‑нибудь спионерить. Водитель спал, развалившись на монстроподобном переднем диване. Похоже, привычные мне раздельные передние сиденья появились гораздо позже данного средства передвижения. Рычаг переключения передач тоже отсутствовал, потом я его нашел – металлический штырь с белым пластиковым набалдашником торчал из рулевой колонки вправо вверх, примерно там, где у RAVчика стояла рукоятка управления дворниками.
Петр Степанович разбудил шофера и сел впереди. Мы с Катей забрались на заднее сиденье. Поехали не спеша, переваливаясь на кочках, провожаемые небольшой стаей местных тявкающих шавок. Разговаривать не тянуло, да и комитетчик только что прочитал нам классическую нотацию в лучших традициях средневековой шпиономании. Уже на выезде из Н‑Петровска накатили параноидальные мысли. Можно допустить, что длинноволосый усатый субъект за рулем – очередной лейтенант КГБ. Разумеется, в парике, очках и усах. Добавить кепку, наколку‑солнце на руку, и будет совсем как в кино.
Но «Победа» слишком правдоподобно кашляла двигателем, натужно хрустела шестернями коробки передач при переключениях, скрипела подвеской, влетая в ямы. Да и вообще, уже минимум лет пять выпускались «Волги» ГАЗ‑21. Не будут в солидной организации держать оперативную машину, которая не факт что сможет своим ходом проехать жалкие триста километров до Свердловска. Ладно, на вертолет и роту мотоциклистов в блестящих очках и черных перчатках с широкими раструбами я не претендую из природной скромности. Но где хотя бы пара автомобилей прикрытия? Грузовичок силовой поддержки? И это организовал один из топ‑менеджеров самой страшной в мире спецслужбы? Полный сюр!
Неужели на самом деле офицер КГБ в шестидесятых – бесправное существо? Шаг влево, шаг вправо от положенного по приказу маршрута – и в лучшем случае получишь черную метку. Даже руководитель, сорокалетний комсомолец в погонах генерал‑полковника, выглядел как насмешка. В моем времени владельцы бизнеса детей назначали смотреть за фирмой, чтобы управляющие воровали в разумных пределах. Такой руководитель физически не может быть самостоятельным, спецы его не принимают всерьез, а сверху – ЦК, шкуру спустит за малейшее колебание не в такт генеральной линии.
От таких мыслей стало здорово не по себе. Надо было думать, прежде чем ввязываться в детский утренник с настоящим оружием! Если эти люди имеют такие смешные возможности для проведения своих интриг… Куда я, собственно, попал? Они смогут защитить свои интересы и, соответственно, обеспечить мне сносное существование? А нужна ли мне вообще такая слабая «крыша»?
Может, дернуть здоровенную хромированную ручку на себя и вверх, навалиться на дверку, благо, перед иными лужами скорость у средства передвижения пешеходная, и ходу в лес? Полковник не догонит, сноровка уже не та, оружия при нем не заметил. Хотя, наверное, есть табельный «макаров», но из него попасть можно разве что случайно, уж на тридцать – сорок метров я успею оторваться, пока он его из‑под плаща и из пиджака вытащит.
Конечно, Урал не Москва. Посольства США даже в Свердловске нет. Смогут перехватить меня по пути? Скорее всего. Две тысячи километров не шутка. Так что глупость, явно ведь в дефолт‑сити едем.
Патриотизм… Сложное чувство. Нет, естественно любить родителей, места, где прошло детство. Но сколько моих друзей и знакомых сейчас живут в Вегасе, Остине, Нью‑Йорке, Копенгагене, Ганновере, Тель‑Авиве, Никосии, Берлине, Шанхае, Бейруте… Они живут там, где нравится. И не особо комплексуют по поводу давно и навсегда оставленной Родины, справедливо рассуждая, что нечего цепляться за «родную избу», если она капитально сгнила. Не могу решить даже для себя, правилен ли такой подход. Нужды в выборе до сих пор не было.
Теперь все люди и мысли остались за гранью, в параллельном измерении. Это другой мир, по большому счету для меня тут одинаково чужды как советские, так и американские идеалы и образ жизни…
Вот только все встретившиеся в Советском Союзе оказались на удивление нормальными. Даже полковник КГБ Музыкин, несмотря на принадлежность к «свобододушительному ведомству», вполне понятный и правильный мужик. Он мне чем‑то сильно напомнил отца времен моего раннего детства, когда тот ходил на службу в форме и думал, что защищает свое государство. Потом страна предала его с особым цинизмом и превратилась в место, где удобно зарабатывать…
С Анатолием у меня сложились прекрасные отношения, можно сказать, дружба. Тем более Катя… Она просто не поймет побега, и мне, что греха таить, не хочется выглядеть в ее глазах убогим предателем. В добавок ко всему, она симпатичная и далеко не глупая. Хотя готовить толком не умеет, но это дело наживное. Нельзя сказать, что в двадцать первом веке я был обделен вниманием девушек. Крупные габариты, нестрашный вид, подвешенный язык и материальный достаток… Ну себя не похвалишь – ходишь как оплеванный. Однако к Екатерине Васильевне меня влекло как мало к кому раньше. Даже издевался над собой – типа, не пацан уже, а так глупо попался на импринтинг в процессе совместных трансвременных коллизий.
Нет, так просто плюнуть на этих людей я уже не мог. Они мне поверили, мы вместе ели, пили, спали… Нет, спали все же раздельно. Но все равно, неблагодарной скотиной я не был и быть не собирался.
К аэропорту Кольцово приехали уже в сгущающихся сумерках. Дорога, занимавшая в две тысячи десятом году три часа, тут потребовала все шесть. Вроде асфальт по качеству почти не отличался, и останавливались всего три раза – размяться, долить воды, бензина, проверить уровень масла… К концу дороги полковник начал всерьез подгонять шофера. И не зря, на борт ТУ‑104 едва успели, на посадку почти бежали. Хорошо хоть аэропорт Кольцово в шестьдесят пятом оказался маленьким, один почти игрушечный домик с колоннами и высоким шпилем. Подъехать можно было к самому крыльцу, без хитрых шлагбаумов и долгой рулежки по парковке.
Обошлось без маханий красными корочками при посадке в самолет – в страшном СССР не требовали паспорт! Никаких рамок металлоискателей, конвейеров просвечивания сумок и прочих приятностей двадцать первого века. В самолет – как в автобус, быстро и без затей. Люди шлепали к борту прямо через аэродромную стоянку, обходя огромный топливозаправщик на базе военного КРАЗа. Трап как двухмаршевая лесенка, его подкатывали к самолету вручную. «Время меньшей свободы, но большей независимости», – эта фраза, сказанная о Франции времен королей, прекрасно подходила и к данной ситуации.
Сам полет не порадовал. Вида никакого, все загораживал длиннющий, в половину фюзеляжа двигатель. Низкий, давящий цилиндр потолка, нелепые круглые плафоны освещения по его центру. Место полки для вещей занимала открытая сетка. Сиденья крепились в пять рядов, тесновато, но неплохо. Стюардессы оказались более чем симпатичными, привычно раздавали леденцы и кормили вкусным ужином, включавшим в себя котлету (первое мясо после переноса!).
Трясло в полете страшно, при снижении на посадку были какие‑то рывки, потом жестковатое касание и долгий пробег. Думал, быть аварии, но ничего, ближе к концу дорожки нехило так дернуло, и остановились[35]. Судя по реакции пассажиров, все планово и спокойно. Каково было мое удивление, когда при выходе позади самолета я увидел техников, скатывающих здоровенный тормозной парашют![36]
Москва встретила мелким моросящим дождем. На выходе из здания аэровокзала нас уже ожидал молодой, спортивного сложения человек характерного вида.
– Товарищ Музыкин? – приветствовал он нашего спутника, неуклюже вытянувшись по стойке «смирно» в штатском костюме. – Лейтенант Смирнов, вас просили встретить…
– Можно документы? – Полковник даже не напрягся, значит, момент штатный.
– Пожалуйста. – Корочка в руке распахнулась как пасть гадюки, тренируются они ее предъявлять, что ли?
– Забирайте молодых людей, – улыбнулся Петр Степанович, внимательно изучив документ. Было видно, что он рад хорошему завершению собственной миссии. – Удачи!
Полковник передал портфель лейтенанту и, коротко попрощавшись, пошел обратно.
– Прошу в машину! – произнес встречающий строгим голосом, дождавшись, когда Музыкин скроется под широченным козырьком новехонького здания Домодедовского аэровокзала.
– Спасибо… – Хоть тут такси не «Победа», нормальная черная «Волга».
Товарищ Смирнов предупредительно распахнул заднюю дверь, которую сам и закрыл, дождался, пока мы с Катей поместимся в салоне. Стартовал он, к моему удивлению, необыкновенно резко, ничуть не хуже RAVчика. Быстро вписался в поток и погнал километров под сто в час[37].
Через несколько минут, выбравшись за город, водитель, полуобернувшись, продолжил диалог:
– Я работаю начальником охраны Александра Николаевича Шелепина. Петр, правильно?
– Да, именно так.
– С настоящего момента вы внебрачный сын старшего брата Александра Николаевича, того, который погиб в войну.
– Если нужно партии, – попробовал пошутить я, но осекся, поняв, что слова приняты совершенно серьезно.
– Вы не должны общаться с кем‑либо, кроме Александра Николаевича, – добавил водитель, – со мной тоже.
– Совсем? – притворно удивился я.
– Да, за исключением самого необходимого.
Неудивительно, что дальше мы ехали молча. Странный низкий звук мотора, сильный гул откуда‑то снизу, похоже, от плохо отрегулированного заднего моста, и темнеющая морось за окном. Опять потянуло в сон, тем более смотреть оказалось решительно не на что, все те же надоевшие деревья. Движение, конечно, тут было на порядок более оживленным по сравнению с Н‑Петровском или даже Кольцовом, но, кроме тусклых фар и размытых силуэтов все тех же надоевших «Волг» и «Побед», ничего увидеть не удалось.
До загородной усадьбы, которая, очевидно, и являлась местом назначения, добрались уже совсем в темноте. Богато живут, хотя до олигархов и высших чиновников моего времени, конечно, как до Луны пешком. Но далеко не хрущеба. Славный такой коттеджик тысячи на полторы‑две квадратов, не меньше. Земли не пожалели, прирезали вместе с лесом, и прибрано на участке неплохо. Даже газон в наличии, для весны – в идеальном состоянии.
Смирнов провел внутрь и «сдал» нас здоровенной суровой тетке, одетой в белую кофту и темно‑коричневый сарафан. Портфель с оборудованием, что характерно, не отдал, унес с собой, надеюсь, в сейфе места хватит. Домоуправительница, это сомнений не вызывало, провела нас из скромно обставленного, несмотря на мраморный пол, холла в левое крыло. Лениво поинтересовалась, одну или две комнаты выделить (увы, сомнений в ответе Кати не было). После величавого жеста, типа, располагайтесь, удалилась, покачивая плечами (бедра для этого действия были слишком тяжелы).
Настоящее счастье – это горячая вода и канализация. Без электроосвещения даже жить проще. А уж если кто будет говорить про важность телевизора и Интернета – даже слушать не стоит. Это я понял за прошлую неделю точно. Зато теперь наконец по‑человечески помылся под душем каким‑то розовым импортным мылом. С удовольствием покрутил краны производства капиталистической Финляндии, привычно стиранул плавки и носки. Жизнь‑то налаживается!
Дополз до огромной двуспальной кровати и отрубился.
Утро наступило ближе к обеду. Тяжелые портьеры были задернуты, и яркое солнце едва‑едва пробивалось через их плотную основательную ткань. Под бок давила пружина уродского матраса, далекого предка современного икеевского латекса.
Комната имела средний размер, метров двадцать пять – тридцать. Бедноватая обстановка, особенно белая тумба, комод и спинка кровати резко контрастировали с отделкой. Шикарный наборный паркет, сходящийся узором к центральному «узлу», золотистые с серым рисунком обои на тканевой основе, высокий, метра три с половиной потолок с лепниной по периметру и над люстрой. Последняя – семирожковая, с хрустальными цветами‑плафонами. Открытый шифоньер, тоже противно‑белый и пустой внутри, стоял рядом с массивной дверью из дуба или чего‑то похожего.
Оделся, проведал белого друга. На полочке под туалетным зеркалом, кроме прочего, нашлась коробочка с новой зубной щеткой из натуральной щетины и пачка болгарского «Поморина». После процедур вылез в холл. Теперь широкие застекленные двери, ведущие в глубь дома, были призывно распахнуты, изнутри доносился тонкий вкусный запах, прямо как на ресепшене приличного отеля.
Столовая впечатляла. В высоком застекленном зале с двойным светом играла тихая музыка, что‑то классическое. В центре – огромная, по‑театральному закрепленная люстра. Стены простые, светло‑бежевые, в мелкий рисунок‑рубчик, обои уже знакомого по спальне качества. Стол один, поставлен в банкетных традициях буквой «Т», приборов не имелось, только жесткая от крахмала скатерть с вышивкой по краю. Стулья, как ни странно, вполне обычные – без подушек, с легкой гнутой спинкой и изящными, чуть растопыренными ножками. В углу что‑то типа небольшой барной стойки, бутылки, вазы с фруктами и сладостями, рюмки. Рядом занавеска, из‑за которой слышно шевеление кухни.
Присел за стол. На звук выдвигаемого стула из‑за занавески выпорхнула официантка, крупная розовощекая девушка в наряде, повторяющем одежду вчерашней домоуправительницы, но дополненном большим белым фартуком и кокошником. И то, и другое отделано неброскими кружевами.
– Будете кушать?
– Да, хотелось бы. А что есть?
– Вы заказывайте, повар разберется.
– Ну если так… – Я попробовал вспомнить, что подавали по утрам в приличных пятизвездочниках. – Болтушку из пары яиц с кусочками лосося, большой бутерброд с маслом и икрой, порезанные помидоры, пяток крупных зеленых оливок с косточкой, кофе с молоком, средняя кружка.
Официантка подняла на меня слегка расширившиеся глаза:
– Бутерброд с красной или черной икрой?
– Хм… Наверное, лучше с черной, – тоном раздумывающего знатока ответил я, хотя не успел застать времена, когда это чудо продавалось в магазинах не по цене золота. – И еще стаканчик апельсинового сока, пожалуйста.
Девушка убежала и уже через пару минут вернулась с приборами, салфеткой, едой и соком, мигом все оформила. Не забыла даже сок из графинчика налить в стакан. Сервис на уровне очень приличного ресторана, куда только в перестройку исчезли эти дрессированные кадры?
Едва успел нацелить вилку на красные, непривычно вкусные ломтики помидора, в столовую «робко ворвалась» Катя. Это значит – радостно вбежала, увидев меня, и резко затормозила, ошеломленная обстановкой. У меня тренировка – коттедж родителей, зарубежные отели, и то держусь на одной наглости и пофигизме. А каково ей, из бревенчатой хибары, с картошки и молока… Впрочем, к хорошему привыкают быстро, нынешние вожди тоже не в дворцах родились.
– А мне поесть можно? – Девушка голодными глазами уставилась на роскошный стол.
– Не сомневаюсь. Погоди, а ты давно встала?
– Часа три уже.
– И еще не завтракала???
– Нет, – Катя смутилась, – мне предлагали, но как‑то неудобно…
– Пока дают, надо брать. – И я плотоядно подмигнул незаметно подошедшей официантке.
– Что будете есть? – чуть улыбнувшись, спросила та.
– Давайте так… – перебил замявшуюся Катю. – Греческий салат с брынзой, лучше овечьей, и темными подвяленными маслинами, холодный говяжий язык с тушеной стручковой фасолью и кукурузой… Еще большую сладкую булку с мороженым и вареньем. Чай earl gray или другой с бергамотом.
После того как заказ дошел до кухни, из‑за дверей немедленно показалась голова труженика кастрюль и сковородок в высоком белом колпаке. Разглядев нас, как заморскую диковинку, он скрылся, и не зря – скорость подачи заказанного превзошла мои самые смелые ожидания. Вкус тоже, повар был реально хорош. Он даже не поленился пожарить свежего лосося в болтушку, а не отделался, как обычно, нарезкой слабосоленого варианта. Язык для Кати дополнил белым соусом, а фасоль оказалась чуть упругой и сыроватой, как раз в меру. Вяленых маслин не нашел, но обычные, греческие, были вполне на уровне. Я не удержался и по‑холопски залез в тарелку к сотрапезнице.
Девушка только хлопала ресницами, глядя на расставленное по столу изобилие. Но тушеваться не стала. Причем ножом и вилкой орудовала вполне уверенно, хотя отсутствие привычки чувствовалось.
От вкусной еды я расслабился настолько, что машинально поблагодарил официантку привычно‑отельным «thanks». Надо сказать, это ступора не вызвало, но уверен, ее плановый отчет станет заметно богаче на интересные детали.
После еды пошли гулять, на расстоянии шагов в тридцать за нами, не скрываясь, следовала пара охранников, спортивных короткостриженых ребят в темно‑серых костюмах и одинаковых черных ботинках. Их вообще на территории хватало, просто в доме парни старались не показываться на глаза. Даже метрах в пятидесяти от живописной беседки, расположенной на берегу реки, для кагэбэшников была установлена специальная скамейка в тени деревьев.
Екатерина засыпала меня вопросами:
– Где мы?
– На загородной госдаче товарища Шелепина Александра Николаевича. Это один из лидеров СССР, входит в Президиум ЦК, ну, там еще куча постов разной важности.
– Хорошо… тут. – Девушка с трудом подбирала слова.
– Никита Сергеевич обещал построение коммунизма?
– Хрущев? Да, но…
– Так вот его и построили, но, как видишь, не для всех.
– А откуда ты такие названия еды знаешь?
– В моем времени не бедствовал. Отец создал небольшой, но успешный бизнес. У меня тоже своя фирма, человек двадцать сотрудников. Капиталист‑эксплуататор, по вашей терминологии, вымирающий класс. Даже брюхо начинает вырисовываться, как на плакатах. – Похлопал по своему изрядно похудевшему от картофельной диеты, но еще немаленькому животу.
– Ты в таком же доме живешь, с прислугой?
– Нет, конечно, – засмеялся я. – Это у нас уровень владельцев заводов, ну, или крупных региональных чиновников. Прокурора города или мэра, к примеру. Губернатор пороскошнее живет, так думаю. Ну а по меркам столичных депутатов Госдумы и олигархов такой домик стремноват. Думаю, этот участок где‑то в двухтысячном купил какой‑нить Касьянов или Абрамович, снес никчемную халупу и выстроил нормальный небольшой дворец.
– А ты как живешь?
– Квартиру арендую в Екатеринбурге. Неплохую, надо сказать, даже очень. Четыре комнаты, ремонт и все такое…
– Арендуешь?! – Катя озадаченно нахмурила брови. – У своего предприятия?
– В смысле? – пришла очередь удивляться мне. – Предприятие никакими квартирами не занимается, мы строим компьютерные сети… Строили.
– А! Поняла! Значит, у частника снимаешь!
– Да, в точку. Каждый месяц хозяин с протянутой рукой приходил за платой. Дармоед!
– Получается, у вас квартиры в дефиците?
– Вовсе нет, только плати, продадут тут же. Еще уговаривать будут.
– Странно… – Катя опять озадаченно замолчала. – Ты же говорил, что денег хватает, две машины, по заграницам все время ездишь…
– О, понял! – Я хлопнул себя по лбу. – При социализме был дикий перекос, квартиры чуть не бесплатно дарили, а остальное дорого.
– Это у вас там перекос! – Катя надула губки. – Толику два года назад однокомнатную дали, как ребенок родился. Совершенно бесплатно, между прочим!
– Ну вот! А у нас за такую квартиру надо три‑четыре машины отдать. Не, это новых. Таких, как видела, так целый десяток.
Следующие минут десять мы молчали, переваривали сведения. В общем‑то халявная квартира, пусть однушка, для старлея… Невозможная штука для две тысячи десятого года. Это надо в ГИБДД идти, с полосатой палкой года три разбойничать на дороге. И то не факт, что получится накопить. Скорее, сдаст кто‑нибудь из более жадных корешей, и конец карьере, если не хуже.
– Знаешь, Кать, – прервал я паузу, – однокомнатную я бы купил без особого труда. Ну максимум кредит пару лет отдавал бы.
– Зачем тогда снимаешь? – опять удивилась девушка.
– Так стремно в однушке‑то… Ну неудобно жить.
– А зачем тебе четыре комнаты? – Катя странно посмотрела мне в глаза. – Это ж сколько прибирать?
– Не нужно, – начал оправдываться я, – но искал с хорошим ремонтом, в центре, чтобы парковка была человеческая. Пришлось брать такую, но на самом деле совсем немного дороже однушки…
– Как думаешь, долго мы тут жить будем? – неожиданно перевела разговор девушка. – Платить не заставят?
– Сложно сказать, все в руках вождя партии. – Немного подумав, добавил: – Вплоть до наших жизней. Но платить все равно не будем!
– Не говори чепухи, а милиция? – Девушка попробовала возмутиться.
– Катя, пожалуйста, пойми, все очень серьезно. – Я невольно понизил голос до громкого шепота. – Партийная верхушка в СССР выше всяких условностей типа законов и тем более милиции. По одному слову хозяина этой дачи мы через пару часов можем оказаться в психушке или на дне реки.
– А… – девушка побледнела, – что делать?
– В общем‑то ничего, если серьезно, то тебя совершенно незачем даже в больницу отправлять. Кто поверит в правдивость рассказанной тобой истории?
– Толик! И Петр Степанович! Они же видели все!
– Не кричи. Брат давно под подпиской о неразглашении, если такое вообще имеет смысл применять к офицерам КГБ. Впрочем, он ничего сделать все равно не сможет. А товарищ Музыкин первый же по приказу сверху отправит его служить в Магадан. А тебя или меня… он и сейчас не узнает на улице. Кстати, совершенно правильно сделает.
– Неужели это правда?
– Да. И знаешь, – я вспомнил, о чем давно хотел сказать девушке, – думаю, тебе, как честной комсомолке, предложат следить за мной как можно тщательнее и обо всем замеченном немедленно докладывать Шелепину. Ну, или кто там будет вместо него доверенным лицом.
– Но так нельзя, я… – Девушка из бледной, минуя нормальный цвет лица, стала красной.
– Не вздумай отказываться! Даже не помышляй об этом! Вернее, насчет сближения – это как получится, сама решай. Ты девушка взрослая и очень симпатичная.
– Ты, ты… – Она задохнулась от негодования.
– Извини, пожалуйста, я тоже на взводе. Но симпатичная, даже очень. – На всякий случай шутливо пригнулся. – Только не бей по голове, это мое слабое место.
– Ладно. – Девушка приняла игру и отвесила шутливый подзатыльник. – Ты правда так думаешь?
– Тут ставки взрослые, Кать…
– Поняла, не дура. – Она улыбнулась как‑то кривовато, так что получилась гримаса.
– Ты молодец, серьезно. – Психика у девушки оказалась крепчайшая, только позавидовать. – Так вот, соглашайся, и… На самом деле все рассказывай. Единственная моя защита – это ничего не скрывать о будущем и всячески помогать любому «сильному мира сего». Увы, сейчас мы не фигуры, а пешки. Пока полезны… Ты читала «Тысячу и одну ночь»?
– Что‑то слышала, но плохо помню.
– Арабские сказки, там главная героиня Шахерезада рассказывала каждую ночь историю правителю‑мужу, чтобы он ее не казнил, как предыдущих жен. И заканчивала утром на самом интересном месте. А через тысячу и одну ночь, когда фантазия и память иссякли, привела троих детей. И у мужа не поднялась рука рубить ей голову. Жили они потом долго и счастливо.