– Молодец, сильно вырос.
– Он как раз жаловался, что уже все партийные посты в своем Краснодаре перебрал.
– Это как? Я помню только, как он там крайкомом ВЛКСМ заправлял до пятьдесят восьмого, а потом у меня такая круговерть началась…
– Вот, так он пошел в райком, потом вторым в горком, потом в исполком.
– Ну и дела. Давно надо было Качанова в Москву вытащить[54].
– Ладно, Саш, пойдем попаримся еще разок да по домам? Пятый час уже сидим тут. И пиво кончилось!
Постепенно план, ставящий своей целью удержание власти (именно так, захватывать им было уже нечего) и спасение СССР, обретал рабочий вид.
Ситуация в Президиуме ЦК сложилась достаточно понятная. На стороне Брежнева выступали прежде всего Кириленко (куратор тяжелой промышленности), Устинов (оборонная промышленность и космос) и пытающийся сохранить независимость Суслов (идеология).
Вторая ясно видимая группа – республиканские вожди Рашидов, Мжаванадзе, Подгорный, Шелест. Нельзя сказать, что это единый дисциплинированный блок, но по принципиальным вопросам друг друга поддерживали. Последнее время явно тяготели к Леониду Ильичу, который не угрожал их интересам.
Третья микропартия – Косыгин (экономика), Воронов (сельское хозяйство) и Микоян, сильно сдавший позиции после смещения Хрущева. Брежнева и «брежневцев» они не любили, к сожалению, примерно так же, как «шелепинцев».
Противостоять всему этому Александру приходилось практически в одиночку. Но на его стороне стояли комсомольские выдвиженцы, прочно занявшие подступы к Олимпу номенклатуры. И какие! К примеру, первый секретарь московского горкома Егорычев, этот пост уже предполагал членство в Президиуме ЦК, его ленинградский коллега Василий Толстиков, первый секретарь ЦК КП Белоруссии Машеров, Председатель Гостелерадио Месяцев, министр охраны общественного порядка РСФСР Вадим Тикунов и, конечно, сам Семичастный. Какой‑то десяток лет, и все они спокойно и естественно займут места на вершине власти. А сколько еще придет лояльных заведующих комитетами и секторами…
Но времени не было. Нельзя даже дождаться высадки Амстронга на Луне в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, такой великолепный повод отодвинуть Устинова пропадет зря! Комаров в одиночку никуда в ближайшие два года не запланирован, а значит, и катастрофы быть не может, это опять мимо.
Единственным потенциальным союзником был Председатель Совмина СССР Алексей Николаевич Косыгин. Он уже давно отказался от амбиций Генерального секретаря, но при этом обладал колоссальным опытом и авторитетом. Привлечение его на свою сторону виделось наипервейшей и наиважнейшей задачей. Откладывать нельзя, придется в самое ближайшее время устроить встречу Косыгина с попаданцем. Если рассказ о печальном будущем партии под управлением Ильича не поможет, аппаратные методы борьбы обречены на провал. Останется только возможность выйти с неопровержимыми доводами на Пленум ЦК, причем с малопредсказуемым результатом.
В то время как прочный союз с Косыгиным давал как минимум длительную передышку, даже сохранение за Брежневым поста Первого секретаря серьезно ничего не меняло. Можно было спокойно заняться предотвращением развала СССР, а также легализовать факт появления попаданца, по крайней мере, на уровне Президиума ЦК и отдельных офицеров госбезопасности.
Впрочем, Шелепин был оптимистом и не сомневался в успехе. Более того, он не собирался ограничиваться минимумом. Совсем наоборот, основной целью виделся пост Первого секретаря ЦК КПСС, причем уже в следующем, тысяча девятьсот шестьдесят шестом году. Тут хороши все средства. Тем более что противник намного более опытен в аппаратных интригах. Поэтому самой серьезной задачей Александр Николаевич считал операцию по отвлечению внимания Брежнева, Президиума, ЦК, да и всей страны от своих действий по укреплению позиций в партии.
Хороший повод отвлечь внимание Президиума ЦК КПСС от своих действий пришел в голову Александру Николаевичу уже через несколько дней. Но обсуждать такие планы лучше подальше от тихих кабинетов и молчаливых телефонных аппаратов. Даже Председатель КГБ не может стопроцентно гарантировать отсутствие прослушки. Да и для здоровья полезно почаще бывать на воздухе, заниматься спортом. Поэтому уже много лет Шелепин и Семичастный играли в большой теннис не реже пары раз в неделю.
Очень удобно во время разминки «у стенки» отойти к краю площадки, передохнуть пару‑тройку минут. Заодно переброситься парой слов:
– Володя, ты же смотрел кинофильм про инопланетян? «Аватар»?
– Да, конечно. Поразительное, необыкновенное зрелище.
– Как считаешь, если вырезать из ленты фрагменты с актерами‑людьми, можно догадаться, что это снято на Земле?
– Э… Нет! – Владимир ошеломленно замер. – И ты…
– Именно! Переснять на пленку и аккуратно подбросить в редакцию какой‑нибудь серьезной зарубежной газеты. «Фигаро» там или «Таймс».
– Это будет бомба! Доказательство существования инопланетной цивилизации! Братья по разуму!
– Не совсем так, думать будут разное. Но это неважно. Ты как считаешь, после такого вброса Брежнев станет обращать внимание на какую‑то мелкую суету КПГК в Закавказье?
– Ха‑ха‑ха! Да они все забегают, как наскипидаренные, производство и науку на уши поставят. – Семичастный от избытка чувств подбросил мячик и с силой, до протестующего скрипа ракетки, послал его в стену.
– Тебя тоже затерроризируют просьбами добыть полные сведения. – Александр Николаевич со смехом подал другу новый мячик. – Надо сразу оставить в запасе пару уникальных фрагментов.
– А представляешь, как отреагируют на это в ЦК? – Семичастный погрустнел. – Потом все равно выяснится, что это мистификация.
– Не узнают, если мы не наследим. – Шелепин беззаботно махнул рукой. – Или объясним как дезинформацию, мероприятие по втягиванию капиталистических стран в космическую гонку. Представляешь, сколько средств будет потрачено вероятным противником на совершенно бессмысленные исследования?
– Тоже верно, за это можно и «почетного сотрудника» дать, – мгновенно расцвел Председатель КГБ. – Это же сколько атомных бомб и танков не будет сделано на их заводах, если они всерьез профинансируют исследования из‑за «Аватара»?
– Главное – самим в синих человечков не поверить. С хвостами.
– Пойдем уже на площадку, вон инструктор недовольно косится. Опять ворчать будет. – Семичастный скорчил недовольную мину и передразнил: – Уважаемые товарищи, поговорить вы и на работе можете, а у нас играют!
Никогда еще Шелепину не приходилось столько времени проводить в машине. С дачи, на дачу – чуть не каждый день. И передоверить беседы‑допросы с пришельцем некому. Отложить их можно, но в человеческих ли силах спокойно жить, зная, что совсем рядом тебя ожидает очередная «порция» картин будущего? Хорошо, что в ЗИЛе еще зимой установили телефон. Хоть и работал аппарат только в Москве, но все равно, большое подспорье.
Водителю дорожная суета тоже удовольствия не доставляла. Разные мысли приходили в голову: «Совсем себя Александр Николаевич не бережет последнее время, что‑то привозит, увозит, будто помощников на это нет. Сейчас что делает? Даже слова не сказал, только рукой махнул да поднял перегородку, как будто с товарищами из ЦК говорить собирается. Сам бумаги читает и губами шевелит, неужто ругается? Не просто так, большой он начальник. Как бы войны какой не случилось. Надо женке сказать на ушко, чтобы купила запаса на тяжелое время. Мало ли, а у нас даже соли в кладовке нет».
Но вслух, понятное дело, он не говорил ни слова. Такова уж шоферская работа, знай, крути баранку.
Уже около подъезда ЦК Александр Николаевич наконец опустил перегородку:
– Поехали сначала домой, пообедаю, – и потащил к себе телефонную трубку «Алтая», предупредить домашних.
…Заметив Веру Борисовну на кухне, у плиты, зашел, не переодевшись, только скинул пиджак на высокую спинку кресла в гостиной.
– Ты чего сегодня такой взъерошенный? – улыбнулась жена, традиционно целуя мужа. – Осторожно, у меня руки в муке!
– Да вот, гость наш начудил. – Александр ослабил узел галстука и аккуратно, не развязывая, стащил его через голову.
– Что‑то серьезное? – Вера Борисовна насторожилась и, угадав начало длинного разговора, прикрыла крышкой тушащиеся в небольшой кастрюльке кусочки телятины.
– Этот паршивец решил себе облегчить жизнь. Чтобы не рассказывать каждый раз историю заново, написал подробное изложение известных ему событий с тысяча девятьсот сорок пятого по две тысячи десятый, причем структурированно, на отдельной страничке каждый год. Говорит, так удобнее дополнять, если что‑то вспомнится. Факты без точной привязки к датам разнес по всем страницам вероятного диапазона. Очень жалеет, что нет множительного устройства Xerox, в его времени такие в каждой конторе стояли. Но Катя хорошо помогает, все красиво переписывает в двух экземплярах.
– А зачем же начиная с тысяча девятьсот сорок пятого? – удивилась Вера Борисовна. – Нам без него все известно.
– Говорит, его версия истории может быть искажена, даже пошутил. – Александр Николаевич зло вытолкнул слова: – Россия – страна с непредсказуемым прошлым.
– Ничего не понимаю. Да ты пока присаживайся за стол!
– Считает, что было очень много коньюнктурных правок, даже профессиональные историки подчас не могли отличить правду от вымысла.
– Очень разумно, молодец парень.
– Это еще не все, погоди только, сниму рубашку, а то опять пятно посажу.
Вера Борисовна набрала из‑под крана воды в чайник и поставила его на плиту. Привычно оттянула большим пальцем язычок пружины на зажигалке, открыла кран и подожгла газ вырвавшимся с кремня снопом искр. Дождавшись, пока муж немного громче включит транзистор и устроится за столом, продолжила:
– Все равно в толк никак не возьму, при чем тут прошлые двадцать лет?
– Зная, в какую сторону составители его учебников смещали акценты с сорок пятого по шестьдесят пятый, проще понять точную картину будущего.
– Саша, так не получится ничего, у нас каждый вождь «Краткий курс» по‑своему переписывает[55].
– Кажется, слишком сложно на первый взгляд, не спорю. Но я тут прочитал его версию…
– И как? Много новых великих людей у нас появилось или исчезло?
– Если убрать названия и фамилии, можно подумать, он вообще написал про другие время и страну.
– Даже так?
– Именно! Два раза перечитал, потом спросил, кто, по его мнению, выиграл Великую Отечественную.
– Мы, в смысле СССР, какие тут вообще могут быть сомнения?
– Не угадала. В основном США отличились, без их ленд‑лиза и Второго фронта мы бы Гитлера ни за что не остановили.
– Наглое вранье! За это его расстрелять мало!
– Кого, Веруся? Петр честно предупреждает – это не его мнение, а вполне распространенная в две тысячи десятом году точка зрения. Ты вспомни, большая часть фильмов у них снята в Голливуде.
– Докатились! – Вера Борисовна еще раз внимательно посмотрела на мужа. – Поэтому на тебе лица нет?
– На этом наш пришелец не остановился и подготовил план Большого цифрового скачка[56].
– Прямо как Мао Цзэдун! – в процессе разговора Вера Борисовна успела разлить по тарелкам горячий рассольник. – Поешь, Егоровна только что сварила.
– Да, почти. – Александр зацепил пол‑ложки из сметанницы, размешал суп резкими короткими движениями, продолжил: – Кстати, по Китаю. Петр описал просто фантастические изменения в политике и экономике, какую‑то новую культурную революцию[57]которая все изменит. Причем он думал, что эта самая революция во всю идет, как по его листкам получается, вообще с шестьдесят третьего по семьдесят третий.
– Ну Китай не США, как выращивали свой рис за Великой стеной, так и продолжат следующие сто лет. Тем более что дурак Мао сам отказался от нашей помощи.
– Ты лучше прочитай пока. – Шелепин достал из брошенной на угол стола кожаной папки десяток плотно исписанных листков. – Вот что он предлагает делать.
Вера Борисовна перевернула последний лист как раз к тому времени, когда был готов чай, который мужу пришлось заварить самостоятельно. Впрочем, точно так же раньше он сам положил в свою тарелку пюре, кусочки гуляша, соуса…
– Ну как? – спросил Александр Николаевич, пододвинув жене чашку с уже положенными в нее двумя ложками сахара.
– Масштабно, ничего не скажешь. – Вера потянулась за пряником, но муж подал быстрее. – Хотя весьма поверхностно и местами наивно, чувствуется, что наши реалии он понимает пока недостаточно.
– Не то слово! Если хоть краешек плана БЦС показать на Президиуме, его разорвут в клочья. И нас за компанию. Надо же так талантливо потоптаться разом на всех любимых мозолях товарищей! Всех обидел – армию, флот, космос, атомщиков. Не считая вопроса с республиками.
– Саш, тут, конечно, тебе надо серьезно думать, но ведь во многом он прав.
– В некоторой логике ему не откажешь. Самое смешное, что при этом Петр совершенно искренне хочет нам помочь. Вручал мне свою писанину прямо с гордостью.
– Если у Пети есть хоть какая‑то глобальная идея, уже проще. Понятно, чего ждать.
– Вот только создается странное ощущение… – Александр Николаевич задумчиво покрутил в руках пустую кружку. – Понимаешь, кажется, что мы для него только средство. Ему вообще все равно, что будет с партией и Союзом. Волнует только одно: русские компьютеры и всемирная сеть.
– Пойдем в гостиную, пусть тут пока Егоровна приберется. – Вера Борисовна поднялась из‑за стола. – Я про его странность тоже думала.
Сидеть у окна, открытого на заставленный цветами балкон, стало недавним тайным увлечением семьи Шелепиных. Точнее сказать, произошло это после покупки дивана и кресел производства капиталистической Испании. Их упругая зеленовато‑коричневая кожа и шелковистые на ощупь изгибы дорогого дерева неотвратимо притягивали к себе всех членов семьи. Впрочем, сейчас супругам никто не мешал. Александр Николаевич не удержался, закинул ноги на журнальный столик, на секунду откинул голову, прикрыл глаза.
– Не спи, замерзнешь! – не дала расслабиться Вера Борисовна. – Чего ты вообще хочешь от Петра? Он же молодой совсем и, кроме своей специальности, толком ничего не знает.
– Ты, как всегда, права, любимая жена! – важно начал Александр Николаевич и продолжил уже деловым тоном: – Но вывернуто у него все странно, переставлено с ног на голову… И полезной информации маловато. При этом парень честно и упорно пытается помочь своей стране.
– Но это не мешает ему сносно говорить по‑английски, смотреть фильмы из Голливуда и любить японскую кухню. Ты уже пробовал роллы, которые научился готовить Семеныч?
– Тоже думаешь, что притворяется? – резко насторожился Шелепин, привстав с кресла.
– Напротив, он удивительно искренен. Но мне кажется, Петр вообще не считает себя обязанным своей России или тем более СССР.
– Верусь, в каком смысле?
– Если бы его занесло в Калифорнию, например, он бы спокойно начал работать на ЦРУ. А в Париже – нашел бы общий язык с… Кто там вообще есть?
– SDECE[58], – машинально ответил экс‑Председатель КГБ. – Но это же совершенно ненормально!
– Для тебя дико, а он привык едва ли не месяцами жить за границей. И работать на того, кто больше платит.
– Получается, Петр потенциальный предатель?!
– Нет, Саш, он просто другой. Как бы тебе объяснить… – Вера Борисовна подошла к книжному шкафу и быстро пробежалась пальцами по корешкам книг, остановилась на «Айвенго» Вальтера Скотта. – Вот, наверное, самое близкое – честный наемник.
– Работает, пока платят, что ли? Фу‑у‑у! – скривился Шелепин.
– Нет, он будет соблюдать условия договора с сюзереном. Никуда не побежит, не обманет. Этого не бойся. Но и не жди, что за твои идеи расшибется в лепешку.
– Ты уверена? Может, ему надо объяснить роль партии?
– Зачем? Ты пойми: СССР распался, когда он в школу пошел! Он же чьим‑то партбилетом с выдранной фотографией в песочнице играл!
– Нет, Верусь, я так не могу. Выходит, он совсем не наш, чужак. Может, вообще настоящий враг. – Голос секретаря ЦК опять предательски дрогнул. – Да Буковский[59]по сравнению с ним сущий ангел! Давай их вместе поскорее в психушку отправим?
– Саша, хватит! Ты не прав. – Вера Борисовна заглянула мужу в глаза. – Петр не кажется дураком. Он прекрасно знает, что, кроме КПСС, на сегодня другой реальной силы в стране нет. И готов работать на СССР.
– Мало ли что этому безыдейному наемнику придет в голову. Выберет момент – и шасть в посольство…
– Представь, что ты попал в тысяча девятьсот двадцатый, в гости к товарищу Ленину. – Вера успокаивающе потянула мужа обратно в кресло, с которого тот успел встать. – И рассказываешь, что с мировой революцией ничего не получилось, на Висле армию Тухачевского ждет ужасный разгром. А через двадцать лет вообще случится еще более страшная война, в которой фашисты чудом не возьмут Москву.
– Если им представить доказательства, то должны понять!
– Хорошо, пусть поверили, у нас вот тоже по Петру особых сомнений нет. Ты думаешь, они примут ноту Керзона и откажутся от своих идей? Все равно атакуют, только не двести тысяч бойцов возьмут, а триста!
– Безусловно, пойдут на Варшаву. Сомнений нет.
– И потеряют не сто тысяч, а двести. Рабочих и крестьян СССР. Чьих‑то отцов, мужей, детей.
– Но могут и победить!
– А нужна такая победа, на немыслимом героизме и жертвах народа? Вот ты ответь, легко отправлять в тыл противника девушек‑диверсантов?[60]
– Вера! Это был мой долг! – резко вскинулся Александр Николаевич. – Опять ты меня упрекаешь!
– Извини, Саш, извини, пожалуйста. Опять по больному ударила. Но ты подумай, наконец! Предположим, Тухачевский возьмет Варшаву. А дальше? Продолжит победное шествие революции? Пойдет на Берлин?
– Скорее всего. Хотя… – Шелепин задумался.
– Саша, добром бы эта победа не кончилась. Завоевать всю Европу большевики не могли. Теперь‑то это совершенно очевидно! Но в тысяча девятьсот двадцатом думали по‑другому! Ленин бешеного ускорения требовал. Сталин и главком Каменев его в этом всецело поддерживали, да все ЦК спало и видело, как кони пьют на Рейне, Одере и Сене. И вообще, подумай, насколько тебе были бы понятны и близки все эти люди?
– И тут я. Со странными, неправильными идеями – остановиться на линии Керзона, обойтись без потерь, сохранить авторитет и даже, при настойчивости дипломатов, получить что‑то типа контрибуции. Ты это хочешь сказать?
– Именно! Но подобное совершенно не уложилось бы в головах членов Политбюро РКП(б)! Чем бы все кончилось?
– Расстреляли бы, наверное…
Вера заметила, что муж перестал ее слушать, полностью погрузился в свои мысли. Стараясь не мешать, она принесла чашки со свежим чаем. А потом и вообще ушла хлопотать на кухню. Александр Николаевич тем временем медленно, с карандашом, чаем, под пару сигарет перечитал листочки. Наконец он забросил злосчастный план БЦС обратно в папку и с улыбкой поднялся из кресла.
– Верусик, ты мое чудо! Не зря, совершенно не зря я решил показать все сначала тебе. Уже чуть было не пошел на крайние меры…
– Жесткие допросы и – в психушку? Как опасного диссидента? – жена тяжело вздохнула. – Все еще не повзрослел!
– Ты мне здорово помогла, все сходится. Кроме очевидной чепухи, в плане Петра немало здравых идей, будет величайшей ошибкой их не использовать. Например…
– Вот и прекрасно! – перебила мужа Вера Борисовна. – Ты лучше знаешь, что делать с конкретными проблемами. Хотя… Скажи, эти, как их, компьютеры могут на самом деле столь сильно изменить жизнь?
– Ты же сама видела их возможности. А Петр утверждает, что даже в его автомобиле не менее десятка узлов управляется подобными ЭВМ, только более слабыми и дешевыми. Предлагает, кстати, их снять и отдать для изучения специалистам.
– Ну, машины могут ездить и без этого. Ты же рассказывал, что его транспортное средство не сильно отличается от наших? Катя в нем каталась, я спрашивала.
– О, кстати, и как у нее впечатления?
– Быстро, тихо, мало трясет. Музыка очень качественная и сиденья удобные.
– Ну да, что она еще скажет. – Шелепин грустно усмехнулся. – Но дело не в этом, представь, если десятка ЭВМ не пожалели в недорогой по их меркам серийный ширпотреб, как они используются в военной технике, космосе?
– В винтовки и автоматы вставляют?
– Представь себе, даже такое бывает, есть у них прицелы с компьютером. Петр писал о радарах, системах наведения ракет, активной танковой броне, беспилотных самолетах, автоматических станках, военной связи, роботах‑солдатах, системе глобальной навигации, которая может вычислять координаты для военных систем с точностью до метра, а в специальных геодезических системах – до миллиметра[61].
– Впечатляет, но… – Вера задумчиво покрутила рукой в воздухе, – осознать все это у меня не получается.
– Еще наш гость из будущего ратует за персональные компьютеры, – продолжил Александр Николаевич. – Нужно ли это советским людям? Мало ли что капиталисты придумают. Допускаю, подобные системы позарез необходимы военным и научным работникам, но нужно ли массовое гражданское производство? Ну, примерно как с автомобилями в США, ведь наше метро куда более эффективно.
– Саша, ну нашел о чем спрашивать. Я только на счетах считать умею, и то плохо. Лучше скажи, СССР сможет это осуществить?
– Нужна специальная программа по разработке компьютеров, типа той, какую создали для спутников или атомной бомбы. Но как бы на самом деле для этого не пришлось сворачивать часть космических исследований. Маленькие микросхемы, а затраты будут колоссальными.
– Тебе не дадут это сделать, Леня только ждет, на чем сломать. Помнишь, как в последний раз мы оказались у него в гостях?
– Так это когда еще было…
– Он на тебя так смотрел, думал, его никто не видит. – Вера многозначительно хмыкнула. – Примеривался, как лучше придушить, сразу или чтобы помучился.
– Все время приходится ждать подвоха, – вздохнул муж. – Как вариант, можно начать работу по ЭВМ в рамках космических исследований. Пока не будет результатов, всячески тормозить дальние запуски. В истории Петра более пятидесяти космических аппаратов были отправлены на Луну, Марс и Венеру без особого результата. Раскидали народные деньги по космосу!
– Тут тебе виднее, – засмеялась жена. – Я так и не поняла до конца отношений в вашей банке с пауками.
– Сплошные вопросы и проблемы. Черт! В шестнадцать ноль‑ноль ко мне должен прийти с отчетом Кучава! Убегаю!
Уже в шестнадцать сорок Александр Николаевич проводил Митрофана Ионовича взглядом до двери кабинета. И только после этого наконец перевел дух. Рубашка на спине предательски набралась влагой за каких‑то сорок минут разговора. Не человек, а хитрая лиса с зубами матерого волка![62]
Недавним собеседникам уже приходилось встречаться множество раз. Как лично, так и на разных мероприятиях. Статный щеголь‑грузин всегда выделялся по‑особому сидящим на широких плечах пиджаком с прямыми, жесткими на вид бортами. Частые заграничные командировки изменили его жесты и мимику, придали едва уловимый оттенок лоска и изысканности, который тем не менее резко диссонировал с манерой поведения окружающих партийных функционеров.
Их прежние отношения следовали извечному канону начальник – подчиненный. Товарищ Шелепин с прямой спиной и свинцовым взглядом выслушивал доклад товарища Кучавы, иногда сухим голосом отдавал распоряжения. Александр Николаевич прекрасно знал, что именно таким формальным поведением, а не особой твердостью характера заслужил в свою бытность Председателем КГБ нелюбимое прозвище Железный Шурик. Но поделать с собой ничего не мог.
Сегодня все получилось по‑другому, как будто в его душе, а вернее спине, сломался тот самый стальной стержень. Он встретил Митрофана Ионовича в паре шагов от своего стола, резко пожал руку и, чуть полуобняв за плечи, как дорогого гостя, усадил за тот стол, который был придвинут к его собственному в виде ножки от буквы «Т». Потом попросил секретаря принести чая и сел на стул напротив. Так посоветовал заместитель, Павел Кованов, который шесть лет проработал вторым секретарем ЦК КП Грузии.
Старый аппаратный волк выдал свое немалое удивление лишь заинтересованным блеском глаз и начал привычный рассказ, по количеству трескучих фраз и стандартных партийных оборотов больше похожий на доклад съезду партии. Шелепин предполагал заранее, что получится именно так, поэтому сразу прервал речь, попросил человеческим языком прокомментировать цифры в аналитической записке, которую товарищ Кучава должен был подготовить.
И вот тут‑то стереотип подвел Митрофана Ионовича. Старый сталинский опыт приучил его быть готовым к любому повороту событий. В его папке из темно‑коричневой кожи «под крокодила» было три (!) записки. Полная, позитивная и парадная. Лежали они вместе, так как в удалении от чудовищно огромного начальственного стола не составляло никаких проблем выбрать подходящий для ситуации вариант. Сделать это на расстоянии полуметра от рук Александра Николаевича оказалось невозможно.
Со словами: «Давайте я посмотрю!» Шелепин быстро перетащил всю пачку бумаг на свою сторону стола. И уже через несколько минут поднял удивленные глаза на собеседника. Количество попавших на заметку КПГК случаев отличалось минимум на порядок. Под тяжелым взглядом секретаря ЦК товарищу Кучаве стало очень неуютно. Да что там, еще десяток лет назад такое происшествие вполне могло закончиться подвалом Лубянки.
Ситуацию разрядил не вовремя зашедший референт с подносом, на котором дымились чашки чая. Шелепину на секунду захотелось его расстрелять, но, впрочем, может быть, все к лучшему. Митрофан Ионович прекрасно понимал невербальные методы общения. Поэтому дальше пошел простой и откровенный разговор, лишь слегка исковерканный эзоповым цэкашным языком.
После небольшого прощупывания позиций собеседник вполне оценил предложения Шелепина «по выявлению отдельных комбинаторов, жуликов, шантажистов, которые добирались нечестным путем до высоких руководящих постов». Фамилии вслух не назывались, но с учетом ситуации, сложившейся в республике после выноса из Мавзолея тела Сталина[63], шансы на успех в борьбе против первого секретаря Мжаванадзе были как никогда высоки. И опытный аппаратчик легко согласился на большую игру, тем более что, по мнению старого коммуниста, протекционизм, местничество, землячество, карьеризм, подкрепленный родственными связями и коррупцией, давно стали проблемой некоторых партийных руководителей.
Но формально решили всерьез заняться расследованием случаев злоупотреблений на промышленных предприятиях республики. Для успешного выполнения поставленных ЦК КПСС задач делать это нужно было совместно со специальной группой КГБ по контрабанде и незаконным валютным операциям, которую товарищ Семичастный обещал сформировать для помощи своему грузинскому коллеге и соратнику, генерал‑лейтенанту Инаури[64]. Тому самому, который всего‑то полгода назад проводил из Пицунды Никиту Сергеевича.
Также была предложена прямая работа с постами КПГК на предприятиях и заводах, минуя председателей местных комиссий, по совместительству секретарей обкомов и горкомов. Ведь отдельные партийные руководители могли по нелепой случайности предупредить преступников. Ошибиться номером телефона, к примеру, и вместо своего начальника попасть к находящемуся «под подозрением» другу.
Потом немного поговорили о здоровье шестидесятитрехлетнего первого секретаря ЦК КП Грузии товарища Мжаванадзе. Александр просил при случае передавать ему привет и пожелания успехов в работе. Дополнительно поинтересовался, как идет карьера Эдика Шеварднадзе[65], и удивился, что такого полезного для партии коммуниста еще не приняли в члены республиканского ЦК. Прозрачный намек – в коммунистической партии хорошо понимали и куда более тонкие знаки внимания.
Попрощались тепло, как игроки одной команды. И только после ухода Митрофана Ионовича Шелепин ощутил, насколько далеко находился за пределами интриг ЦК. Как, не задумываясь, искренне верил лидеру, прикрывал ему спину, беспощадно громил врагов и заблуждающихся друзей.
Мир изменился. Разговоры и дела последних лет заиграли новыми красками, стали восприниматься на совсем ином уровне. Том самом, где непримиримая борьба со взяточниками и партийными перерожденцами превращалась в продвижение нужных людей по коридорам власти. А личные отношения ставились куда выше законности и справедливости. Так в нем умер Железный Шурик.
Глава 8