Из всего снятого с RAVчика электронного оборудования самым простым, на мой взгляд, оказался парктроник. Их было два независимых комплекта, один стоял сзади, другой спереди. В общем‑то знал я про них совсем немного – состоят из четырех ультразвуковых датчиков, сведенных на несложный блок управления, к которому, в свою очередь, подключена семисегментная светодиодная шкала, показывающая по двум каналам расстояние до препятствия.
Раскрыл коробочку с электроникой. Печатная плата размером чуть меньше пачки сигарет. Исполнено в SMD‑монтаже. На входе – регуляторы уровня, по одному на датчик. Тут все понятно. Десяток электролитических конденсаторов. Пара силовых транзисторов, похоже, цепь питания. Кварцевый генератор. Штук тридцать резисторов и керамических конденсаторов. Парочка небольших микросхем логики о шестнадцати ногах и столько же маленьких, восьминогих. На взгляд из две тысячи десятого года – совершенно неинтересное устройство, даже процессора нет.
Аккуратно удалить маркировки, те, которые могут что‑то сказать о дате изготовления и фирме‑производителе, и можно отдавать специалистам. Понятие «интегральная схема» в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году уже было известно, проверял по журналам. Более того, что‑то выпускалось серийно. Печатные платы тоже являлись далеко не новинкой, радиолюбители, если верить журналу «Радио», их вовсю травили на кухнях. Для ракет явно использовали элементы посерьезнее и посложнее, наверное, там подошли близко к уровню парктроника. Если мой примитивный агрегат еще актуален в роли передового образца, пожалуйста, разбирайте, копируйте, получайте патенты[93].
Топологию интегральной схемы наверняка можно «переснять» каким‑нибудь специальным микроскопом. Или послойно сошлифовать. Где‑то читал, что так поступали с первыми штатовскими процессорами вплоть до i386. Да и остальное… Пусть сразу переходят на прогрессивный стандарт пайки без ножек, это проще и дешевле.
С этими объяснениями передал устройство Семичастному, как понимаю, именно он будет отвечать за «впрыск» технологий из будущего под видом внедрения новейших зарубежных разработок, похищенных советской разведкой у злых капиталистов. Небось еще какой‑нибудь офицер типа Анатолия орден получит за вербовку особо ценного агента и провоз секретной схемы через монгольскую границу под видом украшения к национальному костюму.
Ответ получил через пару дней, и совсем не такой, как ожидал. Не успел допить традиционный чай с пирожными после ужина, как приехал Владимир Ефимович, в кителе и при погонах.
– Пойдем, прогуляемся! – скомандовал он, даже не здороваясь. Выражение лица не предвещало ничего хорошего.
– Пойдем. – Подобные «путешествия» по шикарным дорожкам окрестного сосняка уже стали привычным развлечением. Тем более что спорить в подобной ситуации не рекомендовалось.
Едва вышли за порог, как он набросился на меня с претензиями:
– Прожектер! Специалисты из НИИ‑35[94]чуть с ума не сошли, когда принялись изучать устройство. Оказывается, его невозможно скопировать! Принципиально иной технологический подход к размещению и конструкции элементов, даже состав припоя необычный. Интегральные схемы десятичного счетчика‑дешифратора, как они сказали, вообще опережают все им известное как минимум на десятилетие.
Семичастный достал из внутреннего кармана плотно исписанный перьевой ручкой лист бумаги и помахал им перед моим носом:
– Это только малая часть вопросов, которые они хотят, нет, мечтают задать…
– Но… – Хотел спросить, почему это так плохо, однако не успел.
– Спецы устроили истерику, намерены дойти до Президиума ЦК, так как подобные разработки существенно влияют на безопасность СССР. Уже подсчитали, что массу и объем бортовой мини‑ЭВМ самолета и мощность ее электропитания можно уменьшить в восемь раз, значительно повысив при этом надежность. И устанавливать даже на истребитель.
– Так они в общем‑то правы…
– Слушай дальше! – оборвал меня Владимир Ефимович. – Александр Николаевич их завтра примет и «поблагодарит» тебя отдельно. – Грозно посмотрел на меня, ожидая, что я от страха поползу прятаться под хвойную подушку леса. – Они догадались, что это как‑то связано с кино про инопланетян.
– И что теперь? – Где же я прокололся‑то? Осторожнее надо, предки‑то совсем не дураки!
– Думать надо было! Головой, а не желудком! – В выражениях он не стеснялся, и очень быстро я узнал про себя много нового и неожиданного.
Через несколько минут не выдержал: генералов в Советском Союзе много, а попаданец из будущего всего один!
– В следующий раз обязательно перемещусь в другое измерение! Раз тут плохо подготовился. Ошибся‑то всего на пяток лет, это точность в десять процентов от общего времени «провала».
– Второй подобный прокол будет последним! – Продолжал бушевать Семичастный. – Переедешь с этого курорта в карцер для стимуляции памяти!
– Да хоть куда! – Сколько на меня кричать можно?! – Ну не понимаю я почти ничего в электронике, резистор от конденсатора только на схеме по маркировке отличить могу. Помню вузовский курс да полурекламные ролики с YouTube. Тем более что выводы пришлось делать без общения со специалистами, по любительским журналам!
– Меня не волнуют твои проблемы, – отчеканил Семичастный, замораживающе глядя прямо мне в глаза. – Предложения должны быть представлены в соответствии с текущим историческим моментом.
– Приложу все усилия. – Надо срочно сдавать назад, пока на самом деле не выселили в холодную (ишь как на политический слог потянуло!).
– Да уж хотелось бы! – с издевкой подтвердил он. – Считай это первым и последним предупреждением.
С удовольствием что‑то вспомнил бы, но память такая, пока не зацепишь, не задашь правильный вопрос, ответа не будет. А кто его задаст? Сам себе не могу!
– Вот, смотри, как выглядят интегральные схемы в наше время. – Владимир Ефимович достал из кармана странный квадратик сантиметра в три, отдаленно похожий на древний pentium, по красно‑коричневой поверхности которого вместо маркировки были небрежно «накатаны» полоски проводников. – Это триггер. Микропленочная схема, считается перспективной.
– Один? – Я покрутил изделие в руках, было видно, что дорожки толщиной в миллиметр нанесены пленкой на тонкую керамическую основу. Никаких контактных ножек с обратной стороны не имелось.
– Печатные платы. – Мне под нос подсунули страшненькую конструкцию… Нет, не стеклотекстолита, а странного слоистого пластика грязного светло‑коричневого цвета. Фольгирована была только одна сторона, неуклюжие толстые дорожки навевали мысль о ручной разводке. Пайку делали каплями олова, огромными, больше спичечной головки.
– Так… Кажется, тут надо начинать с нуля…
– Догадался наконец попа‑данец! – Уже смеялся Семичастный, похоже, первый шквал прошел. Уф‑ф! Пронесло!
Вообще его можно понять. Думал с моих слов по‑простому помочь специалистам, а тут оказалось, что надо запускать в производство элементную базу принципиально нового типа, разрабатывать технологию разводки печатных плат под насыщенный поверхностный монтаж, да вообще непонятно, что изобретать для производства микросхем, какие‑то методы пайки, крепления, травления… Полный вынос партийного мозга, он ведь наверняка в этих словах еще меньше меня соображает.
Дурацкая ситуация. Для реального прорыва требовались огромные затраты, строительство, научные коллективы. Но все стояло на отдельных образцах, появления которых толком не мог объяснить даже всесильный КГБ, да на словах малограмотного любителя, который что‑то где‑то когда‑то читал или видел. Эксперты провести проверку с полным сохранением секретности и в короткий срок практически не могли, даже первая демонстрация породила столько вопросов, что гасить пожар должен был аж целый член Президиума ЦК КПСС.
Хорошо хоть додумался с парктроника начать, была светлая идея сразу магнитолу подсунуть как более понятное и знакомое изделие. Сразу с CD‑приводом и образцом диска… и усилитель приложить… Сейчас уже куковал бы вместе со спецами в каком‑нибудь очень закрытом месте по программе изоляции свидетелей до смерти от старости. Если не хуже.
– Готов работать хоть по двадцать часов в сутки. – И про себя добавил: «Тут скучно, уже минимум пару кило прибавил».
– И будешь! – А ведь не шутит, черт! – Вот как только тебя выпускать к людям без охраны…
– Главное, одеть по‑человечески. – Не удержался: язык мой – враг мой.
– Иди и пиши предложения по микросхемам и печатным платам! Они нужны Александру Николаевичу срочно, завтра в десять часов совещание. Так что у тебя три часа. Время пошло, бегом!
Умеют тут прочищать мозг. Он специально подгадал с командой в самом удаленном от дачи месте? Пока рысцой добирался почти километр до бумаги и карандаша, сообразил, что для изготовления компьютеров и контроллеров военного назначения в шестьдесят пятом есть все, включая вполне конструктивные идеи. Нет только сущей мелочи – промышленной базы для производства элементов и культуры их правильного использования. Вот что необходимо срочно исправить.
Эврика!!! Закон Мура, он же именно в апреле шестьдесят пятого появился! Пусть ищут публикацию и читают до просветления: «Плотность транзисторов на чипе удваивается каждые восемнадцать месяцев». Прикинем на пальцах. Насколько вижу, транзисторов в схеме… Как они выглядят‑то? Да все равно, никак не больше десятка. Считаем для семидесятого года, выходит сто шестьдесят. Чепуха какая‑то получается, к этому времени счет транзисторов должен идти на тысячи[95]. Хм…
Будем исходить из предпосылки, что с формулировкой за сорок лет «поработали» шаловливые ручки маркетологов[96]. Но точно известно, что к тысяча девятьсот семидесятому в микросхемах появятся тысячи транзисторов, а к восьмидесятому десятки тысяч. Кстати, этот же закон применим к памяти и тактовой частоте, только временной коэффициент чуть другой. Значит, моя роль предельно проста – сказать, что Гордон Мур прав на сто процентов. Кто не верит, тот враг народа. Пусть посмотрит на процессор Dell и ходит просветленный.
Как преодолеть этот головокружительный график? Бежать следом бесполезно, надо «запрыгивать» в курьерский поезд где‑то посередине разгона. Значит, необходимо планировать базу сразу на уровень эдак семьдесят пятого года реальной истории. И попытаться уложить рост в разумные два‑три года. Так что, даешь Силиконовую долину в СССР методом комсомольской стройки! Не все коммунистам целину поднимать и реки поворачивать, пусть хоть что‑то действительно полезное сделают для страны.
Кстати, Сколково в шестьдесят пятом году на карте существует? Хорошо бы подсказать нынешнему генсеку[97], где не надо ничего строить, карма у места плохая, разворуют даже асфальт…
Что может помочь? Во‑первых, правильное направление. Насколько могу судить, все «пленочные» технологии зашли в тупик, массово используется КМОП, он же CMOS[98]. Знать бы еще, что это означает, но, думаю, оно уже изобретено. Остальных исследователей резать острым партийным ножом. Особенно тех, которые применяют германий. И память на ферритовых кольцах.
Во‑вторых, если правильно помню, основной проблемой всегда была чистота пластин полупроводника. Из‑за непонимания этого вопроса, уверенности в невозможности достойного (то есть более десятипроцентного) выхода годных микросхем из заготовки в конце пятидесятых какая‑то крупная штатовская фирма даже закрыла исследования в кремниевом направлении. Выходцы из нее организовали победивший мир Intel.
Так, что помним про Интел? На какой‑то выставке видел макет их производственного помещения, в нем четыре уровня. Первый, самый верхний, вентиляция и воздухоподготовка, очисткой это можно назвать по тому же принципу, как и телегу автомобилем. Второй этаж, он же «чистый» – для основного производства. Третий и четвертый (при необходимости) – сервисное обслуживание. Ну, там трубоэнерговоды, силовая аппаратура, химподготовка и прочее коммунальное хозяйство.
Если правильно помню цифру, воздух на втором уровне должен быть в тысячу или в десять тысяч раз чище, чем в операционной, причем иметь стабильную температуру и влажность (иногда очень низкую). Люди там появлялись редко и ходили в чем‑то типа скафандров на батарейках. На стенде даже чучело стояло, но дотянуться и потрогать ткань костюмчика не смог, хотя пытался. Еще одна цифра, зацепившая мозг, – соблюдение режимов с точностью до десятых долей градуса, причем иногда речь шла об огромных, поистине звездных температурах. Так что для управления техпроцессами надо широко привлекать ЭВМ.
В итоге должно получиться настоящее царство роботов, которые выращивают из песка столбики размером примерно со взрослого человека. Потом пилят их на пластины миллиметровой толщины, шлифуют в сотни раз лучше, чем зеркало, покрывают несколькими слоями оксида‑диэлектрика и металла. Вроде бы процесс называют фотолитографией. По крайней мере, термины «засвечивание» и «ультрафиолет» в описаниях попадались[99].
Интересно, по плечу эта задача СССР? Или Intel будет покрепче? Впрочем, долой пустые мысли, сегодня время больше, чем деньги.
Прикинем, что делать с печатными платами. Стеклотекстолит наверняка изобретен, только делать его в прошлой пятилетке не запланировали[100]. Вообще в такой динамичной отрасли как вычтех Госплан может сразу вешаться на березе. Или стреляться, как положено правоверным членам партии. Так что тут самое умное целиком купить производство за границей. Не думаю, что среди капиталистов это считается стратегической технологией, запрещенной к продаже за золото партии.
Как разводить платы без PCAD? Интересный вопрос на самом деле, впрочем, цифровые молотилки в шестьдесят пятом уже есть. Взять БЭСМ‑6 – и по координатам строить дорожки. Выводить чем‑то типа графопостроителя. Шаговые двигатели или сервоприводы уже изобретены? Чем рисовать – найдут? Впрочем, вместо пера и чернил можно делать изображение светом на фотопленке, получится еще проще и точнее. И ведь не посмотришь быстренько в Интернет, надо гору бумаги перевернуть, но некогда.
Пусть изобретают, если что, НИИ «СовГрафПоСтрой» организуют. Врукопашную будут такую двухслойную крохотулю целую смену разводить да ошибки ловить неделю. Заодно появятся программная база и опыт для проектирования интегральных схем. Там‑то без ЭВМ никуда, сложность слишком большая.
Чем травить платы, наверное, и без меня знают. Там вроде самое интересное – сверловка и металлизация отверстий. При поверхностном монтаже дырок меньше, это плюс, хотя и небольшой. Смогут ли сделать станок с ЧПУ для дрели с управлением от ЭВМ? По идее ничего сложного в этом нет, поэтому и его нарисуем в схему производства. Вот как дырки медью покрывать – увы, не ко мне. В химии полный профан.
По элементам нового типа. Такое сейчас нигде в мире не купить, это гарантированно. Так что строить и отлаживать. Благо, не могу припомнить особо жестких требований по чистоте и точности, разве что нужна термостойкость для пайки волной. Или их на паяльную пасту насаживают и потом в печке «приплавляют»? Надо про оба способа упомянуть, все равно, кроме названия да общей схемы, никаких особых подробностей не помню. Пусть экспериментируют, образцов резисторов‑конденсаторов навалом. Хотя расслабляться не получится, все новое, все впервые. Но если говорить о Большом цифровом скачке, мимо этой стадии никак не пройти.
В завершение про припой. Дрянью бессвинцовой распаян несчастный парктроник, приятель как‑то жаловался, что экологи с медиками продавили этот вариант. Капризный он по кривой нагрева, как семиклассница на первом свидании. Пусть не заморачиваются доценты с кандидатами.
…Теперь остается изложить это все в структурированном и доступном современным инженерам виде. Чтобы понял даже Шелепин. А то прилетит от него, да так, что не унесу. Не забыть поставить акценты – необходимо дешевое отечественное производство, иначе все идеи будут тут же уворованы вероятным противником, хоть в десять кругов колючку растягивай. Тем более тратить шикарный технологический потенциал только на оборонку – головотяпство, которого не стоит допускать даже при местном недоразвитом социализме.
Слова об одежде все же достигли ушей начальства. Ближе к середине июня после очередного киносеанса госпожа Шелепина обрадовала, предложив обновить гардероб. Сложных конспирологических вариантов не искали, попросту поехали с Катей, Верой Борисовной и неизменным товарищем Смирновым по обычным магазинам. Для легендарной «сотой» спецсекции ГУМа, о которой мне уже успела нашептать официанточка Настя, мы явно не вышли мордой. Впрочем, дареной селедке плавники не считают.
В центр Москвы не поехали, по крайней мере, Красной площади не видел. Более точно ориентироваться в столице без схемы метро и навигатора все равно не приучен. Но явно шарились недалеко от окраин. Поэтому универмаг с размашистой неоновой надписью «Синтетика» порадовал поистине советскими размерами. Эдакая одноэтажная застекленная витрина вдоль жилой пятиэтажки длиной в целый квартал. Десятка три бутиков образца две тысячи десятого года туда влезли бы без труда.
Внутри огромные секции, небольшое количество покупателей, продавщицы в клетчатых фирменных сарафанах с монументальной вышивкой «УМС» и белых кофточках. Удивился практически полному отсутствию очередей, небольшая давка была только за белыми мужскими рубашками. Пробился, пощупал ткань – неприятная жесткая синтетика. Что вполне соответствовало названию магазина. Но носить такое чудо на собственном туловище, бр‑р‑р, извращение.
Катя с Верой Борисовной ушли куда‑то вглубь, оставили меня вдвоем с неразговорчивым Смирновым, даже имени которого я не знал. Впрочем, не велика беда, ходит, как привязанный, и ладно.
В отделе мужских костюмов было спокойно, всего несколько человек примеряли… Всего три фасона! Зато вывесили их по нескольку рядов каждый, упорядоченно, с большими круглыми бирками на никелированных вешалках. Нечего рыться, бери, что дают, следующий! Но в отличие от Екатеринбурга две тысячи десятого года весь ряд размеров в наличии, да еще с разбивкой на три группы по росту.
Так, один фасон сразу отметаем. Чисто черный, двубортный, по виду – стоит брать ближе к похоронам. Хотя и самый популярный, наверное, из‑за цены: всего сорок пять рублей. Второй – «тройка» из какого‑то фактуристого серого в черную крапинку материала, несерьезно. Третий обнадеживал, темно‑серый, однотонный, с неглубоким вырезом и элегантными узкими лацканами, на паре пуговиц. Ткань на ощупь удивительно качественная и совсем без завалов. Неужели импортная? На ценнике ПШО «Большевичка», сто пять рублей.
Примерка затянулась. Не знаю, как кроили эти чудеса швейного искусства, но мне они категорически не подходили. Никак не похоже на «Brioni», и даже на попусту раздутый «Pioneer Gragney», о котором за пределами России и Греции никто не слышал. Кое‑как подобрал пиджак и брюки из разных комплектов, но все равно без вмешательства портного это барахло смотрелось на мне отвратительно. Особенно бесили по‑сюртучному длинные полы, которые при моих метре девяносто начинали распахиваться где‑то выше пупка. Впрочем, плевать, все равно пиджак всегда носил незастегнутым. Вот как исправить чуть коротковатые брюки? Или это у меня в две тысячи десятом образовалась неэкономичная привычка «мести асфальт»?
С рубашками дела обстояли гораздо лучше. Выбрал три простых белых, ничем не отличавшихся от знакомых по будущему моделей. Даже производство и то КНР. К ним добавил по паре клетчатых – с длинным и коротким рукавами. Галстуки оказались подозрительно узкими, неужели такая мода? Впрочем, плевать, всю жизнь был важен не фасон тряпочки, а узел, которым она крепится вокруг шеи. Прикинул черный, в мелкую белую клетку, завязал виндзором. Вроде ничего, сойдет. Второй галстук взял с широкими диагональными полосами, градиентно переходящими из белого в синевато‑стальной. Для него подошел four in hand, хотя до идеала получившаяся конструкция все равно не дотягивала[101]. Но лучшего варианта в продаже не было.
С обувью дела обстояли плохо. Десятка полтора моделей поначалу обнадежили, но толстая подошва из черной волнистой микропористой резины… здоровенные полукруглые носы… обязательная шнуровка… Как это носить, с портянками, что ли? Или сразу брать галоши с отвратительным алым подкладом, которые в городе Москве почему‑то оказались в немалом ассортименте? Единственная пара туфель, похожая на современную, жала в подъеме. Вроде импорт, но какой‑то странный. На ценнике ЧССР, тридцать восемь рублей, но ни одной надписи на обуви, кроме выбитого на коже подошвы размера, причем по штатовской шкале, десять с половиной. Даже коробка и то простой белый картон. Продавщица, увидев мои мучения, легко дала совет: «Сначала налей кипятка, потом поноси полдня со старыми носками, будут сидеть как влитые». М‑да, как термофлексовые ботинки на жесткий сноуборд запекать…
…А ведь тогда еще было принято в дождь носить резиновые боты поверх обычной обуви. Даже с модельными туфлями…
Задумался об осени, подобрал легкий темно‑коричневый плащ с широким, на две дырки поясом. Под него шляпу «трилби»[102]в тон, с лентой, завязанной бантиком на левой стороне, и колючий шарф в бело‑серую клетку. Иных расцветок не оказалось. Подумав, добавил еще одну шляпу, уже серую, под костюм. Они мне всегда нравились, но выйти в таком головном уборе на улицу в двадцать первом веке не рисковал, да и в машине неудобно.
Отшлифовал комплект сатиновыми «семейными» трусами, дюжиной хлопковых носков, платками, парой комплектов дешевых тренировочных костюмов, из тех, на которых «вытягиваются коленки», и чем‑то вроде тонкого синтетического свитера с молнией на груди. Футболок в продаже не оказалось. Кальсоны с начесом позабавили, но одевать их в здравом уме и твердой памяти… Не дождетесь!
Последним приобретением стал узкий кожаный ремень с непонятной кокардой на пряжке. Это было настоящее чудо узнавания, точно таким же на меня в свое время наводил страх отец. Хотя он ни разу не пустил его в ход, запомнился этот инструмент воспитания на уровне подкорки.
Оплачивала покупки госпожа Шелепина, доставала деньги из пачки десяток в банковской упаковке, для чего пришлось отбивать чеки чуть ли не в десять отделов в стоящей неподалеку мини‑будке – кассе. Сумма потянула на триста двадцать два рубля с копейками, не знаю, как это по здешним меркам, но Вера Борисовна покосилась на меня с откровенным недовольством. Неужели ухнул месячную зарплату секретаря ЦК КПСС? Надеюсь, к зиме с деньгами у меня что‑то наладится, тут на видном месте висела неплохая норковая шубка за четыре тысячи рублей… Кате бы она пошла.
Хотя девушка без того была красная от смущения и радости. Притащила кучу шмоток даже больше моей, пришлось помогать утрамбовывать перевязанные бумажным шпагатом свертки в багажник. Улучила минутку, шепнула в ухо горячим дыханием:
– Тут почти на триста рублей, моя зарплата за квартал, и с премиями! – потом добавила: – Да еще все такое модное, красивое! – Притопнула каблучком: – Смотри!
– Красиво. Тебе очень идет. – Оказывается, она уже надела обновку – бледно‑розовые туфельки, низкий салатный каблук‑рюмочка, хлястик на бантиках. Брр, мечта провинциалки.
В следующий раз сам буду ей обувь подбирать. Пусть считает меня конформистом, но даже от легких «стиляжных» мотивов меня начинает тошнить[103].
Шлифовка известной мне реальной истории подошла к концу. «Годовые» страницы разрослись за счет глубоких экскурсов в ту или иную сторону, одна только вьетнамская война с последствиями потянула на пару страничек пояснительного текста. Описание две тысячи десятого года из короткого рассказа превратилось в полноценную повесть. Теперь даже чтение подшивок «Правды» и медитирование над глобусом не помогали извлечь из подсознания ничего нового. Разве что завел отдельные разделы под конспирологию и прочее, прочее… Всерьез подумывал попросить у Александра Николаевича гипнотизера, но стал опасаться, как бы это не кончилось тяжелой и вредной для здоровья химией.
На этом фоне задача «бытового» прогрессорства стала вполне актуальной. Вот только неудача с парктроником заметно сбила спесь. Идеи космического масштаба сначала осторожно проверял на Кате, потом на Антонине Валерьевне (супруге Семичастного) или Вере Борисовне во время киносеансов. Впрочем, три десятка фильмов уже заканчивались, а реальные прорывы можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Вот взять музыку. К сожалению, не было у меня дискотек восьмидесятых, «Модернов», «Абб» и прочих развлечений. Не подготовился к провалу в коммунистическое средневековье. В основном имелись диски старого рока, «Scorpions», «Rammstein», «Linkin Park», «Queen», «Apocalyptica». Из российского – «Ария», «ЧайФ», и вроде все. Лучше не рассказывать, какой эффект эти группы произвели на местный партийный бомонд. Только что матом не ругались! Причем явно не из политической конъюктуры, им реально было противно слышать «сумасшедшую какофонию».
Попытался объяснить, что такая музыка стартует буквально вот‑вот, максимум лет через пять, и на записях, наверное, можно будет сделать неплохие деньги. Впрочем, уверенности не было даже у меня: не представлял, как воспримут запись без группы (а фонограмма для рока – утопия). Поэтому я только аккуратно перегонял все на здоровенный катушечный магнитофон Magnecord 1022, голосом проговаривая название и пару цифр, в которые закодировал год (попросту минус пятьдесят лет от реальной даты).
Единственным «лучом света» стала Ванесса Мэй, непонятно каким ветром занесенная в бардачок RAVчика. Смелые скрипичные вариации «Violin» музыкальной Антонине Валерьевне очень понравились, даже «Storm» и «Ultimate» не вызвали отторжения. Было решено запускать это на пластинках, тем более что диска mp3 с запасом хватит на десятилетие творческой деятельности талантливого, но, увы, анонимного исполнителя из СССР. Исполнителя, который к тому же распорядился передать весь гонорар в пользу Уральского госуниверситета. Пусть хоть в этой истории у моей альма‑матер будет финансирование на уровне МГУ. Если я, конечно, не переоценил доходы от музыки[104].
Моральных страданий, к моему удивлению, никто не испытывал, скорее, наоборот, – присутствовали легкое злорадство и оценка денежного эффекта. В том числе, конечно, на благо Родины, в свободно конвертируемой валюте. О благе СССР заботились без всякого пафоса и рисовки, Родина считалась чем‑то своим, неотъемлемым, чье благо стоит едва ли не выше личного.
С кино ничего хорошего не получалось. Вернее, все наоборот. Советский кинематограф шестидесятых оказался просто великолепным для своего времени! Удивительные актеры, которые только начинали свою карьеру, талантливые режиссеры. А песни! Куда потом, в восьмидесятых, все это исчезло? Кто убил таланты пыльным мешком? Неужели постаралась КПСС? Как можно было недооценить и задушить самое мощное идеологическое оружие в мире, ведь один «правильный» боевик или комедия эффективнее тысячи партсобраний?
Накладывать на этот мир известные мне сюжеты из будущего? Зачем? Уверен, у нынешних людей и своих замыслов невпроворот! Лишь бы никто не мешал «по идеологическим соображениям» и не забывал про финансирование технических разработок. Пока, если верить журнальным специалистам, «Планета Бурь» на фоне спецэффектов Голливуда выглядела просто шедеврально. Видимо, и на самом деле имелось чем похвастаться, но так будет, увы, не всегда.
Зато для телевидения накопилось изрядное количество идей. Прежде всего, попытался растолковать, насколько это мощное оружие в руках власти – газеты и радио даже рядом не стоят. Никакие диссиденты не страшны, если есть первый мультиплекс. В доинтернетную эру их попросту никто не услышит, кроме горстки интелей. Поэтому вещание должно быть практически круглосуточным, минимум с шести ноль‑ноль до двадцати четырех, и так по всей территории страны. Тут никак не обойтись без спутников связи (рисунок приемной «тарелки» прилагается). Как устроен ретранслятор, не представляю, но вместо лунных ракет надо делать именно ретрансляторы, это точно[105].
Телевизоры должны быть надежными и недорогими. То, что в СССР стоимость «Рубинов» и «Рекордов» составляла примерно полугодовую зарплату инженера – чистой воды головотяпство со взломом, одна из причин тотального развала страны в девяносто втором. Недосмотрели дети в шестидесятых и семидесятых правильных, качественно сделанных программ. Вот и получили закономерный результат в девяностых. В завершение подробно расписал роль сериалов. Для тысяча девятьсот шестьдесят пятого легендарная рабыня Изаура станет прорывом в будущее. А сколько можно сделать сюжетов про комсомольцев, спортсменов, рабочих… Только деньгами отрасль обеспечить да с цензурой не слишком усердствовать.
Иначе получится, как в моей истории, когда уехавший из СССР в тысяча девятьсот семьдесят шестом году шестилетний мальчик[106]позже стал называть Родину «снежной Нигерией». И еще гордился при этом, как тонко подколол – ведь по населению эта африканская страна равна России две тысячи десятого года, а также сопоставима с ней по объемам экспорта нефти и уровню коррупции. Впрочем, денег от Газпрома народу бывшего СССР достанется все же больше, чем нигерийцам от Shell. Хотя бы за это «завоевание социализма» надо благодарить ракеты Никиты Сергеевича и атомную бомбу товарища Сталина.
Отдельно предупредил о феномене реалити‑шоу типа «За стеклом» и «Дом‑2». Дикая, нездоровая популярность туповатой бытовой жвачки, которая может стать опасным оружием. Почему бы не запустить в США подобный проект в расчете на деструктивный эффект для их общества?[107]Пока еще у зрителей выработается стойкий иммунитет, а там сейчас религиозное обострение, хиппи всякие…
…После того как руководители «пересмотрели» все фильмы из коллекции, наткнулся на новую «золотую жилу», а именно – игры. «Контрстрайк» и «Цивилизация» начисто вынесли мозги не только у жен. Генерал‑полковник Семичастный три ночи подряд гонял юниты по карте, пока его силком не оттащила от монитора Антонина Валерьевна. Товарищ Шелепин после небольшой «пробы» удержался от соблазна. Наверное, у него в ЦК и без компьютера было в кого «пострелять».
Очень рад, что давно «снес» особо любимую девушками «The Sims», если бы до игр дорвались супруги вождей, мне было бы очень страшно за ресурс ноутбука. И ведь попробуй откажи…
Начал мечтать о «Тетрисе» на игровой приставке или хотя бы БЭСМ‑6 (так и не понял пока, какие ЭВМ широко распространены, а какие экзотика). И тут вспомнил о кубике Рубика. Увлечение детства, даже примерно представил, как его собирать. Но это неважно, точно знаю, что счет проданных экземпляров этой простейшей игрушки шел чуть ли не на миллиарды[108]. Никакой электроники, простой пластик на трехмерной металлической крестовине. Вполне доступно промышленности СССР шестьдесят пятого года.
Нарисовал подробные эскизы, написал техническое обоснование, согласно которому изделию суждено большое будущее. Выдал настоятельную рекомендацию разворачивать производство сразу в многомиллионных тиражах. А также думать о патентной защите, чтобы хоть как‑то обеспечить свои права в мире акул капитализма. Или сразу продавать буржуям лицензии за ощутимые деньги.
Плохо быть нелегалом, нет возможности хоть что‑то получить от внедрения новинок из будущего. Разве что подкинут «от щедрот» денег на шубку и дубленку, да с курорта all inclusive не выгонят. И так уже как‑то не по себе становится, еще полгодика повыжимают, порасспрашивают – и отправят в Комсомольск‑на‑Амуре токарем третьего разряда. Точить на германском станке тысяча девятьсот тридцать восьмого года выпуска болты к подводным лодкам. Нынче вожди гуманные, даже идейным противникам больше пяти лет лагерей стараются не давать.
Но сделать пока ничего не мог. Надо хотя бы попробовать уговорить направить доходы от кубика на кинематографию. Ну там премию учинить какую‑нибудь особо ценную, типа Нобелевской, но для фильмов. Или построить советский Голливуд, индусы же смогли сделать Болливуд, который по количеству снятых фильмов оставил своего американского прародителя далеко за спиной[109].
Глава 11