На что ты смотришь? Что ты видишь?

 

Андерс проснулся от незнакомого запаха и непривычных звуков. Пахло кофе, а на кухне кто – то ходил, выдвигал ящики и открывал шкафы. Он остался в постели, сделав вид, что все в порядке. Как прекрасно: на кухне кто – то варит кофе и готовит завтрак. Он сложил руки на животе и посмотрел в окно. На голубом небе облака, середина октября, холодный день.

Сесилия готовит завтрак. Майя сидит на кухне и играет во что – то. Он лежит в постели Майи.

Дальше воображение работать отказывалось. Андерс посмотрел на свои пальцы – грязные ногти, кутикула вся черная. Он нагнулся, достал из – под кровати бутылку разбавленного вина и сделал глоток. Надо вернуться к реальности.

Ночное волнение улеглось. Рассказы Элин о Хенрике и Бьерне звучали достаточно пугающе ночью, но теперь, при свете дня, они не имели никакого значения. Андерс выбрался из постели. Пол под босыми ногами был холодный, почти ледяной, и он надел носки и футболку, натянул джинсы и пошел на кухню.

Элин расставляла на столе сыр и хлеб. Она улыбнулась и пожелала ему доброго утра. В ясном утреннем свете, падающем из окна кухни, она выглядела просто ужасно. Он промямлил что – то в ответ, достал новую бутылку вина из кладовки и сделал пару глотков. Элин смотрела на него. У него заболела голова, и он потер виски.

– Ты алкоголик? – спросила она просто.

Андерс усмехнулся:

– Да, я пьяница, а ты уродина. На самом деле я могу бросить пить, когда захочу. Я просто не хочу, поняла?

Наступила тишина, как и хотел Андерс. Он налил чашку кофе и посмотрел на часы. Было уже больше одиннадцати. Он спал дольше обычного. Несмотря на свои попытки бегства, Элин все же дала ему возможность выспаться.

Он выпил несколько глотков кофе и посмотрел на нее. Головная боль утихла, и ему стало стыдно. Элин осторожно ела бутерброд, отламывая маленькие кусочки. Он хотел что – то сказать, но промолчал.

Он допил кофе и налил ей чашку, одновременно думая о том, что она вряд ли сможет пить горячее. Свою чашку он поставил в раковину и сказал:

– Спасибо за кофе, очень вкусно.

Элин кивнула и сделала осторожный глоток. Выглядела она ужасно. Ей было всего тридцать шесть, а казалось, что все шестьдесят.

– Пойду проверю почту, – сказал Андерс.

Он вышел из кухни и натянул свитер. В дверях он оглянулся и посмотрел на Элин. Она по – прежнему сидела около стола. У Андерса сжалось сердце. Ему почудилось, что вокруг Элин клубится туман одиночества.

Около крыльца так и валялся клоун, завернутый в полиэтиленовый пакет. Андерс схватил его и отнес к поленнице, где просто швырнул на землю.

Воздух был прозрачным и холодным, и все ужасы ночи исчезли. Андерс с удовольствием посмотрел на наколотые дрова, засунул натруженные руки в карманы и пошел к деревне.

По крайней мере, хоть что – то сделал, думал он. А иначе просто апатия…

Лучи солнца прорвали тьму, море сияло, начинался новый день. Конечно, ночью все выглядело совершенно по – другому.

Андерс открыл старый почтовый ящик. Он думал, что там привычно ничего не окажется, но там был какой – то желтый конверт. Проявленные негативы и фотографии. Они прислали фотографии!

Он взвесил конверт в руке. Тот был легче и тоньше, чем Андерс ожидал. Он разорвал конверт.

Ему не хотелось домой, там была Элин, а он хотел остаться один с этими фотографиями. Сколько тут фотографий? Десять? Одиннадцать? Он не помнил. Глубоко вздохнув, он осторожно вынул небольшую пачку.

Любимые мои…

Сначала пара довольно плохих фотографий Смекета, а затем они все вместе по пути на маяк… на фоне маяка, краснощекие, Сесилия положила руку на плечо Майе.

Несколько фотографий тех двух близких людей, которые были смыслом его жизни и которые теперь исчезли. Разные фотографии, на которых они запечатлены в разных позах, в разных ракурсах, портреты, пейзажи.

В горле вырос комок. Андерсу стало трудно дышать. Как такое может быть, что они далеко, что они больше не с ним?

Слезы брызнули у него из глаз, он обхватил голову руками. Фотографии рассыпались, и он подумал:

Если бы был способ…

Если бы был способ – оживить людей с фотографии, чтобы они стали настоящими. Чтобы они оказались с ним, рядом! И он никогда бы больше с ними не расставался.

– Хоть бы так было, – бормотал Андерс, – хоть бы так было…

Наконец он вытер слезы и снова взял в руки фотографии.

Странно…

Он перебрал снимки. На всех Сесилия послушно смотрела в объектив, на одной фотографии она улыбалась своей доброй улыбкой, но Майя на той же фотографии смотрела куда – то влево.

Андерс еще раз изучил снимки. На всех них Майя смотрела куда – то – в определенную точку. Даже тогда, когда он снимал ее крупным планом, она смотрела влево.

Папа, что это такое?

Что ты имеешь в виду?

Там. На льду. Что там такое? Посмотри!

Вдали Ховастен возвышался темной глыбой. Андерс приблизил фотографию к глазам. Контуры Ховастена стали яснее, но ничего особенного он не увидел.

Что она такое увидела? Что там было?

Андерс поднялся со ступенек, положил фотографии в карман и пошел к дому. Выкатив из сарая лодку, он скептически оглядел ее. Можно ли добраться на ней до Ховастена?

Металлические части все проржавели, мотор вряд ли выдержит путешествие по морю, даже если он и заведется. Андерс внимательно изучил консоль. В нижней части не мешало бы подтянуть болты. Это не особенно сложная работа, но в любом случае лодку сначала надо было перевернуть.

Он подошел к дому и попросил Элин помочь. Им пришлось поднапрячься, но в конце концов лодку удалось положить на бок.

Элин посмотрела на потрескавшийся борт лодки:

– Ты собираешься выходить на ней в море?

– Если мотор работает, да. А скажи мне – что ты собираешься делать?

– С чем именно?

– Да со всем. Со своей жизнью.

Элин растерла между пальцами листья полыни, понюхала и сморщилась. Андерс обернулся и увидел направлявшегося к ним Симона. Элин тоже увидела его и прошептала:

– Не рассказывай ему обо мне.

Симон подошел к ним.

– Ну, – сказал он, кивая в сторону лодки, – ты собираешься в плаванье?

– Да, решил посмотреть, что с ней такое.

Симон повернулся к Элин и вздрогнул. Несколько секунд он стоял нахмурившись и смотрел ей в лицо. Затем он протянул руку, чтобы поздороваться:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Симон.

Он продолжал пристально смотреть в лицо Элин. Андерс не понимал его реакции. Элин выглядела довольно жалко, но поведение Симона было откровенно грубым. Такого он себе никогда раньше не позволял.

Симон, казалось, понял это и отвел наконец взгляд от Элин. Он повернулся к Андерсу и спросил его:

– Как ты поживаешь?

Элин извинилась и пошла к дому. Симон долго смотрел ей вслед. Затем он снова обратился к Андерсу:

– Твоя приятельница?

– Да. Это… долгая история. Старая знакомая.

Симон кивнул и подождал, но Андерс не захотел продолжать. Симон оглядел лодку и сказал:

– Выглядит она не особо надежно.

– Я думаю, она еще и течет.

– А двигатель?

– Еще не знаю, я не проверял.

– Можешь взять мою лодку, если хочешь.

– Нет, я хочу привести в порядок свою. Но все равно спасибо тебе за предложение.

Симон сплел пальцы и глубоко вздохнул, затем остановился рядом с Андерсом и потер щеки. Было ясно, что он хочет что – то сказать. Затем он откашлялся.

– Я хотел кое – что у тебя спросить.

– Давай.

Симон снова глубоко вздохнул. Наконец он решился:

– Как бы ты отнесся к тому… если бы я и Анна – Грета поженились?

Это было так неожиданно, что Андерс не знал, что ответить.

– Вы собираетесь пожениться?

– Ну… мы подумываем об этом.

Андерс посмотрел на дом Анны – Греты, как будто ожидая увидеть, что она стоит там и подслушивает.

– Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

Симон смущенно почесал затылок:

– Просто… если она умрет раньше меня, то я буду как бы прямым наследником. Понимаешь?

Андерс положил руку на плечо Симону:

– Я уверен, можно составить какой – то документ. Ну, чтобы там было указано, что Смекет принадлежит мне. А все остальное – ваше дело.

– Правда? Ты уверен, что все в порядке?

– Симон, я в этом уверен. И вообще, это первая хорошая новость, которую я услышал за долгое время. – Андерс шагнул вперед и обнял Симона. – Я очень рад за вас. Правда. Поздравляю!

Когда Симон ушел, Андерс долго стоял, засунув руки в карманы и глядя на лодку.

Его не покидало радостное, теплое чувство. Оно никуда не делось, когда он пилил дерево, менял болты и занимался прочими хозяйственными делами.

Когда будет свадьба?

Он не успел спросить Симона, что они планируют – гражданскую регистрацию или венчание в церкви. Наверное, они еще сами не решили.

Ничего себе, а?

Он не мог понять, что его так радовало? Но даже думать о свадьбе было весело.

Однако хорошее настроение не помогло ему завести мотор. Андерс дергал шнур, пока у него не затекла рука. Да что же это такое?

Он поднял кожух и увидел, что все внутри отсырело. Он вынул свечи зажигания, прокалил их и поставил на место. Уже стемнело, когда он наконец закончил работу. Он устал и весь вспотел.

Больше всего Андерсу хотелось отвинтить мотор, донести его до воды и швырнуть в море. Вместо это он заботливо укрыл лодку.

Будет ли у них свадьба?

Он так толком ничего и не спросил у Симона.

 

Вопросы важные и по пустякам

 

Когда Симон вечером пришел в дом Анны – Греты, он увидел, что на кухне зажжены свечи. Он почувствовал, что нервничает. В какой – то мере он подготовился, потому что под курткой у него был надет красивый свитер, но теперь, войдя в ее дом, он ощутил всю важность предстоящего события.

Оглядываясь на прошлую жизнь, он думал о том, что долгие годы не принимал никаких решений. Он просто делал то, что считал нужным. Только Спиритус был исключением, но и это исключение было продиктовано необходимостью. Он не мог поступить иначе.

Или мог?

Может быть, он просто раньше никогда не ставил перед собой столь простого вопроса? Выбирал то, что ему казалось верным, и не особо беспокоился о последствиях.

Вот дети, например. Они с Анной – Гретой не завели детей, и, возможно, дело было именно в нем. Но они никогда и не страдали по этому поводу. Если бы их любовь в конце концов увенчалась ребенком, то они, скорей всего, приняли бы его с радостью, но специально они этим вопросом не задавались и к врачам не обращались. Да и об усыновлении у них разговор ни разу не заходил.

Пусть будет что будет.

Это был своего рода фатализм. И легенда о Думаре еще раз показала, что все в мире зависит не от личных пожеланий, а от судьбы. Кому какая на долю выпадет. События происходят сами по себе, и ничего нельзя поделать – только принять все так, как оно есть, так, как оно может быть.

Но теперь он вошел в красиво освещенный дом, чтобы ответить самому себе на очень важный вопрос. Это немного раздражало его, как и новый красивый свитер. Надо было хоть что – то взять с собой – какой – то подарок или хотя бы цветы.

По своей городской привычке он постучал в дверь и только потом вошел. Затем он повесил куртку в прихожей и прошел на кухню.

У плиты он остановился. Здесь на самом деле затевался праздник. Стол был застелен чистой белой скатертью, на нем стояла бутылка вина, в подсвечниках горели свечи. Анна – Грета была одета в голубое вышитое платье с открытым горлом. Симон не видел его по меньшей мере десять лет. Остолбенев от удивления, он остановился на пороге.

Это была женщина, которую он…

Женщина, которую он любил…

И разве она не была красавицей? Да. Была. Шелк платья мерцал, и она выглядела лет на двадцать младше своего возраста. Но это была именно она, Анна – Грета. Его Анна – Грета, с которой он прожил столько лет своей жизни.

Симон сглотнул, не зная, куда девать руки. Надо было сделать какое – то движение… Вместо этого он кивнул на стол:

– Что ты здесь устроила? Это… так красиво.

Анна – Грета улыбнулась:

– В таких случаях обычно затевают маленький праздник.

Симон сел за стол и протянул руку, Анна – Грета взяла ее.

– Да, – сказал он, – это понятно. Теперь у меня нет ни малейших сомнений.

– О чем ты говоришь?

– О том, что я хочу жениться на тебе. Ясное дело, хочу.

Анна – Грета улыбнулась и закрыла глаза. Не открывая глаз, она тихонько кивнула. Симон проглотил комок в горле и сжал ее руку.

Теперь это так, подумал он. Теперь это так и будет. Свободной рукой он полез в карман, достал оттуда спичечный коробок и положил его на стол между ними.

– Послушай, – сказал он, – я должен тебе кое – что рассказать.

 

Дьяволы исчезают

 

Андерс и Элин провели вечер за вином и разговорами. Элин развела в гостиной огонь в камине и села рядом, Андерс сидел на кухне и смотрел на бусины, пытаясь что – то понять. Но в голову ничего не приходило. В доме было так тихо, что было слышно дыхание Элин.

Из кухонного шкафа он достал старые магнитофонные бобины и целый мешок кассет. Пленка на бобинах пересохла и почти рассыпалась в руках. На них, судя по надписям, была записана в основном шведская музыка. Кассеты оказались в лучшей сохранности. Андерс остановил свой выбор на кассете с надписью: «Калле набирает номер».

Кассетник стоял тут же на полке, но без шнура. Андерс нетерпеливо рылся в ящиках. Где же этот чертов шнур? В детстве он слушал эту запись много раз, и она ему нравилась. Интересно, что он скажет теперь?

Наконец он нашел шнур, подключил магнитофон и запустил кассету. Послышался шорох, и Андерс прибавил громкость.

«Здравствуйте, меня зовут инженер Мостерсон»…

Андерс почти прижался ухом к динамику. Времена веселых детских радиопостановок давно миновали, но Андерс смеялся над наивными вопросами мальчика Калле и веселыми ответами его друзей так, как когда – то смеялся в детстве.

Дослушав кассету, Андерс нажал кнопку «стоп». В животе у него засосало, на глазах выступили слезы, он чувствовал боль, но, пожалуй, это была сладкая боль и сладкие слезы. Андерс вытер глаза и налил стакан вина. Когда он снова запустил кассету, на кухню вошла Элин.

– Что это?

– Калле. Тебе нравится?

– Нет, не сказала бы, что очень.

Андерс обозлился, что она критикует то, что доставляло ему такое удовольствие. О таком – о детских воспоминаниях – плохо не говорят. Элин зевнула и сказала:

– Пойду спать.

– Иди. – Она задержалась на мгновение, и Андерс добавил: – Я останусь тут. Никакой опасности нет, так что не бойся.

Элин ушла в спальню, и Андерс остался один. Он чокнулся с магнитофоном, закурил сигарету и продолжил слушать. Больше он не смеялся, только хихикал. Когда пленка закончилась, на кухне наступила тишина, и она показалась Андерсу еще более давящей, чем раньше. Голос Калле составлял ему компанию. Андерс достал кассету и рассмотрел ее. Она была записана в 1965 году.

Юмор держался почти исключительно на игре слов, ничего циничного или пошлого в Калле не было, просто смешной, веселый персонаж.

Андерс вспомнил те программы, которые он смотрел по телевизору в последние годы, и почти заплакал. Больше Калле нет, и это так страшно. Нет Калле, как нет и много другого, составлявшего его жизнь. Он есть, а то, что было ему необходимо, без чего он не мог обойтись, уже нет. Успокоившись, он умылся холодной водой.

Он почувствовал себя настолько уставшим, что собрался идти спать. По пути в спальню он погладил кассету пальцами. Как хорошо, что он ее нашел и послушал.

Дверь в спальню была приоткрыта, и Элин, скорей всего, слышала спектакль о Калле, но тем не менее он подействовал на нее как снотворное. Теперь она спала. Андерс был рад не вести никаких разговоров. Он разделся и лег на постель Майи. Некоторое время он смотрел в потолок, думая, что ему делать с Элин.

Но что он мог сделать? Она сама должна придумать что – нибудь. Он хотел объяснить ей, что она может остаться в Смекете на несколько дней, если необходимо, но потом ей придется найти какое – то другое пристанище.

Ему хочется остаться одному, со своими собственными заботами и призраками. Теперь Калле тоже стал его призраком.

Андерс улыбнулся. Там была еще одна кассета, куда она делась? Про волшебника Зузу и его приключения. И еще какой – то рассказ про обезьяну – тоже веселый.

С мыслями об обезьяне он и заснул.

 

Андерс проснулся от сквозняка, сел, проморгался и посмотрел на часы. Полпервого. Он спал, может быть, всего час.

Ночь. А не мог ли он проспать целые сутки?

Дверь в спальню была открыта, и на большой кровати никого не было. Андерс прислушался. В самом доме было тихо, но входная дверь явно была открыта. Черт, он забыл запереть дверь спальни!

Зевая, Андерс натянул одежду и пошел на кухню. Да, входная дверь действительно была открыта. Ночь была холодная, термометр показывал всего плюс четыре. Одежда Элин была аккуратно сложена на стуле в спальне, сама она, по всей видимости, вышла на улицу в трусах и лифчике.

Ушла домой.

Ведь именно туда она собиралась прошлой ночью. И сейчас она ушла – ночью, и пройти ей предстояло целых две мили по направлению к Катподдену. Андерс яростно потер ладонями лицо. Как он мог забыть запереть дверь?

Черт! Черт побери!

Делать было нечего. Он взял теплый свитер и куртку, сложил одежду Элин в полиэтиленовый пакет, надел шерстяную шапку и вышел. Скорее всего, она не успела уйти далеко, и он сможет догнать ее по дороге.

В голове у него шумело от недавно выпитого вина. Добравшись до перекрестка, он быстро повернул к дому Симона.

Велосипед Симона стоял прислоненный к березе возле дороги. Это был старый велосипед, на который вряд ли кто – то позарился бы. Кроме того, Симон говорил, что велосипед ему больше не нужен, и если он кому – то приглянется, то пусть забирают – он будет только рад.

Андерс взял велосипед. В доме Симона света не было, зато дом Анны – Греты сиял огнями. Андерс вспомнил.

Они же там планируют свою свадьбу.

Эта мысль развеселила его, он повесил мешок с одеждой на руль и уселся на велосипед. В качестве освещения Андерс использовал велосипедный фонарь. Шанс, что он сумеет нагнать Элин, был минимальным, но все – таки был. По ночам люди по берегу бродили только летом.

Он проехал мимо торговой лавчонки и дома собраний. По дороге через еловый лес он начал задыхаться и потеть. Во рту было кисло.

 

От вчерашнего веселья не осталось и следа.

Только горькое похмелье да больная голова…

 

«Смитс». Андерс вспомнил, как много лет назад он точно так же бродил по лесу. Он выехал на Каттюдден и затормозил слишком резко, велосипед дернулся в сторону, Андерс свалился на бок, ободрав правое колено. Сев, он попытался понять, что произошло.

Под фонарным столбом стоял мопед Хенрика. По тропинке шла Элин, рядом с ней шли те двое. Звук падения Андерса заставил их обернуться. Да, это точно были Хенрик и Бьерн. Оба они выглядели примерно так же, как тогда, когда Андерс видел их в последний раз.

Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Он чувствовал себя как пойманное животное. Хенрик и Бьерн спокойно смотрели на него. Элин ходила туда – сюда по пожарищу, где когда – то был ее дом. Казалось, она носила что – то тяжелое.

Во рту Андерса появился привкус крови. Он начал оглядываться вокруг себя в поисках карманного фонарика. Оказалось, фонарик лежал у его ног. Он направил его прямо в лицо Хенрику. Тот пожал плечами и улыбнулся почти приветливо:

– Извини, Андерс, но мне и самому сейчас нелегко.

В руке Хенрика что – то сверкнуло. Нож с нереально длинным лезвием. Судя по форме, это был мачете.

Андерс поднялся на ноги. Брюки на правой коленке были порваны, коленка ныла. Хенрик и Бьерн стояли и смотрели на него. Они ничуть не поменялись, выглядели так же, как раньше, – подростками, какими Андерс их и помнил. И голос Хенрика остался прежним. Андерс сплюнул кровь и спросил:

– Что вы делаете?

– Мы? Сжигаем старые пленки.

Генри поднял вверх большой палец. Андерс бросил луч фонарика на дом. На Элин было только нижнее белье. В руках у нее была канистра бензина.

Почему?

Мысли закружились в голове Андерса. Он с трудом выдавил:

– Но почему? Зачем вы это делаете?

Хенрик вытянул губы трубочкой и нахмурился, как будто был недоволен вопросом Андерса.

– Ты ведь знаешь! – сказал он сердито.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

Хенрик взмахнул ножом и обратился к Бьерну:

– Лично я очень разочарован. А ты?

Бьерн улыбнулся уголками рта:

– Я тоже.

Они дурачились, но Андерсу вовсе не хотелось принимать участие в их развлечениях.

– Что тут делает Элин?

Бьерн покачал головой:

– Ты на самом деле ничего не понимаешь?

Хенрик взмахнул ножом:

– Эй, девка! Иди – ка сюда.

Элин медленно приблизилась. Она двигалась как лунатик, точно так же, как вчера. Ее белая кожа казалась еще бледнее, почти мраморной. Хенрик произнес:

– Ну, остановите меня? Кто сможет меня остановить? – И он провел рукой по груди и животу Элин. – Я помню, как они били меня и приговаривали, что этого мне мало, что надо еще поддать. Я помню, как… мне было больно.

Андерс огляделся вокруг, пытаясь увидеть одежду Элин. Рядом с забором стоял полиэтиленовый пакет. Не важно, настоящие Бьерн и Хенрик или нет, но так продолжаться не может. Элин замерзнет.

Андерс вытащил из пакета ее рубашку и подошел к ним. Несмотря на нож Хенрика, он их почему – то не боялся. Он протянул Элин рубашку:

– Возьми. Надень!

Элин не шевелилась, ее глаза были закрыты. Тогда Андерс просто набросил рубашку на нее. Хенрик сделал шаг вперед. Он посмотрел Андерсу прямо в глаза:

– Ничего не изменилось. Я по – прежнему хорошо к тебе отношусь, но не так, как раньше.

Едва договорив последнее слово, он взмахнул рукой. Андерс почувствовал резкий удар. Он взглянул вниз и увидел, что его штанина разрезана, а по ноге течет кровь.

Хенрик наступал на него, помахивая ножом и приговаривая:

– Море примет и тебя тоже! А нож поможет тебе смириться.

Бьерн рассмеялся, как будто услышал на редкость удачную шутку. Не отрывая глаз от Андерса, Хенрик протянул ему ладонь. Бьерн хлопнул его по ладони и довольно сказал:

– Прекрасно! Не правда ли?

Андерс опустился на колени. По его бедру бежала кровь. В голове шумело, он был слишком слаб, чтобы встать и что – то предпринять.

– Вот Элин, – продолжал Хенрик, – красивая была девочка, да?

Андерс слабо поднял руку, наблюдая, как Хенрик прижимает нож к животу Элин. Глянув на Андерса, он резко вдавил нож. Она не издала ни звука. Нож торчал из ее живота. Андерс кинул на нее взгляд и увидел, что она улыбается – ужасной, уродливой улыбкой. Андерс почувствовал приступ тошноты.

Он вытер рот и выдохнул:

– Элин.

Веки Элин дрогнули, и она посмотрела на него. И закричала отчаянным, жутким криком. Хенрик ухмыльнулся и вытащил нож из ее живота. Бьерн обхватил ее, а Хенрик тем временем водил ножом по ее телу. Затем он повернулся к Андерсу.

– Так ты еще не ответил на вопрос, – сказал он глумливо.

Силы понемногу возвращались к Андерсу. Он спросил:

– Какой вопрос?

– О магнитофонных пленках, – сказал Бьерн назидательно, как будто он разговаривал с тупым студентом. – О записях. Ты так и не понял, почему мы их сжигаем?

– Я не знаю.

Элин издавала нечленораздельные звуки и корчилась в объятиях Бьерна. Хенрик перехватил ее за шею, потом повернулся к Андерсу, кивнул и полоснул Элин по животу.

Элин продолжала биться, по ногам у нее бежали струйки крови. Андерс поднялся, пошатываясь, и Хенрик направил нож на него.

– Сиди тихо, – приказал он.

– Просто мы диджеи,[5]– добавил Бьерн.

Хенрик кивнул и сунул руку в лифчик Элин. Он ущипнул ее за сосок. Она была так напугана, что даже кричать не могла.

– Так. Это твой последний шанс, – сказал Хенрик. – Почему мы сжигаем музыку? – И он сделал еще пару надрезов на животе Элин.

Андерс мучительно вспоминал. Как это было в песне «Смитс»? Как они пели?

Когда Хенрик снова поднял нож, Андерс отчаянно закричал:

 

Ваши песни не обо мне.

В них ни слова нет о дерьме,

в котором всем приходится жить!

Мне не за что вас любить!

 

Хенрик замер и выпустил Элин. Посмотрев на Андерса, он похлопал в ладоши:

– Ну что? Не так уж сложно оказалось?

Андерс проигнорировал этот вопрос.

– Зачем ты это делаешь?

Хенрик подумал несколько секунд. Затем покачал головой и повернулся к Бьерну, все еще державшему Элин. Бьерн сказал:

– Ну, я человек. Я хочу быть как все остальные.

– Нет. Не то, – сказал Хенрик.

Бьерн нахмурился, потом просиял:

– Потому что мы знаем, что нас на самом деле нет, но в то же время мы есть.

Хенрик кивнул.

– К сожалению, – сказал он, – и это правда.

Рана на бедре Андерса оказалась не такой глубокой, как он думал поначалу. Кровь запеклась, но штаны были испачканы, и ему было холодно.

– Мы можем прекратить это прямо сейчас? – спросил он. – Отпустите Элин.

Хенрик посмотрел на него удивленно:

– Нет, нельзя, ты что? Мы должны утопить ее.

Элин снова начала кричать, когда Хенрик и Бьерн вместе потащили ее к воде.

Андерс бросился за ними.

– Отпустите ее! – закричал он.

Хенрик повернулся и замахнулся ножом. Андерс отпрянул.

– Стой, где стоишь, – приказал Хенрик.

Андерс остановился, не двигаясь. Машинально он сунул руку в карман.

Подождите…

Точно. В кармане у него оказались сигареты и спички. Он бросился к мопеду и закричал:

– Эй! Отпустите ее, иначе…

И он поднес спичку к крышке бензобака.

Они остановились. Андерс постучал по баку и заметил, что тот наполовину полон. Что делать дальше? У него не было никакого плана. Стоять и жечь спички?

Кроме того…

Кроме того, он никак не мог вспомнить, где он слышал, что для огня нужен воздух… Нужен кислород. Иначе ничего не загорится.

Воздух…

Что ему делать? Отвинтить крышку?

Элин кричала внизу на пляже.

Андерс ухватился за мопед и толкнул его. Мопед перевернулся, из бензобака полился бензин. Андерс бросил спичку.

Огонь заполыхал. Андерс крикнул:

– Эй!

Бьерн и Хенрик бросили Элин и побежали к мопеду.

Андерс сделал для Элин все, что мог. Он дал ей шанс спастись. И теперь сам бросился к своему велосипеду и, вскочив на сиденье, начал бешено крутить педали. Он летел в сторону леса и даже не оборачивался, чтобы посмотреть, не гонятся ли они за ним.

 

Враги воды

 

Ноги Андерса цеплялись за педали, темнота сгустилась, и он в любой момент мог свернуть с дороги и свалиться в канаву. Но этого не случилось, и он проехал через весь лес, ни разу не упав.

На последнем отрезке дороги он ориентировался на слабые огни деревни. Наконец, сбавив скорость, он обернулся и посмотрел на тропинку. Кажется, его никто не преследовал.

Он повел велосипед по деревне, чувствуя себя куда лучше при слабом уличном освещении. Только сейчас он понял, как сильно его трясет. Он еле передвигал ногами. Добравшись до развилки, он увидел, что окна Анны – Греты по – прежнему освещены.

С трудом добравшись до ее дома и бросив велосипед, Андерс нажал ручку входной двери. Ручка поддалась только с третьей попытки, и он с силой дернул дверь на себя.

Симон и Анна – Грета сидели за кухонным столом, склонившись над фотографиями. Симон поднял голову. Когда он увидел Андерса, его лицо выразило неподдельный ужас.

– Андерс, что случилось? Где ты был? Что с тобой случилось, мальчик мой?

Андерс прислонился к кухонной плите и махнул в сторону Каттюддена, но ничего не смог сказать. Симон и Анна – Грета встали и подошли к нему, а он сполз на пол, прямо на лоскутный коврик. Несколько раз вздохнув, он пробормотал:

– Мне надо… немного отдохнуть.

Анна – Грета принесла подушку и положила ее ему под голову. Слабость почти прошла, и он мог бы встать, но решил не двигаться. Ему была приятна забота стариков.

Они сняли с него запачканные кровью джинсы и промыли рану на ноге. Симон дал ему воды запить таблетку. Андерс пересел на стул и попытался собраться с мыслями. Его взгляд упал на фотографии.

Это были очень старые фотографии: дома, фермы, люди, занятые своим ежедневным трудом. Многие из карточек пожелтели от времени, а лица людей были суровы, как бывает только на старых фотографиях.

Прямо перед ним лежал портрет, при взгляде на который он сразу все понял. Снимок был сделан на улице. Странные желтые пятна украшали его, – казалось, на него кто – то пролил крепкий чай. На фотоснимке была изображена женщина лет шестидесяти, которая сердито смотрела в камеру.

– Да, – сказал Симон, – я думаю, ты ее узнал?

– Нет. Кто это? – спросил Андерс взволнованно.

Тут он увидел другой снимок – той же самой женщины, но на этот раз она была снята с некоторого расстояния. Она стояла около маленького домика на мысу.

Анна – Грета остановилась за его спиной:

– Ее звали Эльза Персон, и отец Хольгера был ее двоюродным братом. Она жила в этом доме, пока отец Хольгера все не продал. Тогда она уехала отсюда, а домик стали сдавать на лето.

– Фотографировал твой прадед, – сказал Симон, – Торгни. Он сфотографировал все дома на острове, как считает Анна – Грета. Я иногда сижу и смотрю эти старые снимки.

Тупой подбородок, приплюснутый нос, глубоко посаженные глаза, тонкие губы. Женщина на фотографии была точно такой же, какой сейчас стала Элин. Или, скорее, Элин была сейчас такой, какой была тогда эта женщина. Ее лицо еще не окончательно сформировалось, но теперь Андерс явственно увидел тот прототип, к которому она стремилась, делая все эти немыслимые пластические операции.

Так вот на кого хотела стать похожей Элин.

Андерс показал на дом, около которого стояла женщина:

– Это именно тот дом, который принадлежит Элин? Вернее, принадлежал ей до вчерашнего вечера?

Симон кивнул. Андерс сидел с раскрытым ртом. Затем он сказал:

– Что с ней случилось? Она утонула?

Анна – Грета взяла фотографию:

– Это, конечно, произошло давно, но… Торгни говорил, что она хотела утопиться, если они продадут дом, а потом она просто исчезла. Никто больше ничего о ней не слышал.

Эта история стала последней каплей. Сбивчивая речь сама полилась из его рта, и он начал рассказывать о самых своих первых впечатлениях, когда он сюда вернулся, о том, как ему казалось, что Майя в доме, о странной надписи на кухонном столе. О том, как в дверь кто – то стучал по ночам, и о том, как он сегодня встретился с Хенриком и Бьерном.

Симон и Анна – Грета слушали внимательно, не перебивая. Когда Андерс закончил, Анна – Грета забралась на стул и достала с кухонного шкафчика бутылку.

В бутылке плавали какие – то веточки и листья. Анна – Грета взяла стакан и нацедила в него мутную жидкость.

– Что это? – спросил Андерс.

– Полынь, – ответила Анна – Грета, – говорят, что эта настойка помогает спастись.

– От чего спастись?

– От тех, кто приходит из моря.

Андерс понюхал содержимое стакана. Запах был странный.

– Разве полынь не ядовитая?

– Ядовитая, – сказала Анна – Грета, – но все лекарства ядовиты, если употреблять их без меры, и полезны в малых дозах.

Он понимал, что вряд ли бабушка захочет его отравить, но запах его все – таки смущал.

Полынь…

В его голове пронесся целый ряд ассоциаций, пока он подносил стакан к губам.

Заросли полыни около пляжа… бутылка в сарае… полынь… она отравляет воду… она – враг воды.

Вкус был ужасный, от горечи у Андерса свело язык. По жилам потекло тепло. Заплетающимся языком он сказал:

– Может, мне еще чуточку выпить?

Анна – Грета закрутила пробку и поставила бутылку обратно на шкаф. Андерс поднялся:

– Можно мне одолжить у вас штаны? Мне надо дойти до Смекета и убедиться, что Элин там, иначе я просто не знаю, что делать.

Симон пошел за штанами. Всякое барахло у них хранилось в «кладовочках», где поколения за поколениями копились поношенные вещи. Андерс остался наедине с Анной – Гретой.

– Спасает от тех, кто приходит из моря, – повторил он ее слова. – Что это значит?

– Мы поговорим об этом в другой раз.

– Когда?

Анна – Грета не ответила. Андерс рассматривал фотографию Эльзы. Она выглядела сердитой и разочарованной. Или, скорее, оскорбленной.

– Она всегда была одна? – спросил Андерс. – Эта Эльза?

– Нет, у нее был муж намного старше ее. Его звали Антон, мне кажется. Он умер от сердечного приступа.

– На рыбалке?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Она нашла его в лодке?

– Да, нашла. Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал?

Симон вошел на кухню со штанами, перекинутыми через руку. Он протянул их Андерсу вместе с ремнем и сказал:

– Не самые лучшие, но это все, что я нашел.

Андерс натянул на себя слишком широкие штаны и туго подпоясался ремнем. Симон не сводил с него взгляда.

– Как ты? Может, мне пойти с тобой?

Андерс улыбнулся:

– Думаю, не стоит. Я ведь теперь защищен?

– Я ничего толком не знаю, и я думаю, что Анна – Грета тоже толком ничего не знает. Может защищен, а может, и нет.

– Это правда, – подтвердила Анна – Грета. – Никто ничего до конца знать не может.

– Я пойду, – сказал Андерс, – проверю, вернулась она или нет.

Он взял фонарик и направился к дверям. На пороге он обернулся.

– Призраки, – сказал он задумчиво, – всюду призраки.

Затем он кивнул Симону и Анне – Грете и шагнул в темноту.

Прежде чем включить фонарик, он посмотрел на небо. На небе отчетливо играли какие – то всполохи. Андерс вернулся обратно на кухню. Там он спокойно сказал:

– Мне кажется, что на Каттюддене снова пожар.

 

Было уже почти три. Андерс мечтал о том, чтобы Элин спокойно спала в постели, когда он вернется домой, и ему бы не пришлось вновь отправляться на ее поиски.

Подойдя к Смекету, он сделал крюк и достал из сарая топор. Может быть, это было совершенно бесполезно, но он чувствовал себя куда уверенней с топором в руках.

В деревне послышалась пожарная сигнализация как раз в тот момент, когда он нажал ручку двери. Дверь была заперта. Андерс постарался вспомнить, запирал ли он дверь? Нет, он не запирал. Точно не запирал, и он помнил это совершенно отчетливо.

– Элин! – закричал он. – Элин, ты тут?

Он прижал ухо к двери, потом толкнул ее посильнее. Дверь распахнулась, и он шагнул в прихожую, тихо проговорив:

– Элин? Это я.

Он снял ботинки, запер за собой дверь и покрепче сжал топор. Включив фонарик, он обвел лучом прихожую и кухню. Несмотря на ужасную усталость, сковывавшую его тело, чувство страха заставило его красться через холл на цыпочках. Страх не давал спокойно дышать. Он взял топор и сжал его покрепче.

Нет, только не сейчас, не надо ничего больше.

Фонарик осветил привычную кухонную мебель. В его луче она приобретала странные формы и отбрасывала причудливые тени.

– Элин, – прошептал он, – Элин, ты тут?

Половицы в кухне скрипели под ногами, и он остановился. Пожарная сигнализация была не так громко слышна в помещении, но тем не менее мешала понять – есть тут кто – то еще или нет?

Он вошел в гостиную. Печка еще не потухла. Ничего необычного, только дверь в спальню плотно закрыта. Андерс облизал пересохшие губы. Он все еще чувствовал вкус полыни.

Он открыл дверь в спальню. Элин сидела на кровати. Она так завернулась в одеяло, что торчала только голова. Одеяло было запачкано кровью и глиной.

Она смотрела на Андерса страшным взглядом. Он не посмел войти в комнату или включить свет, потому что не знал, как она будет реагировать. Он осторожно отложил топор и посветил фонариком, прислушиваясь к пожарной сигнализации. Затем он посмотрел на Элин, и по его телу прошла дрожь.

Она мертва. Они убили ее и оставили здесь.

– Элин? – прошептал он. – Элин, это Андерс. Ты меня слышишь?

Она кивнула. Слабый – слабый кивок. Затем она тихо сказала:

⇐ Предыдущая12345

Поделиться: