Я ни разу не напивалась и очень рада, что сейчас я с ним. Внутри меня по венам разливается беззаботная радость. Я будто становлюсь порочной и импульсивной, совершая все то, что не делала раньше. Зажав в руке стакан, я залпом его осушаю, ощущая, как алкоголь прожигает путь вниз по горлу, а когда Реми снова протягивает мне лайм, я теряю рассудок от волнения и возбуждения.
Повторяя то, что он делал, я зажимаю дольку лайма губами, а он наклоняется и посасывает его. Стон вырывается из моего горла, когда он отбрасывает лайм, заменяя его своим языком. Желание и страсть проносятся сквозь меня, и я обхватываю его шею руками.
Пустые рюмки падают на пол, когда он хватает меня за зад и усаживает, устраиваясь между моих ног, запуская язык в мой рот.
Он делает толчок бедрами, и я чувствую его твердость, от этого безрассудного движения сквозь мое тело проходят молнии.
— Ты так хорошо пахнешь... — хриплым голосом он сказал мне в ухо. Он тереться своей твердостью об меня, сжимая руками мои бедра. Его рот легкими касаниями прокладывает путь вниз от моего виска к подбородку, и он прошептал мне в губы, быстро и возбужденно:
— Я хочу тебя сейчас. И я не могу ждать, когда уйдут эти люди. Как тебе нравится такое, Брук? Жестко? Быстро?
— Так, как ты захочешь, — пробормотала я, опьяненная от ощущений на мне его рук, его губ, от прикасания его бедер к моим. Думаю, мои слова заставили его вспомнить песню, которую я ему включала, потому что он издает стон и наклоняет голову, слегка покусывая мою нижнюю губу.
— Подожди здесь, маленькая петарда, — сказал он, возвращаясь обратно к бару.
Мы выпиваем по второму заходу, он приносит еще текилы для третьего и после четвертого я окончательно захмелела. Раньше я так крепко не выпивала и не думаю, что мой организм может с этим справиться. Голова начинает кружиться, пока я смотрю, как он с сонной улыбкой на лице в пятый раз уходит за выпивкой. Какие-то мужчины снова хватают его и начинают подбрасывать в воздух, выкрикивая: «Кто круче всех?»
|
|
— Не сомневайтесь, что это я, чертовы кретины!
Они ставят его обратно на ноги возле бара и, протягивая бесчисленное количество стаканов с пивом и вскидывая кулаки в воздух, начинают скандировать: «Ре-минг-тон! Ре-минг-тон! Ре-минг-тон!»
— Спокойнее, ребята! — пытается угомонить их подошедший Пит.
— Что это за придурок? — говорит какой—то бородатый парень, Реми хватает его и прижимает к стене с такой легкостью, будто тот весит не больше младенца.
— Он мой братан, ты, жаба. Прояви немного чертова уважения!
— Остынь, чувак, я просто спросил!»
Реми бросает его на пол и возвращается к бару за нашей текилой.
Я знаю, что он собирается вернуться ко мне и принести еще стопки с выпивкой, но люди продолжают задерживать его, а мой желудок начинает издавать какие—то звуки. Я уже не чувствую свой язык и, кажется, меня сейчас стошнит.
Прикрыв рукой рот, я быстро иду в ванную самой маленькой, но ближайшей спальни, игнорируя парочку на кровати, забегаю в ванную, захлопываю и закрываю дверь, откидываю сидушку на унитазе, собираю волосы и с трудом отпускаю крышку, прежде чем все мои внутренности выворачивает наизнанку.
Пять минут спустя я все еще здесь, задыхаюсь на своей собственной жалкой вечеринке. Прямо в ванной.
Боже. Мой желудок. Моя бедная печень. Бедная я. Я так чертовски рада, что в юности я занималась бегом вместо того, чтобы бу-твоюм-ааа-ать! Не верится, что Мелани нравится все это. Тошнота опять подкатывает к горлу, и я отчаянно стону. Еще раз я наклоняю голову над унитазом, пока судороги разрывают и выворачивают меня.
|
|
Когда, кажется, что я закончила, все вокруг выглядит размытым, а голова все еще кружится. Я полощу рот и ищу свои витамины в вещах, которые заранее оставила в ванной этой комнаты на случай, если не буду делить ванную комнату с Ремингтоном. Сейчас это кажется отличным планом, так как меня, похоже, будет тошнить всю ночь. Я закидываю в рот красную пилюлю витамина B и таблетку витамина С, и понимаю, что надо выпить воды, чтобы не было обезвоживания, но мне лень идти за водой, так что я смываю унитаз в третий раз, опускаю крышку и ложу на нее голову, на случай, если меня опять начнет тошнить. Я достаю телефон и отправляю Мэл смс:
Чувствю себя кускм дрьма!@ Бухая встльку! но я трррряхну Реми, если выжииву после чртвой текилы!
А после этого я, кажется, вырубилась.
Когда я пришла в себя, в висках пульсировало, а снаружи в президентском люксе оглушающе шумело. Мне хватило ума и сил прополоскать рот еще раз, пригладить спутавшиеся волосы и помыть руки, потом я выглянула наружу — любовники ушли, так что я потащилась в гостиную на звуки шума. Нет. Не шума. Сумасшествия.
Моргая, я осмотрелась кругом, не веря своим глазам. Я не знаю, что здесь произошло, но точно что-то. Определенно. Что-то. Произошло. Все было покрыто перьями из подушек. Осколки хрустели у меня под ногами, пока я шла. Люди толкались и пихались, пьяные и паникующие, пытаясь спастись от чего-то. И тогда я увидела его.
|
|
Ремингтон «Разрывной» Тэйт, самый сексуальный человек из всех живущих, метался кругами, отбрасывая все на своем пути, и кричал во всю мощь легких: «Что, твою мать, ты наплел ей обо мне? Где она?», пока Пит, уже без пиджака и галстука, отчаянно пытался его утихомирить. Реми швырнул хрустальный графин в стену, люди кричали от страха и возбуждения, пока Реми вышвыривал их из номера.
Я мгновенно протрезвела (или, по крайней мере, наполовину) и почти отошла от первого шока. Я протиснулась в толпу и начала проталкивать людей к дверям, «Вон, вон, вон!» кричала я, словно банши.
Реми услышал мой голос, резко развернулся и увидел меня. В его глазах горело что-то звериное, он бросил лампу, державшую в руках, и она взорвалась, рассыпавшись на осколки позади него, после чего он направился ко мне. Но Пит схватил его, отчаянно хватая за руку.
— Видишь, чувак? Она же подписала контракт, ты помнишь? Тебе не обязательно разрушать весь отель, парень.
Пока Ремингтон смотрел мне в глаза с выражением чистой дикой боли, Пит ткнул чем-то в его шею и его веки задрожали.
Его голова резко заваливается вперед, и я замираю в полнейшем ужасе. Я в замешательстве и не могу поверить, что Пит, нежный милый Пит, только что вколол что-то Реми в яремную вену.
Райли продолжает выпроваживать людей из номера, а Реми оседает на пол и Пит пытается удержать его, прижимая к ближайшей стене. Когда мы наконец-то избавляемся от последнего гостя, Райли подхватил Реми под одну руку, а Пит под другую. Пока они тащили его в хозяйскую спальню, его ноги волочились по полу, а его прекрасный глубокий голос звучал теперь не просто как у пьяного, а как у накаченного наркотой, его низкий тембр был едва слышен.
— Не позволяйте ей увидеть.
— Мы не дадим, Рем.
Его голова упала на грудь, потому что сил держать ее прямо у него не было.
— Только не позволяйте ей увидеть.
— Да, парень, мы поняли.
Ледяной страх растекался по моим внутренностям пока я изумленно, словно лунатик, шла вслед за ними к двери. Я остановилась на пороге, разрываясь между желанием пойти за ними, внутренним недоумением «какого черта происходит?!» и моим ОКР, который умолял меня начать прибирать весь этот бардак, а еще те стопки текилы все еще делали меня пришибленной.
— Что с ним случилось? — Спросила я Пита, когда они вышли из комнаты. Райли пошел к телефону в гостиной.
— Все в порядке, просто ему немного нездоровится. — Пит хватает дверную ручку и закрывает дверь.
И внезапно я слетаю с катушек и хватаю руку Пита, будто это спасательный круг.
— Не пудри мне мозги. Что он не хочет, чтобы я видела?
Мой голос дрожит, но я настолько напугана и пьяна, и сексуально неудовлетворенна, что, если не получу ответ, я пойду и разнесу в клочья то, что уцелело после Ремингтона.
Пит вздыхает и разжимает мою руку, освобождая себя от моего смертельного захвата.
— Он не хочет, чтобы ты видела его.
Ошарашенная я теряю дар речи, но желание убедиться, что с Ремингтоном все в порядке, перевешивает, так что я пытаюсь войти внутрь. Пит быстро и решительно оттаскивает меня в сторону.
— Послушай, он перевозбужден с тех пор как ты здесь, и вот такие вещи случаются, когда он перевозбужден. Все, что ему нужно чтобы почувствовать себя лучше — это немного физического контакта, это поможет прекратить панику, и он скоро будет в норме. Мы знали, что так будет, это был лишь вопрос времени. Это всегда начинается, когда он не может выпустить пар на ринге. А то, что он волочится за тобой как кобель, совсем не помогает, Брук.
— И кто же дал тебе право делать ему укол с транками, Пит? — я требую ответа, дрожа от ярости, защищая Реми.
— Он и дал. Тысячи разгромленных отельных номеров, Брук. Я с ним уже десять лет, и столько же Райли. Он дороже в обслуживании всех кого ты когда-либо встречала!
Райли возвращается с угрюмым выражением лица.
— Они уже идут.
— Ты заказал двоих? — спрашивает Пит
— Троих. Новых. Посмотрим, может это подогреет его проклятый упертый аппетит.
Когда до меня доходит, о чем они говорят, я загораюсь желанием врезать им обоим.
— Три новых кого? Проститутки?
С новым проблеском беспокойства Пит гладит меня по плечу в успокаивающем жесте.
— Это стандартный протокол, ясно? Они чисты и очень дорогие. Ему плевать на них. Нам не стоило позволять ему так это запускать, особенно учитывая тебя поблизости. Прости за натурализм, но теперь это наша проблема и мы ее решим, он не может драться завтра в таком состоянии. Черт, это будет чудо, если мы вообще сможем вытащить его из койки.
Что—то мрачное и порочное движется внутри меня, яростно скручиваясь в груди.
— Я не желаю, чтобы эти женщины были здесь, — говорю я им обманчиво спокойным голосом.
Может, у меня нет права голоса в этом деле, но я помню поцелуй Реми, как нежно его ладони обнимали мое лицо. Его слова. Ты моя сегодня ночью...
Внезапно, яркая картинка его тела переплетенного с кем-то другим вызывает у меня желание помчаться в туалет и вырвать. Я немного пьяна, а может это уже похмелье. Не знаю. Но голова болит, а желудок сводит при малейшей мысли, что кто-то другой коснется его. И вот уже мне на самом деле приходится прикрывать рот рукой и мчаться в туалет.
Следующие десять минут я провожу здесь, после чего полощу рот, прибираю за собой и быстро иду обратно, как раз вовремя, чтобы застать приехавших вонючих проституток. Райли, кажется, пошел вниз в лобби, чтобы привести их — понятно, что ни один уважающий себя отель не пустит к себе этих женщин — и когда Пит, открывает дверь, чтобы впустить их, воняющих духами и переливающихся от страз и блесток, я замираю и чувствую, как внутри опять все скручивается.
Они такие красивые, я с ужасом понимаю, что принадлежу к тем пьянчужкам, которые начинают кричать на людей, а потом плакать, чувствую, что сейчас я и начну. Я настолько взбешена, что рвусь вперед и останавливаю едва вошедших женщин. Они замерли, увидев мои спутанные волосы и сердитый взгляд.
— Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, девушки. Мне жаль потраченного вами времени, вот вам за издержки.
Я выхватываю сто долларов из бумажника Райли, потому что он стоял ближе всех и был тем козлом, который решил позвонить им. Я выпроваживаю женщин в холл и захлопываю дверь перед их лицами. Потом я разворачиваюсь, глядя хмуро.
— Это в последний раз вы позвонили какому-то мусору, пока он в таком состоянии, — говорю я, угрожающе тыкая в них пальцем, мое сердце учащенно бьется от гнева и желания защитить. — Я понимаю, что не в том состоянии, чтобы принимать решения, но он тоже. Он не хочет их! — кричу я.
Мужчины, совершенно трезвые и по обыкновению такие серьезные в своих «похожие-на-телохранителей» костюмах и галстуках (кроме Пита, потерявшего форму сегодня в потасовке), уставились на меня в крайней степени растерянности, заставляя меня чувствовать себя сумасшедшей.
Что ж.
Я сошла с ума?
Я не уверена. Но в груди болит за этого мужчину в спальне, и я тяжело дышу, борясь, отстаивая свою территорию. Я знаю, о чем эти парни думают. Я знаю, что они хотят знать, какого черта я не пустила сюда тех женщин. Они думают, что я хочу трахнуть Ремингтона, и что я думаю, он и правда хочет меня. Может и так. Я отчаянно этого хочу. Я не только хочу трахнуть его, я возможно испытываю к нему глубокие и запутанные чувства.
Но мысль о ком-то, кто прикоснется к нему, заставляет меня хотеть плеваться огнем. Меня не волнует, что он не мой. Меня волнует, что прямо сейчас Пит, вколол ему что-то, его прекрасное тело готово, а его мозги отключены. Если я могу остановить этот кошмар, то я так и сделаю, я так и сделала.
— Я не пьяна сейчас — заявляю я мужчинам, которые так и продолжают пылиться на меня.
Оба зевают.
— Я иду в постель на случай, если он очнется, когда лекарство перестанет действовать, — говорит Райли и направляется к двери.
— Не ходи туда, — предупреждает меня Пит, указывая на дверь спальни. — Поспи в другой комнате. Он, наверное, не вспомнит ничего, что ты ему сейчас скажешь, а если то, что мы вкололи ему отпустит его слишком рано, то с ним станет так сложно, как ты себе даже не представляешь.
— Отлично, — вру я и ухожу в другую спальню за ночнушкой, но я не могу оставить все вот так. Только Реми и я спим в этом номере и, когда дверь за Питом захлопывается, я понимаю, что мы одни.
Петляя по минному полю из стекла и заталкивая поглубже потребность в наведении уборки, я иду в его спальню. Пульс неистово стучит в висках, когда я осматриваюсь. Шторы не плотно задернуты и желание обладать и защищать проносится сквозь меня, когда я замечаю его, отбрасывающего тень от слабого свечения городских огней за окном. Я убеждаю себя, что мне просто нужно убедиться, что он в порядке. Но я так напряжена и обеспокоена, я боюсь, что просто осмотра мне будет недостаточно и потребуется проверить пульс или что-то вроде того.
Тихонько заходя внутрь, я задерживаю дыхание и бесшумно закрываю за собой дверь.
Осторожно скинув туфли, я приближаюсь, мягко ступая по ковру, пока глаза привыкают к темноте. Он лежит лицом вниз на кровати, и, услышав его стон, мое сердце сжимается от боли. Простыни шуршат, а матрас скрипит, когда начинает ворочаться. Я настолько без ума от этого мужчины, так и съела бы его, не говоря уже об уйме других вещей, которые я никогда не хотела сделать ни с кем другим.
Желудок сводит, когда я вспоминаю, как он говорил Питу и Райли, что не хочет, чтобы я видела. Беспокоился ли он о том, что я подумаю о нем? Мне очень хочется сказать ему, что он для меня все так же важен и все тот же. Я хочу сказать ему кучу разных милых слов. Сказать, как круто он дерется. Сказать, что я считаю его самым сексуальным человеком из всех, кого я видела. Сказать, что я на вершине блаженства только от одних его поцелуев. Я знаю, как важно это слышать, потому что это требовалось мне самой, когда мой мир разлетелся на куски, мое тело было разбито, а дух сломан, и Мэл держала меня за руку и говорила мне, что я все еще ее номер один. Я хочу, чтобы Реми знал, что я тоже бы с гордостью держала плакат с надписью «я твой самый большой фанат!» Но я не могу произнести не слома из-за эмоций, комом стоящих в горле. Я так переживаю, видя его в таком состоянии, это съедает меня. И моя печенка не так уж хорошо справляется, так что я одновременно переживаю тысячу эмоций, не представляя, как со всем этим сейчас справится. Мне кажется, что я просто хочу заботиться и обнимать его, но боюсь, что он вышвырнет меня, если узнает, что я здесь.
Нервничая, я наклоняюсь и кладу руку на его большое обнаженное плечо. Его тепло просачивается в меня через его гладкую кожу, и я прижимаюсь к его уху, нежно проводя по нему губами, прямо как он делал тогда в самолете.
Запах его шампуня и аромата, который источает его тело, сводят меня с ума от страстного желания, я не могу остановиться, скользя пальцами вниз по его спине, к округлым изгибам его задницы. Он такой красивый, мое тело тянется узнать его ближе.
Я понимаю этот протокол «выработки» лишней энергии. Во многих проверенных случаях спортсмены соревнуются лучше, если накануне у них был секс. Эти недели с ним и меня держали в напряжении, каждый день я чувствовала все большее отчаяние, и неуравновешенность от боли из-за постоянного сексуального воздержания.
Переполненная сожалением от нашей потерянной ночи, я легонько коснулась изгибов его спины, задрожав от контакта с его теплой кожей, шелковистой и гладкой. Внизу живота все сжимается от тоски по нему, эгоистичная часть меня отчаянно желает, чтобы он открыл глаза, увидел меня и притянул к себе сильными руками и продолжал до тех пор, пока мы оба не будем задыхаться, истощенные.
Но другая часть меня боится, что он выгонит меня.
А это весьма вероятно. Я даже не понимаю, что я все еще делаю здесь, когда мне ясно дали понять, чтобы я держалась подальше. Может я слабее Реми. Может я более сумасшедшая. Я лишь хочу быть рядом с ним сегодня ночью. Он усыплен, такой большой и беспомощный, и я уверена, что он не навредит мне.
Как можно тише я протискиваюсь на край постели, ложась рядом с ним. Внезапно, с тихим стоном, он переворачивается, распластавшись на спине, и я задерживаю дыхание, когда передо мной открывается вид на все его прекрасное мускулистое тело. Я не могу дышать.
От его наготы в лунном свете у меня становится влажно во рту и между ногами, которые становятся мягкими как вата. Я могу видеть каждый мускул его тела, как одна мышца переходит в другую и его идеальную кожу, каждый его сантиметр. Я могла бы обвести каждый его мускул карандашом. Он такой мужественный, что меня бросает в жар, между ногами становится мокро, я отчаянно хочу почувствовать его губы под своими, его язык, ласкающий мой.
Я хочу, чтобы он проснулся, чтобы я могла сказать ему, как страстно его желаю, желаю его в моем рту, в себе. Мне хочется сорвать с себя одежду и вцепиться в каждый сантиметр его загорелого тела. Я хочу прижаться и коснуться, целовать его прямо там, там он такой же большой и твердый, как и все его тело. Туда, в то, что делает его таким... мужчиной.
Я позволяю себе глянуть на него, на его мускулистые ноги, его узкие бедра, его прекрасный член, такой толстый, длинный и бархатистый... и снова вверх к самой сексуальной татуировки в виде звездочки, что я видела, вверх по его прессу, его твердой груди, его толстой мощной шее, к его необыкновенно красивому лицу.
Его глаза закрыты, темные ресницы, словно две луны на высоких скулах, челюсть идеально квадратной формы, даже сейчас, во сне. Я глажу пальцем его колючую щетину.
— Реми, ты такой красивый.
Со стоном он поворачивается навстречу прикосновению, я обхватываю его за талию и накрываю нас обоих одеялом, слушая его дыхание, его большая грудь поднимается и опускается, пока я прижимаюсь к его теплому телу.
В конце концов, я должно быть уснула. К тому времени, как будильник на его телефоне начинает звонить в 5 утра, ни один из нас не слышит его, а в 10 утра Райли будит нас, хлопая в ладоши и смеясь, что пора вытаскивать наши ленивые задницы из постели, потому что Рему стоило бы сегодня позаниматься в зале.
Райли кажется довольным от того, что я «спала» с Реми. Должно быть, он очень уж хотел, чтобы Реми разобрался с «этим», что бы это ни было, и не важно — с проститутками или со мной.
Парень не увидел, как мы оба резко сели, стоило ему выйти из комнаты. Ремингтон совершенно не выглядел пьяным, стоило ему заметить меня на кровати. Думаю, мои волосы растрепаны и я должно быть выгляжу такой же помятой, как себя чувствую, но я не могу ничего с собой поделать — я замечаю, что его красивое тело все еще полностью обнажено и это самое чудесное, что я видела под дневным светом.
Мы смотрим друг на друга в течение нескольких ударов сердца.
За эти несколько ударов в памяти всплывают его вчерашние поцелуи, эхом отдаваясь на губах.
Солнечный свет наполняет комнату, кровать в беспорядке, мы оба в ней, дико осматриваем друг друга.
Яростное желание запрыгнуть на его эрекцию проносится сквозь меня, и я замечаю настороженность в его глазах, пока он смотрит на меня, сверху вниз, а я дрожу от страсти, укрытая старой футболкой из Диснейлэнда — подарок, привезенный Мэлани из ежегодной «оставайся-молодой!» поездки.
Его глаза выглядят такими темными этим утром, клянусь — не видно даже капельки синевы в этом дьявольском взгляде.
Прежде чем Реми сможет спросить, что я делаю в его постели, я вскакиваю на ноги и поспешно иду переодеться, безумно опасаясь его глаз, следящих за моими передвижениями по комнате.
Но за мной он не идет.
— Все в порядке, такое бывает, — Пит пожимает плечами в спортзале, когда Реми не появляется даже спустя два часа. — Брук, тебе лучше пойти заняться чем-нибудь. Бессмысленно торчать здесь, вместо того, чтобы наслаждаться солнцем.
На самом деле, после пьянки, слово «солнце» уже не кажется мне таким уж приветливым, но я киваю и устраиваю небольшую прогулку по Майами, стараясь почувствовать удивительную энергетическую смесь культур выходцев из Латинской Америки с другими, но мне не хватает на это сил.
У меня никогда было похмелья.
Мне определенно не хочется переживать это вновь.
Меня сушит, независимо того, сколько воды я пью, а еще меня тошнит, голова как тумане, слабость и плохое самочувствие, и я с трудом могу разлепить глаза, чтобы смотреть, куда иду.
Но я все равно делаю над собой усилие и решаю позвонить родителям с мобильного, направляясь к магазинам в центре Майами.
— Где ты сейчас? — требовательно спрашивает мама. — Твой отец хочет знать, пойдешь ли ты в этот известный ресторан, как там он называется, куда ходят все кинозвезды.
— Мама, я работаю, — отвечаю я. — Это не отпуск. А если бы ты сказала точное называние «этого как там его ресторана», то я может, поняла бы, о чем речь.
— О, да ладно, не важно! Кстати, мы получили новую открытку от Норы! Она в Австралии, передает привет. Ты бы видела пляж на этой картинке, боже мой! Это просто рай. Интересно, она видела там настоящих аллигаторов? Или там живут крокодилы? Крокодилы или аллигаторы?
— Крокодилы, мам. И мне кажется, здесь во Флориде они тоже есть. Эй, мне не хочется разряжать телефон, давай я позвоню тебе на следующих выходных, ладно? Я просто хотела проверить, как там у тебя дела. — Я вешаю трубку, потому что звонить родителям сегодня было не лучшей идеей. Они классные и я люблю их, но они мои родители.
Они любопытные, упрямые и конечно они действуют мне на нервы.
Мне особенно обижает тот факт, что их мечты о моей всемирной славе развалились вместе с моим коленом, и знаю, что они не верят, что я смогу вновь жить «полной» жизнью.
Иметь с ними дело было бы проще, если бы Нора не ограничивалась отправкой открыток раз в месяц.
Направляясь обратно в отель, я заметила Диану, и мы устроили небольшой обед.
— Пит сказал, что нашему парню сегодня нездоровится, — тон ее голоса одновременно вопросительный и грустный.
Я ковыряюсь в салате и продолжаю пить свежевыжатый сок, в основном из-за пульсирующих целый день висков. Я уверена, что моя печень не привыкла к подобному обращению. Я всегда бережно относилась к своему телу. Сегодня оно злится на меня за переизбыток алкоголя, плохой выбор еды и неудовлетворенное желание.
— Такое часто случается? — спрашиваю я, переводя глаза с салата на нее.
Она кивает.
— Ясно, — отвечаю я слабо, опуская вилку. — Это потому что он плохо переносит алкоголь или у него проблемы с контролем гнева?
— Я бы сказала, что дело в контроле гнева, но не уверена. — Диана берет стакан с холодным чаем, откидывается на спинку стула и пожимает плечами. — Я знаю об этом меньше других. Но я уверена, что с Реми, словно с ребенком, бывает тяжело справиться. — Она многозначительно кивает, попивая чай через соломинку. — Тяжело справится. Именно поэтому я надеюсь, очень хочу, чтобы ты пересмотрела свое отношение, перед тем как... что ж, если только, ты уже не...?
— Ничего не было, Диана, — я потираю лоб, и прошу принести чек.
Мы расплачиваемся, и она приглашает меня к себе в номер посмотреть рецепты, но вместо этого я иду в люкс, на дверь которого Пит или Райли повесили табличку «Не беспокоить». Я вставляю ключ и тихонько захожу внутрь, чтобы начать прибирать худших бардак в мире.
Несколько часов уходит, чтобы придать комнате видимость порядка, и, собрав все стекло в кучу перед дверью, я звоню в службу уборки номеров, и прошу дюжину пластиковых пакетов, чтобы вынести все это. Когда все готово, я иду в душ.
Я остаюсь спать в люксе, не смотря на то, что Диана предлагает мне переехать к ней в номер. Я просто... не могу никуда уйти. Я хочу спать с Реми, и теперь, когда мы одни в номере, я просто не могу сбежать и бросить его одного здесь.
Особенно раз он плохо себя чувствует.
Но ночью люкс кажется таким тихим, сердце никак не успокаивается, пока я лежу без сна в своей постели, думая о нем, обо всем, что случилось. Мне хочется спросить у Пита или Райли о том, что происходит, а с другой стороны, мне бы хотелось, чтобы Ремингтон рассказал мне сам.
Не знаю, сколько времени проходит, но дверь спальни открывается, пока я все так же пялюсь на стену. У меня похмелье, но я сажусь и вижу его силуэт. Он должно быть искупался. Пижамные штаны низко сидят на его узких бедрах. Его загорелое тело блестит, а волосы мокрые и колючие, зачесаны назад, открывая его красивый лоб.
Мое сердце вздрагивает, кажется, успокоительное уже перестало действовать, потому что стоит он прямо, держась рукой за проем двери, может для равновесия. Я привстаю на руках.
— Ты в порядке? — спрашиваю я обеспокоенно.
Его голос звучит грубо и резко.
— Я хочу спать с тобой. Просто спать.
У меня в животе все переворачивается.
Он ждет, что я отвечу, но я не могу. Мне хочется разрыдаться, не знаю почему, списываю это на похмелье и то, как опасно близка я, чтобы влюбиться в человека, которого совсем не знаю.
Он подходит, поднимает меня на руки и несет по коридору обратно в свою спальню, к широкой кровати.
Он опускает меня, ложится рядом под одеяло, прижимает меня так, чтобы мое лицо оказалось у него на груди, и носом утыкается мне в макушку. Я даже представить не могу, какое количество гормонов счастья вырабатывает мое тело, но это... он... быть в этой постели с ним... заставляет меня чувствовать себя очень хорошо. Спокойно. Счастливо.
Мне позарез нужно, чтобы он сказал, что не так. Что случилось? Он не может себя контролировать? Почему они так реагируют? У него проблемы с насилием и неразрешенные проблемы с контролем гнева? Кто так навредил ему? Я думаю, почему его вышибли из бокса, о том, как его разозлил Скорпион тогда в баре, как близок он был к тому, чтобы снова загубить свою карьеру. Но не думаю, что он хочет сейчас говорить об этом. Он кажется таким расслабленным и спокойным, мне не хочется нарушать эту темноту и тишину.
Вместо этого я лежу рядом с ним, пока каждая клетка моего тела кричит о желании физического контакта. Я стараюсь не хотеть этого, потому что сейчас не время. Не знаю, что за успокоительное ему вкололи или как долго оно действует, но понимаю, что позже он может даже не вспомнить, что был здесь со мной. Да что там, даже я могу не вспомнить. Я так устала, а еще похмелье — в данный момент я не могу мыслить здраво.
— Просто поспим, ладно? — шепчу я ему в шею, не смотря на то, как мое тело тянется к нему, как жаждет этого мое сердце.
— Просто спим. — Он притягивает меня ближе к себе, я чувствую его эрекцию между нами, ожесточенно твердую, пульсирующую, заставляющую мои внутренности дрожать. — А еще это, — бормочет он.
Он обхватывает ладонями мое лицо и касается губами моих губ с такой нежностью, что я, кажется, сливаюсь с ним. Я стону, прижимаясь губами, запуская руки в его волосы, немного обезумев, прижимаюсь грудью к нему. Мне так хочется ощутить его руки на мне, его язык повсюду. Когда он проводит им, гладким и горячим, по-моему, я чувствую, будто добилась невозможного. Дрожа, я притягиваю его лицо, усиливая наш поцелуй.
Он замедляется меня своим языком, его пальцы переплетаются в моих волосах, направляя мою голову, выдерживая пьянящий ритм его рта. Боже, я хочу, чтобы он коснулся меня повсюду, где достанет. Везде. Где угодно. Я такая набухшая и влажная, я дрожу, чувствуя его твердость между нашими животами, я знаю, как сильно он хочет меня. Но мы договорились «спать»... и еще «это»... а теперь я не хочу, чтобы «это» заканчивалось.
Он целует меня так медленно и глубоко, что я не могу дышать. Он оставляет мой рот лишь для того, чтобы дать мне вздохнуть, а потом вновь ласкает своим языком мой, поглаживая мои губы и зубы. Он посасывает, втягивает, окружает и проталкивает. Я влюбляюсь в его поцелуи с такой скоростью, что уже совсем не понимаю, где мои руки, где я нахожусь.
Все мое тело поглощено тем, как он трахает мой рот, пока мои губы не распухают и не начинают болеть при ответном поцелуе, не смотря на то, что мое тело требует большего. Когда я начинаю ясно ощущать вкус крови от его или моих губ, а может от обоих, я отклоняюсь назад, тяжело дыша, замечая, что порез на его губе кровоточит. Он целовал меня до крови. Я тихо вздыхаю и нежно лижу его, он постанывает с закрытыми глазами. Он проводит пальцами по моим волосами и притягивает мое лицо к себе, укладывая в сгиб между плечом и шеей, лаская меня. Его грудь тяжело и быстро вздымается подо мной.
Простыни где-то в наших ногах, но он такой горячий, что я прижимаюсь так плотно, как могу и засыпаю. Шевельнувшись посреди ночи, я просыпаюсь от странного нового ощущения мощной руки, обхватывающей меня прижимающей к пригретому мной местечку возле него. Мои конечности покалывает, когда я заглядываю в его лицо и понимаю, что нахожусь с ним в постели. Он спит или так, кажется. Он поворачивает голову, приоткрыв глаза, видит меня, снова целует мои губы, мягко облизывая их, после чего откидывается назад, прижимая нос к моим волосам, прижимая меня к себе.