– Я подожду до ленча, – бормочет он, не осознавая, что думает вслух. Впрочем, Джуди на его слова не реагирует. Сон слишком глубокий. – А потом…
Что потом? Он не знает.
Идет вниз, включает «Мистера Кофе», звонит на работу.
Просит Ину передать Теду Гольцу, что пробудет дома остаток дня – Джуди заболела. Грипп, говорит он Ине. Ее рвет и все такое. Он перечисляет тех, кто должен прийти к нему сегодня, и просит Ину переадресовать их Отто Эйсману. Отто будет рад такому наплыву клиентов.
Пока он говорит с Иной, в голову приходит идея, которую он и осуществляет, закончив разговор. Предлог для звонка Мецгерам и Ренникерам найден. Но у Мецгеров ему отвечает автоответчик, и он кладет трубку, не оставив сообщения. Зато голос Эллен Ренникер слышит после второго гудка. Беззаботно и непринужденно, все‑таки он классный продавец, Фред просит ее попросить Тая, если мальчики приедут на ленч, позвонить домой. Он хочет кое‑что сказать сыну. По голосу определенно чувствуется, что сообщение хорошее. Эллен обещает, но добавляет, что Ти‑Джи уехал с четырьмя или пятью долларами, которые просто жгли ему карман, и она сомневается, что увидит его до ужина.
Фред поднимается наверх, заглядывает в спальню. Джуди лежит, как он ее и оставил, и Фред полагает сие добрым знаком.
Нет, ничего доброго или хорошего в этом нет.
Казалось бы, ему можно успокоиться, вроде бы ситуация стабилизировалась, но страх только усиливается. Он, конечно, твердит себе, что Тай с друзьями, но толку от этого больше нет. Залитый солнцем, молчаливый дом давит на него. Куда могли поехать мальчики? Есть хотя бы одно место…
Разумеется, есть. Где они могут купить карты «Магии». Этой глупой, непонятной игры, которая им так нравится.
Фред спускается вниз, хватает телефонный справочник, находит нужный номер, звонит в магазин «С семи до одиннадцати».
Как и большинство жителей Френч‑Лэндинга, Фред бывает там четыре или пять раз в неделю, покупает какую‑нибудь мелочь, газировку, апельсиновый сок. Он сразу узнает индийский акцент продавца. Тут же вспоминает его имя и фамилию: Раджан Патель.
Классный продавец должен держать в голове тысячи имен. Это очень помогает в жизни. Когда Фред обращается к индусу: «Мистер Патель», – тот сразу же проникается к собеседнику самыми теплыми чувствами, всячески старается помочь. К сожалению, возможности у него невелики. Множество мальчиков побывало в магазине. Они покупали карты «Магии», «покемонов», открытки с фотографиями бейсболистов. Некоторые обменивались этими открытками на улице. Он вспоминает, что трое мальчиков приехали на велосипедах. Купили мороженое и карты «Магии», потом, выйдя из магазина, о чем‑то начали спорить (о ругательстве Раджан Патель не упоминает, хотя иначе он бы эту троицу и не запомнил). А потом они уехали.
Фред пьет кофе, хотя не помнит, когда он его себе наливал.
Щупальца страха все глубже проникают в его рассудок. Трое мальчиков. Трое.
«Это ничего не значит, ты ведь знаешь, не так ли?» – говорит он себе. Он, безусловно, знает и одновременно не знает. Он не может поверить, что безумие Джуди передалось ему, как простуда.
Но дело в том.., ну.., он просто не может избавиться от тревоги.
Он просит Пателя описать мальчиков, и не удивляется, когда тот не может. Он припоминает, что один был толстым, но уверенности нет. «Извините, их приходит так много», – говорит он. Фред отвечает, что понимает. Он действительно понимает, но одно только понимание не может его успокоить.
Трое мальчиков. Не четверо – трое.
Время ленча, но Фред не голоден. Пугающее молчание сгущается. Щупальца страха сжимаются все сильнее.
Не четверо – трое.
Если Патель видел приятелей Тая, то толстяк, конечно же, Эбби Уэкслер. Вопрос в том, кто остальные двое? Кто по глупости уехал один?
Тай ушел. Торг зачаровал его, и аббала взял к себе.
Бред какой‑то, несомненно.., однако по коже Фреда бегут мурашки. Он со стуком ставит на стол кофейную чашку. Надо убрать разбитое стекло, вот что он должен сделать. Это его следующий шаг, тут двух мнений быть не может.
Актуальный следующий шаг, логичный следующий шаг, внутренний голос нашептывает ему, когда он поднимается по лестнице, но он с ходу отвергает эту мысль. Он уверен, что у копов раскалился телефон от звонков бьющихся в истерике родителей, у которых ребенок отлучился хоть на час. Когда он в последний раз видел Дейла Гилбертсона, на том просто лица не было, и он не хочет добавлять ему проблем, вместо того чтобы помогать найти решение. Однако…
Це четверо – трое.
Он берет совок и щетку в чулане, примыкающем к комнате‑прачечной, и начитает сметать осколки стекла. Покончив с этим, заглядывает к Джуди (похоже, ее сон стал только глубже) и идет в комнату Тая. Тай наверняка очень расстроился бы, увидев, во что превратилась его комната. Он бы подумал, что его мать совсем свихнулась.
«Волноваться об этом тебе не нужно, – шепчет внутренний голос. – Он свою комнату не увидит, ни сегодня вечером, ни вообще. Торг зачаровал его, и аббала взял к себе».
– Хватит, – говорит себе Фред. – Перестань трястись как осиновый лист.
Но дом слишком пустой, слишком молчаливый, и Фред Маршалл напуган.
* * *
На приведение комнаты Тайлера в порядок уходит больше времени, чем предполагал Фред. Его жена пронеслась по ней как ураган. И откуда в такой маленькой женщине взялось столько силы? Или это сила безумства? Возможно, но Джуди не нуждается в силе безумства. Если она принимает решение, остановить ее просто невозможно.
Уборка занимает практически два часа, и единственным свидетельством разгрома, учиненного Джуди, остается прямоугольник содранных обоев на том месте, где висел постер с замком.
Сидя на застланной кровати Тая, Фред чувствует, что его взгляд так и притягивается к этому месту, белому пятну гипсокартона, напоминающему торчащую сломанную кость. Он смыл следы крови, но что можно сделать с царапинами, оставленными ее ногтями?
«Я знаю что, – думает он. – Знаю, что можно сделать».
Комод Тая красного дерева, завещан Джуди кем‑то из ее родственников. Передвигать его – работа не для одного человека, но Фред, учитывая обстоятельства, об этом не думает. Он подсовывает под комод коврик, чтобы не царапать пол, потом тащит через комнату. Поставленный у дальней стены, комод практически полностью закрывает содранный прямоугольник обоев. Без белого пятна Фред чувствует себя лучше. Тай не пришел на ленч, но Фред его и не ждал. Он появится самое позднее к четырем. Пообедает дома. Другого не может быть.
Фред идет в большую спальню, массируя поясницу. Джуди лежит в той же позе, и он вновь озабоченно прикладывает руку к ее груди. Дыхание медленное, но ровное. Это хорошо. Он ложится рядом, поднимает руку, чтобы ослабить галстук, смеется, нащупав расстегнутый воротник. Пиджак и галстук остались в «Гольце». Да, день выдался просто безумный. И какое‑то время приятно побыть в обеспеченной системой кондиционирования прохладе, массируя натруженную спину. Передвигать массивный комод – работа не из легких, но он рад, что взялся за нее. Конечно, уснуть не сможет, тревоги не дадут. И вообще, нет у него привычки спать днем.
С такими мыслями Фред и засыпает.
Рядом с ним, во сне, Джуди начинает бормотать. Торг.., аббала… Алый Король. И женское имя.
Имя это – Софи.
Глава 6
В Лэндинга звонит телефон. Бобби берет трубку:
– Слушаю, полицейский участок. Дежурный Дюлак. Чем я могу вам помочь?
– Привет, Бобби. Это Дэнни Щеда.
Бобби разом становится не по себе. Дэнни Щеда – его фамилию часто произносят как Чита – один из четырнадцати штатных РП. Сейчас его смена, а потому заведенный порядок требует, чтобы он связывался с участком по радио. В конце концов, РП – радиофицированный патрульный. Единственное исключение из правила – Рыбак. Дейл разрешил патрульным звонить по телефону, если они думают, что передаваемая информация связана с маньяком‑убийцей. Слишком много людей слушают полицейскую волну, в том числе и Уэнделл «Сучье Вымя»
Грин.
– Дэнни, что случилось?
– Может, и ничего, а может, что‑то нехорошее. В багажнике моего автомобиля велосипед и кроссовка. Я нашел их на Куинстрит. Около «Центра Макстона по уходу за престарелыми».
Бобби подвигает блокнот, начинает записывать. Охватившее его предчувствие беды нарастает.
– Велосипед в полном порядке, – продолжает Дэнни. – Стоял на подставке. Но в сочетании с кроссовкой…
– Да, да, я тебя понимаю, Дэнни, но не следует прикасаться к уликам, свидетельствующим о совершении преступления.
«Пожалуйста, Господи, не допусти, чтобы эти улики свидетельствовали о преступлении, – думает Бобби Дюлак. – Пожалуйста, Господи, не допусти гибели еще одного ребенка».
Мать Ирмы Френо только что приходила к Дейлу. Криков и истерик не было, но вышла она из кабинета начальника полиции вся в слезах, бледная как смерть. Они еще не могут утверждать, что маленькая девочка стала третьей жертвой Рыбака, но…
– Бобби, мне пришлось, – говорит Дэнни. – В машине я один, говорить об этом по рации не хотел, поэтому должен был найти телефон. Если бы я оставил велосипед на тротуаре, к нему прикоснулся бы кто‑то еще. Украл. Велосипед хороший, трехскоростной «Швинн». Лучше, чем у моего сына, скажу я тебе.
– Где ты сейчас?
– У магазина «С семи до одиннадцати», на холме на 35‑м.
Местоположение велосипеда и кроссовки я отметил мелом. Работал в перчатках, кроссовку положил в мешочек для вещественных доказательств. – Голос Дэнни звучит все тревожнее. Бобби понимает, что тот сейчас чувствует, знает, как тяжело дался Дэнни этот выбор. Выезжать на смену в одиночку – удовольствие маленькое, но большего числа полицейских (с полным рабочим днем и занятых частично) бюджет Френч‑Лэндинга не позволяет. Если, конечно, ситуация с Рыбаком не выйдет из‑под контроля. В этом случае отцы города, безусловно, найдут возможность перераспределить бюджетные средства.
«Может, она уже вышла из‑под контроля», – думает Бобби.
– Ладно, Дэнни. Я тебя понимаю.
«Поймет его Дейл или нет – это совсем другая история», думает он.
Дэнни понижает голос:
– Никого не будет волновать, что я нарушил некоторые правила, не так ли? Я хочу сказать, если мы поймаем подозреваемого. И дело пойдет в суд.
– Я думаю, это решать Дейлу. – И тут же Бобби осеняет: все звонки по этому телефонному аппарату автоматически записываются. Бобби тут же решает, что звукозаписывающая аппаратура вышла из строя и в два часа дня не работала.
– И знаешь, что я тебе еще скажу? – говорит Дэнни. – Самое главное? Я не хотел, чтобы люди это видели. Увидев велосипед, который стоит сам по себе, не надо быть гребаным Шерлоком Холмсом, чтобы прийти к конкретному выводу. А люди слишком близко подошли к панической черте, особенно после этой чертовой безответственной статьи в утренней газете. Поэтому я и не хотел звонить из «Макстона».
– Я сейчас переключу тебя на Дейла. Тебе лучше поговорить с ним.
– Все равно деваться некуда, – грустно ответствует Дэнни.
* * *
В кабинете Дейла Гилбертсона на доске объявлений увеличенные фотографии Эми Сен‑Пьер и Джонни Иркенхэма. Он боится, что скоро к ним добавится третья – Ирмы Френо. Под двумя фотографиями за столом сидит сам Дейл и курит «Мальборо 100». Работает вентилятор. Дейл надеется, что он разгонит дым. Сара убьет его, если узнает, что он вновь начал курить, но, святой Боже, должен же он как‑то снимать стресс.
Разговор с Тэнзи Френо вышел коротким и непродуктивным. Тэнзи – алкоголичка, завсегдатай бара «Сэнд», во время разговора от нее сильно пахло кофейным бренди, запах, похоже, шел не только изо рта, но и изо всех пор (еще один повод для того, чтобы включить вентилятор). От выпитого она едва держалась на ногах, но Дейл нисколько не возражал. Потому что спиртное ее успокоило. В ее мертвых глазах не мелькало ни искорки, кофейный бренди погасил все до последней, но она была спокойна. До такой степени, что перед уходом сказала:
«Спасибо за помощь, сэр».
Бывший муж Тэнзи, отец Ирмы, живет у восточной граниты штата, в Грин Бэй («Грин Бэй – дьявольский город», – говаривал отец Дейла, одному Богу известно почему), работает в гараже и, по словам Тэнзи, частенько бывает в барах вроде «Пробежка по краю» и «Пятидесятиярдная линия». До утра оставалась надежда, что Ричард «Увалень» Френо похитил дочь. Но электронное письмо из полицейского участка Грин Бэй ее развеяло. Увалень Френо живет с женщиной, у которой двое своих детей, а в день исчезновения Ирмы вообще сидел в тюрьме, куда угодил за драку в баре. Тела еще не нашли, Тэнзи не получила письма от Рыбака, но…
Дверь открывается. Всовывается голова Бобби Дюлака.
Дейл тушит сигарету о внутреннюю поверхность корзины для мусора, обжигаясь при этом искрами.
– Господи, Бобби, ты не знаешь, что надо стучаться?
– Извините, чиф. – Бобби смотрит на струйку дыма, поднимающуюся из корзины для мусора, без удивления или интереса. – Звонит Дэнни Щеда. Я думаю, вам лучше поговорить с ним.
– О чем? – Но он знает. По телефону коп может звонить только по одной причине.
Бобби повторяет, не без сочувствия:
– Я думаю, вам лучше поговорить с ним.
* * *
Автомобиль, посланный Ребеккой Вайлес, привозит Генри в «Центр Макстона по уходу за престарелыми» в половине четвертого, за пятьдесят минут до начала танцев, венчающих Клубничный фестиваль. Идея в том, чтобы старички нагуляли аппетит на танцплощадке, а потом направились в украшенную в честь праздника столовую на поздний (половина восьмого по меркам «Макстона» – поздновато) обед. С вином для тех, кто его пьет.
Недовольного Пита Уэкслера Ребекка Вайлес отослала на переноску дерьма диджея (слепого загружальщика пластинок).
Упомянутое дерьмо состоит из двух динамиков (очень больших), одного проигрывателя (легкого, но неудобного в переноске), одного усилителя (очень тяжелого), проводов (они все перепутаны, но это проблема слепого загружальщика пластинок) и четырех коробок с пластинками, которые вышли из моды сто лет тому назад. Пит предполагает, что слепой загружальщик пластинок за всю жизнь и не слышал про си‑ди.
Последний предмет – мешок с вешалкой, на которой висит костюм. Пит заглянул в мешок и знает, что костюм белый.
– Повесьте его туда, пожалуйста, – говорит Генри, с удивительной точностью указывая на кладовую, которая выделена под его гардеробную.
– Хорошо, – отвечает Пит. – А что в мешке, уж извините, что спрашиваю.
Генри улыбается. По шуршанию пластика и скрипу молнии он точно знает, что Пит уже заглядывал в мешок.
– В этом мешке, друг мой, Симфонический Стэн, знаток больших оркестров, который ждет, чтобы я вытащил его оттуда и оживил.
– Ага. – Пит не знает, ответили ему или нет. Уверен он лишь в том, что пластинки такие же тяжелые, как усилитель. Кто‑то должен поставить в известность слепого загружальщика пластинок, что появились си‑ди, которые и вытеснили из жизни винил.
– Вы задали мне вопрос, позвольте и мне задать вам.
– Будьте любезны, – отвечает Пит.
– Похоже, во второй половине дня в «Центре Макстона по уходу за престарелыми» побывала полиция, – говорит слепой загружальщик пластинок. – Сейчас они уже отбыли, но еще были здесь, когда я приехал. Что случилось? Я надеюсь, никого из стариков не ограбили и не убили?
Пит останавливается под больший картонной клубничиной, держа в руках мешок с костюмом, и в изумлении таращится на слепого загружальщика пластинок:
– Как вы узнали, что тут побывали копы?
Генри касается пальцем носа, чуть наклоняет голову, отвечает хриплым, заговорческим шепотом:
– Я унюхал что‑то синее.
На лице Пита недоумение, он думает, задавать или нет новые вопросы, решает, что не стоит. Идет к кладовой, которая послужит Генри комнатой для переодевания.
– Они держались очень скрытно, но, думаю, искали еще одного пропавшего ребенка.
От любопытства на лице Генри не остается и следа.
– Господи, – выдыхает он.
– Они приехали и уехали очень быстро. Здесь никаких детей нет, мистер… Лайден?
– Лайден, – подтверждает Генри.
– Ребенок в таком месте выделялся бы, как роза среди пырея, если вы понимаете, о чем я.
Генри не считает, что между стариками и пыреем есть какая‑то аналогия, но, конечно же, понимает мысль мистера Уэкслера.
– А с чего они решили?..
– Кто‑то что‑то нашел на тротуаре, – отвечает Пит. Указывает в окно, потом до него доходит, что слепой не видит его жеста. Опускает руку. – Если ребенка и похитили, кто‑то, должно быть, подъехал на автомобиле и похитил его. Здесь похитителей нет, это я вам ответственно заявляю. – Пит смеется, представив себе, как какой‑нибудь макстонский старикашка похищает ребенка, достаточно большого для того, чтобы в одиночку разъезжать по городу на велосипеде. Да скорее такой ребеночек переломит старикашку о колено, как сухую палку.
– Да, – соглашается Генри, – это маловероятно, не так ли?
– Но я полагаю, копы должны расставить все точки над t и перечеркнуть все i. – Он выдерживает паузу. – Это моя шутка.
Генри вежливо улыбается, думая, что для некоторых людей болезнь Альцгеймера – значительный шаг вперед.
– Когда вы будете вешать мешок, вас не затруднит встряхнуть его, мистер Уэкслер? Для того чтобы разгладить появившиеся складки.
– Хорошо. Вы хотите, чтобы я достал костюм из мешка?
– Благодарю, в этом нет необходимости.
Пит идет в кладовую, вешает мешок, чуть встряхивает, хотя и не понимает, как можно таким способом разгладить появившиеся складки.
Когда он возвращается в актовый зал, слепой загружальщик пластинок.., мистер Лайден, Симфонический Стэн, как ни назови.., уже разматывает провода, и с удивительной точностью и быстротой, Питу даже становится как‑то не по себе, втыкает штекеры в соответствующие гнезда.
* * *
Бедному Фреду Маршаллу снится жуткий кошмар. Осознание, что это сон, вроде бы должно снять страх, но не снимает.
Он в лодке с веслами вместе с Джуди, на озере. Джуди сидит на носу. Они ловят рыбу. Во всяком случае, он ловит; Джуди просто держит удилище. Лицо ее бесстрастно. Кожа восковая. В глазах застыла боль. Он пытается разговорить ее, заходит то с одной, то с другой стороны. Бесполезно. Она, к месту будет сказано, не клюет ни на какие приманки. Он видит, что ее пустые глаза не отрываются от плетеной рыбацкой корзины, которая стоит между ними на дне лодки. Сквозь плетеные стенки сочится и сочится кровь.
«Ничего страшного, это же рыбья кровь», – пытается успокоить он ее, но она не отвечает. Да и у Фреда нет уверенности, что кровь – рыбья. Он думает о том, что должен откинуть крышку, заглянуть в корзину, чтобы убедиться, что в ней рыба, но тут удилище дергается с огромной силой. Если бы не его быстрая реакция, оно бы точно вырвалось из рук. Он подцепил крупную рыбину!
Фред накручивает леску на катушку, рыба на другом конце лески борется за каждый фут. Наконец, подтащив ее к лодке, вспоминает, что у него нет сачка. «И черт с ним, – думает он. – Обойдемся». Тянет удилище назад и вверх, рискуя порвать леску, и рыба, здоровенная форель, выскакивает из воды и, поблескивая чешуей, летит по широкой дуге. Приземляется на дне лодки рядом с плетеной корзиной и начинает биться. Одновременно хрипя от удушья. Фред никогда не слышал, чтобы рыбы так хрипели. Он наклоняется ниже и в ужасе видит, что у форели лицо Тая. Его сын каким‑то образом обратился в форель и теперь умирает на дне лодки. Задыхается.
Фред хватает его, чтобы вытащить крючок и бросить в воду, пока еще есть время, но хрипящая рыбина выскальзывает из пальцев, оставляя на них слизь и чешуйки. Да и крючок вытащить проблематично. Тай‑рыба заглотнула его целиком, и острие торчит из жабр, там, где человеческое лицо переходит в рыбье туловище. Хрипы Тая становятся громче, отчаяннее, ужаснее…
* * *
Фред с криком просыпается, садится, чувствуя, что хрипы вырываются из его собственного горла. На мгновение не может понять, где находится, мы можем сказать, соскальзывает в иррациональное, потом осознает, что он в собственной спальне, сидит на своей половине кровати, которую делит с Джуди.
Он замечает, что свет померк, потому что солнце ушло на другую сторону дома. «Боже мой, – думает он, – сколько же я спал? Как я мог…»
О, это еще не все. Отвратительные хрипы задыхающегося человека по‑прежнему слышны. Они даже громче. Они могут разбудить Джуди, испугать ее…
Но Джуди на кровати нет.
– Джуд? Джуди?
Она сидит в углу. Глаза огромные и пустые, как и во сне.
Изо рта торчит комок смятой бумаги. Шея неестественно раздута, напоминает Фреду сосиску, брошенную в кипяток и вот‑вот готовую разорвать оболочку.
«В горле тоже бумага, – думает он. – Господи, она сейчас задохнется».
Фред перекатывается по кровати, скатывается с нее, приземляясь на руки и колени. Тянется к Джуди. Она не пытается отпрянуть. Спасибо и на этом. И хотя задыхается, глаза остаются пустыми. В них абсолютно ничего нет. Черная дыра.
Фред вытаскивает бумажный комок из ее рта. За ним – второй. Фред сует пальцы между ее зубов, ухватывается за него двумя пальцами правой руки (думая: «Пожалуйста, Джуди, не кусай меня, пожалуйста, не кусай»), вытаскивает. Дальше – третий, в самой глубине рта. Ему удается ухватиться за него и вытащить. Он видит слова «ЕЩЕ ИДЕЯ» и понимает, что Джуди набила рот и горло страницами блокнота, который Тай подарил ей на день рождения.
Она по‑прежнему хрипит. Кожа сереет.
Фред хватает ее за предплечья, рывком поднимает. Она не сопротивляется, но, как только он ослабляет хватку, ее колени подгибаются и Джуди соскальзывает на пол. Она превратилась в тряпичную куклу. Хрипы продолжаются. Сосиска‑шея…
– Помоги мне, Джуди! Помоги мне, сука!
Он не отдает себе отчета в том, что говорит. Рывком поднимает Джуди, совсем как удилище во сне, и переворачивает головой вниз. Прижимает к себе, руки под грудью, промежность упирается в зад, очень сексуальная поза, если б жена не погибала от удушья.
Он упирается большим пальцем, отставленным, как у человека, пытающегося остановить попутку, между грудей Джуди, давит и отпускает, давит и отпускает. Еще два бумажных комка вываливаются изо рта, за ними – струйка блевотины, в основном желчь, потому что за последние двенадцать часов Джуди выпила три чашки кофе и съела один пончик с клюквой.
Она хрипит, кашляет, потом начинает дышать более или менее ровно.
Он опускает ее на кровать.., бросает на кровать. Поясница болит, что неудивительно: сначала комод Тая, теперь вот это.
– Что это ты надумала? – кричит он. – Скажи, ради бога, что это ты надумала?
Понимает, что занес руку над лицом Джуди, чтобы ударить ее. Какая‑то его часть очень хочет ударить ее. Он ее любит, но в этот момент и ненавидит. Каких только бед он не напредставлял себе за время их совместной жизни: у Джуди обнаружен рак, Джуди парализовало в результате автоаварии, Джуди завела любовника и потребовала развода, но ему и в голову не приходило, что Джуди может сойти с ума.
– Что это ты надумала?
Она смотрит на него без страха.., вообще без всякого выражения. Ее глаза мертвы. Фред опускает руку, думая: «Я бы отрубил себе руку до того, как ударил бы тебя. Я могу злиться на тебя, злюсь на тебя, но отрубил бы себе руку до того, как ударил».
Джуди перекатывается на живот, утыкается лицом в покрывало, волосы рассыпаются вкруг головы, как нимб.
– Джуди?
Нет ответа. Она просто лежит.
Фред смотрит на нее, затем распрямляет один из смятых листков, которыми она пыталась задушить себя. На нем много слов.
Торг, аббала, илили, маншан, баз, лам, опопанакс – эти ему ничего не говорят. Другие: «ишак», подтиральщик, черный, красный, Чикаго и Тай – обычные слова, но они никак и ничем не связаны Вдоль одного края листка печатными буквами: «ЕСЛИ ВЫЗАСУНУЛИ ПРИНЦА АЛЬБЕРТА В БАНКУ, КАК ВЫСМОЖЕТЕ ВЫТАЩИТЬ ЕГО ОТТУДА?» Вдоль другого, как в телеграмме без знаков препинания: «ЧЕРНЫЙ ДОМ АЛЫЙ КОРОЛЬ ЧЕРНЫЙ ДОМ АЛЫЙ КОРОЛЬ ЧЕРНЫЙ».
«Если ты тратишь время, разглядывая эту белиберду, ты такой же псих, как и она, – думает Фред. – Ты не можешь тратить времени…»
Он смотрит на часы, которые стоят на тумбочке с его стороны кровати, и не может поверить своим глазам: семнадцать минут пятого. Смотрит на наручные часы и видит, что так и есть.
Понимая, что это глупо, сознавая, что даже во сне услышал бы, как сын заходит в дом, Фред в два прыжка подскакивает к двери.
– Тай! – кричит он. – Эй, Тай! ТАЙЛЕР!
Напрасно ожидая ответа, Фред понимает, что его жизнь кардинальным образом переменилась, и, возможно, навсегда. Люди говорят, что такое может случиться в мгновение ока, до того, как ты начинаешь что‑нибудь соображать, говорят, но ты им не веришь.
А потом убеждаешься на собственной шкуре, что это правда.
Пойти в комнату Тая? Проверить?
Тая там нет, Фред это знает, но все равно идет. Комната пуста, как он и ожидал. И с передвинутым комодом выглядит какой‑то не такой, более зловещей, что ли.
«Джуди. Ты оставил ее одну, идиот. Она вновь может набить рот бумагой. Они же хитрые, сумасшедшие, такие хитрые…»
Фред бросается в спальню и с облегчением обнаруживает, что Джуди лежит, как он ее и оставил, лицом вниз, с разметавшимися волосами. Он открывает для себя, что тревога, связанная с безумием жены, ничто в сравнении с опасениями за жизнь пропавшего сына.
«Он вернется домой к четырем, самое позднее». Так он думал. Не вернулся. Фред подходит к кровати, садится в изножье у жены. Снимает трубку, набирает номер. Короткий номер, всего три цифры.
– Слушаю, полицейский участок. Дежурный Дюлак. Вы позвонили по номеру экстренной помощи[50], что у вас стряслось?
– Дежурный Дюлак, это Фред Маршалл. Я бы хотел поговорить с Дейлом, если он на месте. – Фред уверен, что Дейл на месте. Он работает допоздна после того, как…
Продолжение он отталкивает от себя, но в голове все сильнее ревет ветер.
– Да, мистер Маршалл, он здесь, но у него совещание, и я не думаю, что смогу…
– Соедините меня с ним.
– Мистер Маршалл, вы меня не слышите. У него два парня из Висконсинского полицейского управления и один из ФБР.
Если вы скажете мне…
Фред зажмуривается. Это любопытно, не так ли? Очень даже любопытно. Он звонит по телефону 911, а идиот на другом конце провода, похоже, об этом забыл. Почему? Да потому, что говорит с человеком, которого знает. Со стариной Фредом Маршаллом, у которого год тому покупал мини‑трактор «Дир». Должно быть, думает, что Маршалл звонит по номеру 911, чтобы не искать номер полицейского участка. Поскольку Бобби просто не может знать, что нужна экстренная помощь.
Фред вспоминает, что еще этим утром вел себя точно так же.., был другим Фредом Маршаллом, абсолютно уверенным в том, что Рыбак не сможет добраться до его сына. Нигде и никогда.
Тай ушел. Горг зачаровал его, и аббала взял к себе.
– Эй? Мистер Маршалл? Вы еще…
– Слушай сюда, – говорит Фред, не открывая глаз. Из «Гольца» он бы разговаривал с Бобби иначе, но «Гольц» очень уж далеко. «Гольц» – в звездной системе Опопанакс, на планете Аббала. – Слушай меня внимательно. Запиши, если в этом есть необходимость. Моя жена сошла с ума, а мой сын пропал. Ты понял? Жена обезумела. Сын пропал. А теперь соедини меня с чифом.
Но Бобби Дюлак не соединяет, во всяком случае, не сразу.
Он переваривает информацию. Более дипломатичный полицейский (скажем, Джек Сойер в свои лучшие дни) оставил бы свои догадки при себе, но Бобби не может. Он должен поделиться своей догадкой.
– Мистер Маршалл? У вашего сына велосипед «Швинн», не так ли? Красный, с тремя передачами? На пластине под номерной знак наклейка… «БИГ‑МАК»?
Фред не может ответить. Несколько секунд он не может даже дышать. В голове гудит ветер. Он уже набрал силу урагана.
Торг зачаровал его.., аббала взял к себе.
Наконец, когда Фред уже чувствует, что сейчас задохнется, дыхательные пути освобождаются, он набирает полную грудь воздуха и орет благим матом: «СОЕДИНИ МЕНЯ С ЧИФОМ ГИЛБЕРТСОНОМ! НЕМЕДЛЕННО, ГРЕБАНЫЙ ЧЛЕНОСОС!»
И пусть от его крика дрожат стены, женщина, лежащая на покрывале рядом с ним, не шевелится. В трубке раздается щелчок, потом пауза, достаточно короткая, но он успевает увидеть перед собой и белый прямоугольник на стене в комнате сына, и раздувшуюся шею своей безумной жены, и кровь, сочащуюся из плетеной рыбацкой корзины, которая ему приснилась. Поясницу пронзает острая боль, но Фред ей даже рад. Телеграмма из реального мира.
Потом в трубке слышится голос Дейла, Дейл спрашивает, что случилось, и Фред Маршалл начинает плакать.
Глава 7
Господь, возможно, знает, где Генри Лайден нашел этот удивительный костюм, но мы, конечно же, нет. В магазине маскарадных костюмов? Нет, для маскарадной одежды он слишком элегантен, вещь эта настоящая – не имитация. Широкие лацканы спускаются на дюйм ниже талии, раздвоенные фалды достигают лодыжек, брюки широкие, со складками на поясе, высокие, чуть ли не до солнечного сплетения, уходящие под белоснежную жилетку. На ногах Генри белые, на пуговицах, короткие гетры, служащие украшением и естественным продолжением белых кожаных туфель. На шее – жесткий, высокий воротник, острые кончики которого торчат из‑под широкого, белого атласного галстука‑бабочки, идеально завязанного. В «зуте», безусловно, есть что‑то от парадного наряда дипломата, но вульгарность перевешивает чопорность, так что фрачные фалды и жилетка просто придают костюму особый шик, каким славились афро‑американские музыканты и другие представители шоу‑бизнеса.