Но если методология является лишь учением о методах, то, спрашивается, куда же деваются сами методы? Возможно ли существование методологии без методов? Каким образом создается учение о методах вне самих методов? Что же касается опасений автора относительно смешения «предмета исследования с получаемым знанием о нем», то они не имеют под собой сколько-нибудь серьезных оснований, если исследователь стоит на позициях теории познания. Смешивать предмет исследования со знанием о нем, конечно же, недопустимо, но при чем здесь методы исследования? В состав знания о предмете, по мысли автора, входят, вероятно, и методы его исследования. Но тогда в методологию познания данного предмета включаются не только учение о методах, но и сами методы.
Недостаточная ясность философской интерпретации понятия методологии возрастает тогда, когда в специальных отраслях науки небрежно воспроизводятся те или иные философские толкования этого понятия, и тем более тогда, когда пытаются сформулировать «собственное» определение методологии, без учета уже накопленных знаний о ней. Так, П. Е. Недбайло отмечал, что методология - это не система методов или учение о них, как утверждают отдельные философы, а наука о методе или методах исследования. Во-первых, методология не отдельная отрасль науки, о чем уже говорилось. Во-вторых, что означает в данном случае «или»? Само собой понятно, что методология не сводится к какому-либо одному методу, а поэтому «или» теряет какой-либо смысл.
Но если в данном случае просто воспроизводятся (с указанными неточностями) некоторые философские взгляды, то гораздо хуже обстоит дело, когда выдвигаются «самостоятельные», без учета философской литературы определения методологии[40]. Так, К. Д. Петряев пишет: «Методология - это система существенных аспектов мировоззрения и теории (или ряда теорий), определяющих исследовательские принципы науки»[41].
Здесь методология представлена в составе двух компонентов: мировоззрения и теории, связанных между собой системно. Но теория и есть мировоззрение, а мировоззренческое значение теории ни у кого сомнений не вызывает. Еще более неопределенным оказывается второй компонент - теория (или ряд теорий). Во-первых, отнюдь не всякая теория или даже ряд теорий обладает методологической значимостью, а лишь те, которые в силу своей общенаучности могут быть использованы в качестве ориентира в познании множества объектов (а не только тех, которые явились основой для создания данной теории). Во-вторых, если методология есть теория или ряд теорий, то, спрашивается, в чем же отличие методологии от любой теории? Автор пишет, что «методология не просто теория»; что «говоря о единстве теории и методологии, важно помнить, что каждая из них отличается своеобразием и их нельзя смешивать»[42]. В результате получилось, что «теорию нельзя смешивать» с «не просто теорией», т. е. методологией, которая, однако, и есть теория. С еще большими неожиданностями мы сталкиваемся, когда в дальнейших рассуждениях автор предостерегает от толкования методологии как простой «совокупности» методов, как некой «кладовой методов», поскольку тогда «о ней не приходится говорить как о науке»[43]. Здесь методология из «определенных исследовательских принципов науки» превратилась в самостоятельную науку. Но тут же этот вывод опровергается заявлением о том, что методология - это не наука, а «генеральный путь познания». Что же касается методов (напомним, не имеющих отношения к методологии), то они лишь «определяют, как идти этим путем»[44]. Отличие методологии от метода автор усматривает в том, что первая «отражает наиболее общие, генеральные принципы мировоззрения», «синтезирует наиболее жизненные, подвижные и гибкие положения теории или ряда теорий», а второй (т. е. метод) «является частным, производным понятием»[45].
В. П. Кузьмин считает: «Существует определенное неудобство в параллельном употреблении понятий «методология» и «метод», так как понятие «метод» ранее философами употреблялось как тождественное понятию «методология». В современных условиях, когда «учение о методе» (т. е. методология) само дифференцируется и в нем появляется много конкретных представлений об отдельных частных методах, подходах, методологических принципах, а соответственно приходится анализировать их отношения (общего и частного и др.), происходит столкновение прежних и новых представлений об этом»[46].
К сожалению, вопреки этому справедливому замечанию (за исключением отождествления методологии с «учением о методе») автор продолжает, как он сам это оговаривает, пользоваться «прежним», т. е. устаревшим, понятием методологии.
Методология - явление интегральное, объединяющее в себе ряд компонентов: мировоззрение и фундаментальные общетеоретические концепции, всеобщие философские законы и категории, обще- и частнонаучные методы. Поэтому методологию нельзя сводить к одному из названных компонентов, в частности, к методу или учению о методах, поскольку за ее пределами останутся другие компоненты. Но дело не только в этом. Методология вовсе не представляет собой простое суммирование теоретико-мировоззренческих концепций, принципов, методов и средств познания, выработанных отдельными отраслями науки. Подобно тому как невозможно лишь из совокупности эмпирических данных вывести теорию предмета науки, так и сумма компонентов методологии не образует ее системы.
Методология как система не сводится к составляющим ее компонентам, она имеет и свой собственные (конечно же, относительно самостоятельные) интегративные закономерности развития. Эти закономерности обусловливают то, что компоненты методологии, будучи объединенными в органически целостную систему, вступают в связи, отношения и взаимодействия между собой тем самым приобретают свойства, отличные от их единичного существования и действия: фундаментальные общетеоретические концепции пронизывают мировоззрение; методы познания, сохраняя относительную самостоятельность, вместе с тем выступают как учение о методах и соответствующих теоретико-гносеологически обобщениях; всеобщие философские законы и категории освещают применимость (или границы применимости) обще- и частно научных методов в конкретных исследованиях, равно как и последние обогащают арсенал философии, и т. д. Одним словом, методология представляет собой сплав составляющих ее компонентов и выступает вовне, по удачному выражению В. П. Кузьмина, в виде своеобразного «свода законов» научного познания[47] Этот сплав образуется в основном из двух «диффузирующих» блоков методологического знания: теоретико-мировоззренчески концепций и системы методов познания различного уровня. Как справедливо подчеркивает С. А. Лебедев, «методологическое знание существует в двух основных формах: в виде методологических концепции, теорий и в виде отдельных методов, принципов, непосредственно входящих в саму структуру конкретно-научны теорий. Таким образом, методологическое знание одновременно находится и вне частнонаучного знания, и внутри него»[48].
Отсюда следует, что соотношение методологии и метода может быть представлено как диалектическое соотношения целого и части, системы и элемента, общего и отдельного. Каждый метод - это лишь часть, элемент, отдельное в целостной, системной общенаучной методологии[49]. Включая в себя множество различных уровней, методология не сводится к ним не только потому, что имеет в своем составе и другие компоненты, но также и потому, что обладает, в качестве общенаучного образования, определенными нтегративными закономерностями макросистемного характера.
Из сказанного вытекают и те выводы, которые определяют нашу позицию по рассматриваемой проблеме.
Во-первых, методология вовсе не является самостоятельной общей или частной наукой, локальной отраслью научного знания, существующей изолированно от всей системы наук. Она возникла исторически и развивалась отнюдь не усилиями какой-либо отдельной науки, а всем комплексом научного знания; функциональное же назначение методологии состоит в обслуживании любого научного поиска. Иначе говоря, методология как по происхождению и развитию, так и по назначению и роли - это общенаучный феномен, внутренне имманентный науке в целом и каждой ее отельной отрасли в частности. Этот феномен создан в результате синтеза всеобщего познания и призван обслуживать его вне зависимости от того, в рамках какой конкретной отрасли знания это познание осуществляется. Методологическое знание - это не некая особая наука наук, это не только всеобщее средство постижения бесконечных объектов науки, но и синтезированное следствие такого постижения. Однако всеобщность методологии не исключает, а, наоборот, предполагает ее «приспособление» к специфике исследуемых объектов.
Во-вторых, будучи познавательным базисом всей системы научного знания, методология имеет в качестве своих составляющих ряд компонентов. Это не только система методов, но и учение о них, не только определенная мировоззренческая позиция исследования, но и всеобщие теоретические принципы, не только общенаучные, но и частнонаучные методы познания. Все эти компоненты органически между собой связаны, взаимопроникают и обогащают друг друга. Именно в силу таким образом понимаемой универсальности методология является интегральным руководством в научном познании и познавательным стержнем всякого исследования.
В-третьих, объединяя познавательные возможности всех наук, методология умножает и обогащает исследовательский потенциал каждой из них. Эти интегративные качества методология обретает благодаря тому, что ее ядром является философия - единство диалектики, гносеологии и логики. Это единство не следует понимать упрощенно, как их полное совпадение. Речь идет совсем о другом: нет, конечно, диалектики без гносеологии и логики, равно как нет гносеологии и логики без диалектики, но каждая из них несет на себе совершенно определенную методологическую нагрузку. Обобщенно говоря, одна и та же система законов и категорий в диалектике выступает в качестве мировоззрения и принципов познания объективного мира, в гносеологии как средство решения конкретных познавательных задач и в логике - как форма научного мышления[50].
Единство диалектики, гносеологии и логики как методологического ядра в познавательном процессе выступает в качеств средства субъективного осмысления объективного развития, которое, в свою очередь, овладев массами, преобразуется благодаря общественной практике во «вторую объективность». В этом и состоит основной смысл единства онтологического и гносеологического.
В-четвертых, структурно методология имеет несколько уровней, основными из которых являются: диалектико-мировоззренческий, определяющий главные направления и общие принцип познания в целом (высший уровень); общенаучный (междисциплинарный), используемый при познании особой группы однотипных объектов (средний); частнонаучный, применяемый в процессе познания специфики отдельного объекта (низший уровень), и наконец, переходный от познавательно-теоретической к практически-преобразовательной деятельности, вскрывающей общи пути и формы внедрения результатов научных исследований практику.
Нетрудно видеть, что данная структурная схема уровней методологии в принципе совпадает с уже выдвинутой в философской литературе, но дополняет ее, уточняет по содержанию и имеет более четкую организацию, где высший, средний и низший уровень методологии соотносятся с общим, особенным и отдельным в познавательном процессе. Кроме того, данная схема доводится до логической завершенности, указывая общие пути и формы воплощения результатов познавательно-теоретической деятельности на практике.
Вместе с тем следует заметить, что приведенная схема, конечно же, условна, поскольку между различными уровнями методологии существует органическая связь, взаимозависимость, соподчинение и взаимопроникновение. Так, тот или иной частнонаучный метод используется с учетом общенаучных методов исследования, обязательно основывается на всеобщих законах и категориях философии, направляется мировоззренческой позицией самого исследования (тем самым данная схема может быть изображена не только по вертикали, но и по горизонтали). В свою очередь всеобщие законы и категории философии, равно как и мировоззренческие установки, сами по себе ничего не дают для познания конкретных объектов. Познавательного успеха не достигнет тот, кто механически «прикладывает» их к исследуемым объектам в надежде получить соответствующие знания.
Методологические воззрения и методы обретают познавательную силу лишь в том случае, если они «переведены» на конкретные установки и требования, обусловленные природой самого объекта познания. Но дело не только в этом. Ошибочным является также представление, будто использования одного метода философии вполне достаточно для познания изучаемого объекта. Философские методы действуют не изолированно друг от друга, а «все вместе», каждый метод «просвечивает» то одну, то другую сторону, черту, особенность исследуемого объекта, а в единстве - его целостность как в генетическом, историческом, так и в субстанциональном, содержательном, функциональном отношении. Это значит, что при исследовании того или иного объекта надо переходить от одного метода к другому, от «монометода» - к «полиметодам».
Наконец, предложенная схема дополняет традиционную тем уровнем методологического знания, который обозначен как переходный от научно-познавательного к непосредственно-практической деятельности по преобразованию природной и социальной среды. Поскольку этот уровень структуры методологии не рассматривается в имеющейся литературе, он подробно раскрывается в соответствующей главе монографии. Остается лишь добавить, что изложенное понимание методологии, по нашему убеждению, предпочтительнее изложенных другими авторами. Оно не только наиболее адекватно бесконечному богатству самой методологии, ее огромным и разносторонним потенциям в познании бытия и сознания, но и открывает широкий путь всем наукам в её возвышении.
Такое понимание методологии имеет следующие преимущества:
- во-первых, философия рассматривается как теоретико-мировоззренческий плацдарм и как отправная система методов правовых исследованиях;
- во-вторых, можно применять общенаучные положения выводы междисциплинарных исследований в процессе Познани правовой реальности;
- в-третьих, происходит ориентация на широкое использование в ходе правового исследования частнонаучных методов, ка самостоятельно выработанных, так и тех, которые разработан другими специальными науками;
- в-четвертых, расширяется проблематика методологии, что позволяет довести ее до логической завершенности; субъективное превращается в объективное, абстрактное - в конкретное, правовая теория - в практику правового строительства;
- в-пятых, весь вышеотмеченный комплекс компоненте методологии значительно расширяет и углубляет средства обо-; снования и доказывания результатов, достигнутых в процессе правового исследования, внедрения научных знаний в, практику.
Из изложенного вытекает и наше понимание методологии, права и государства. Прежде всего необходимо сказать, что таких самостоятельных отраслей научного знания не существует. Возьмем, в частности, методологию права, поскольку проблемы методологии государства пока, к сожалению, не обсуждаются. Методология права есть не что иное, как общенаучный феномен, объединяющий всю совокупность принципов, средств и методов познания (мировоззрение, философские методы познания и учения о них, обще- и частнонаучные понятия и методы), выработанных всеми общественными науками, в том числе и комплексом юридических наук, и применяемых в процессе познания специфики правовой действительности, ее практического преобразования.
Такая трактовка понятия методологии права не соответствует общепринятой в юридической науке. В литературе имеются прямо противоположные точки зрения: одна из них отрицает мировоззренческий, а следовательно, и методологический характер общей теории государства и права, а другая, наоборот, утверждает самостоятельное существование «методологической науки» в лице той же общей теории государства и права. Первая точка зрения основывается на том, что общая теория государства и права является специальной политико-правовой наукой, и в силу этого она не может быть мировоззренческой и философской[51].
Однако очишение этой науки мировоззренческой функции противоречит е фактической роли в общественной жизни и равнозначно отрицанию ее методологичности. Если, помимо всего прочего, общая теория государства и права является не только специально юридической, но и политической наукой, то уже в силу этого она не может не быть вместе с тем и мировоззренческой наукой, тем самым выполняющей методологические функции в системе юридических наук.
Что касается второй точки зрения, объявляющей общую теорию государства и права методологической наукой[52], то против нее мы и раньше возражали[53]; теперь же, уточняя нашу позицию, считаем, что лишь определенная часть, направление общей теории государства и права, а именно философия права, является методологической наукой.
Эта позиция еще более укрепилась в нашем представлении после того анализа, который был проведен выше при рассмотрели философских воззрений относительно «самостоятельного» существования методологической науки; если вообще не существует методологии в качестве самостоятельной отрасли науки, то ем более не может быть отдельной методологической науки в рамках системы юридических наук. Тем самым вовсе не принижается значение общей теории государства и права, а, наоборот, подчеркивается не только ее гносеологическое, но и онтологическое (социология права) значение в развитии юридической науки в целом.
Солидаризируясь с нашей прежней (ныне уточненной) позицией по данному вопросу, С. 3. Зиманов пытается оперировать доводами, с которыми мы, к сожалению, согласиться не можем. Справедливо отметив, что решение о том, является ли общая теория государства и права «методологической наукой» или «наукой, имеющей методологическое значение» в системе юридических наук, принципиально важно, поскольку от этого зависит определение характера и функций самой науки, ее места и роли в системе правоведения, С. 3. Зиманов указывает: «Познавательная роль теории права ограничена ее теоретическими конструкциями как познанными закономерностями правовой системы. Формирование методов в специальных науках происходит путем образования теории, через теории. А система теории в общем правоведении не содержит ни общих принципов и логических процедур познания, ни тем более требований и методов научно-теоретического мышления»[54].
Во-первых, познавательная роль теории права отнюдь не ограничена лишь «теоретическими конструкциями» онтологического порядка, она разрабатывает и гносеологические «конструкции», в частности, тем направлением в общей теории права, которое именуется философией права. Во-вторых, возникает вопрос: каким же образом теории права удается познавать специфику своего предмета и создавать «теоретические конструкции» без специфической методологии их познания? Ведь хорошо известно, что методология познания есть аналог предмета или, вернее, познанного в этом предмете. В-третьих, общее правоведение содержит и общие принципы, и логические процедуры познания, и тем более требования и методы научно-теоретического мышления, например, принципы и логические процедуры толкования права, сравнительного правоведения, правовой кибернетики и многие другие. Наконец, в-четвертых, и сам автор в противоречии с критикуемыми в данном случае положениями пишет: «Общая теория права не является методологической наукой, но она имеет методологическое, точнее теоретико-методологическое, значение для правоведения. Всякая теория, если она подлинная, т. е. выражает истинные закономерности реальных явлений, содержит в себе подход и способы освоения явления и его фрагментов. Общая теория права, содержащая в своем теоретическом арсенале познанные законы, принципы бытия и функции правовой системы в целом, располагает специальными правилами и способами оценки и освоения правовых норм, их системы и частей; следовательно, в системе правоведения она - наука не только общетеоретическая, но и в этом смысле теоретико-методологическая. Методологическая роль общей теории права носит частно-методологический, предметно-методологический характер»[55].
Думается, автор изложил бы свою позицию более четко, если бы исходил из того факта, что теория права включает в себя два направления: социологию права и философию права.
Нельзя себе представлять дело так, будто общая теория права приобретает методологическое значение в системе отраслевых правоведческих наук лишь благодаря тому, что разрабатывает онтологически-фундаментальные концепции, а в сфере гносеологии ее задача ограничивается лишь «приложением» диалектики к познанию правовых явлений и процессов. То, что онтологически-фундаментальные концепции общей теории государства и права имеют методологическое значение для отраслевых госу дарствоведческих и правоведческих наук, ни у кого не вызывает сомнения, поскольку теоретически бесспорны и практически доказаны историческим развитием данных наук. Что же касается гносеологической роли общей теории государства и права по отношению к отраслевым наукам данного комплекса, то речь здесь должна идти отнюдь не о механическом «приложении», а о творческом применении, о таком преобразовании философских законов и категорий, которое позволило бы проникнуть в специфику исследуемых объектов. Если бы такое применение сводилось к механическому «приложению» философских законов и категорий к указанным сферам науки и практики, то повышенный интерес к методологии был бы едва ли оправдан. В том-то и дело: применение философских законов и категорий предполагает их «приспособление», «переработку», «преобразование» согласно специфике этих сфер. Подобно этому общая философия «переплавляется» в философию права как в одно из основных направлений общей теории. государства и права (точнее, общей теории права и государства).
Из изложенного очевидна наша позиция о единстве, органической связи, взаимодействии и проникновении друг в друга онтологического и гносеологического направлений (частей) общей теории государства и права - социологии права и философии права.