ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ УЕДИНЕНИЯ




«Учитель пробудился и просит меня написать ему».

Эти слова, написанные почерком Джуал Кула, открывали первое письмо, полученное Синнеттом в 1882 году, в январе месяце1. Как ни странно, при­мерно эти слова он и ожидал увидеть, так как, во-первых, с начала уединения Махатмы К.Х. про­шло уже три месяца, а во-вторых, конверт был подписан незнакомым ему почерком, что уже само по себе сулило важные новости. При виде этого почерка его сердце учащенно забилось, и когда он вскрывал конверт, пальцы его слегка дрожали. Он и представить себе не мог, насколько ему не хватает этой переписки с К.Х., и теперь надежда на ее возобновление наполнила его душу какой-то необыч­ной умиротворенностью.

Однако его надежде не суждено было сбыться немедленно, так как далее Джуал Кул писал:

«К Его величайшему сожалению, по определен­ным причинам Он не сможет в течение некоторого времени подвергать Себя воздействию тех сильней­ших мыслительных потоков, которые поступают из-за пределов Химавата».

Синнетту оставалось только надеяться, что его собственное нетерпение, с таким трудом поддающе­еся самоконтролю, не будет служить усилению этих «мыслительных потоков», из-за которых возобновле­ние их переписки все еще откладывалось.

Далее в письме говорилось:

«Я могу передать Вам, что Он расположен к вам так же дружественно, как и раньше, и весьма доволен как Вашими добрыми намерениями, так и Вашими посильными действиями по их реализации. Ваше усердие подтверждает Вашу преданность и искренности За один год в душе Вашей произошли большие перемены.... при самой же первой возможно­сти я свяжусь с Вами лично, так как мы не можем быть неблагодарными, и даже Нирвана не дает права оставаться глухим к ДОБРУ».

Со следующего абзаца уже начинались слова собственно Дж. Кх.:

«И кроме того я лично хотел бы выразить Вам свою благодарность за проявленное Вами искреннее сочувствие ко мне, когда из-за моей неосторожности со мной произошел несчастный случай2.... Могу заверить Вас в том, что, хотя я пока все еще лишь скромный чела, я ощущал достигавший меня поток Ваших добрых пожеланий; до меня, страдающего среди заснеженных гор, они доходили подобно теп­лому ветерку, дующему из долины».

Синнетт знал, что этот высший чела свободно говорит и пишет по-английски, и ему показалось, что в последних строчках явно заметна образность стиля, обычно присущая Учителю К.Х.

Тем не менее следовавшее далее в письме со­общение, отнюдь не вызвало у англичанина особого удовольствия.

«Я также уполномочен сообщить Вам, – писал Джуал Кул, – что в лице некоего м-ра Беннетта из Америки, который вскоре прибудет в Бомбей, Вы обретете одного из наших представителей (правда, сам он об этом не знает), которому, несмотря на его «национальный провинционализм», так Вами презираемый, и на свои атеистические убеждения, суждено стать орудием освобождения мышления Запада от религиозных предрассудков».

Отрицательное отношение Синнетта к этой но­вости отчасти оказалось пророческим. В день приезда Беннетта – 10 января, Синнетт был в Бомбее, встречая Пэйшенс и Денни. В то время он был занят другими делами и потому не был среди тех, кто встречал американца, однако вскоре он познакомился с ним и был неприятно поражен его не­ряшливой одеждой, неуклюжими манерами и всей его отталкивающей внешностью. Беннетт, похоже, и сам чувствовал себя неловко в присутствии ухожен­ного и даже несколько надменного англичанина и потому не смог сделать ничего, что могло бы исп­равить первое впечатление о нем.

Махатма М. в одном из своих последующих писем, отправленных Синнетту до того, как Учитель К.Х. возобновил свою переписку с ним, пожурил Синнетта за его отношение к Беннетту:

«Вы заметили только, что у Беннеттанемы­тые руки, неухоженные ногти, грубая речь, и в целом Вы увидели его только с негативной стороны. Но если именно это и есть Ваш критерий оценки мо­рального совершенства и потенциальных способно­стей человека, то многие адепты ламы-чудотвор­цы тоже оказались бы несоответствующими Вашим стандартам. В этом, отчасти, и кроется Ваша слепота... Мало кто перенес столько страданий, при­чемнезаслуженных, сколько перенес он; и столь же немногие обладают таким добрым, бескорыст­ным и правдивым сердцем... Б.честный человек, искренняя душа; обладает безмерной духовной стой­костью и к тому же - он мученик. Наш KJC. любит как раз таких... И по моральным, и по физическим признакам онхороший друг»3.

Синнетт не смог заставить себя с любовью от­носиться к Беннетту, но, памятуя о сказанном М., он не протестовал, когда американца приняли в члены Теософского Общества. С неохотой согласил­ся на его принятие и сам полковник Олькотт; хотя он все же отметил, что этот случай послужил «уро­ком, который всем нам был крайне необходим!»

Д.М. Беннетт был вольнодумцем и редактором группового издания – «The Truth-seeker»4. Он был, как писал Олькотт, «весьма интересным и искренним человеком, проведшим год в тюрьме за свои безжа­лостные и часто грубые выпады против христиан­ского догматизма»5. Против него было сфабриковано дело одним беспринципным сыщиком из христиан­ской общины Нью-Йорка, и «он был осужден и посажен в тюрьму. Ему пришлось полностью отси­деть весь годичный срок заключения, несмотря на то, что президенту Хейзу была направлена петиция о его помиловании за подписью 100000 человек. После освобождения огромное количество народа приветствовало его в зале одного из самых больших общественных зданий Нью-Йорка. Тогда же был начат сбор средств на его кругосветное путешествие, дабы он лично смог познакомиться с деятельностью христианских церквей в различных странах».

Из разговора с Беннеттом Полковник узнал, что он и его жена в течение нескольких лет были членами Общества шекеров. «Его религиозный, но эклектический разум восстал против шекерской ограниченности и нетерпимости и против всего хри­стианского сектантства в целом; он и еще одна, упомянутая выше «добрая шекерианка» решили по­жениться, создать свой собственный очаг и покинуть Общину шекеров»6.

Вскоре Беннетт превратился в убежденного скеп­тика и посвятил свою жизнь активной пропаганде вольнодумства.

«Что нам сразу же понравилось в этом челове­ке, – писал Олькотт, – так это его прямота и открытость». На него Беннетт тоже произвел не самое благоприятное впечатление при первой встре­че, но вскоре этот человек заслужил его симпатии. Беннетт прочел книгу Синнетта «Оккультный Мир», и та произвела на него сильное впечатление. Вскоре после этого он подал заявление с просьбой о принятии в Общество.

А далее последовал ряд событий, результатом которых как раз и стал тот «необходимый урок», о котором говорил Олькотт.

Одновременно с Беннеттом в Бомбей пожаловал для чтения проповедей один крикливый церковный boanerges7 по имени Кук – Джозеф Кук (тоже из Америки) – или вернее – преподобный Джозеф Кук – дородный мужчина, веривший, похоже, толь­ко в Троицу, третьим лицом в которой был он сам»8.

Кук был встречен англо-индийской общественно­стью «на ура». «Их газеты сделали для него все, что могли, а историю м-ра Беннетта они использо­вали при этом как козырную карту, обзывая последнего осквернителем общественной морали и уго­ловником, от которого порядочным людям следует держаться подальше.

Христообразный Джозеф начал править бал со своей первой проповеди в городском дворце и сразу же допустил большую ошибку, заклеймив нас, тео­софов, как авантюристов в присутствии большого количества индусов и парсов, уже успевших узнать и полюбить нас за два года нашего сотрудничества. Тем самым враждебно настроенной к нам прессе был дан повод для нападок и оскорблений в адрес м-ра Беннетта – настолько активных, что я даже начал сомневаться в том, стоит ли нам принимать его в Общество, боясь, что это может втянуть нас в очередной публичный скандал и тем самым от­влечь от нашего главного дела – изучения и рас­пространения Теософии. Здесь сработал животный инстинкт самосохранения, разумеется, весьма дале­кий от рыцарского человеколюбия, и вскоре я был наказан за это: когда я излагал свою точку зрения Е.П.Б., ее устами заговорил Учитель, разъяснивший мне мои обязанности и упрекнувший за неверные суждения. Он напомнил мне, насколько далек от совершенства был я сам, когда они согласились принять мои услуги в Нью-Йорке, насколько дале­ким от совершенства я продолжаю оставаться по сию пору и что я не имею никакого права судить своих ближних... Он саркастически предложил мне просмотреть весь список членов Общества и найти в нем хотя бы одного – полностью безгрешного. Этого было вполне достаточно: я вернулся к м-ру Беннетту, вручил ему бланк заявления, и мы с Е.П.Б. стали его поручителями»9.

Решив эту проблему, полковник Олькотт далее сообщает:

«Я занялся нашим преподобным клеветником10 и предложил ему лично встретиться со мною в присутствии свидетелей в заранее оговоренный день и публично подтвердить свои несправедливые обви­нения против нас».

От Кука поступило несколько «уклончивых отве­тов», из которых следовало, что он не может принять наше предложение, так как должен ехать с лекциями в Пуну. Тогда один член Теософского Общества – капитан А. Бэнон, находившийся в то время в Бомбее, – предложил ему встретиться в Пуне, заявив, что «если он опять попробует укло­ниться, то он – капитан – объявит его лжецом и трусом». Олькотт, Е.П.Б. и капитан Бэнон в назна­ченный день отправились в Пуну, но обнаружили, что «м-р Кук удрал в противоположную оконечность Индии, обманув ожидания жителей Пуны!» Вот и вся история о «преподобном» м-ре Куке11.

М-р Беннетт был в соответствии с правилами принят в члены Общества, после чего покинул Индию, чтобы продолжить свое кругосветное путешест­вие. Полковник Олькотт писал, что «свои наблюде­ния он отразил в интересной книге "Путешествие Вольнодумца вокруг Земли"», в которой «особенно впечатляющими были проницательные и саркасти­ческие заметки о Палестине»12.

Однако в то время, когда Синнетт получил пись­мо от Джуал Кула, предупреждающее его о том, что его переписка с К.Х. возобновится в самое ближай­шее время, связанные с Беннеттом и Куком события пока еще не произошли.

В этом письме Джуал Кул уверял Синнетта в том, что Махатма отнюдь не считает, что было бы «чересчур неделикатным, если бы Синнетт взял на себя ту работу, которую не доделал Хьюм», и желал бы, чтобы и Синнетт думал так же. Здесь был за­ключен намек на цикл статей, озаглавленный «Фрагменты Оккультной Истины», начатый, но оставлен­ный Хьюмом после того, как Махатмы отказались принять его условия.

«Этот джентльмен, – писал Джуал Кул, – всегда делает только то, что нравится ему самому, совершенно не считаясь с чувствами других людей. И его нынешняя работа – тоже13 – впустую растраченный колоссальный запас интеллектуальной энер­гии, – все его аргументы и возражения направлены лишь на то, чтобы оправдать себя».

Далее в письме Дж. К. сообщал:

«Что же касается нашего глубоко уважаемого М., то он просил меня передать Вам, что секрет испо­ведуемого м-ром Хьюмом 'гуманизма' кроется в пер­вом слоге этого слова, тогда как слово человеколюбие он терпеть не может»14.

Учитель К.Х., по словам Джуал Кула, просил его не прекращать начатого им изучения метафизики и «не впадать в отчаяние, встречая в заметках М.-Сахиба непонятные высказывания...»

Махатма М. тогда еще не прислал ответы на вопросы Синнетта относительно космологии, но это указание последний истолковал как намек на скорое их получение. И он не ошибся: вскоре после того, как он вернулся со своей семьей в Аллахабад, ответы действительно были получены. Синнетт обозначил их как «Космологические заметки. Вопросы и Ответы М.»15 и отложил, решив, что в ближайшее время тщательнейшим образом изучит их.

Вся семья Синнеттов была счастлива вернуться домой. Слуги до блеска вымыли и вычистили весь дом, выказав этим свое обожание миссис Синнетт и Денни. Радость их проявилась не только в уборке, но также и в улыбках, смехе и забавных ужимках, в ответ на приветствие Пэйшенс и высказанные ею на хинди слова благодарности за прекрасное ведение хозяйства в ее отсутствие. Даже Денни, который несколько окреп за несколько месяцев пребывания в Англии, был возбужден и носился по всему дому, узнавая знакомые предметы и ахая от восторга при виде подарков, которые его отец разложил в детской, устроив малышу сюрприз. И сам Синнетт не скры­вал радости, что вся семья вновь была вместе и что теперь, в случае возникновения каких-либо сложных ситуаций, он всегда может рассчитывать на мудрый совет своей супруги. И одним из самых первых ее желаний было ознакомиться с письмами, получен­ными в ее отсутствие. На нее произвели глубокое впечатление письма Махатмы М. и очень порадо­вала весть о том, что вскоре ее муж снова сможет получать письма от Учителя К.Х.

Когда Синнетт получил, наконец, от Махатмы М. ответы на свои вопросы, он понял, почему К.Х. просил его не «впадать в отчаяние». Они намного превосходили по сложности все объяснения, которые он когда-либо получал до этого, но он с удовлетво­рением отметил, что они могут дать ему материал еще для нескольких «Фрагментов» и, как он надеял­ся, в дальнейшем – для новой книги16.

В заключительной части своих «Заметок» Ма­хатма М. написал: «Наш любимый К.Х. сейчас продвигается к своей целивысшей из всех, что могут быть в пределах этой сферы». И в самом последнем абзаце поблагодарил Синнетта «за все, что Вы сде­лали для наших двух друзей17. Мы перед Вами в долгу за это».

В течение последующих недель Синнетт получил от Махатмы М. еще несколько дополнительных пи­сем. Это были либо ответы на его вопросы, либо просто те вещи, которые, по мнению Учителя, были бы понятны англичанину.

В одном из писем было сказано: «Нам следу­ет как-то договориться относительно терминологии, когда речь пойдет о цикличной эволюции. Наши термины — непереводимы»18. Учитель К.Х. ранее уже говорил о необходимости выработки единой терми­нологии, которая была бы понятна как Братьям, так и англичанам, и Синнетт решил, что займется этой проблемой и сделает все, что будет в его силах.

Только в феврале он получил письмо от самого Махатмы К.Х.19 С тех пор как к нему пришло письмо от Джуал Кула, Синнетт безуспешно пытался сдержать свое нетерпение, и Учитель, похоже, знал об этом. Однако же, едва прочитав самую первую фразу долгожданного письма, Синнетт ощутил не­привычную резь в глазах и, к своему величайшему смущению, почувствовал, как ком подступает к гор­лу.

«Брат мой, –начал Учитель, – я прошел долгий путь за высшим знанием. И очень долго отдыхал».

Синнетт и сам часто испытывал чувство досады, замечая в себе недостаток сдержанности, особенно во время ожидания письма от К.Х., и потому не удивился, увидев в следующем абзаце небольшой выговор в свой адрес, написанный, однако, со всей присущей Учителю тактичностью:

«... впервые мне выпал миг досуга. И я посвящаю его Вам, поскольку Ваша истинная Сущность прими­ряет меня с тем внешним человеком, который так часто забывает, что подлинно велик только тот человек, который в состоянии выдержать испытание терпением».

И все же мысленно англичанин попытался най­ти себе оправдание: «Возможно, он не слишком ясно себе представляет, что может означать для человека, находящегося в моем положении, эта переписка».

Однако эта мысль сразу же улетучилась, как только он прочел слова Учителя о положении дел и всех людей в этом мире и его трогательную просьбу: «Ради сокращения разделяющего нас рассто­янияне пытайтесь выпутаться из сетей жизни и смерти, которые опутывают их всех...

... переписываться с Вами мне теперь сложнее, чем раньше, –добавлял Махатма, – хотя мое уважение к Вам значительно возросло, а не уменьшилось, как Вы опасались, и не уменьшится, если меня вдруг не разочаруют какие-нибудь Ваши поступки. Однако я уверен, что Вы сделаете все возможное, чтобы не допустить этого».

Совершенно машинально Синнетт мысленно за­верил в этом Махатму. «Махатма прав, – подумал он, – говоря, что 'человек является жертвой окру­жающих его условий, поскольку живет он в обществе'».

Синнетт вспомнил лорда Кроуфорда, чьи искрен­ние стремления были фактически сведены на нет довлевшими над ним обязанностями по отношению к тому миру, в котором он жил. Неужели обязатель­но нужно становиться отшельником? Послать ко всем чертям все свои обязанности и сосредоточиться исключительно на собственном развитии? В этой идее было что-то отталкивающее. «Это похоже, – сказал он себе, – на обычное дезертирство. А нельзя ли сделать так, чтобы человек продолжал выполнять свои обязанности и в то же время не беспокоился о результатах их выполнения?» Он мысленно пожал плечами, чувствуя, что для него это – неразреши­мый парадокс.

Далее в письме следовал еще один мягкий упрек в его адрес:

«... о чем Вы действительно не догадываетесь, так это о том, какой огромный вред Вы причиняете своими нечаянными неблагоразумными поступками. Хотите пример? Вспомните, какую ярость вызвало у Стэнтона Мозеса Ваше более чем неосторожное письмо, в котором Вы цитировали ad libitum и с чреватой самыми ужасными последствиями вольно­стью посвященные ему строки из моего письма...»

Синнетт помнил об этом. В самом первом пись­ме, полученном им от Махатмы по возвращению из Англии, было написано кое-что о Мозесе, и Синнетт в своем письме последнему процитировал некоторые из посвященных ему строк. Он и сам не понимал, что заставило его сделать это; он руководствовался только желанием указать этому английско­му медиуму на его ошибки и подвести его к пра­вильному пониманию сущности его наставника – «Императора» – и сущности всего оккультизма в целом. Но, похоже было, что и на этот раз он перестарался.

Учитель сообщал далее в письме, что Стэнтон Мозес теперь полностью отстранился от Общества и «в душе решил полностью уничтожить Британское отделение». Махатма напомнил Синнетту о том, что было учреждено также и Психическое Общество, и Мозес «ухитрился переманить туда Уальда, Массея и других»20.

Махатма действительно полагал, что этот факт таит в себе семена возможного развала Теософского Общества в Лондоне. «... Однако все еще можно исправить», - продолжал Учитель, утверждая к тому же, что именно Синнетт должен заложить первый камень в здание благополучного будущего для Тео­софского Общества21.

«Каким образом Вы сможете это сделать? Или, вернее, как Вы это сделаете?» –спрашивал Учитель. И продолжал: «Я могу приблизиться к Вам, но и Вы должны будете, в свою очередь, притянуть меня ближе к себе своим чистым сердцем и постепенно укрепляющейся волей. Адепт следует за этим притя­жением так же, как нитка следует за иголкой»22.

Далее в словах Учителя звучали одновременно и утешение и предупреждение:

«..Я заглянул в Ваше сердце и увидел, что на него легла тень грусти, если не сказатьразочарования... И в этом письме я хотел бы посоветовать Вам не терять присутствия духа. Все Ваши стрем­ления, затруднения, предчувствия нам хорошо из­вестны, мой добрый и преданный друг. Все они за' писаны в вечных РЕКОРДАХ Учителей.... Вы уже вступили в круг нашей деятельности, Вы уже пере­секли ту мистическую линию, которая отделяет Ваш мир от нашего, и теперь - независимо от того, будете ли Вы стремиться удержаться здесь, или нет; признаете ли Вы нас со временем еще более живыми и реальными существами, или же выбросите мысль о нас из своей головы, как одну из своих многочисленных фантазий, –... Вы все равно НАШ... и Вы неизбежно встретитесь с нами в Истинном Существовании.

Да, добрый наш друг, истинно, Ваша Карма - это теперь и наша Карма, поскольку Вы сами ежедневно и ежечасно записывали ее на страницах той книги, в которой зафиксированы все, даже самые мельчайшие подробности жизни тех, кто вошел в пределы нашего круга... Своими каждодневными мыс­лями и делами, своими еженощными душевными бо­рениями писали Вы рассказ о своих стремлениях и о своем духовном развитии. Это происходит с каж­дым, кто приходит к нам с действительно серьез­ным намерением стать нашим соратником, он сам начинает «запечатлевать» в этой книге свой рассказ, точно так же, как это делаем мы, когда добавляем свои записи в Ваши запечатанные письма, либо на неразрезанных страницах Ваших книг, либо неиздан­ных еще памфлетов. Эта информация предназначена сугубо для Вашего сведения, и ей не следует появ­ляться в очередном исходящем из Симлы памфлете».

Эти слова вызвали у Синнетта самодовольную улыбку. Раз уж эта информация предназначена исключительно ему, то значит нет никакой необходи­мости делиться ею с этим «альтруистом из Ротни Касл», как Махатма К.Х. назвал однажды Хьюма23.

Уж на этот-то раз Учителю не придется отчитывать его за «неблагоразумные поступки».

Далее следовало еще несколько тех «изыскан­ных» пассажей, которые всегда приводили Синнетта в восторг, поскольку, как он часто напоминал се­бе, – изящный слог отнюдь не изменял сути тех суровых реалий, которые он выражал.

«Если Вы подолгу не будете получать от меня ничего, то не отчаивайтесь, Брат, но говорите себе: "Это моя собственная вина". Природа связала между собою все частицы своего огромного Царства тон­чайшими нитями магнетического притяжения, вза­имное влияние существует даже между человеком и звездой; мысль перемещается намного быстрее элек­трического тока, и Ваши мысли без труда найдут меня, если их носителем будет чистый импульс, точно так же мои мысли найдут Вас или, вернее, уже находили и часто влияли на Ваши. Мы можем находиться в разных циклах проявления, но мы ни­когда не будем полностью отделены друг от друга. Подобно тому, как горец с вершин своих пиков сразу же заметит свет, исходящий из темной долины, так и каждая Ваша яркая мысль, Брат мой, своим блеском тут же привлечет внимание Вашего другаавтора этого письма. Если мы всегда находим своих естественных Союзников в этом Темном миреВашем мире, за пределами того мира, в котором живем мы (а согласно нашему закону мы должны идти навстречу каждому, в ком теплится хотя бы самая маленькая искорка истинного света 'Татхагаты'), то насколько же просто Вам привлекать к себе наше внимание. Поймите это, и Вас не будет больше удивлять то, что в Общество иногда допу­скаются люди, вызывающие у Вас антипатию. "Не здоровые, но больные имеют нужду во враче" – кто бы ни был автором этих слов, они остаются аксиомой»24.

Это замечательное и глубоко волнующее письмо завершалось призывом отбросить все сомнения, «ибо сомнения отнимают силу и тормозят прогресс», и предостережением относительно облака, «нависшего над Вашей головой». Этим «облаком» был Хьюм.

«Того, кого Вы сделали своим доверенным лицом, я бы посоветовал Вам оставить только своим кол­легой, и не более, и не делиться с ним тем, что Вы должны хранить исключительно в себе самом. Он подвергается сейчас тлетворному влиянию и может стать Вашим врагом. Вы пытаетесь уберечь его от этого и поступаете правильно, так как это сулит неприятности и ему самому, и Вам, и Обществу. Его могучий разум затуманен фимиамом тщеславия и очарован нашептываниями другого разума — не та­кого сильного, но более коварного, и пока пребывает в обаянии».

Синнетт предположил, что «не такой сильный, но более коварный» разум – это новый секретарь Хьюма – Эдмунд Ферн, который, вроде бы, тоже был медиумом и к тому же обладал способностью втереться в доверие к кому угодно. В том, что в один прекрасный день Хьюм пожалеет о том, что связался с этим молодым человеком, Синнетт не сомневался. А заключительные слова письма Учителя надолго врезались Синнетту в память:

«Наше дело никогда не погибнет, хотя сизифов камень, пожалуй, отдавит еще много пальцев. До свидания, мой друг, до скорого или не очень скорогоэто зависит от Вас. А меня зовут дела. Искренне Ваш, К.Х.»

Синнетт читал и перечитывал это письмо, а потом еще долго размышлял над ним, прежде чем убрать его в ящик, в котором хранились остальные письма от Махатмы К.Х. Это письмо несло в се­бе уникальное послание и возлагало на него – Синнетта – исключительнейшую ответственность. И каждый раз, перечитывая это письмо, Синнетт ощу­щал в себе все возрастающую решимость оправдать оказанное ему доверие и все возрастающее чувство благодарности и преданности.

Глава X

«СУГУБО ЛИЧНОЕ» ПИСЬМО

17 февраля 1882 г. полковник Олькотт покинул Бомбей и отправился в турне по Северной Индии1. Вместе с ним поехал Бхавани Рао2 – чела, живший до этого некоторое время в штаб-квартире Теософского Общества. В Аллахабад они намеревались за­ехать в начале марта по дороге из Канпура в Калькутту. Целью их визита было еще раз подтвер­дить, что Е.П.Б. сама не писала тех писем, которые были известны как «Письма Махатм», как все еще продолжали считать ее недруги.

Синнетт и сам с нетерпением ждал их приезда. Он видел Бхавани Рао в начале года в Бомбее, когда приезжал туда встречать свою семью; тогда же он и узнал, что тот был в числе тех, кому за несколько дней до этого являлся на короткое время Махатма М. (кроме самого Рао при этом присутствовали еще Росс Скотт и Дамодар)3.

Как писал Синнетт, это стало возможным бла­годаря «постоянному присутствию мадам Блаватской и, как правило, еще нескольких человек, обладаю­щих сильным притягательным магнетизмом, чис­тоте жизни тех, кто обычно там проживал, и пос­тоянно присутствовавшему там влиянию самих Братьев»4. Он и сам надеялся когда-нибудь стать свидетелем подобного проявления, но тут его постигло разочарование. И теперь он думал, что маг­нетизм, исходящий от двух его гостей, возможно, создаст подходящую для проявления каких-либо фе­номенов обстановку. Однако эта перспектива в то же время и несколько пугала его, так как в пол­ученном им накануне приезда гостей письме от Махатмы К.Х. последний свидетельствовал: «Бхавани Шанкар будет вместе с О., а онсильнее и способнее во многих отношениях, чем Дамодар, и далее чем наша общая знакомая Леди»5.

За время пребывания Олькотта и Бхавани Рао в Аллахабаде действительно произошло несколько удивительных событий. Одним из них был мгновен­ный перенос из штаб-квартиры Общества в Бомбее в Аллахабад (а это расстояние почти в восемьсот миль) фрагмента гипсового барельефа, в то время как остальная его часть осталась в Бомбее. Это был довольно странный феномен, проверить подлинность которого было довольно сложно6.

Однако наибольший интерес у Синнетта вызвала записка, присланная Махатмой К.Х. через Бхавани Рао. Он поначалу передал этому чела свое письмо для Махатмы в надежде, что тому удастся переслать его. На следующее утро Бхавани вручил ему записку от Учителя, которую он нашел, проснувшись утром, у себя под подушкой7.

Эта была коротенькая записка, в которой было, в частности, сказано:

«Производить феномены при наличии затрудне­ний магнетического и прочего характера запрещено так лее строго, как банковскому кассиру запрещает­ся тратить вверенные ему деньги. Даже ради Вас ничего нельзя было сделать до тех пор, пока О. и Бх. Р. не принесли к Вам с собой свой магнетизми это все, что я мог сделать для Вас».

«Очевидно, – подумал Синнетт, – Бхавани Рао оказался не столь уж сильным, как, похоже, предполагал Махатма».

Не осознав в полной мере всей силы этих последних слов – «это все, что я мог сделать для Вас», –и обратив больше внимания на другую фразу из этой записки – «В случае необходимости мы без труда можем доказать свои феномены», – Синнетт написал на следующий день записку с предложением произвести один или несколько под­ходящих феноменов, пользуясь тем, что в его доме присутствует в данный момент магнетизм, отличный от магнетизма Е.П.Б., которую, как это ни абсурдно, подозревали в том, что она обманывала Синнетта.

Он передал эту записку Бхавани вечером 13 марта, а утром 14-го получил от К.Х. ответ, состоявший всего лишь из нескольких фраз, смысл ко­торых сводился к тому, что предложения Синнетта принять невозможно и что позже он пришлет более подробный ответ через Бомбей8.

«Когда я получил от него этот ответ, – писал Синнетт в более позднем издании «Оккультного Мира», – я понял, что и без того ограниченные воз­можности на данный момент были уже исчерпаны, и потому мое предложение уже не могло быть принято, но само появление этих записок указывает на тот факт, что я смог всего лишь за несколько часов обменяться письменными посланиями с Кут Хуми, в то время как мадам Блаватская находилась на другом краю Индии»9.

Кроме того, к большому удивлению самого Синнетта и его супруги (во время пребывания гостей в их доме), Пэйшенс тоже получила от Учителя не­большую записку10.

К.Х. всегда относился к миссис Синнетт с глу­бочайшим уважением, и на этот раз он, воспользовавшись случаем, прислал ей прядь своих волос. После перенесенной в Англии болезни (вызванной тяжелыми родами) у нее еще случались время от времени приступы слабости, и этот подарок, судя по всему, должен был сыграть роль амулета.

«Носите эти волосы, привязав их к матерчатой ленте (или, если хотите, - к металлическому брас­лету), –писал Учитель, – чуть ниже левой под­мышки под левым плечом. Прислушайтесь к тому совету, который даст Вам Генри Олькотт. Это хороший совет, и против него у нас нет никаких возражений».

А далее следовало весьма необычное указание: «Не питайте ни к кому недобрых чувств, даже к своим врачам, и к тем, кто причиняет вам зло; ненавистьэто яд, который может свести на нет даже благотворное влияние этих волос»11.

—Учитель такой добрый и заботливый! – вос­кликнула Пэйшенс. – Я уверена, что мне это поможет, и не только моему физическому здоровью, но и разуму. Иногда мне кажется, Перси, что мы пытаемся приобщиться к чему-то слишком для нас большому; если перефразировать известную поговор­ку, – мы как будто тянем тигра за хвост.

Сказав это, она улыбнулась, и Синнетт решил, что этот факт ее, по-видимому, совсем не пугает.

— Ерунда, – отозвался он, – с чего это тебе пришло в голову?

— Я знаю, что это – глупости, – согласилась она, – но иногда я все же чувствую себя неспокойно. Я думаю, отчасти это объясняется тем, что все происходящее выглядит слишком уж хорошим, что­бы быть правдой.

— Но это правда, Пэтти. И я сам очень благо­дарен К.Х. за его заботу. Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы ты полностью поправилась.

— Да, дорогой, я знаю, и мне кажется, что я действительно понемногу поправляюсь.

Он нежно прикоснулся к ее плечу.

— Это меня радует, – ласково сказал он.

В своем предыдущем большом письме, в кото­ром он предупреждал Синнетта о предстоящем приезде Олькотта и Бхавани, К.Х. коснулся также и некоторых материалов, которые планировалось поместить в следующем номере «Теософа». Помимо всего прочего в письме упоминалась статья «Эликсир жизни», автором которой был Мирза Мурад Али Бег. Учитель писал, что «при всей своей туманности» эта статья «оставляет ощущение, будто некто подкрадывается к кому-то сзади, бьет по спине, а затем удирает»12.

Однажды вечером, уже накануне отъезда гостей, когда вся компания пила кофе после обеда, Синнет-ту вспомнились слова Махатмы об этой статье, и он спросил у Олькотта, не знаком ли тот с ее автором.

― Знаком, конечно же, – ответил Олькотт, – к большому своему сожалению.

― Вот как! – сказал Синнетт, приподняв от удивления брови. – И почему же?

― Он обратился в нашу штаб-квартиру за по­мощью, – объяснил Олькотт, – такое, знаете ли, странное, дикое создание! Таких моральных и мен­тальных метаний я не видел еще ни у одного человека. Как он сам объяснил, он находился под влиянием злых сил, которые «швыряли его то туда, то сюда». Мы могли лишь посочувствовать ему, хотя он и наводил на всех ужас.

― Но почему? – продолжал настаивать Синнетт, помня о том, что говорил об этом человеке Махатма.

― Это довольно грустная история, – сказал Олькотт. – Вообще-то он – замечательный молодой
человек: начитанный, умный; но выглядел он, скорее, как актер, который играет роль. Одет он был
как мусульманин, но волосы у него были не остри­жены, а длинные, чуть коричневатые, собранные на
затылке в пучок, как у греческих женщин. Но кроме этого, а также очень светлой кожи и весьма выразительных голубых глаз, в нем не было решительно ничего женоподобного. За последние несколько лет он довольно настрадался, и я пытался помочь ему, хотя и все время разрывался между чувством сострадания к нему и чувством отвращения к его истории. Видите ли, во всем, что с ним случилось, виноват был он сам.

Олькотт задумчиво отхлебнул свой кофе, в то время как все прочие, присутствовавшие в комнате, замерли в ожидании. Полковник же думал про себя, что именно из этой трагической истории ему можно рассказать, а о чем следует умолчать, тем более, что в комнате находилась и Пэйшенс, а он уже знал, какое у нее доброе и ранимое сердце. Наконец, он продолжил свой рассказ:

— Он хотел овладеть одной добродетельной жен­щиной, и с этой целью вступил в сговор с какими-то злыми силами. Следуя наставлениям своего «гу­ру», он просидел взаперти в какой-то комнате целых сорок дней, а сидеть ему там было положено до тех пор, пока он как наяву не увидел бы перед собой лицо этой женщины. В конце концов, он добился этого, увидел ее лицо, губы призрака шевельнулись, и он услышал, что эта женщина будет им полно­стью очарована и сама придет к нему. К сожалению, именно так все и случилось, и женщина была обесчещена. И к не меньшему сожалению, вернее даже – к его глубочайшему ужасу, – Митфорд (а это, как вы знаете, его настоящее имя), так вот, Митфорд так и не смог освободиться от тех злых сил, которые он сам же и вызвал для осуществле­ния своего гнусного плана. У него теперь попросту не хватает моральной силы, чтобы справиться с ними. И они не отстают от него.

Сдавленное восклицание Пэйшенс заставило Полковника сказать ей сочувственно:

— Извините меня, миссис Синнетт, я знаю, что это не самая приятная история.

— Но что же стало с этим несчастным? – спросила она. – Он все еще там, в штаб-квартире?

— Нет, оттуда он уже ушел, – ответил Олькотт. – В тот момент мы все почувствовали, что у нас гора свалилась с плеч, хотя на этом, как ока­залось, наш кошмар не закончился. Надо сказать, что существа более несчастного, чем он, я никогда еще в жизни не видел: нервный, взвинченный, неспособный ни на чем сосредоточиться дольше не­скольких секунд. И самое грустное во всей этой истории то, что он знает о существовании высших способностей человеческой природы, иначе просто не смог бы написать свою, действительно очень полезную статью; он знал о них, но достичь так и не смог. Он просил разрешения вступить в Обще­ство, однако его непостоянство меня отпугивало, и я не спешил с ответом. Но вы ведь знаете Е.П.Б.: милость ко всем падшим – это у нее в крови. Она заявила, что берет всю ответственность за него на себя, и я, в конце концов, сдался. Но знали бы вы, как он отплатил ей за ее благородство.

— Этого следовало ожидать, – вставил Бхавани Рао.

— Да, пожалуй, так оно и есть, ведь он был абсолютно непредсказуем. Но я уверен, что никто из нас даже и в мыслях представить себе не сможет, что окажется способным на нечто подобное.

Однажды, когда Е.П.Б. и он были на станции Вадхван, он вдруг выхватил у стоявшего рядом сипая саблю и попытался убить ее. Конечно же, сипай помешал ему это сделать, но он все равно кричал, что и она, и все ее Махатмы – дьяволы и что она должна умереть! Вскоре он окончательно сошел с ума. Он всегда казался мне наиболее ярким примером того, насколько вреден дилетантский под­ход к оккультным силам, в особенности для тех, в ком бушуют еще животные страсти13.

— Согласен, история довольно грустная, – сказал Синнетт, еще более заинтригованный просьбой Ма­хатмы обратить особое внимание на статью этого человека. – К.Х. упоми



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-11-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: