Право народов (ius gentium)

Можно полагать, что наряду с неполноправными плебеями, про­исхождение которых неизвестно, в Риме уже при царях или чуть позже проживали иностранцы, перегрины - ремесленники, торгов­цы, учителя, врачи, а затем и банкиры. Они прибывали в Рим из Гре­ции, и особенно из так называемой Великой Греции (юг Италии), Египта, Карфагена, Ближнего Востока и других регионов, ушедших далеко вперед по своей технической и гуманитарной культуре, вклю­чая правовую.

Спорные случаи, возникавшие в среде того или иного «землячес­тва», решались на основе своего же «национального» права - без вме­шательства римских властей. Это и брачно-семейные отноше­ния, и дела о наследстве, и некоторые другие. Здесь, как и повсеместно в древности, неуклонно соблюдался принцип персо­нального (личного) действия права. И лишь тогда, когда возникал спор между перегрином и римским гражданином, вмешивался ци­вильный претор.

Перегрины были лично свободными, обладали тем, что обнима­лось термином «коммерческое право» (ius commercii), но политичес­ких прав не имели, хотя и для них не исключалось персональное присвоение прав римского гражданина (за особые заслуги).

Лишенные мнимопатриотической мелочности, римские магис­траты (начальники), особенно претор, а вместе с ними и все общест­во охотно черпали тот новый опыт, который притекал с перегринами в римскую экономическую жизнь. И этот опыт много помог Риму, когда завоевания поставили перед ним задачу управления всей той массой земель, которые окружают Средиземное море. Теперь подав­ляющая масса перегринов проживала в завоеванных провинциях, управляемых римскими чиновниками во главе с проконсулами, про­преторами, прокураторами. Экономические связи с провинциями становились все теснее, чему немало способствовал перегринский претор (praetor peregrinus), действующий наряду с претором ци­вильным и, так же как он, наделенный правом издавать эдикты (при­казы) при вступлении в должность.

Поначалу перегринский претор выступал не только как судья, сколько как посредник, дтрем^вшийся найти компромиссное реше­ние, устраивавшее стороны, ибо прежние формы скрепления догово­ров (честное слово, клятвы) сделались уже недостаточными.

Мало-помалу из синтеза естественного права как права всех или многих народов земли с тем, что было наиболее употребительным в обычаях и праве перегринов, и ряда других нормативных и практи­ческих элементов складывается знаменитое ius gentium - право наро­дов, служившее разрешением споров между иностранцами и римля­нами, но так и оставшееся частью единого римского правового комплекса.

В праве народов даже ранее, чем в преторском праве, возни­кло и укрепилось убеждение в том, что мерилом должного права сле­дует считать «добрую совесть» и «справедливость», отказ от ненуж­ных и вредных формальностей, вынесенных из древности, простой и дешевый суд, основанный на принципах состязательности и свободной оценки доказательств. Особого упоминания заслужива­ет принципиально важное положение об обязанности суда доиски­ваться до действительной воли сторон правоотношения, их интере­са, как бы он ни был выражен в документах и прочих доказательствах.

Что же должно было привлекать в перегринском праве, в ius gentium? Укажем на главное:

1) свобода от гнетущих, сковывающих деловую жизнь формальностей;

2) предпочтение подлинной воли участников правоотношения всем прочим обстоятельствам и формальностям;

3) письменная форма договорных связей;

4) простота судопроизводства - в противовес тяжеловесной архаике цивильного процесса;

5) атмосфера взаимного доверия сторон правоотношения, облегчавшая решение спорных случаев;

6) равенство (и равновесие интересов) сторон правоотношения;

7) третейский суд и т. п.

Теоретическое оправдание рецепции перегринского права римские юристы нашли в тех его чертах, которые оказалось возможными философски, и юридически - представить в качестве естественного права (ius naturale), будто бы «общего всем народам Земли», - как это можно сказать о естественной заботе о потомстве, о самозащите,о праве собственности и т. д.

Стало считаться, что естественное право может быть распростра­нено на сущностные элементы сделки (думал «продажа», а вышла «мена»), на признание идентичности лица (сын заступает место отца), на качество вещи (например, рабыня, в нарушение условий сделки, оказалась не девственницей) и т. д.

Во всех этих случаях естественное право могло служить и игно­рированию ошибки, и признанию сделки оспоримой, а в каких-то случаях и недействительной.

Обращение к праву народов будило мысль, ставило под сомнение сложившуюся традицию, и само «строгое право» XII таблиц как та­ковое позволяло ввести в рассмотрение спора упрощенную процеду­ру, свободную оценку доказательств, внимание к фактическим об­стоятельствам и социально оправданной защите экономических, семейных и прочих интересов. Здесь же обратим внимание на роль эксцепции как средства ревизии старого права и, забегая вперед, упомянем exceptio doli - «возражение из обмана», которое цивиль­ный претор, следуя за перегринским, использовал для пресечения всякого такого притязания, которое, будучи формально безупреч­ным по «строгому праву», находилось в противоречии с принципами справедливости.