Можно полагать, что наряду с неполноправными плебеями, происхождение которых неизвестно, в Риме уже при царях или чуть позже проживали иностранцы, перегрины - ремесленники, торговцы, учителя, врачи, а затем и банкиры. Они прибывали в Рим из Греции, и особенно из так называемой Великой Греции (юг Италии), Египта, Карфагена, Ближнего Востока и других регионов, ушедших далеко вперед по своей технической и гуманитарной культуре, включая правовую.
Спорные случаи, возникавшие в среде того или иного «землячества», решались на основе своего же «национального» права - без вмешательства римских властей. Это и брачно-семейные отношения, и дела о наследстве, и некоторые другие. Здесь, как и повсеместно в древности, неуклонно соблюдался принцип персонального (личного) действия права. И лишь тогда, когда возникал спор между перегрином и римским гражданином, вмешивался цивильный претор.
Перегрины были лично свободными, обладали тем, что обнималось термином «коммерческое право» (ius commercii), но политических прав не имели, хотя и для них не исключалось персональное присвоение прав римского гражданина (за особые заслуги).
Лишенные мнимопатриотической мелочности, римские магистраты (начальники), особенно претор, а вместе с ними и все общество охотно черпали тот новый опыт, который притекал с перегринами в римскую экономическую жизнь. И этот опыт много помог Риму, когда завоевания поставили перед ним задачу управления всей той массой земель, которые окружают Средиземное море. Теперь подавляющая масса перегринов проживала в завоеванных провинциях, управляемых римскими чиновниками во главе с проконсулами, пропреторами, прокураторами. Экономические связи с провинциями становились все теснее, чему немало способствовал перегринский претор (praetor peregrinus), действующий наряду с претором цивильным и, так же как он, наделенный правом издавать эдикты (приказы) при вступлении в должность.
Поначалу перегринский претор выступал не только как судья, сколько как посредник, дтрем^вшийся найти компромиссное решение, устраивавшее стороны, ибо прежние формы скрепления договоров (честное слово, клятвы) сделались уже недостаточными.
Мало-помалу из синтеза естественного права как права всех или многих народов земли с тем, что было наиболее употребительным в обычаях и праве перегринов, и ряда других нормативных и практических элементов складывается знаменитое ius gentium - право народов, служившее разрешением споров между иностранцами и римлянами, но так и оставшееся частью единого римского правового комплекса.
В праве народов даже ранее, чем в преторском праве, возникло и укрепилось убеждение в том, что мерилом должного права следует считать «добрую совесть» и «справедливость», отказ от ненужных и вредных формальностей, вынесенных из древности, простой и дешевый суд, основанный на принципах состязательности и свободной оценки доказательств. Особого упоминания заслуживает принципиально важное положение об обязанности суда доискиваться до действительной воли сторон правоотношения, их интереса, как бы он ни был выражен в документах и прочих доказательствах.
Что же должно было привлекать в перегринском праве, в ius gentium? Укажем на главное:
1) свобода от гнетущих, сковывающих деловую жизнь формальностей;
2) предпочтение подлинной воли участников правоотношения всем прочим обстоятельствам и формальностям;
3) письменная форма договорных связей;
4) простота судопроизводства - в противовес тяжеловесной архаике цивильного процесса;
5) атмосфера взаимного доверия сторон правоотношения, облегчавшая решение спорных случаев;
6) равенство (и равновесие интересов) сторон правоотношения;
7) третейский суд и т. п.
Теоретическое оправдание рецепции перегринского права римские юристы нашли в тех его чертах, которые оказалось возможными философски, и юридически - представить в качестве естественного права (ius naturale), будто бы «общего всем народам Земли», - как это можно сказать о естественной заботе о потомстве, о самозащите,о праве собственности и т. д.
Стало считаться, что естественное право может быть распространено на сущностные элементы сделки (думал «продажа», а вышла «мена»), на признание идентичности лица (сын заступает место отца), на качество вещи (например, рабыня, в нарушение условий сделки, оказалась не девственницей) и т. д.
Во всех этих случаях естественное право могло служить и игнорированию ошибки, и признанию сделки оспоримой, а в каких-то случаях и недействительной.
Обращение к праву народов будило мысль, ставило под сомнение сложившуюся традицию, и само «строгое право» XII таблиц как таковое позволяло ввести в рассмотрение спора упрощенную процедуру, свободную оценку доказательств, внимание к фактическим обстоятельствам и социально оправданной защите экономических, семейных и прочих интересов. Здесь же обратим внимание на роль эксцепции как средства ревизии старого права и, забегая вперед, упомянем exceptio doli - «возражение из обмана», которое цивильный претор, следуя за перегринским, использовал для пресечения всякого такого притязания, которое, будучи формально безупречным по «строгому праву», находилось в противоречии с принципами справедливости.