Юриспруденция. Деятельность юристов

В состав цивильного права входили и толкования римских юрис­тов (responsa, sententia).

Примечание. В самое древнее время толкование права и закона принадлежало в Риме высокопоставленной жреческой корпорации -понтификам. У них покупались судебные формулы, употреблявшиеся в легисакционном процессе. От них зависело и назначение присут­ственных дней, включая дни, отведенные для рассмотрения судебных споров.

Первым светским комментатором права был, насколько можно су­дить по отрывочным сведениям, некто Катус. Его «Комментарий» слу­жил руководством для ведения судебных споров, как они заявлялись и разрешались к началу II в. до н. э.; то был своего рода сборник су­дебных формул, без применения которых нечего было и думать о су­дебной защите притязания. Здесь же читатель находил критический обзор Законов XII таблиц.

Первым, от кого пошли знаменитые римские response – толкования, советы по сложным юридическим спорам, был, видимо, юрист Ка рункалий (середина III в. до н. э.). Он же сделал своей специальностью обучение праву.

В республиканский период деятельность юристов сводилась главным образом к 1) консультациям обращающихся за юридичес­кой помощью граждан (respondere); 2) редактированию деловых бумаг, прежде всего договоров, имевших особое значение или сложных по фабуле, соответственно их закону и пр, а также исков, заявляемых преторам (cavere); 3) руководству юридическими действиями сторон (без их непосредственной защиты в суде), т. е. функции адвоката (agere).

Результатом этой, достаточно ограниченной, деятельности рес­публиканских юристов, по словам Помпония (II в.), стало появление в Риме, наряду с цивильным правом, права, созданного толкованием знатоков.

В наши дни толкование закона (и права) предоставлено либо самому законодателю, либо тем или иным судебным инстанциям. В Риме право толкования законов принадлежало сенату. Но так как сенат занимался главным образом законами, имевшими публично правовой характер, частному праву было от него мало пользы. Занятый повседневными делами, претор, как равно и суды, нуждался в квалифицированном и авторитетном истолковании самого права и тех новых хозяйственных и социальных акций, которым следовало придать значение правоотношений и соответственно с тем законное урегулирование. В подобной ситуации и рождается консультация квалифицированных юристов.

Уже с этого времени сделалось очевидным, что ни одна правовая система не может должным образом функционировать без научной интерпретации права или закона, т. е. без юриспруденции как наука о праве, без научного комментирования права и закона по его смыслу, предназначению, практическому применению.

Поначалу толкование юридических актов было опутано консервативными сдержками. Но уже тогда вырабатывается важнейшего принципов - установление действительной воли участников правоотношения.

Классическим примером может служить дело Мания Курия, о котором рассказывает Цицерон в одной из своих книг об ораторской искусстве. Дело это слушалось в 93 г. до н. э. в суде центумвиров, т. е. коллегии, составленной из 100 заседателей. Адвокатами тяжущихся выступили: на стороне Курия - знаменитый юрист и оратор Красе, на стороне Капония - не менее знаменитый Сцевола. Спор приобрел широкую известность, и послушать прения сторон собралось мно­жество народа.

Суть дела состояла в следующем. Некий римский гражданин, умирая, оставил завещание следующего содержания: «Если у меня родится сын и он умрет, не достигнув совершеннолетия (возраст, с которого начинается дееспособность, а вместе с ней право соста­вить завещание по собственному усмотрению), пусть моим наслед­ником будет Курий». Случилось так, что никто не родился: то ли же­на завещателя обманула умирающего, то ли она сама обманывалась, сказать невозможно. Претензию быть наследником заявил ближай­ший родственник умершего Капоний.

Сцевола, как пишет Цицерон, держась буквального текста, отста­ивал силу завещания и утверждал, что тот, кто назначен наследни­ком после сына (который родится после смерти отца и умрет до сво­его совершеннолетия), может быть наследником только в том случае, если сын действительно родится после смерти отца и уж за­тем умрет. Капоний – вот законный наследник!

Доказывая свой тезис, Сцевола многозначительно заявлял о том, что «опасно для народа, когда пренебрегают точным смыслом напи­санного, наобум гадают о намерениях писавшего и слова простых людей извращают инотолкованиями краснобаев».

С критикой Сцеволы выступил Красе, и эта его критика, его при­зыв уважать подлинные мысли и намерения завещателя вызвали вос­торг публики. Писавший завещание хотел одного, говорил Красс, -чтобы за отсутствием совершеннолетнего сына (умрет ли он или во­обще не родится), наследником сделался Маний Курий, и долг су­дей, во имя благой справедливости, уважать мысли и намерения за­вещателя.

Так с предельной ясностью были выявлены два противоположных подхода к истолкованию и применению права: первый предусматривал, что надо держаться буквального текста, второй - что надо видеть за текстом действительную волю законодателя, волю завещателя, действительную волю сторон правоотношения вообще.

Этот спор сохраняет свое значение и для нашего времени, поскольку одни правовые системы признают право судей на достаточно свободную интерпретацию права и закона, другие строго следуют букве закона.

Примечание. Решительным противником последних был и сам Цицерон. «Высшая законность, - напоминал он популярную пого­ворку, - есть высшая несправедливость (Summum ius est summa iniuria)».

Закон, полагали юристы того же направления, содержит в себе лишь самое главное, самое необходимое, но в решении конкретных дел надо держаться не буквы икона, а воли законодателя, для чего достаточно здравого смысла, способности отличать доброе от злого, справедливое от несправедливого. Это тем более важно, подчеркивал Цицерон, при множестве законов, их противоречивости, бессистемности.

Новый – и по-своему уникальный – импульс юриспруденция получает с началом империи (I в. до н. э.), когда толкования юристов (прямо названных и на то уполномоченных) получили значение пра­вотворчества, т. е. государственное признание.

Приходит время Юлиана, Помпония и Марциана, Ульпиана и Павла, обоих Цельзов - отца и сына, гениального и мужественного Папиниана и многих других, чьи responsa украсили Дигесты.

Респонса (консультации классических юристов, в особенное ти той знаменитой пятерки, которые указаны в законе «О цитирова нии юристов», изданном в 426 г., - Папиниана, Павла, Ульпиа на, Гая и Модестина) сохранили обязательное значение и после того, как римская юриспруденция пришла в упадок, т. е. с уста новлением самодержавной императорской власти - домината (IIIb.). Закон предписывал судьям и чиновникам империи держаться мне- ния тех из названных юристов, которые сходились между собой, со­ставляя большинство. При равенстве голосов предпочтение отдава лось мнению Папиниана, о котором нам известно, что он выдвинулся на императорской службе при императоре Септимии Севере, сделав- шись в 203 г. префектом претория, т. е. градоначальником столицы (и вторым лицом в государстве). Его перу принадлежат работы, сви- детельствующие об остроте мысли, точности и краткости формули ровок, самостоятельности суждений.

Примечание. После смерти императора Севера ему наследовали оба сына братья-соправители, из которых старшим был известный негодяй - Каракалла. По его приказу младший брат-соправитель бы убитна коленях матери. Папиниану было предложено написать «Ana логию убийства», от чего он решительно отказался: легче приняв смерть, чем оправдывать преступление («поп tantum facile parricidium excusari posse, quam fieri»). За то и был убит.

Особого упоминания заслуживает Гай, юрист II в., о котором мы знаем только то, что он был преподавателем права и плодовитым писателем., ему принадлежат Институции - элементарное, сжатое, безупречно точное изложение римского права. По Институциям изу­чали право в юридических учебных заведениях Рима, Константино­поля, Бейрута, Классические юристы на Гая не ссылаются, из че­го можно заключить, что он не, был оригинальным мыслителем. Действительно, его слава восходит к IV — V вв., т. е. к тому време­ни, когда респонса перешла в руки императорской канцелярии, чи­новников.

Гай разделил свою книгу на три принципиально важных части. Первая посвящена правовому положению физических лиц, вторая -вещам, третья - обязательствам. Такую систему изложения, будь то кодекс или учебник, мы называем институционной.

Примечание. В заключение заметим, что римская респонса нача­лась с каутелярной (или «осмотрительной», «осторожной») юридичес­кой консультации и, отчасти, самой юриспруденции. Давались, напри­мер, такие разъяснения. Когда речь идет об обеспечении сделок, полезно требовать: 1) обеспечения залогом или стипуляцией (stipula-tio); 2) скрепления обязательства распиской должника; 3) гарантий яв­ки в суд (если это потребуется). Черты каутелярности со временем стирались, но не исчезли.

Дигесты Юстиниана

При всех своих достоинствах сочинение Гая, в том виде, как оно до нас дошло, не дает сколько-нибудь полного представления о римском классическом праве. На счастье, сохранились и дошли до времен рецепции римского права в Западной Европе (XI в.) Дигесты византийского императора Юстиниана (483-565) - выход­ка из крестьян, умного администратора, полководца. Стремясь со-здать дисциплинированное и законопослушное чиновничество, Шести порядок в судах и дать своей империи единую и стройную правовую основу, Юстиниан призвал на помощь выдающихся юристов и поручил им составить: 1) систематический свод римско-византийского гражданского права, получивший название «Институции» («учебник»); 2) систематический свод императорских конституций (норм, правил, предписаний) - от времени императора Адриана, правившего Римом с 117 г. и известного в числе прочего тем, что он издал эдикт, которым регулировалось действие римского, права в отношении народов, включенных в состав империи; 3) самую значительную часть кодификации, которая получила название «Дигесты», что переводится как «собрание юридических текстов». По-гречески, т. е. на языке Византийской империи, это называется «Пандекты». Отсюда возникшее на германской почве «пандектное право», т. е. право, в той или иной мере основанное на тексте Дигест. По своему действительному значению Дигесты выйдут за рамки просто собрания римских юридических текстов. Эти тексты были отобраны с тем, чтобы служить в новой для них исторической эпохе - эпохе феодализации Византийской империи и другим специфическим интересам.

Для решения этой задачи в сравнительно немногочисленную ко миссию, возглавляемую одним из первых лиц империи Трибониа ном, - «комиссию 17-ти», вошли профессора византийских юридических школ и практикующие юристы, все отлично владевшие латынью, чему должен был научиться и сам император, неусыпно курировавший ход кодификации и его торопивший. Обладая значительной свободой, члены комиссии не включили в Дигесты все то, что уже не отвечало требованиям «справедливости», ушло в прошлое. Философская и вместе с тем прагматическая (практически полезная) концепция Дигест нашла свое выражение в обширной «конституции», предваряющей текст кодификации и названной «Концепцией Дигест» - De Conceptione Digestorum. Все, что вошло в текст Дигест сделалось законом, все, что не вошло (из римского права), стало «не
применяемым», оказалось за пределами права потеряло силу.

Завершив кодификацию права, Юстиниан запретил ее комментирование, полагая, что должным образом созданное право не нуждается в толковании и может быть им лишь испорчено. Та же мысль, вероятно, владела и Наполеоном I, когда, узнав о выходе Комментария к Гражданскому кодексу 1804 г. (составленному, кстати сказать, одним из авторов кодекса), он воскликнул свое известное «Пропал мой кодекс!»

Ни Юстиниан, ни Наполеон не сознавали, что определенность права, его принципов и норм и своего рода «неопределенность» их применения на практике объясняемы уже тем, что живую жизнь нельзя уложить в прокрустово ложе нормы, не говоря уже овечном движении общественных отношений, требующем сочетания строгого права и гибкого правосудия. Потому неизбежны комментарии и другие научные руководства, служащие правоприменительной, практике.

O масштабе деятельности, проделанной комиссией Трибониана, свиде­тельствует тот факт, что в течение трех лет было изучено 2000 книг, содержащих 3 000 000 строк. Из них было отобрано 150 000 строк., Они, составили 50 книг, каждая из которых была выдержана в определенной системе: книги, титулы, параграфы (последнее членение восходит к средним векам). Таким образом, при указании источника получается, например: Д. 15.3.17.

В Дигестах цитируются 39 юристов. Более всего отрывков (цитат) приходится на долю, знаменитого Ульпиана (1/3), за­тем идет Павел (1/6) и т. д. Из цитируемых юристов самые стар­шие жили во II в. до н. э., а самые младшие - в III в. К первым относится Муций Сцевола (Ц в. до н. э.), к последним - Гермогиан Шв.

В конце 533 г. работа над Дигестами была завершена, и они сдела­лись законом. Первая из 50 книг содержит краткое освещение некоторых вопросов истории права, источников права, трактует о госу­дарственных (административных) учреждениях и их задачах. Здесь же говорится о субъектах права и, таким образом, о ли­цах, участвующих в обороте, об их правоспособности и дееспособ­ности, о том, что свобода лица есть естественная способность делать то, что желаешь, если это не противоречит закону, тогда как рабст­во есть установление, относящееся к праву народов, благодаря кото-, рому (и вопреки естественному праву) один становится подвласт­ным другому (1.5.4, Флорентин). Вторая - четвертая книги содержат нормы, относящиеся главным образом к суду и процессу, в том чис-, ле искам. В пятой - одиннадцатой книгах помещены нормы, регули-рующие наследственные и имущественные отношения, включая уче- ние об «обратном требовании», и др. Договорам купли-продажи посвящены книги 12-19, залоговому праву - книга 20, в книгах 23-25 излагаются нормы, касающиеся супружества и имуществен­ных отношений супругов, книги 26-27 рассказывают об опеке и по­учительстве, книги 28-38 (одна пятая всего текста!) обнимают все сколько-нибудь существенное о завещаниях, праве требования по за­вещаниям, наследованию по закону, что должно было в особенной тепени заботить имущие слои римского общества. Столь важный для Рима вопрос о рабстве и об освобождении рабов находится в книre 40. Вербальные контракты регулируются книгами 45-46. Лишь две книги (47 и 48), которые сам Юстиниан назвал «страшными», трактуют о преступлениях и наказаниях. Книга 49 посвящена финансам, военному делу и апелляциям, и, наконец, в книге 50 представляют интерес титулы, посвященные «значению терминов»,и.некоторым общим понятиям, своего рода итог размышлений над правом
вообще.

Приведем два примера.

Павел так определяет слово «власть»: «С этим словом мы чаща всего связываем наделенную властью персону, административную власть, отцовскую власть над детьми, господскую власть над рабом (Д.50.16.215).

А вот что касается «правового регулирования»: «Никто не может переносить на другого больше прав, нем те, которыми сам обладает (Ульпиан, Д.50.17.54)».

Внимательное прочтение Дигест наталкивает на убеждение в том что римская юриспруденция не чуралась аналогии права, когда eе можно было истолковать на пользу слабой стороне, не исключая аналогии с правом перегринским, что сыграло важную роль в истории римского классического права.

В совокупности с другими частями Юстиниановой кодификацш Дигесты образуют Свод римского права - Corpus iuris civilis. Свое на звание он получил от французского юриста (легиста) Готофреда (1549-1622), которому удалось первое, безукоризненное для своего времени, издание кодификации Юстиниана, потребовавшее не толь ко безупречной латыни, широкой эрудиции в римской истории культуре, нравах, но и высокой юридической техники. Оно вышло в свет в 1583 г.