Гл.2 «В гостях у лам»
Стр.76
Эта музыка текла плавно и спокойно, как воды глубокой реки, без пауз и акцентов. Она дышала невыносимым страданием, словно голоса вех живых созданий всех миров и времён слились в одной горькой и отчаянной жалобе.
Стр.77
В каждом ламаистском монастыре есть помещение для древних местных богов и божеств, заимствованных в Индии. Очутившись в Земле Снегов, эти последние утратили существенную часть величия. Не сознавая своей непочтительности, тибетцы обращаются с ними подчас очень грубо, представляя чуть ли не демонами.
Стр.110
Ко мне в пещеру занесли грубо сбитый сундук. Как и сундук гомчена, он был сделан из кое-как обтёсанных досок. Что такое пила, здешние горцы не знали и знать не хотели.
Безлюдье, безлюдье!.. Когда человек ведёт такую жизнь, полную созерцания и непрерывных наблюдений и раздумий, разум и чувства его обостряются. Становится ли он провидцем? Или, вернее, не был ли он слепцом всю свою прежнюю жизнь?..
Стр.115
В этой семье, как и повсюду в Центральном Тибете, практиковалась полиандрия. Когда женился старший сын ламы, в свадебный документ занесли также имена его братьев, и юная невеста согласилась взять их всех в мужья. Как это часто случается, некоторые из «женихов» были тогда совсем детьми, и их мнения никто не спрашивал. Тем не менее они стали законно женатыми людьми.
… упрямым сыном, не желавшим угодить здоровой и ильной сорокалетней женщине, - в конце концов ещё и не очень уродливой. Относительно последнего ничего не могу сказать точно, поскольку лицо её всегда покрывал толстый слой масла и сажи, делавший его чёрным, как у негритянки.
В Тибете разрешается и полигамия…
Стр.118
Наконец на повороте, где я остановилась полюбоваться на валявшихся в грязи пьяниц…
Стр.121
Долгая жизнь на востоке и те ламаистские монастыри, в которых я побывала или немного пожила, притупили свежесть моего восприятия, но в Ташилхунпо меня поражало всё. В храмах, залах, дворцах сановников царила не поддающаяся описанию первобытная роскошь. Алтари, гробницы, резные двери, ритуальные принадлежности и даже предметы домашнего обихода богатых лам были щедро отделаны золотом, серебром, бирюзой и нефритом.
Стр.124
Но вот наступила минута, которой я так боялась. Собрав все свои книги, блокноты и подарки, в одеянии истинного ламы, пожалованном мне таши-ламой и служившим чем-то вроде диплома доктора honoris causa университета Ташилхунпо, я покинула Шигадзе. С грустью я оглядывалась на огромный монастырь, исчезавший за тем же поворотом, с которого он впервые открылся моим глазам.
Я направилась в Нартханг, чтобы посетить древнейшую тибетскую типографию.
Уехав из Нартханга, я разыскала жилище одного гомчена – он оказался настолько любезным, что прислал мне приглашение. Обитал он на пустынном холме около озера Мо-те-тонг в просторной пещере, казавшейся со стороны небольшой крепостью из-за пристроенных к ней двух помещений.
Это жилище досталось гомчену от его учителя, а тот, а свою очередь, получил его от своего духовного отца, известного чудотворца. Ревностные поклонники веры приносили ламам подарки, и за три поколения магов этих подарков накопилось столько, что жизнь в пещере сделалась вполне комфортабельной – с точки зрения тибетца, родившегося в трущобах и с юности привыкшего к жизни ученика отшельника. Мой хозяин был живым примером такого тибетца. Он никогда не был ни в Лхасе, ни в Шигадзе, не путешествовал по Тибету и не знал никакого другого мира, кроме своей пещеры. Его учитель провёл здесь больше тридцати лет, и когда он умер, отшельник огородил его тело стеной. В то помещение вела единственная дверь, и лама никогда не отворял её.
Гл. 3 «Знаменитый тибетский монастырь»
Стр.128
Монастырский распорядок предусматривал восемь часов медитации (четыре сеанса по два часа), восемь часов учёбы и физического труда, ещё восемь часов отводилось на сон, досуг и принятие пищи.
Каждую ночь около трёх часов пополуночи по всем помещениям ходил монах с колотушкой и будил братьев.
Потом все собирались в общей комнате и, усаживаясь лицом к стене, погружались в медитацию.
Питание в монастыре было самым аскетическим: ничем не приправленный рис и немного варёных овощей. Овощи давали не всегда, и часто приходилось довольствоваться одним рисом.
В монастыре не было запрета на разговоры, как у траппистов, однако сами монахи не отличались словоохотливостью. Они не чувствовали потребности разговаривать, не желая распылять энергию на какие-либо внешние проявления. Их мысли были заняты самоанализом, а перед внутренним взором всегда стоял облик Будды.
Стр.130
Я узнаю, что такое разбой и гражданская война. Пытаюсь лечить брошенных на произвол судьбы раненых. Однажды утром я вижу висящую над дверью нашей гостиницы связку голов – это только что казнили грабителей.
Стр.133
Численность монахов в больших монастырях достигает нескольких тысяч. Странная, оборванная, дурно пахнущая толпа, разительно контрастирующая с великолепием парчовых одежд и усыпанными драгоценностями мантиями и жезлами приближённых выборного настоятеля гомпа.
Стр.135
Малыши-новички, сидящие по краям скамей около выхода, едва смеют дышать. Они знают, что если они будут болтать ил попробуют поиграть, частимпа (служитель, следящий за дисциплиной) сразу это заметит; новички боятся плети и хлыста, висящих тут же, около его высокого сиденья.
Однако наказанию подвергаются не только маленькие мальчики – взрослым членам монашеской иерархии тоже иногда доводится схлопотать добрую порцию розог.
Я была свидетельницей нескольких таких необычных зрелищ.
Стр.137
…частимпа увидел «преступников» и двинулся к ним. Это был высокий темнокожий кхампа с фигурой атлета, и когда он становился на возвышение, то походил на бронзовое изваяние. Он снял со стены плеть, сошёл со своего трона и с видом карающего ангела зашагал через весь зал.
Чатимпа прошёл мимо меня, закатывая рукава. Плеть, которую он сжимал своей ручищей, состояла из нескольких кожаных ремней – каждый шириной с указательный палец и с узлом на конце. Дойдя до места, где провинившиеся ожидали неминуемого наказания, он одного за другим схватил их сзади за шиворот и грубо стащил со скамьи.
стр. 138
На молитве нельзя пользоваться фарфоровыми или украшенными серебром чашками. Самым высокопоставленным духовным лицам тоже предписана обычная деревянная посуда. Нот даже это правило, задуманное как символическое напоминание о поощряемых подлинным буддизмом самоотречении и нищете, хитроумные ламы научились обходить. Чашка самого богатого из них действительно сделана из дерева. Но кухонная утварь, изготовленная из древесины, добываемой из особых наростов на некоторых деревьях, ценится довольно дорого.
Стр.139-140
В жизни ламаистского монастыря совмещается несовместимое: утончённая философия, торгашество, высокая духовность и азартная погоня за плотскими удовольствиями. Всё это так тесно переплетено между собой, что распутать этот клубок не представляется никакой возможности.
Новички, столкнувшись с этими разнородными течениями, развиваются дальше в соответствии с их природными наклонностями и с тем, куда их направят учителя.
…тибетский буддизм сильно отличается от буддизма цейлонского, бирманского, китайского или японского.
Стр.141
Тибетские гомпа, что в гордом одиночестве стоят на открытых всем ветрам вершинах, выглядят несколько воинственно – они словно на все четыре стороны бросают вызов невидимым врагам. При взгляде на другие монастыри, прижавшиеся к земле среди высоких горных хребтов, нередко возникает чувство тревоги: они кажутся лабораториями, откуда ведётся управление оккультными силами.
…в наше время мысли монахов заняты главным образом теми или иными меркантильными соображениями, однако первоначально тибетские гомпа предназначались отнюдь не для приземлённых людей.
Покорение недоступного чувству мира, достижение трансцендентного знания, господство над оккультными силами и осознание всего мистического – таковы были цели, ради которых возводились высокие ламаистские цитадели и загадочные города, скрытые в лабиринтах заснеженных гор. Но в наши дни маги и мистики живут, как правило, вне монастырей. Чтобы оградиться от атмосферы, слишком насыщенной духом погони за материальными благами, они забираются в самые отдалённые и труднодоступные уголки страны. Они живут в полном уединении, испытывая на себе все невзгоды, выпадающие на долю подлинных исследователей. Впрочем, за редким исключением, все анахореты начинают монашескую жизнь послушниками в действующей религиозной иерархии.
Стр.145
Мы называем гомпа монастырями только из-за того, что в английском языке нет более подходящего слова. На самом деле они имеют очень мало общего с христианскими монастырями. Гомпа обладают собственностью, их обитатели придерживаются безбрачия – на этом и заканчивается сходство между христианским и ламаистским религиозными орденами.
Стр.146
Ламаистские монастыри, как и вихара на Цейлоне или монастыри любой другой буддийской страны, созданы затем, чтобы давать пристанище людям, преследующим духовные цели. Эти цели не являются чем-то чётко очерченным, обязательным и общим для всех обитателей гомпа. Скромные или возвышенные, они остаются тайной для вех, и для их достижения монаху дозволены любые средства. В ламаистских монастырях не существует никаких общих обрядов, никаких одинаковых и обязательных для всех религиозных практик. Существуют только правила организационного характера, касающиеся вопросов поддержания обители в должном порядке или посещения собраний, проводимых ежедневно или от случая к случаю.
Эти собрания не имеют ничего общего с отправлениями культа, где каждый присутствует ради своего же блага, надеясь извлечь из этого пользу для самого себя. Когда монахи сходятся в зал собраний, они не только слушают сообщения властей монастыря, но и читают отрывки из священных книг во славу гомпа, государства, а также благодетелей монастыря.
Стр.147
Мировоззрение ламы никого не касается. Он может исповедовать любое учение, которое сочтёт истинным, он моет быть даже абсолютным атеистом – всё это его личное дело.
В ламаистских монастырях нет ни церквей, ни часовен, поскольку, как уже упоминалось, нет и богослужений, в которых миряне могли бы участвовать или хотя бы на них присутствовать.
Стр.148
Многие люди (их гораздо больше, чем можно себе представить) воздевают руки к изображению Будды, протягивают к нему маленькую лампадку, словно совершая жертвоприношение, и просят лишь об одном – о духовном просветлении. Для осуществления своей цели эти люди могли бы что-то сделать и сами, однако тибетцы всё ещё верят в мистический идеал достижения вечного блаженства путём просветления.
Стр. 149
Приём в гомпа не означает, что монаху автоматически будет предоставлено жильё. Каждый новоприбывший должен построить себе жилище сам или выкупить его у прежнего владельца, если только помещение ему не достаётся в наследство от родственника или учителя. Бедные монахи снимают одну-две комнаты у более богатых. Ученикам, учёным и пожилым ламам предоставляется бесплатное помещение в домах богатых лам.
Самые бедные из монахов, нуждающиеся в полном пансионе, поступают в услужение к состоятельным обитателям монастыря. В зависимости от способностей они становятся писцами, поварами, конюхами.
…учёные монахи, выходцы из бедных семей, зарабатывают на жизнь тем, что нанимаются учителями или, если наделены художественным даром, рисуют картины религиозного содержания. …
Однако самым заманчивым полем деятельности для большинства остаётся торговля. Многие из монахов, не чувствующих особого пиетета к религии, становятся торговцами.
Монастыри имеют право более или менее открыто заниматься коммерцией. …
Кто-то может заметить, что занятие торговлей плохо сочетается с религиозностью. Однако нельзя забывать, что монахи почти никогда не выбирают себе профессию сами. Большинство из них попадает в монастырь в детском возрасте, и было бы несправедливо упрекать этих людей в том, что они не верны религиозной деятельности – они попали на духовный путь не по своей воле.
Стр.158-161
Иностранцы называют лам- тулку «живыми буддами». Несмотря на множество изданных на европейских языках книг о буддизме, всё ещё много остаётся людей, считающих, что «будда» - это имя основателя буддизма, имя собственное. Таких людей словосочетание «живой будда» наводит на мысль о реинкарнации исторического Будды Гаутамы.
В Тибете даже самые тёмные крестьяне и пастухи не верят в подобную чушь. Что касается у1ныъх лам, то они, как и все остальные буддисты, считают, что Будда Гаутама (Шакья Тхубпа, как его называют тибетцы)не может ещё раз воплотиться в кого-то. Объясняется это тем, что Будда достиг нирваны – состояния, которое делает невозможным никакую реинкарнацию, поскольку в нирване не существует круговорота рождений и смертей.
Это то, что касается воплощений исторического Будды: их не было в прошлом и нет в настоящем.
Бывают ли инкарнации других будд? Нет. Причина та же: будды достигли нирваны. Каждый из них реализовался как будда.
…
Несмотря на то что в буддийской доктрине отрицается переселение душ, а вера в существование неизменного я считается в высшей степени пагубным заблуждением, многие непросвещённые буддисты подпали под влияние древнего индийского учения, представляющего дживу (душу) чем-то таким, что «бросает изношенные тела и облекается в новые подобно тому, как человек, сбросив ветхую одежду, надевает новую». ((С) Бхагават-Гита)
…
Между тем не может не вызвать удивления то, что реинкарнация нередко влечёт за собой упадок умственных способностей и потерю святости. Нередко случается наткнуться на совершенно безмозглого малого, считающегося воплощением какого-нибудь великого мыслителя. Бывают случаи, кода приземлённого эпикурейца признают реинкарнацией невероятно строгого анахорета-мистика.
Стр.162
Просветлённый же человек – это путник, прекрасно осознающий цель своего путешествия, осведомлённый о её местонахождении и дорогах, к ней ведущих. Такой человек никогда не забывает о цели, не обращает внимания на встречающиеся по дороге миражи и соблазны и держит под контролем силу, явившуюся результатом его умственной концентрации и физической активности. В пути странника может настичь смерть, но энергия, инструментом которой со временем стало породившее её тело, не рассеется. Направляясь к прежней цели, она обеспечит себя новым средством для её достижения – новой формой, то есть тулку.
Стр.163
Цель книги заключается в изложении ламаистских верований, а не в том, чтобы их оспаривать.
Могу сказать только, что все эти теоретические построения подкреплены множеством тибетских преданий, герои которых, совершив волевое усилие, определяют, каким будет их следующее воплощение и что совершат те, в кого они воплотятся. Наличие таких преданий говорит о том, что среди тибетцев подобные представления бытуют уже давно.
…
Идеи детерминизма настолько прочно укоренились в умах людей, что даже неграмотные пастухи подпали под их влияние. Процесс развития личности, сообразный её естественным наклонностям, подчинён определённым законам.