Началось все с того, что одним прекрасным вечером ко мне забежал этот самый мой друг Семафоров.
Он был бледен и немедленно потребовал у меня чего-нибудь сладкого.
— Чтобы успокоить внутренние токи, — пояснил Семафоров.
Для успокоения семафоровских внутренних токов понадобилось шесть печеных яблок. Семафор сожрал яблоки и сказал, чего ему надобно.
— Выручай, Пятачина, — выдавил он. — Каюк мне пришел…
Я не стал спрашивать, какой именно каюк пришел Семафорову, пусть сам рассказывает. И он стал рассказывать:
— Значит, так. Сегодня эти два придурка, Гоц и Пелымов, аспиранты наши, стали играть в бильярд. Там у нас наверху комната есть, для отдыха персонала. Бильярд там, велотренажер, кислородный бар…
— Короче, — оборвал я.
— Короче так короче. Стали они в бильярд играть. А кто проиграет, тот, типа, пусть пойдет к бегемоту и белой краской у него на боку напишет. Или «Гоц», или «Пелымов». Гоц проиграл, но к бегемоту не пошел, сказал, что ему жалко животное. Если Пелымов хочет, он ему на башке это напишет… Ну и, короче, подрались. Пелымов сломал Гоцу левую руку, а Гоц Пелымову правую. Оба в больнице. А Гоц должен был сегодня дежурить по зоопарку. А сторож, Сергейка, заболел — тоже бегемота кормил брюквой, и тот его боднул как-то. Короче, вывих челюстей…
— Челюсть только нижнюю можно вывихнуть, — поправил я. — Ты же биолог.
— Этот Сергейка такой… — Семафоров повертел пальцами у виска. — Он мог и обе челюсти себе вывихнуть.
— И что? — спросил я, хотя уже подозревал, что.
— Ну и это… Мне, короче, надо на острове дежурить…
— И ты обконился?
Семафоров согласно кивнул.
— А кто бы не обконился! — начал оправдываться он. — Темно, кругом крокодилы. Тигр ночью так жа-а-алобно стонет. Остров этот еще… Там нечисто все-таки, на этом острове…
Я был человек предприимчивый и предпочел сразу расставить все точки над всем.
— Хорошо, — сказал я. — Я посижу с тобой на этом острове. Всю ночь. Но ты весь год будешь делать за меня все письменные домашние задания.
Семафоров задумался. Делать весь год за меня домашние задания ему не очень хотелось. Но еще меньше ему хотелось торчать одному на Каменном острове. Он прикидывал, наверное, минуты четыре, потом сказал:
— Ладно. Согласен. Только нам уже сейчас надо идти…
— Всегда готов, — сказал я.
Я быстренько позвонил матушке и сказал всю правду — что иду помогать своему другу, попавшему в беду, а это святая обязанность каждого благородного мужа…
Короче, меня отпустили.
И уже через полчаса мы спускались к реке.
На узенькой полоске песка у воды торчал остроносый, покрытый брезентом, катер. Катер никем не охранялся: что-либо красть у Успешного человека было весьма и весьма чревато для здоровья, и в городе Ч никто не осмелился бы этого сделать.
Семафоров откинул брезент и спустил катер с цепи. С мотором он возиться не стал, принялся свинчивать дюралевые весла.
— Бензину нет, — сказал он. — Гоц на рыбалку вчера ездил…
Впрочем, до Каменного острова было недалеко. Я решил немножко размяться и сел на весла.
Остров Каменный сиял на воде здоровенным стеклянным пузырем. Под куполом на всю мощь палили здоровенные лампы, отчего казалось, что посреди реки застыл гигантский электрический поплавок.
— В десять большой свет отключится, — сказал Семафоров. — И будет темно.
— Те, кому нужно, и в темноте видят, — ответил я.
— Кто видит?
— Кому…
Я не успел закончить — из кармана Семафорова послышался дурацкий дребезжащий вопль.
Семафоров достал дорогой телефон.
— Да, ма, — сказал он в трубку, — едем. Сейчас из зоны уйдем. Да, все в порядке. Да, все…
Семафоров послушал трубку, выставил ее на вытянутой руке, посмотрел на экранчик.
— Сеть ушла. — Семафоров спрятал мобильник в карман. — На Камне сети нет, так что позвонить с острова не удастся.
— Что у тебя за ринг-тон такой дурацкий? — спросил я. — Кудахтанье какое-то…
— Петушиный крик. И на звонке, и на будильнике.
— Зачем?
— Нравится. Я мобильник так запрограммировал, что у меня из него каждое утро, за десять минут до восхода солнца, кричит петух.
— Ну и для чего? — Я греб к острову.
— Я люблю на восход смотреть, это красиво. К тому же петушиный крик отпугивает нечистую силу. Она это… рассеивается.
— Понятно, — зевнул я. — Говорят, еще плевать в нее помогает…
До острова мы добрались быстро. Приковали лодку и отправились к зоопарку.
На шее у Семафорова болталось несколько разнокалиберных ключей, он достал самый большой и открыл служебный вход. Мы протиснулись в узкий коридор и стали пробираться между всякими граблями, лопатами, ящиками, сачками и предметами неясного мне назначения. Захламленность коридора никак не соотносилась с суперсовременным зданием зоопарка. Впрочем, такие типы, как Семафоров, могли все что угодно запустить до степени полной помоечности.
— А где животные? — спросил я, когда мы дошли до лестницы.
— Там, — махнул рукой Семафоров. — Они спят уже все…
— Я посмотреть хочу.
Я на самом деле хотел посмотреть на животных — как ни странно, но я был в зоопарке всего один раз, да и то с классной экскурсией. Почти год назад.
Семафоров немножко подумал, затем сказал:
— Нельзя смотреть на животных ночью. И вечером тоже нельзя…
— Почему? — спросил я.
— Потому… Потому что такие правила. У животных от этого активность снижается…
— А удои у них не падают?
— Удои у коров, — серьезно ответил Семафоров. — А у нас хищники. Так что…
— Так что я могу и назад вернуться, — сказал я. — У меня дела как раз есть…
Семафоров вздохнул, снял с шеи ключ и протянул мне. И сразу же передумал:
— Давай сначала в комнату отдыха поднимемся, посмотрим, все ли в порядке. А потом пойдешь посмотришь.
Я согласился.
Мы поднялись по лестнице, Семафоров открыл очередную дверь, и мы оказались в комнате персонала.
Комната впечатляла. Все как рассказывал Семафоров: и бильярд, и велотренажер. Кожаный диван, кожаные кресла. Холодильник. На стене дартс. Чуть сбоку чучело утконоса — Семафоров сказал, что это был реальный утконос, его прислал какой-то знакомый основателя зоопарка. И что утконос этот стоит, даже в чучельном состоянии, кучу баксов.
Дверь внушительного вида, на двери табличка «Директор».
Журнальный столик. На нем небольшая коробка, оклеенная желтой бумагой.
Семафоров сунулся в холодильник, достал банку с соком, налил себе большущий стакан, бухнул в него льда и принялся хлебать.
Я подошел к столику. Меня заинтересовала коробка. Бумага была какая-то необычная, апельсиново-кирпичного цвета, я такую раньше никогда не видел. И плотная. Как выделанная кожа.
— Что за посылка? — спросил я у Семафорова.
Он оторвался от своего сока, ткнул посылку пальцем. Сощурился.
— Написано не по-нашему, — заключил Семафоров. — Кажется… то ли испанский, то ли португальский, не поймешь, они очень похожи… Мехико… А, из Мексики.
— И чего вам из Мексики прислали?
— А черт его знает… Пелымов хотел, кажется, какую-то крысу выписать земноводную… Не знаю.
— Давай посмотрим? — предложил я.
Семафоров снова потыкал посылку пальцем.
— Не, — сказал он. — Пусть сами смотрят. А вдруг там заразные болезни? На этой крысе дурацкой какие угодно микробы могут быть! Передохнем, как тритоны.
Я поднял посылку. Она оказалась на удивление тяжелой, будто внутри было несколько кирпичей. Потряс.
В посылке что-то бултыхалось.
— Никакой крысы там нет, — сказал я. — Если бы там была крыса, в упаковке просверлили бы дырочки. А дырочек нет. Крысе дышать нечем. Ясно?
Я вернул посылку на стол.
— Налей мне соку лучше, Семафоров.
Семафоров снова направился к холодильнику и стал стряпать мне коктейль.
Потом обернулся — и тут же хлопнул стакан об пол. Его дрожащий палец указывал в сторону посылки, которая активно подпрыгивала в центре журнального столика.
— Что это? — шепотом спросил Семафоров.
— Не знаю. — Я осторожно подошел к столу.
— Может, там бомба?
— Бомба не подпрыгивала бы, бомба взорвалась бы. Да и зачем кому-то вам бомбу присылать?
— А что тогда?
Посылка продолжала мелко подпрыгивать. Будто внутри сидел кто-то сильный и энергичный.
— Есть такие японские маленькие роботы, — предположил я. — Может, кто-то такого прислал… Вот он и прыгает…
— Зачем присылать робота?
Я был согласен с Семафоровым — посылать робота ценой как минимум две тысячи баксов? Хотя…
— Может, это друзья хозяина?
— Друзья хозяина ему в офис бы прислали, а не сюда. Я даже не знаю…
Мне надоело болтать попусту, я вытянул руку и положил на коробку. И почувствовал. На самом деле что-то сильное.
— Надо вскрыть, — сказал я.
— Зачем? — насторожился Семафоров.
— Затем, что то, что там внутри, может сломаться. И начальник будет весьма недоволен.
Семафоров промычал что-то маловразумительное, достал из-за холодильника метлу и принялся заметать в совок осколки стакана.
Я устроился в кресле и наблюдал за коробкой. Она продолжала равномерно подскакивать.
Семафоров выкинул осколки и сказал:
— Ладно, давай вскроем.
Мне показалось, правда, что Семафоровым движет не боязнь за хозяйское имущество, а обычное любопытство. Он достал из стола узкий длинный кинжал для резки бумаги и протянул мне.
— Режь.
Я перехватил ножик, прижал посылку коленом и срезал сверху бумагу. Под ней оказался блестящий лист металла.
— Железо… — растерянно сказал Семафоров.
Я срезал бумагу сбоку. И сбоку оказался точно такой же лист металла, что было уже странно — посылать из Мексики железный кирпич… Кому надо?
— Не пойму… — Семафоров осмелился потрогать железный бок.
Тогда я срезал бумагу со всей посылки.
И везде обнаружился тот же самый металл. Небольшой железный сундучок. Наверху замок, ключ пристегнут тут же.
Семафоров уже протянул руку к ключу, но я его остановил.
— Чего? — не понял он.
— Подумай, Семафор, зачем посылать такую укрепленную посылку? Что там, внутри? Есть замки, которые не стоит открывать.
— Ну, не стоит так не стоит. — Семафоров пожал плечами и накрыл прыгающую посылку скатертью. — Только прыганье это раздражает.
— Не парься. Пусть прыгает. Во сколько свет выключат?
— Через двадцать минут.
— Тогда я пойду, посмотрю.
— Только близко к клеткам не подходи, а то разорутся — всю ночь потом не уснут.
— Не мигай, Семафор.
Глава 4. Каюк утконосу
Зоопарк был построен по кольцевому принципу. В центре лагуна с бегемотом и песчаный пляжик. Здоровенный валун. На валуне мачта, поддерживающая центр пластикового купола.
Самого бегемота в лагуне видно не было, только из воды торчали мясистые ноздри. И глаза, кажется. Впрочем, может, это был просто отсвет.
Вокруг лагуны шла асфальтированная дорожка. По внешним сторонам дорожки располагался ряд вольеров с животными. От самой дорожки вольеры были отделены толстым стеклом с дырками в палец. Это для того, чтобы всякие негодяйчики не могли кормить животных несвежими продуктами.
Я начал обход.
Первым был вольер с надписью «Орангутан обыкновенный. Кличка Густав». Я потихоньку посвистел, вызывая обезьяну из домика, но Густав не вышел. Только буркнул что-то презрительное и швырнул в меня кожурой от банана.
Скотина.
Впрочем, что возьмешь с обезьяны?
Следующий вольер был с павлином. Павлин оказался в наличии, клички у него не было никакой. Он сидел на жердочке, свесив вниз отросший хвост. Кажется, дрых.
Рядом с павлином располагался большой аквариум с анакондой. Анаконды тоже не было видно — то ли на дне пряталась, то ли в коряжнике. Клички анаконде, по моим представлениям, не полагалось. Но у этой она была, змеюку звали Аля.
Насколько я помнил, рядом с анакондой должен был обитать престарелый бенгальский тигр. Но тигра я так и не увидел. Едва я подошел к его вольеру, как со стороны административного здания послышался свинячий визг. Будто поросенку как-то умудрились прижать его короткий хвостик.
Я подпрыгнул: вопль повторился. И в нем отчетливо угадывался голос Семафорова. Я побежал назад, к административному зданию.
На полпути погас свет. Видимо, наступило десять часов, и автоматика отключила лампы под куполом. И, в темноте пролетев мимо двери, я воткнулся в стену.
Это было очень больно. Особенно в области носа.
Вопль повторился в третий раз. И на этот раз я расслышал в нем что-то вроде «мамочка, не надо». Я нащупал дверь, проник внутрь и рванул вверх по лестнице.
В комнате разыгрывалась кровавая драма. Так всегда пишут в книжках — «разыгрывалась кровавая драма».
Перед журнальным столиком стоял Семафоров.
Он бешено тряс рукой.
На руке у него висела какая-то белая штука. Что-то похожее на мягкую игрушку. Семафоров пытался оторвать от себя эту самую игрушку, но у него ничего не получалось. По пальцам его текла кровь. И пахло кровью здорово. И забрызгано все было вокруг. Даже чучело утконоса оказалось забрызгано, отчего тот приобрел какой-то двусмысленный вид. Глупая добродушная морда — и вся в крови!
— Помоги! — завизжал Семафоров, увидев меня. — Она меня жрет!
— Кто жрет? — тупо спросил я.
— Свинка!
Только теперь я понял, что существо, вцепившееся в руку Семафорова, было морской свинкой. Свинка мотала головой, сучила тонкими ножками и издавала хлюпающие звуки. Судя по всему, она от души вцепилась в руку Семафорова и теперь собиралась оттяпать ее по самую семафоровскую голову.
— Помоги! — кричал Семафоров.
Он умолял спасти его бессмысленную жизнь. Умолял и голосом, и всем своим видом.
Я снова оглядел комнату отдыха. Бильярдный стол. Шары. Кии. Два сломаны, видимо, после вчерашней драки. Один цел.
Я взял целый кий и огрел им свинку. Прямо по голове.
Вообще-то я большой гуманист и животных не обижаю, даже люблю. К тому же я прекрасно понимал, что особого ущерба свинка Семафорову не нанесет. Только вот…
Только вот она вполне могла на самом деле заразить Семафорова каким-нибудь морско-свинячьим бешенством. А это уже было опасно.
И я стукнул свинку кием.
Свинка удержалась. После такого удара здоровый мужик, пожалуй бы, на ногах не устоял. А свинка устояла.
Вернее, увисела. Потому что на зубах…
— Ай, — сказал Семафоров.
Свинка все-таки разжала челюсти и обвалилась на пол.
Семафоров засунул покусанные пальцы в рот.
— Зря это ты так делаешь, — сказал я. — Может заражение быть. Бешенство. Потом будут тебе уколы в пузо делать…
Семафоров выдернул пальцы и побежал залечиваться в душ.
Я присел над свинкой.
Она была белая. Глаза красные. Альбинос. Довольно упитанная. Жирненькая — я бы даже сказал. Правда, ножки несколько длинноваты и тонковаты для такой тушки. Жутко это смотрелось… А так ничего особенного: кожа, шерсть, под шерстью толстый слой сала.
На шее свинки красовался тяжелый ошейник из стальной проволоки. Проволока была сплетена в виде клыкастых черепов каких-то животных.
И еще одна странная особенность. У свинки были слишком большие зубы.
Вообще-то я никогда не видел раньше морских свинок вблизи, но мне как-то представлялось, что зубы у таких вот свинок должны быть как у кроликов. Два торчащих наружу передних резца.
А у этой свинки были все зубы очень хорошо развиты. Как будто к изрядной тяжелой челюсти прицепили небольшое пушистое тельце.
И особенно были развиты верхние клыки. Мощные и перепачканные в крови Семафорова.
Я подумал, что, может быть, это какая-то редкая разновидность из Латинской Америки, что-то вроде королевской свинки.
Слишком уж свинка выглядела устрашающе и серьезно. Я бы такую свинку не стал дарить своим детям, это точно. Такую свинку на цепи надо держать. Кстати, может, как раз для того, чтобы сажать ее на цепь, и был предназначен ошейник с черепами.
«Может, это особая, боевая морская свинка из Перу?» — решил я…
Свинка-убийца, подумал я.
Тут появился Семафоров с густо перемотанной бинтами рукой. От него исходил запах йода, спирта и еще какой-то медицины.
— Чуть палец не отгрызла, — сообщил Семафоров. — Бультерьер настоящий…
— Я тебе говорил, чтобы ты коробку не открывал? Зачем полез?
— Посмотреть интересно было, — признался Семафоров. — К тому же я думал, что там на самом деле робот…
— Робот… — передразнил я. — Если ее в железную коробку поместили — ясно же, что лучше не проверять…
— А теперь что? Она сдохла?
Семафоров указал пальцем на труп животного.
— А ты бы, интересно, не сдох, если бы тебе по башке дубиной стукнули? Хотя ты, наверное, не сдох бы…
— Может, все-таки проверить?
Семафоров взял графин с соком и принялся поливать животное.
Признаков жизни свинка не выказывала.
Я отодвинул Семафорова, взял со стола кинжал для разрезания бумаги и ткнул свинку в бок. Она не пошевелилась. Тогда я просунул лезвие между зубами животного и поднял свинку на уровень глаз.
Свинка все равно не шевелилась.
— Сдохла, кажется, — сказал я. — Теперь ты, Семафоров, убийца. Живодеришко мелкий…
— Это же ты ее кием хлопнул!
— По твоему наущению, — отбрил я. — А она, может, тыщу баксов стоит, она, может, редкая. Будешь здесь три года бесплатно работать…
— Надо ее в этот ящик засунуть и в реку бросить, — занервничал Семафоров. — Будто и не было никогда…
Внезапно свинка открыла глаза. Резко. Зубы ее сошлись, впившись в нержавейку бумагореза.
Я дернулся и выпустил кинжал на пол.
Свинка и кинжал упали с громким железным звуком. Зверюга отшвырнула нож зубами и тут же вскочила на лапки.
Семафоров спрятался у меня за спиной.
— Жива, — прошептал он, — жива, зараза…
Свинка неожиданно легко, одним прыжком, заскочила на журнальный столик. Зашипела — пасть ее раздвинулась, и клыки безобразно выставились наружу.
Семафоров громко ойкнул, шагнул назад, зацепился за что-то и повалился на спину. Свинка спрыгнула на пол. Пасть ее была раззявлена, клыки двигались будто сами по себе. Ужасные клыки.
Семафоров сел.
Свинка оглядела комнату мутными красноватыми глазками.
— Такого не бывает… — снова сказал Семафоров.
Зверюга зашипела. И снова выпустила клыки.
— Что это? — спросил я.
— Не знаю…
— Что это за свинка?!
— Не знаю… Таких не бывает…
Тварь двинулась к нам. Медленным, каким-то даже осмысленным шагом.
— Она что…
Свинка щелкнула зубами. Глаза у нее поблескивали, и я начинал чувствовать, как меня в эти глаза затягивает. Я тряхнул головой и поглядел на Семафорова. Тот сидел, обалдело глядя на свинку и слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— Семафор, не смотри ей в глаза, — сказал я.
Но Семафоров не слышал.
— В глаза не смотри…
Свинка заверещала и кинулась на нас.
Я схватил с подставки чучело утконоса и огрел эту зверину. Свинка схватила утконоса за его плоское утиное рыло и выдернула чучело у меня из рук.
Тут я одурел окончательно. Эта свинища была сильнее меня. Маленькая, ничтожная морская свинка сильнее такого большого и могучего меня!
Свинка набросилась на утконоса и мгновенно растрепала его. Из чучела посыпались опилки и сушеные морские водоросли.
— Мама… — сказал Семафоров. — Утконос…
Я цапнул Семафорова за шиворот и оттащил в угол с «водохлебом». Там Семафоров собрался и поднялся на ноги. Зубы его громко стучали.
Свинка закончила с утконосом и снова повернулась к нам.
Я прижался к стене. Семафоров дрожал справа. Свинка наступала.
— Только не беги, — сказал я Семафорову. — А то вцепится в горло…
— Что делать? — шептал Семафоров. — Что это…
Я в бешеном темпе вертел головой. Ничего подходящего. Свинка отрезала нас, загнала. В угол. Только что «водохлебом» в нее кинуть. Но «водохлеб» большой, мне его даже с пола не оторвать.
Тут я посмотрел вверх и увидел прямо у себя над головой дартс с тремя дротиками. Я выхватил дротик, прицелился и метнул.
Когда-то я неплохо метал самодельные дротики. Даже участвовал в дворовом конкурсе на лучшего Вильгельма Телля[2]Сейчас я тоже не промахнулся. Дротик легко пробил свинку насквозь и воткнулся в пол.
— Готова! — воскликнул Семафоров.
Но он ошибался. Свинка перекорячилась, дрыгнула лапками и… соскочила с дротика. Через секунду она снова двинулась к нам. Дыра в ее боку медленно затягивалась.
— Ай! — сказал Семафоров. — Что это?
Я метнул второй дротик.
Второй раз я тоже попал. И произошло то же самое. Свинка слезла с дротика как ни в чем не бывало.
Семафоров начал нюнить.
У меня оставался третий дротик. Я сжимал его вспотевшими пальцами и прикидывал, сумею ли попасть свинке в глаз. Скорее всего не сумею. Для того чтобы попасть в глаз, нужен метальщик экстракласса. Я не такой.
Но попробовать стоило.
А вот Семафоров совсем разложился от страха — прижал к лицу руки и хныкал, являя собой пример труса и пораженца.
Я приготовился метать дротик.
Но тут в зоопарке протяжно завыл волк. Свинка остановилась. Секунду она медлила и ворочала головой, а затем нырнула в дверь. Шмык — и нету!
Мы с Семафоровым остались одни.
— Ушла, — сказал я и спрятал дротик в карман.
— Что это? — дрожащим голосом прохныкал Семафоров. — Я не знаю такую породу. Это какая-то модернизированная свинка…
Я не ответил ему, подобрал с пола разрозненные фрагменты чучела реликтового животного и сказал:
— Каюк утконосу. Каюк…