— Так сразу не ответишь, — ответил мне Рубин. — Большинство экономистов скажут вам, что, в принципе, американская экономика может создать неограниченное количество хороших рабочих мест, потому что уму человека нельзя положить предел. Изобретаются новые технологии, возникают новые нужды, новые потребности. Наверное, экономисты правы. Исторически так оно и было. Конечно, нет никакой гарантии, что сейчас будет то же самое. С учетом скорости технологических изменений, размера стран, с которыми мы конкурируем, и различия в ценах с этими странами мы видим совершенно другой образ экономики. И я думаю, что, пусть даже мы будем делать все так, как надо, трудностей не удастся избежать.
Я заметил, что жителей Гейлсберга такой ответ вряд ли успокоит.
— Я же сказал «пусть», а не «если», — заметил он. — Я осторожный оптимист. Если мы сохраним налоговую систему в порядке и сделаем что-нибудь с образованием, у детей все будет прекрасно. Я бы точно сказал одну вещь этим людям из Гейлсберга: любой протекционизм даст обратный эффект, а их детям от него будет только хуже.
Я оценил согласие Рубина, что в условиях глобализации у американских рабочих есть вполне законный повод для волнения; я знал, что большинство профсоюзных лидеров серьезно думали над этой проблемой и нисколько не походили на закоренелых протекционистов.
Но в главном с Рубином трудно не согласиться: можно затормозить глобализацию, но остановить ее нельзя. Экономика США сегодня настолько сильно привязана ко всему миру, а электронная торговля настолько распространена, что трудно себе даже представить, а уж тем более усилить какой-либо эффективный режим протекционизма. Тариф на ввозимую сталь может дать короткую передышку американским производителям, но он же сделает любого американского производителя, который использует сталь в своем производстве, менее конкурентоспособным на мировом рынке. Трудно купить «американский» продукт, когда видеоигра, продаваемая американской компанией, разрабатывается японскими программистами, а упаковывается в Мексике. Пограничный патруль не может прекратить работу колл-центра в Индии или запретить инженеру-электрику из Праги переписываться по электронной почте со своим работодателем в Дублине. В торговле не осталось практически никаких границ.
Это не означает, конечно, что мы можем умыть руки и сказать рабочим, что они теперь должны заботиться о себе сами. Перед концом обсуждения ЦАССТ я указал на это президенту Бушу, когда вместе с группой сенаторов меня пригласили для дискуссий в Белый дом. Я сказал президенту, что верю в преимущества торговли и не сомневаюсь, что Белый дом сделает все, чтобы получить необходимое количество голосов в поддержку соглашения. Я сказал, что сопротивление принятию ЦАССТ имеет мало отношения к самому соглашению, но гораздо больше — ко все растущей незащищенности американских рабочих. Если мы не сможем придумать, как успокоить людей и вселить в них уверенность в том, что федеральное правительство на их стороне, протекционистские настроения только усилятся.
Президент выслушал меня и сказал, что ему интересно будет познакомиться с моими идеями и пока что, как ему кажется, он вполне может рассчитывать на мой голос.
Зря ему так показалось. В конце концов я проголосовал против ЦАССТ, которое прошло через Сенат пятьюдесятью пятью голосами против сорока пяти. Не могу сказать, что я был доволен, проголосовав так, но я понимал, что только таким образом могу выразить несогласие с тем, что я считал наплевательским отношением Белого дома к жертвам свободной торговли. Как и Боб Рубин, я оптимистично смотрю на долгосрочные перспективы американской экономики и конкурентоспособности рабочих Америки на рынке свободной торговли, но только при условии, что мы более справедливо распределим среди людей все бремя и все преимущества глобализации.
Когда экономическая трансформация проходила не менее болезненно, чем сегодня, Франклин Делано Рузвельт привел страну к новому общественному устройству — к договору между правительством, бизнесом и рабочими, который через пять лет с небольшим сделал страну процветающей и укрепил экономическую безопасность. Для среднестатистического американского рабочего эта безопасность покоилась на трех столпах: стало возможно найти хорошо оплачиваемую работу, чтобы обеспечить семью и скопить кое-какие деньги; работодатель теперь предоставлял целый пакет медицинских и пенсионных услуг; а государственная система социальной помощи — «Социальная защита», «Медикэйд», «Ме-дикэр», пособие по безработице, немного меньше защита от банкротства и обеспечение пенсионных выплат — страховала тех, кто пострадал сильнее остальных.
Конечно же, импульс «Нового курса» не мог не затронуть и чувства общественной солидарности: появилась идея, что работодатели должны всегда хорошо относиться к своим работникам и что, если злая судьба или просчет подставит кому-нибудь из нас подножку, все американское общество протянет нам руку сострадания.
Новое общественное устройство подразумевало, что система распределения как рисков, так и вознаграждений может значительно улучшить работу рынка. Рузвельт понимал, что достойный заработок и социальные программы создадут базу потребителей из среднего класса, которая стабилизирует американскую экономику и даст ей толчок к развитию. Но одновременно Рузвельт признавал, что мы все рисковали бы гораздо чаще — например, меняли бы работу, начинали новое дело или приветствовали конкуренцию других стран, — когда знали бы, что нас защитят, если что-нибудь пойдет не так.
Именно эту функцию и выполняет «Социальная защита», программа, ставшая краеугольным камнем всего «Нового курса», — это форма гарантии защиты нас государством. На рынке мы то и дело покупаем страховки, ведь мы, хоть и надеемся на себя, понимаем, что в нашей воле далеко не все: болеет ребенок, закрывается компания, где мы работаем, у родителя обнаруживается болезнь Альцгеймера, рушится фондовый рынок. Чем больше количество застрахованных, чем больше покрывается рисков, чем больше сумма покрытия, тем меньше цена. На некоторые риски, однако, страховку мы не купим — компании считают их невыгодными. Иногда страховки, которую мы получаем на работе, не хватает, и мы не можем позволить себе покупать больше. Иногда на нас нежданно-негаданно сваливается трагедия, и оказывается, что страховка слишком мала. Во всех этих случаях мы просим правительство вмешаться и создать надежную страховку, надежную для всего американского народа.
Сегодня устройство, которое создал Рузвельт, начинает давать сбои. В ответ на усиление зарубежной конкуренции и давление фондовой биржи, которое требует ежеквартального резкого роста доходности, работодатели автоматизируют, сокращают и вывозят за границу свои производства, что делает рабочих еще более беззащитными перед безработицей и не дает им возможности требовать увеличения зарплаты или социальных выплат. Хотя федеральное правительство предлагает существенное сокращение налогов тем компаниям, которые оплачивают медицинскую страховку, сами эти компании предоставляют рабочим повышенные премии, участие в оплате, возмещаемые налоги; при этом почти половина предприятий мелкого бизнеса, где работают миллионы американцев, не предлагает своим сотрудникам вообще никакой страховки. Аналогично компании переходят от традиционных пенсионных программ, учитывающих выслугу лет и зарплату работника, к договоренностям об оплате наличными, а в некоторых случаях даже проходят через процедуру банкротства, чтобы не платить по пенсионным обязательствам.
Можете представить себе, какой это удар по семьям. В последние двадцать лет средняя зарплата американского рабочего еле успевает за инфляцией. С 1988 года средняя сумма медицинской страховки на семью возросла в четыре раза. Суммы личных сбережений никогда еще не падали ниже. А суммы долгов, наоборот, еще никогда не взлетали так высоко.
Вместо того чтобы смягчить этот удар, администрация Буша, как будто нарочно, лишь усиливает его. Это и есть главная идея «общества самостоятельных людей»: если мы освобождаем работодателей от любых обязательств перед своими работниками и сносим остатки «Нового курса», государственные программы социального страхования, то злые чары рынка довершат дело. Если девизом традиционной системы социального страхования могло бы стать «Мы вместе», то лозунг «общества самостоятельных людей» — «Каждый за себя».
Да, эта соблазнительная, элегантная в своей простоте идея освобождает нас абсолютно от всех обязательств друг перед другом. В ней есть лишь один изъян — она не годится, по крайней мере, для тех, кто отстает от темпа мировой экономики.
Возьмем попытку администрации передать «Социальную защиту» в частные руки. Администрация утверждает, что фондовый рынок может обеспечить гражданам больший возврат по инвестициям, и это, в общем, верно; раньше рынок всегда обгонял «Социальную защиту» по индексации доходов. Но среди частных инвесторов всегда будут победители и побежденные — те, кто рано успел купить акции «Майкрософт», и те, кто поздно приобрел акции «Энрона». Что же «общество самостоятельных людей» будет делать с проигравшими? Если мы не хотим увидеть на улицах голодных стариков, нам необходимо как-то выплачивать им пенсии, а так как еще неизвестно, кто из нас будет в числе проигравших, всем имеет смысл внести хоть небольшую лепту, чтобы иметь гарантированный доход в старости. Это не значит, что мы должны запрещать людям рисковать и вкладываться в высокодоходные предприятия. Этого делать нельзя. Но люди должны рисковать не теми деньгами, которые идут в «Социальную защиту».
Те же самые принципы действуют, когда администрация пробует передать государственные или частные планы медицинской страховки на индивидуальные накопительные медицинские счета. Это имело бы смысл, если бы денег на таком счете хватило на хорошее медицинское обслуживание, которое предлагал бы работодатель, и если бы они еще индексировались в соответствии с ростом инфляции. Но что делать, если вы работаете в компании, которая не оплачивает страховку? Или если взгляды администрации на инфляцию в здравоохранении будут неверными, если окажется, что суммы на лечение не хватает, чтобы внимательно отнестись к своему здоровью или нездоровой страсти покупать больше, чем необходимо? Тогда «свобода выбора» означает лишь, что работники не смогут вынести бремени грядущих медицинских расходов, а суммы на их индивидуальных накопительных счетах с каждым годом будут лишь обесцениваться.
Другими словами, «общество самостоятельных людей» даже не хочет распределять плюсы и минусы новой экономики равномерно между всеми гражданами. Вместо этого оно лишь преувеличивает их значение в сегодняшних условиях, где победитель получает все. Если вы здоровы, богаты или хотя бы удачливы, тогда вам повезло. Если вы больны, бедны или несчастливы, вам никто не поможет. Этот рецепт — не для стабильного экономического роста или сильного среднего класса. Этот рецепт — не для общественного единства. Он учитывает только те ценности, которые определяют наш успех.
Он — не для нас, если мы считаем себя людьми.
К счастью, есть еще и другой способ, который помогает «Великой старой партии» идти в ногу с потребностями нового века. В каждой области, где рабочие уязвимы, — зарплата, безработица, пенсии, здравоохранение — есть хорошие идеи, и новые, и старые, которые уже много лет защищают американцев.
Начнем с зарплат. Американцы верят в работу не только как в средство поддержания жизни, но и как в силу, которая дает их жизни смысл и направление, порядок и достоинство. Старая социальная программа помощи семьям, имеющим детей, слишком часто не могла поддерживать эту главную ценность, почему не только не пользовалась популярностью, но и изолировала людей, которым призвана была помогать.
С другой стороны, американцы уверены, что, работая полный день, мы сможем поддержать и себя, и детей. Но для многих работников самой низшей квалификации, в основном занятых в сфере обслуживания, это основное правило не выполняется.
Правительство в состоянии помочь этим людям без особенного ущерба для эффективности рынка. Для начала мы можем увеличить минимальный размер оплаты труда. Некоторые экономисты утверждают, и, возможно, справедливо, что скачкообразное повышение оплаты труда заставит предпринимателей нанимать меньше работников. Но если размер минимальной оплаты труда не меняется уже девять лет подряд и в реальном выражении имеет меньшую покупательную способность, чем в 1955 году, так что, работая на полную ставку, невозможно выбиться из бедности, такие аргументы звучат не слишком убедительно. Программа налоговых льгот, предоставляемых получателям заработной платы, рьяным сторонником которой выступал в свое время Рональд Рейган, дает дополнительный доход низкооплачиваемым категориям работников, но и она нуждается в усовершенствовании и расширении, чтобы ее преимуществами могли воспользоваться больше семей.
Наступило время обновить существующие системы пособий по безработице и помощи в отраслевой адаптации, чтобы помочь всем работникам приспособиться к стремительно меняющейся экономике. Да, существует множество хороших идей о том, как создать широкомасштабную систему такой помощи. Мы можем предоставить ее работникам сферы обслуживания, создать гибкие образовательные счета, средства с которых люди могут потратить на переобучение, или предоставить возможность обучаться на курсах переподготовки, пока люди не потеряли работу в тех сферах экономики, которым грозит перемещение. А в такой экономике, где работа, которую вы теряете, оплачивается лучше, чем работа, которую вы получаете, мы можем попробовать применить систему страхования заработной платы, которая год или два будет покрывать половинную разницу между предыдущей и новой зарплатами.
Наконец, чтобы обеспечить высокий заработок и хорошие социальные программы, нужно снова предоставить равные права профсоюзам и работодателям. С начала восьмидесятых годов профсоюзы неуклонно теряют свои позиции, и не только из-за изменения экономических условий, но и потому, что действующее трудовое законодательство и незначительные реформы Национального управления вопросами трудовых отношений практически никак не защищают рабочих. Ежегодно более двадцати тысяч человек теряют работу или получают сниженную заработную плату всего лишь из-за попытки объединиться в профсоюз. Так больше не может продолжаться. Необходимо ужесточить наказание для работодателей, которые ущемляют права своих объединенных в профсоюзы рабочих. Работодатели должны признавать существование профсоюза, если большинство работников предприятия подпишут уполномочивающие карты в знак согласия с тем, что профсоюз будет представлять их интересы. А федеральное правительство может стать посредником между профсоюзом и работодателем в достижении взаимовыгодного соглашения в разумные сроки.
Деловые круги могут возразить, что объединенные профсоюзами рабочие могут лишить американскую экономику гибкости и конкурентоспособности. Но именно из-за обострившейся международной конкуренции можно ожидать, что объединенные профсоюзами рабочие будут стремиться к сотрудничеству с работодателями, пока они будут получать справедливую долю произведенной продукции.
Точно так же, как правительственная политика может резко повысить заработки рабочих без вреда для конкурентоспособности американских компаний, мы можем создать все условия для достойной старости. Для этого необходимо сохранить сущность программы «Социальная защита», одновременно усиливая ее платежеспособность. Проблемы с этой программой действительно существуют, но с ними вполне возможно справиться. В 1983 году, когда появились похожие трудности, Рональд Рейган и спикер Палаты представителей Тип О'Нил сумели выработать двусторонний план, который стабилизировал систему на следующие шестьдесят лет. Не вижу никаких причин, почему мы не можем сделать этого же сегодня.
Уважая систему частного пенсионного обеспечения, мы должны признать, что пенсионные планы, привязанные к заработной плате и выслуге лет, не оправдали себя, но при этом должны потребовать, чтобы компании полностью выполняли свои обязательства перед своими работниками и пенсионерами. Законодательство о банкротстве нужно изменить так, чтобы получатели пенсий оказались в числе первых кредиторов и компании не могли ссылаться на одиннадцатую главу, чтобы обмануть рабочих. Более того, новые правила должны обязывать компании должным образом финансировать свои пенсионные фонды, а налогоплательщики не взваливали на себя это бремя.
И если американцы будут и дальше зависеть от пенсионных планов с фиксированными взносами для выполнения программы «Социальная защита», то правительство должно принять меры к тому, чтобы она стала доступной всем американцам и более эффективной в привлечении средств. Джин Сперлинг, бывший советник по экономике в администрации Клинтона, предложил создать универсальный пенсионный план — чтобы правительство доплачивало по взносам, которые на пенсионные счета будут начислять семьи со средним и низким доходом. Другие специалисты предлагали простой метод, при котором работодатели автоматически предоставляют своим работникам право перечислять деньги на пенсионные планы по максимальной ставке; работники могут перечислять меньшую сумму или вообще не перечислять ничего, но опыт показывает, что после изменения правила по умолчанию люди сами начинают вкладывать больше денег. В дополнение к «Социальной защите» мы должны принять самые хорошие и наиболее выполнимые из этих идей и начать движение к сильной, универсальной пенсионной системе, которая не только обеспечит сбережения, но и даст американцам больше возможностей воспользоваться плодами глобализации.
Кроме насущных задач увеличения заработной платы американских рабочих и предоставления им достойной пенсии, у нас есть и еще одна, наверное, самая необходимая, — срочное лечение запущенной системы здравоохранения. В отличие от «Социальной защиты», две главные государственные программы здравоохранения — «Ме-дикэр» и «Медикэйд» — серьезно больны; если мы не будем ничего менять, то к 2050 году они вместе с «Социальной защитой» будут обходиться нашей экономике в такую же сумму, какую сегодня составляет весь федеральный бюджет. Лишь ухудшило положение дел введение исключительно дорогостоящей программы оплаты выписанных лекарств, которая предоставляет ограниченную компенсацию и никак не может проконтролировать рост стоимости самих лекарств. А частная система выродилась в неэффективную бюрократическую машину, бумажный круговорот, который раздражает перегруженных поставщиков и вызывает недовольство больных.
В 1993 году президент Клинтон сделал попытку создать универсальную систему здравоохранения, но ему помешали. С тех пор общественное обсуждение этой темы заглохло, причем некоторые правые призывают к усилению рыночной дисциплины при помощи медицинских накопительных счетов, левые ратуют за введение общенациональной системы здравоохранения, аналогичной той, что действует в Европе и Канаде, а специалисты самых разных политических взглядов рекомендуют ряд чувствительных, но необходимых реформ существующей системы.
Настало время покончить с этим неопределенным положением и признать очевидные истины.
Исходя из сумм, которые мы расходуем на здравоохранение (на душу населения больше, чем в любой стране), мы должны обеспечить элементарную помощь каждому американцу. Но мы не можем ежегодно поддерживать эту сумму на одинаковом уровне; мы должны содержать всю систему, включая «Медикэр» и «Медикэйд».
Когда американцы чаще меняют работу, более подвержены безработице и все больше работают на неполную ставку или просто на себя, здравоохранение не должно оставаться заботой только работодателей. Оно должно стать портативным.
Один только рынок не может помочь в наших проблемах со здоровьем — отчасти потому, что рынок оказался неэффективным для создания крупных страховых баз, которые обеспечили бы потребности всех и каждого, отчасти же потому, что здравоохранение не похоже на другие продукты и услуги (когда у вас болеет ребенок, вы же не бегаете по магазинам в поисках большей скидки).
И конечно же, какой бы вариант мы ни выбрали, он должен гарантировать хорошее качество, хорошую профилактику и оперативность предоставляемой помощи.
Разрешите привести пример серьезных реформ системы здравоохранения, основанных на этих принципах. Можно начать с того, что независимая группа из Медицинского института Академии наук наметит основные положения и стоимость высокоэффективной системы здравоохранения. При разработке своей модели группа изучит действующие программы и решит, какая из них наиболее эффективна. Особое внимание необходимо обратить на оказание первой помощи, профилактику, помощь в чрезвычайных ситуациях и лечение хронических заболеваний, таких как астма и диабет. В общей сложности двадцать процентов всех пациентов получают восемьдесят процентов всей помощи, и, если мы можем проводить профилактику заболеваний или контролировать их течение простыми мерами — соблюдением диеты или регулярным приемом лекарств, — мы сможем значительно снизить цифры заболеваемости и сэкономить немалые суммы.
Далее, мы можем разрешить желающим испытать эту систему на себе или через существующую систему страховки, подобной той, которой пользуются федеральные служащие, или через создание страховых баз в каждом отдельном штате. Частные страховщики, такие как «Ассоциация голубого креста и голубого щита» и «Этна», могут выступить достойными конкурентами, предоставляя страховки своим клиентам, но их планы должны соответствовать критериям высокого качества и ограничения стоимости, установленной Медицинским институтом.
Для еще большего снижения цен мы можем потребовать, чтобы страховщики и компании — участники программ «Медикэр» и «Медикэйд» или новых программ здравоохранения осуществляли электронный документооборот, то есть имели электронную отчетность и обновляемую электронную систему сообщений пациентов о врачебных ошибках, что значительно уменьшит административные расходы, количество врачебных ошибок и их последствий (а это, в свою очередь, уменьшит количество соответствующих дорогостоящих расследований). Эта простая мера может снизить затраты на здравоохранение не меньше чем на десять процентов, а некоторые специалисты доказывают, что и больше.
Усилив меры профилактики, уменьшив административные расходы и стоимость расследований врачебных ошибок, мы сможем поддержать семьи с низким уровнем дохода, которые хотели бы приобрести страховку в своем штате, и одновременно изыскать средства для лечения всех незастрахованных детей. При необходимости мы могли бы оплачивать эти суммы при помощи реструктуризации налоговых льгот, которыми пользуются работодатели, предоставляя страховку своим работникам. Они так и будут пользоваться налоговыми льготами для тех планов, которые они обычно предоставляют, но мы будем строго следить, не предоставляются ли какие-нибудь особые страховки руководителям компаний, которые отказываются предоставлять дополнительные программы по охране здоровья.
Цель этого примера не в том, чтобы найти простой способ исцеления системы здравоохранения. Его не существует. До того как мы перейдем к внедрению подобной широкомасштабной системы, необходимо устранить множество мелочей; в частности, мы должны убедиться, что создание федеральных страховых баз не побудит работодателей уменьшить суммы страховых выплат, которые они предоставляют своим работникам. А может быть, существуют и другие, более элегантные способы улучшения системы здравоохранения.
В любом случае, если мы зададимся целью предоставить гражданам достойную медицинскую помощь, мы сможем найти способ сделать это без ущерба для федерального казначейства и введения карточек.
Если мы хотим помочь американцам в преодолении трудностей глобализации, мы должны задаться этой целью. Лет пять назад поздно вечером мы с Мишель проснулись оттого, что в своей комнате плакала наша младшая дочь Саша. Ей тогда было всего три месяца, так что ничего необычного в этом не было. Но плакала она как-то неестественно, мы никак не могли ее успокоить и встревожились. Мы тут же позвонили своему педиатру, которая пригласила нас прийти к ней рано утром. Она осмотрела дочь, предположила у нее менингит и отправила нас прямо в палату.
Оказалось, что Саша действительно заболела менингитом, но в такой форме, которая излечивается внутри венным введением антибиотиков. Если бы не вовремя поставленный диагноз, она могла бы оглохнуть или даже умереть. Мы с Мишель три дня провели с дочкой в больнице, видели, как сестры переворачивают ее, чтобы врач мог взять спинно-мозговую пункцию, слышали, как громко она кричит, и молились, чтобы ей не стало хуже.
Саше сейчас пять лет, и она вполне здоровый и радостный ребенок, как и положено в пять лет. Но воспоминания о тех трех днях для меня до сих пор самые страшные; я помню, как весь мир сузился для меня в единственную точку и как за стенами палаты меня совершенно ничего не интересовало — ни работа, ни планы, ни будущее. И все время я помнил, что, в отличие от Тима Уилера, моего знакомого из Гейлсберга, сыну которого надо было пересаживать печень, в отличие от миллионов американцев, которые прошли через такие же мучения, у меня есть и работа, и страховка.
Американцы готовы соревноваться с миром. Мы работаем больше, чем жители любой другой промышленно развитой страны. Мы готовы к возможной экономической нестабильности и готовы к личному риску, чтобы идти вперед. Но соревноваться мы можем, только если наше правительство предоставит нам средства, которые дадут нам шанс победить, и если мы будем знать, что наши семьи получат поддержку и не пострадают.
Вот такого договора заслуживают американцы.
Вложения в конкурентоспособность будущей Америки и новое социальное устройство нашего государства. Нужно стремиться к обеим этим целям, и тогда они укажут путь в лучшее будущее нашим детям и внукам. Но есть еще один элемент мозаики, еще один старый вопрос, без которого не обходятся вашингтонские споры о политике.
Чем мы платим за все это?
В конце президентства Клинтона ответ у нас был. Впервые за последние тридцать лет мы имели большой бюджетный профицит, а наш государственный долг стремительно сокращался. Председатель совета директоров Федеральной резервной системы Алан Гринспен даже опасался, что с долгами мы рассчитаемся слишком быстро, а значит, ограничим способность резервной системы управлять монетарной политикой. Даже после того, как лопнул дотком-пузырь и экономика сумела справиться с шоком после 11 сентября, у нас были все шансы для дальнейшего роста экономики и предоставления широких возможностей всем американцам.
Но мы избрали другую стезю. Наш президент заявил, что мы сможем победить в двух войнах, увеличить наш военный бюджет на семьдесят четыре процента, защитить родину, усилить финансирование образования, ввести новые правила выписывания лекарств старикам, начать массовое применение налоговых льгот — и все это одновременно. Руководители Конгресса твердили, что сокращение доходов можно исправить уменьшением расходов на содержание правительства, и обманывали нас, даже когда количество казенных кормушек возросло на немыслимые шестьдесят четыре процента.
И вот итог этого коллективного помешательства — самый слабый бюджет за последние годы. Сейчас годовой дефицит составляет почти триста миллиардов, не считая более чем ста восьмидесяти миллионов, которые мы каждый год берем взаймы из трастового фонда «Социальной защиты» и которые, естественно, прибавляются к сумме долга. Он составляет около девяти миллиардов, то есть по тридцать тысяч на каждого мужчину, женщину и ребенка.
Самое страшное не этот долг. С ним можно было бы согласиться, если бы мы вкладывали деньги в то, что сделает нас более конкурентоспособными, — в капитальный ремонт школ, расширение системы широкополосного вещания, установки по всей стране колонок для бензина Е85, наконец. Мы могли бы расширить «Социальную защиту» или перестроить систему здравоохранения. А на деле размер нашего долга есть прямой результат налоговых льгот, введенных президентом. Сорок семь и четыре десятых процента из этой суммы отошло к пяти процентам населения, тридцать шесть и семь десятых — к одному проценту, а пятнадцать процентов - к одной десятой одного процента, то есть к людям, имеющим годовой доход в миллион шестьсот тысяч долларов и больше.
Другими словами, перерасход по национальной кредитной карте таков, что те, кто больше всего выигрывает от глобальной экономики, получают самую большую часть доходов.
До сих пор мы худо-бедно справлялись с этим долговым валом, потому что заграничные центральные банки—в особенности китайский — очень хотели, чтобы мы продолжали покупать их продукцию. Но этот заманчивый кредит не будет длиться вечно. Наступит день, когда иностранцы перестанут ссужать нас деньгами, процентные ставки поползут вверх, и изрядная сумма наших же денег пойдет на их уплату.
Если такое будущее нас пугает, то уже сейчас нам надо выкарабкиваться из этой ямы. На бумаге все выглядит гладко. Можно сократить или объединить менее важные программы. Можно навести порядок в финансировании здравоохранения. Можно уменьшить налоговые кредиты, которые не сумели доказать свою пользу, и заделать дыры в законодательстве, которым умело пользуются корпорации, уходя от налогов. Можно восстановить закон, принятый в годы правления Клинтона, который запрещает увод денег из федерального казначейства, в форме ли новых расходов или налоговых льгот, без соответствующей компенсации упущенной прибыли.
Даже если мы предпримем все это, выбраться из финансового капкана будет нелегко. Скорее всего, придется отсрочить некоторые вложения, которые, как мы прекрасно знаем, усилят наши позиции на международной арене, но на первое место должна выйти помощь американским семьям, положение которых далеко от благополучного.