Иван Андреевич Колос
За час до рассвета
Текст предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=439145
«За час до рассвета»: Вече; М.; 2009
ISBN 978‑5‑9533‑3718‑2
Аннотация
Немецкая контрразведка в Белоруссии летом и осенью 1943 года буквально сбилась с ног, гоняясь за неуловимой группой Пашукова, наводившей ужас на полицаев и жандармов и не на шутку разозлившей гитлеровское командование своими дерзкими операциями в стратегически важных районах обороны вермахта.
А потом были Западный Буг и восставшая Варшава, где некий капитан Колосовский под самым носом у гестапо сумел наладить связь и взаимодействие разрозненных отрядов Армии Людовой и организовать крепкую оборону.
Роман Ивана Андреевича Колоса совершенно автобиографичен, поскольку и неуловимый Пашуков, и капитан Колосовский – это он сам, автор. И все необыкновенные, опасные приключения, описанные в романе, – чистая правда!
Иван Колос
За час до расcвета
ПОДВИГ ПАМЯТИ
Все дальше в прошлое уходят героические события Великой Отечественной войны. Но каждое новое свидетельство, каждый возрожденный факт, каждое вырванное из небытия имя пополняют картину бессмертного народного подвига.
Книга, которую вы сейчас держите в руках, – живой, волнующий документ этой титанической борьбы.
Ее автор, Иван Андреевич Колос, прошел сложный и многотрудный боевой путь. Он был командиром группы военных разведчиков. Не раз забрасывали его в тыл врага. Не раз бывал он на краю гибели.
Причастный к событиям, историческое значение которых теперь, на расстоянии лет, еще очевиднее, Иван Колос взялся за перо, испытывая потребность рассказать обо всем пережитом и в первую очередь отдать дань мужеству своих боевых товарищей.
В книге много волнующих страниц.
Разведгруппа со своим молодым командиром действовала на территории Белоруссии, охваченной мощным партизанским движением, и передавала свои донесения командованию 1‑го Белорусского фронта, в ведении которого находились разведчики, а также оказывала помощь партизанам. Автор хорошо знает быт и ратный труд партизанских отрядов, где ему и его группе часто приходилось базироваться. С неизменным восхищением говорит он о партизанах, любовно выписывая портреты и судьбы самых отважных из них.
Значительны главы, где рассказывается о работе в тылу врага немецких антифашистов. С подъемом и безграничным уважением говорит автор об отваге этих людей, о сложности их положения и верности своей антигитлеровской миссии.
В 1944 году Иван Андреевич Колос был сброшен с парашютом в восставшую Варшаву. Он был вместе с восставшими на улицах, под обстрелом, среди польских мучеников и героев.
Пронзительны в книге зарисовки жизни варшавян в подвалах города.
Зримы эпизоды выхода из разрушенного города по канализационным тоннелям Варшавы.
Нельзя без волнения читать включенные в повествование дневники юной варшавянки, передающей в своих бесхитростных записях атмосферу надежды и трагизма тех дней.
В последний год войны Иван Колос находился с особым поручением в Берлине, а затем на юге Германии.
За смелость и отвагу, за выполнение особо важных заданий советского командования в тылу врага Иван Андреевич Колос награжден многими правительственными наградами нашей страны и зарубежных государств.
И вот теперь эта книга.
Сохраняя документальную основу, верно передавая суть главных исторических событий, автор, облекая свои воспоминания в форму приключенческого повествования, иной раз отступает от буквального пересказа некоторых второстепенных фактов, меняет имена и фамилии действующих лиц.
В целом же атмосфера тех грозных лет передана И. Колосом с художественной достоверностью, и, читая книгу, испытываешь чувство благодарности к автору, совершившему много лет назад подвиг воина и в наши дни – подвиг памяти.
Генерал‑майор в отставке В. Никольский
БЕЛОРУССИЯ РОДНАЯ!
Внизу сверкают молнии…
…Шел к концу второй год Великой Отечественной войны… Я тогда командовал Лельчицкой партизанской бригадой в Полесье и вскоре был вызван в Москву для отчета.
Помню, как готовился к встрече с генералом. Надраивал сапоги, пуговицы. Волновался чертовски – до той самой минуты, пока не переступил порог просторного кабинета и не доложил о своем прибытии.
Генерал поднялся из‑за стола и неожиданно просто, по‑домашнему поинтересовался:
– Ну, как настроение?
– Вполне бодрое, товарищ генерал! – ответил я уже совершенно спокойно.
– Что ж, тогда приступим к делу.
Он извлек из несгораемого шкафа приказ о моем назначении командиром группы военных разведчиков, перечислил фамилии моих подчиненных – шесть человек: Дмитрий Стенько, Григорий Рудан, Алексей Панюшков, Михаил Роднюк, Николай Сидельников, Иван Казаков1. Генерал каждому дал короткую харак‑теристику. Некоторых из перечисленных товарищей я уже хорошо знал. Это были не новички в разведке.
Группе предстояло действовать в глубоком тылу врага, на юге Белоруссии.
– Приказ о вылете получите дополнительно, – сказал генерал и пожал мне на прощание руку.
…Нас поселили недалеко от аэродрома, в отдель‑ном домике, и мы стали готовиться к вылету во вражес‑кий тыл. Подгоняли одежду и снаряжение, проводили тренировки в полной боевой выкладке: вещмешок, парашют, рация, автомат, боеприпасы. На каждого приходилось килограммов по шестьдесят!
В один из вечеров мне вручили приказ о вылете.
…Темень на аэродроме была хоть глаз выколи. Только время от времени, когда самолеты шли на посадку или взлетали, вспыхивали прожекторы и освещали бетонированную полосу.
Нас подвезли к двухмоторному «Дугласу». Инструктор парашютного спорта выстроил всю группу, еще раз осмотрел наше снаряжение, дал последние напутствия – и вот мы в самолете. Поудобнее усаживаемся, проверяем, хорошо ли зацеплены парашютные карабины за трос, натянутый вдоль бортов самолета.
Я засветил фонарик, луч его скользнул по лицам товарищей: они были словно высечены из мрамора.
Взревели моторы. Вспыхнул рядом сноп света. Самолет, пробежав по летному полю, поднялся в воздух.
Все прильнули к окнам.
Я тоже смотрю на стремительно проваливающуюся землю. Там, уже далеко внизу, сверкают молнии. Тысячи молний!.. Это – фронт. На земле идет бой…
Неожиданно в самолете стало светло как днем: мы попали в луч вражеского прожектора! Тревожно заколотилось сердце. Смотрю на товарищей: они спокойны, и мне сразу становится легче. А вокруг самолета уже рвутся снаряды. Ощущение не из приятных. Но я – командир и беспокоюсь за подчиненных: как поведут они себя дальше?
Вдруг самолет резко понесся к земле. Нас отбросило назад и с силой прижало к стенкам. Еще мгновение… Нет, все в порядке! Самолет вышел из пике над самыми верхушками деревьев. Совсем близко пронеслись соломенные крыши хат…
Немного погодя из пилотской кабины вышел командир корабля Дмитрий Барилов и прокричал мне в самое ухо:
– Как самочувствие? Думали – кувырнемся?
– Черта с два тут успеешь что‑нибудь подумать.
Барилов рассмеялся:
– Маневр! А теперь вот так, на бреющем, и будем лететь до самого места назначения.
Южнее Гомеля в самолете завыла сирена: это был сигнал «Всем встать!».
Барилов открыл дверцу: «Счастливо, ребята!»
Первым в темень нырнул Николай Сидельников. За ним – Иван Казаков, третий, четвертый, пятый… Предпоследним был младший лейтенант Михаил Роднюк, невысокого роста веснушчатый парень. Он подошел к двери. Раскинув руки, уперся в края дверного проема… И тут что‑то упало мне на ноги. У Роднюка расстегнулся ранец и вывалилась часть купола парашюта.
– В чем дело? – сколько было силы закричал Барилов.
Я схватил Роднюка за плечи и попробовал оттащить его от двери. Но Михаил обернулся, сноровисто подобрал стропы и… выпрыгнул из самолета.
Я было ринулся следом, но Барилов удержал меня:
– Вас отнесет слишком далеко. Пока возились с этим парнем, добрый десяток километров пролетели!.. – прокричал он.
Самолет сделал круг, вернулся к месту приземления группы. Я прыгнул. Парашют благополучно раскрылся, и я стал плавно опускаться на землю.
Основным нашим ориентиром было озеро Корма. Пристально всматриваюсь вниз, стараясь поймать отблеск водной глади, но озера и в помине нет. «А, будь что будет!» – думаю я.
Земля приближается навстречу все быстрей и быстрей. И чем она ближе, тем увереннее я себя чувствую. Овладевшее было мной состояние безразличия постепенно улетучивается, и я снова готов к действию, к борьбе – что бы меня ни ожидало там, на оккупированной гитлеровцами территории.
Толчок! Чувствую, что проваливаюсь куда‑то. Не будь вещмешка – ушел бы с головой в трясину…
С трудом выбрался, утопил парашют, отполз в сторону метров на двести. Прислушался – никого. И вдруг сноп света впился в черную толщу неба. Раздались выстрелы.
Я достал фонарик, опустил зеленое стекло. Просигналил. Еще! Еще! Наконец замелькали ответные огоньки: первый, второй, третий, четвертый…
Собралось пять человек. Шестой, Миша Роднюк, на мои сигналы не отзывался… Я торопливо рассказал товарищам, как неладно у него вышло с прыжком. Николай Сидельников тяжело вздохнул:
– Вот как бывает: еще ничего не сделали, а человека уже потеряли…
Снова послышались выстрелы. Надо было скорее уходить. Если немцы заметили советский самолет, круживший ночью над лесом, то наверняка сюда уже спешит карательный отряд. Вполне возможно, что район нашего приземления даже оцеплен…
Но как уйти и оставить товарища? Правда, такой вариант был предусмотрен: если кто‑то отстанет от группы, встречаемся в условленное время у партизанского связного. Но одно дело обдумывать подобные варианты дома и совсем другое – принять решение здесь, под носом у врага. Ну, уйдем мы отсюда, думаю, а Роднюк, может, где‑нибудь сейчас совсем рядом с нами: его могли ранить, мог удариться во время приземления и потерять сознание.
Даю команду: рассредоточиться и двигаться цепочкой. Вдруг повезет, и мы наткнемся на Мишу.
Стрельба все усиливается. Явственно послышался лай собак. Плохо дело. По следу идут ищейки…
Через каждые три‑четыре километра мы останавливаемся, прислушиваемся, делаем передышку. Выстрелы и тявканье неотступно следуют за нами. Потеряв надежду отыскать Роднюка, мы ускоряем шаг…
Мы идем вторые сутки безостановочно. Стараемся не сбиваться с заданного направления и в то же время держаться в стороне от проезжих дорог и населенных пунктов. Нам все еще не удалось оторваться от погони. Мы валимся без сил. У многих на ногах появились кровавые мозоли. Ночью, в темноте, боясь, чтобы кто‑нибудь не упал, мы следим друг за другом. Необходим отдых. Хотя бы на час. Гитлеровцы за этот час, конечно, подойдут совсем близко. Но если не передохнуть, они настигнут нас еще скорее – вконец обессилевших, не способных к сопротивлению.
…Впереди, на фоне ночного неба, возникают чахленькие березки и сосенки. Болото. Решаем идти на‑прямик, по воде – овчарки потеряют след. Ноги вязнут в тине. Ребята, как слепые, держатся друг за друга. С великим трудом, но все же шаг за шагом движемся вперед.
Наконец выбираемся на какой‑то островок. Вот тут и остановимся. Немцы наверняка пойдут в обход болота. Это даст нам выигрыш во времени. Передохнем и снова через болото форсированным маршем двинемся дальше.
Глянул я на товарищей, а они готовы: спят все – кто сидя, кто лежа, кто ухитрился даже на корточках. Мой заместитель по политчасти Николай Сидельников, который все время подбадривал разведчиков, сидит, уронив голову на руки.
– И ты спишь, Николай? – Я трогаю его за плечо. Он вскидывается, пытается раскрыть глаза.
– Нет, не сплю… – и снова роняет голову.
Не хватает уснуть только командиру! Я кое‑как добираюсь до берега, плещу в лицо ледяную воду. При‑слушиваюсь к выстрелам, к лаю собак: гитлеровцы, приблизившись к берегу, свернули направо – не пошли по болоту.
Проходит тридцать минут, сорок, пятьдесят… Нет сил бороться со сном. Глаза смыкаются сами: вот‑вот усну. И бери тогда нас фриц голыми руками! Решил разбудить Сидельникова – пусть теперь он постоит на часах, а я отдохну. И как раз в это время тишину прошивает длинная очередь. Следом вторая. Узнаю немецкий скорострельный пулемет. С березы, под которой я стоял, посыпались ветки. Но никто из ребят даже не шевельнулся. Все продолжают спать богатырским сном. Подбегаю к одному, хватаю за шиворот, трясу – бесполезно. К другому, к третьему – тот же результат. Я растерялся. Надо отходить немедленно, а они спят!..
Схватил автомат, чтобы дать очередь. Но вовремя одумался: противник сейчас же обнаружил бы группу. Кричать тоже нельзя. Что делать?
– Немцы!.. – в отчаянии негромко говорю я как бы самому себе.
И… все мигом вскочили! А Николай Сидельников – так тот был уверен, что и не спал вовсе…
Мы снова погружаемся по пояс в болото и идем, взяв чуть правее выстрелов. Начинает светать. Резче вырисовываются силуэты сосен, берез. Поднялись на небольшой песчаный, поросший сосняком бугорок. На некоторое время стрельба прекратилась, но затем снова – уже и слева и справа – затрещали автоматные очереди. Мы залегли и увидели идущих цепью гитлеровцев. Значит, они нас заметили! Но нам нельзя ввязываться в бой: силы явно неравные, а мы непременно должны выбраться отсюда.
Оставляю Николая Сидельникова и Ивана Казакова прикрывать группу и быстро, бегом, увожу остальных разведчиков в глубь леса. Сидельников с Казаковым автоматным огнем заставили гитлеровцев залечь, сами же, целые и невредимые, вскоре присоединились к нам.
Похоже, что на этот раз нам удалось оторваться: густой лес надежно спрятал нас, попробуй найди в нем горстку одетых в маскировочные халаты разведчиков!
Я развернул карту. Сколько еще идти? По прямой – километров четырнадцать, а лесом, обходя топи, – и того больше. Решаем все‑таки идти лесом. Я еще раз напоминаю товарищам, что мы не должны ввязываться в бой, пока не установим связь с партизанами.
Вдруг где‑то совсем рядом с нами загремели винтовочные выстрелы – как раз в той стороне, куда мы двигались. На немцев непохоже. Полицаи? Мы с Николаем пошли в разведку. Григорий Рудан, оставшись за старшего, расположил группу полукольцом – на случай опасности.
Метров через триста мы с Николаем увидели грунтовую дорогу со свежими следами колес и лошадиных копыт. Следы вели на запад.
И снова – в той стороне, куда уходили следы, – прогремели выстрелы. Затем наступила тишина.
Группе предстояло перейти дорогу, днем в тылу врага – это сложное дело. Мы решили выждать: не явятся ли на выстрелы немцы?
Вскоре слышим автоматную стрельбу. Лежим в кювете, ждем, наблюдаем за дорогой.
Вдруг из‑за поворота показалась телега. Упитанная лошаденка, навострив уши, бойкой иноходью трусила по дороге. На телеге сидел возница в каком‑то необычном одеянии: китель цвета хаки без погон, на голове замурзанная кепчонка. Он вовсю нахлестывал кнутом пегую лошаденку – видно, сильно спешил. Всматриваюсь в лицо – ничего не могу понять: это же наш Михаил!
Забыв об опасности, мы с Николаем почти одновременно вылетели на дорогу. Михаил, увидев нас, всем корпусом подался назад и выставил автомат, но в ту же минуту узнал…
Расспрашивать было некогда. Мы взяли лошадь под уздцы – и в лес. Товарищи наши уже приготовились к бою. Увидев нас, они сразу заулыбались, кинулись обнимать Роднюка.
На все расспросы Роднюк отвечал коротко:
– Был в гостях у фрицев. Показал я им!..
Григорий Рудан пошутил:
– Спасибо, Михаил, что транспорт нам схлопотал, – снял с плеч вещмешок и кинул на подводу.
Раздался пронзительный визг, и, раскидав солому, из телеги выскочил поросенок. Вот это да!
– Там еще две винтовки под соломой… Тоже подарок от фюрера, – усмехнулся Михаил.
Мы сложили на повозку наше снаряжение и стали дожидаться темноты. Тут Михаил рассказал, что с ним произошло. Он приземлился километрах в пяти от озера Корма. Увидел свет прожектора, услышал выстрелы, гул машины и решил уходить, не дожидаясь остальных.
Два дня шел Роднюк по лесу. Выстрелы преследовали его то слева, то справа. На третий день он подошел к болоту, подался в сторону и вышел на грунтовую дорогу. Сразу переходить ее не решился. Около часа лежал в кювете, наблюдал. И вот показалась повозка, в ней два полицая, оба пьяные, а рядом – эсэсовский офицер на коне, тоже под мухой.
Полицаи развлекались. Один подбрасывал кепку, а другой палил в нее из винтовки.
Немец хохотал:
– Шлехт шиссен! Шлехт шиссен!1 – и потребовал, чтоб и ему подбросили кепку.
Один из полицаев подбросил свою кепку, и эсэсовец выстрелил из парабеллума. Да, видно, промахнулся: ругался почем зря.
Роднюк подпустил едущих ближе и дал несколько автоматных очередей. Полицейских он уложил на месте. Офицер попытался было удрать, но пуля настигла и его. Роднюк снял с полицейского китель, забрал документы, оружие.
В повозке он обнаружил поросенка. Как мы узнали позже, гитлеровцы забрали его в соседнем селе у старика со старухой, которых они потом расстреляли…
Через день мы все были у партизанского связного, а уж он благополучно переправил нас в отряд, которым командовал Антон Мищенко.
Надо сказать, что в 1943 году территория от Гомеля до Пинска была охвачена мощным партизанским движением. Здесь действовали Минский, Гомельский, Полесский и Пинский подпольные обкомы партии.
В южной части Полесской области было образовано Южно‑Припятское партизанское соединение.
Мы, военные разведчики, многие вопросы, связанные с нашей работой, согласовывали с подпольными партийными органами.
«Наш шеф капут!..»
…Суровой и трагической была жизнь этого края под тенью свастики. Разоренные дотла, опустошенные деревни и села. Старики, женщины, дети, скрывающиеся в болотистых лесах, ютящиеся в землянках и шалашах. Вечный страх перед карательными экспедициями гитлеровцев и жгучая ненависть к ним. Фашисты угоняли на каторжные работы в свою Неметчину подростков, забирали последний хлеб…
Летом 1943 года гитлеровское командование бросило большие силы на подавление полесских партизан. Мы узнали, что в Мозыре разместился штаб крупного эсэсовского соединения во главе с матерым гитлеровским генералом СС Зейсом. Он был одним из организаторов концлагерей, массовых казней, расстрелов, карательных экспедиций. На совести этого фашиста числилось двенадцать тысяч жизней советских людей.
О том, что готовится блокада партизан Полесья, о гестаповском штабе мы радировали в Центр. Вскоре получили приказ: хорошо разведать штаб и сообщить данные о количестве гитлеровцев в Мозыре и их вооружении.
Стали думать: кому поручить это важное и ответственное задание? В городе у нас была связная, комсомолка Мария Чернушевич. До войны работала счетоводом, жила вместе с матерью. Эта неприметная на вид девушка выполняла все, что ей поручали, с неизменной четкостью.
Мы решили, что и эту операцию проведет Мария Чернушевич.
Через связного я назначил Марии встречу в лесу. Когда я рассказал ей о предстоящем задании, она произнесла только одно слово:
– Выполню!..
Штаб эсэсовской части находился в двухэтажном каменном здании. До войны в нем располагалось наше войсковое подразделение. Мы знали, что внутри – много комнат. Здание было обнесено колючей проволокой, вокруг вырыто несколько рвов. На расстоянии трехсот метров никто к нему не подпускался. Соседние дома пустовали, жителей фашисты без всяких церемоний выселили. Если кто‑либо появлялся в районе штаба, гитлеровцы без предупреждения стреляли.
Ночью Мария забралась в один из пустовавших домов и с чердака, через слуховое окно, в течение трех суток наблюдала за штабом в бинокль. Ей стало известно: когда сменялся караул, где расположены огневые точки, кто въезжал и выезжал из штаба…
Под вечер третьего дня Мария увидела, что из центрального подъезда вышли две женщины. Одеты они были обычно – в платья, кофточки, на головах платки. Кто они? Мария поспешила незаметно выбраться на улицу и, стараясь не попадаться на глаза гитлеровцам, пошла за женщинами. Когда те завернули за угол, Мария нагнала их и спросила, не знают ли они, где можно достать картошки.
Одна из них, чернявая, настороженно посмотрела на Марию и спросила:
– А ты чья будешь‑то?
– Да Авдотьина я. Чернушевич Маруся…
Чернявая улыбнулась.
– Я знаю твою мать, мы вместе работали в конторе лесосплава… А где она сейчас?
– Дома, неважно себя чувствует…
– Передай ей поклон от Натальи.
– Передам непременно.
У Марии моментально созрело решение: мать и узнает, как оказалась эта женщина у гитлеровцев в штабе.
Мать встретилась с Натальей тем же вечером. Поговорили. Подруга с опаской шептала:
– Смотри не подведи… Мне офицер, он охраной и приемом на работу ведает, велел, чтоб молчала. Говорил: «Если где слово скажешь, что работаешь у нас, расстреляем»… Пропаду я…
Но мать стала просить ее замолвить перед офицером слово за Марию.
– Мочи нет голодать, – говорила мать. – Может, им там еще уборщицы нужны. Возьмут Машку, мы тебя вовек не забудем, за доброту‑то твою…
– Что ты, что ты! – замахала руками Наталья. – Скажу офицеру, он меня и велит расстрелять, объясняла ж я тебе… – Наталья помолчала, потом, поколебавшись, сказала: – Есть там ефрейтор один, попробую ему сказать, что хорошая, надежная девушка ищет работу… А там уж как получится, не обессудь!..
Через два дня женщина сообщила, что Мария может прийти в штаб для переговоров. Мария пришла в назначенное время.
Ефрейтор, о котором говорила Наталья, провел девушку в небольшую комнату и на ломаном русском языке потребовал:
– Снимай пальто!
Мария сняла.
– Снимай жакет!
Сняла.
– Ботинки снимай!..
Когда Мария осталась в одном платье и босиком, ефрейтор успокоился:
– Ну, вот так… Теперь пойдем к офицеру…
Пошли по коридорам. В просторной комнате за столом сидел толстый эсэсовец со свиными глазками. Он лениво поднял голову:
– Та самая?
– Так точно! – отчеканил ефрейтор.
Офицер подошел к Марии, потрогал за руку, за подбородок, посмотрел зубы.
– Где живешь?..
Мария ответила. Ефрейтор перевел.
– Семья какая?
– Я да мама…
– До войны где работала?
– В конторе магазина «Бакалея».
– Комсомолка?
– Нет.
– Ну, хорошо…
Приказав ефрейтору записывать, офицер продолжал:
– Связь с партизанами имеешь?
– Нет, не имею.
– Где бываешь? Куда ходишь вечером, днем?
– Да никуда не хожу… Только если продуктов достать, ведь ничего в городе нет.
– А почему решила идти к нам на работу?
– Трудно, голод…
Офицер громко выругался и больше ни о чем не стал спрашивать.
После некоторой паузы произнес:
– Придешь через три дня ко мне сюда, в это же время. Иди…
Мария направилась к выходу, за ней последовал ефрейтор. В первой комнате она надела жакет, пальто, обулась. Когда выходила, все казалось – убьют.
С трудом заставила себя идти спокойно.
Через три дня, когда Мария снова явилась в немецкий штаб, тот же офицер заявил ей:
– Мы принимаем тебя на работу, но имей в виду: если кому скажешь, где работаешь, расстреляем… Приходить сюда будешь без лишних вещей… Ефрейтор будет вручать тебе метлу, ведро, тряпку и провожать к месту, где ты должна убирать. После уборки будешь все сдавать ефрейтору. Хайль Гитлер!
– Хайль! – ответила Мария.
Прошел день, второй, третий. На четвертый Мария сообщила, что кабинет генерала Зейса расположен на втором этаже, что из кабинета прорублена дверь в соседнюю комнату, в которой он спит. Он никогда не выходит из дома, даже на прогулку.
Как уничтожить этого матерого фашиста?.. Задача оказалась не из легких…
На седьмой день работы Мария, закончив уборку, вернулась к ефрейтору сдать ведро, тряпку и метлу. Начала одеваться. Вдруг он говорит ей:
– Завтра будешь убирать кабинет генерала… Вчера там убирала старая русская свинья, оставила на столе пыль. Шеф сделал замечание офицеру… Старуху посадили в карцер, скоро с ней рассчитаются. Так что учти…
– Хорошо, – ответила девушка, – я поста‑раюсь…
Мы стали думать – как расправиться с фашистским генералом и при этом сохранить жизнь нашей разведчицы?
Решили воспользоваться магнитной миной с часовым механизмом. Мы подготовили мину, завели механизм, чтобы он сработал через два часа после установки мины.
…Ночью городские связные доставили мину Марии. Ее предупредили, что, поставив мину, она должна немедленно уйти из города на окраину, где ее будут ждать партизаны.
Утром девушка подложила мину под грудь, подвязала потуже платком, надела новое платье с короткими рукавами и отправилась на работу.
Как обычно, прошла в штаб к ефрейтору, сняла пальто, кофточку, ботинки, приготовилась к работе.
Вручая Марии ведро и тряпку, ефрейтор обратил внимание на ее новое платье:
– О, какая ты сегодня красивая…
Он подошел к девушке и начал гладить ей руку…
Мария приветливо улыбалась…
Затем последовала проверка у офицера.
– Какая ты нарядная, – увидев девушку, одобрительно сказал офицер. – Иди убирать кабинет шефа. Чтоб все было чисто… А не то, – офицер показал рукой на потолок, – быстро там очутишься.
– Хорошо, я постараюсь, – ответила Мария.
– Иди.
Еле передвигая ноги, Мария пошла за офицером на второй этаж. Вот и кабинет генерала. Она начала уборку. Стала протирать подоконники. Одно окно, второе, третье. Куда поставить мину? Куда? Офицер время от времени заглядывает в открытую дверь, кричит:
– Шнель! Шнель! – и продолжает маршировать по коридору.
В центре кабинета – длинный стол, накрытый сукном.
Мария влезла под стол и, делая вид, будто протирает пол, вытащила мину… Приложила ее к железной обивке ящика и со страхом оторвала руку. Мина прикрепилась.
А из коридора опять:
– Шнель! Шнель!..
Наконец уборка закончена. Мария сбежала по лестнице, пошла к ефрейтору сдавать тряпку и ведро. Тот удивленно взглянул на нее:
– Что с тобой? Ты что, больна?
– Да, что‑то голова болит… – еле выговорила Мария.
Надела пальто и, изо всех сил стараясь сохранять спокойный вид, вышла на улицу. Мина была поставлена без пятнадцати десять.
Мария забежала домой, захватила заранее приготовленные узелки с вещами и вместе с матерью ушла на окраину Мозыря. Там их ждали наши разведчики.
Без четверти двенадцать в центре города раздался сильный взрыв.
Вскоре во всех направлениях разошлись эсэсовские карательные отряды, но партизаны, принимавшие участие в операции, были готовы к этому – они заминировали дороги, устроили засады…
Через месяц мы захватили в плен одного офицера из штаба Зейса. На наш вопрос, как был уничтожен его шеф, он ответил:
– О, наш шеф капут! Наш шеф подскочил под потолок вместе со столом… В потолке была даже дырочка… Наш шеф капут, капут…
«Цап‑царап…»
…Осень 1943 года. Из Центра поступил приказ: тщательно разведать районы городов Пинска, Давид‑Городка, Лунинца, Турова. По данным, которыми располагало высшее командование, гитлеровцы строили здесь вторую линию обороны. Первой они считали Днепр.
Получив приказ, мы тут же приступили к работе. В Туров я послал Сидельникова, разведчика опытного и умного. У него там были свои связные.
Несколько раз побывал Николай в городе. Доставляемые им сведения мы тут же сообщали в Москву. Но однажды, когда Сидельников ночью попытался пройти в Туров, гитлеровцы обнаружили его, открыли огонь, и ему пришлось вернуться. Тогда мы направили в город партизана из соседнего села, снабдив его соответствующими документами на немецком языке. Маневр удался. Партизан встретился с нашей связной Олей Саевич. Она сообщила, что в Туров два дня назад прибыло около семисот эсэсовцев и пятьдесят полицейских. Гитлеровцы зачем‑то стягивают в городок большие силы, что‑то замышляют.
Даю радиограмму в Центр и получаю приказ: все разведать подробно и доложить.
Нам удалось установить, что немцы окопались на северной окраине Турова, огородились колючей проволокой, что в их распоряжении три бронетранспортера и минометы, но каковы их планы, выяснить опять не удалось.
Через несколько дней Оля Саевич сообщила, что в городе появился какой‑то странный гебитскомиссар. Прибыл откуда‑то из‑под Берлина, ведет себя необычно: не зверствует, не лютует. Придет к нему женщина, попросит паек, он напишет записочку и спокойно, на чистом русском языке говорит: «Иди на склад, получи». В разговорах с жителями все интересуется, где находятся партизаны.
В том, что гитлеровец интересуется местопребыванием партизан, ничего удивительного не было. Ведь оккупанты боялись партизан пуще огня, но вот то, что он прибыл из‑под Берлина, меня очень заинтересовало. Значит, он знает о войсках, находящихся в Германии, наверняка кое‑что знает и о новинках в вооружении немецкой армии. Об этом гебитскомиссаре даю подробную радиограмму в Центр и вскоре получаю ответ: «Организуйте работу». На нашем разведывательном языке это означает: взять гебитскомиссара под наблюдение, поближе с ним познакомиться и попытаться заставить работать на нас.
Задача сложная.
Я пригласил Олю Саевич в партизанский лагерь и предложил ей пойти на прием к гебитскомиссару.
– Как это, товарищ командир? – не поняла Оля.
– Ну, пойдешь, попросишь паек: мол, оголодала очень. По тому, как он выглядит, как разговаривает, постарайся понять, что за тип…
Оля задумалась, долго молчала. Потом сказала:
– Хорошо, пойду.
…И вот Оля у входа в комендатуру. Ее окриком останавливает часовой.
Разведчица отступила и нарочно громко стала говорить, что ей нужен гебитскомиссар Зустель.
Открылась дверь, показался седой высокий офицер без фуражки.
– Ты ко мне? – спросил он по‑русски.
– Мне нужно к господину Зустелю, гебитскомиссару…
– Я и есть Зустель. – Офицер велел часовым пропустить Олю.
Когда она вошла в кабинет, Зустель спросил:
– Зачем ты пришла?
– Я слышала, что вы помогаете женщинам, выписываете им пайки, – ответила Оля. – В городе нет продуктов, голодно… Вот я и пришла, чтобы вы помогли мне…
– Почему я должен помогать тебе? Как ты жила до сих пор?
– Были кое‑какие тряпки, меняла их в селах на хлеб. Ничего больше не осталось…
– Где ты живешь?
– На улице Подгорной, в доме двадцать пять.
– С кем?
– Мать, братишка…
– А до войны что делала?
– Училась…
Немец расспрашивал Олю и что‑то быстро записывал в блокнот. На столе два полевых телефона. Звонил то один, то другой. Отвечал Зустель по‑немецки. Положив трубку, гебитскомиссар вдруг спросил:
– Как тебя зовут?
– Оля.
– Оля… Ну‑ка, Оля, садись.
Он пристально посмотрел на девушку.
– Скажи, кто тебя прислал ко мне?..
Оля немного растерялась, но быстро овладела собой и ответила:
– Никто не присылал, сама пришла. Когда человек голодный, он на все готов… Знаете ли, голод не тетка. Люди, которым вы помогли, о вас хорошо говорят…
– Значит, ты пришла за пайком? – Зустель еще раз пристально посмотрел на Олю. – Ну что же, я тебе выпишу паек, – задумчиво сказал он.
И тут же написал записку.
– По этой бумажке получишь паек на складе.
Оля взяла записку, встала, хотела идти, но вдруг услышала:
– Подожди, сядь…
Немец прошелся по кабинету, посмотрел в окно, снова подошел к Оле:
– Значит, тебя никто ко мне не присылал?
– Никто.
– А скажи, ты что‑нибудь о партизанах знаешь?
Оля лихорадочно соображала, что сказать. Решила: была не была!
– Да, говорят, господин гебитскомиссар, они часто приходят на окраину города…
– Как часто?
– А вот дней пять назад ходили утром по нашей улице.
– Как? Днем, на улице?
– Да…
Офицер быстрее заходил по кабинету, явно нервничая, поднял телефонную трубку. О чем‑то говорил, но слова «партизаны» не упоминал.
– Значит, партизаны бывают? – обратился он снова к девушке.
– Бывают.
– Ай, ай! И говорят, их много в лесу?
– Говорят, много.
– Оля, я вижу, ты девушка хорошая. Если тебе понадобится помощь, может, опять нужен будет паек, приходи ко мне, я все сделаю. Но и у меня к тебе просьба: когда на вашей улице появятся партизаны, сообщи мне.
Оля вскочила:
– Господин Зустель, что вы! Спасибо, что помогли, а чтобы сообщать, я не могу… Партизаны – люди жестокие, сразу расстреляют меня за это…
Но немец не отступал.
Оля долго отнекивалась, он настаивал. Наконец девушка согласилась:
– Господин гебитскомиссар, только для вас это сделаю, вы так добры ко мне…
– Ну вот и хорошо, договорились! Когда в следующий раз подойдешь к комендатуре, крикни часовым: «Кинд!» – и они тебя сразу пропустят…
Немец проводил Олю к выходу. Увидев Зустеля, часовые тут же расступились, разведчица вышла на улицу и быстро зашагала к своему дому. Ее неотступно преследовала мысль: сейчас вдогонку пошлют автоматную очередь – и все… Они так часто делали… Нет, тихо… Вот и поворот. Осталась жива! Как только повернула за угол, пустилась бежать.
Ночью она пришла к нам в лагерь, рассказала, как прошла встреча с гебитскомиссаром. Договорились, что она вернется в город, а мы на рассвете вышлем на окраину группу партизан: пусть постреляют, создадут видимость налета.
К рассвету восемнадцать конников подъехали к городу, спешились, сняли немецкую заставу и открыли такой огонь, что гитлеровцы в панике подняли весь гарнизон. Оля пошла к гебитскомиссару. Подбегая к комендатуре, крикнула: «Кинд!» Солдаты тут же расступились. Влетела, запыхавшись, делая вид, что долго бежала.
– Ну что? – вскинулся Зустель.
– Партизаны!
– Да, да, – немец явно нервничал, – я уже знаю. Мне сообщили из гарнизона…
Он ходил по кабинету, бледный, расстроенный.
– А ты их видела? – вдруг спросил Зустель.
– Нет, – ответила Оля, – только на расстоянии. Как крикнули, что партизаны, я тут же бегом к вам…
– Ну хорошо, хорошо, – промямлил немец, – но в следующий раз, когда появятся партизаны, ты не беги ко мне, не сообщай. Пускай они тебя задержат…
Оля сразу насторожилась.
– Да, задержат… А ты постарайся связаться с их командиром. Скажи, что я хочу с ним встретиться… Только об этом никому ни слова… Надеюсь на тебя.
Оля не ожидала такого поворота, но не растерялась:
– О, господин Зустель, попадаться им в руки!..
Беседа протекала бурно. В конце концов Оля согласилась:
– Ну хорошо, если встречу, попробую… Только и вы дайте слово, что выручите меня.
– Обязательно выручим! Слово офицера!
Когда Саевич рассказала нам об этом разговоре, мы долго гадали: что за трюк?
Я стал припоминать, были ли подобные случаи в моей разведывательной практике.
В 1942 году приходил к нам на встречу лейтенант немецкой армии. Два солдата перешли добровольно, хорошо воевали вместе с нами, потом были отправлены в партизанский штаб соединения. Один обер‑лейтенант, эсэсовец, в начале сорок третьего года перешел к нам. Оказался провокатором: на лагерь напало до тысячи эсэсовцев. Целую неделю нас преследовали, еле скрылись. А что если и этот Зустель просит о встрече с целью провокации и за ним придут сотни эсэсовцев, бронетранспортеры… Мы понесем напрасные потери. Но ведь если Зустель приедет на встречу, то будет в наших руках. Стоит рискнуть. Офицер, гебитскомиссар, только что прибыл из Берлина… Для разведки объект несомненно интересный.
Я снова запрашиваю Центр и снова получаю приказ: «Работайте!»
Принимаем решение: встретиться с Зустелем.
Утром партизаны выедут на опушку леса, откроют огонь. А в это время Оля поб