Анатолий Владимирович Афанасьев
Те, кто рядом
Анатолий Афанасьев
Те, кто рядом
От автора
В книге, которая сейчас попала вам в руки, дорогой читатель, много всего намешано: приключения там легко уживаются с пародией, в ужасные события странным образом вплетается весёлый смех, чистая, прозрачная фраза нередко разбавляется неуклюжим словцом, а то и газетным оборотом. Разумеется, можно было бы привести всё это в стройный вид, придать повествованию благозвучность, но я не стал это делать. Зачем? Ведь и в жизни всё бывает так перепутано, что не скоро разберёшь, где конец, где начало. И потом, если озорную выдумку долго «причёсывать», то в конце концов она непременно «облысеет». И кому она будет тогда интересна?
Однажды в поезде дальнего следования я разговорился с мальчиком, которого звали Витя. Это оказался на удивление умный мальчик, хотя по виду ему не было и десяти. Сначала мы болтали о пустяках, потом я, как водится, поинтересовался, кем он собирается стать, когда вырастет. Витя пренебрежительно ответил, что ещё не решил окончательно – возможно, авиаконструктором, а возможно, таксистом, – и в свою очередь спросил, чем я занимаюсь. Я сообщил, что пишу разные книги.
– Вы писатель?
– Ну вроде того…
– А какие сказки вы написали?
– Никаких. Я, видишь ли…
Но мой юный собеседник потерял всякий интерес к разговору. Это задело меня за живое.
– Ты что же думаешь, Виктор, только сказки трудно сочинять, а всё остальное ерунда, по‑твоему?
– А разве нет?
Впоследствии я убедился, что мой капризный дорожный знакомый был отчасти прав. Теперь я даже думаю, что сказки или то, что на них похоже, вообще нельзя сочинить: они возникают по каким‑то своим собственным сказочным законам, точно приходят во сне. Это звучит неправдоподобно, но это именно так.
В каждом из нас есть своя неповторимая сказка, надо лишь её услышать и не полениться пересказать. А происходит это так, что возникают какие‑то доселе незнакомые лица, звучат дальние призывные голоса, и постепенно, если тебе очень этого хочется, где‑то в тебе самом рождается история, которую остаётся только записать на бумаге.
Что получилось у меня – не берусь судить. Но тешу себя малой надеждой, что когда‑нибудь эту книжку прочитает мой давний попутчик и она ему придётся по душе. Впрочем, время идёт так быстро, и вполне возможно, Витя успел стать взрослым и забыл, как многие из нас, что ничего нет на свете прелестнее сказок.
А. Афанасьев
Из дневника учительницы Варвары Петровны Кузьмищевой, любимой учениками за то, что она Не Умеет Повышать Голос
«…Итак, я написала о первых своих мальчиках и девочках. Когда они вырастут, то, возможно, придут ко мне, своей учительнице, и мы будем вместе вспоминать, какими они были в школе… Впрочем, я далеко не Ушинский, поэтому, наверное, многие из них остались для меня загадкой. Мне стыдно оглядываться на ту самоуверенную дурочку, какой я была всего лишь год назад… Казалось, стоит войти в класс и заговорить, как дети проникнутся ко мне любовью. Наивные, далёкие от истины грёзы. Как часто я собиралась всё бросить и бежать куда глаза глядят из этого сумасшедшего дома, который по недоразумению называют школой… Но постепенно я всё же сумела подружиться с моими юными разбойниками. Я поняла главное. Дети только одним отличаются от взрослых – они не прощают притворства. И это странно, потому что сами они притворяются поди как ловко. Особенно девочки. Правда, в моём великолепном 6 „А“ фору всем девочкам даст Толя Горюхин, моё горе и моя радость. Сейчас, перелистывая дневник, я вновь поражаюсь многообразию проявлений его личности, противоречивости его характера. Вот первая запись о нём. Разговор у доски:
– Как тебя зовут, мальчик?
– Чего?
– Я спрашиваю, как твоё имя?
– Там у вас в журнале записано.
Передо мной стоял худенький, светловолосый мальчуган с каким‑то сонным выражением лица. Отвечал он тоненьким голоском, точно пищал через свистульку.
– Знакомятся не по ведомости. Я же назвала себя. Ты помнишь, как меня зовут?
Мальчик улыбнулся.
– Вас зовут Варей?
– Варварой Петровной.
– Анатолий Вениаминович!
Класс, разумеется, грохнул, а я подумала: грубиян и, видимо, любит быть в центре внимания…
Не в первый раз я поспешила с выводом. Толя Горюхин оказался человеком чрезвычайно подверженным всевозможным настроениям. Бывал он и груб, и глуп, и капризен, а в другой раз представлялся самым умным и воспитанным мальчиком на свете. В его душе умещались не один, не два, а десять человек. Даже говорил он разными голосами, то писклявым и пронзительным, то солидным, хорошо поставленным, то скрипучим, как у старика. Хотя это и попахивает мистикой, но и облик его не был постоянен. Иногда я попросту его не узнавала. „Это ты, Горюхин?“ – „Я, Варвара Петровна. А это вы?“ – „Что у тебя с лицом, с глазами? Ты похудел?“ – „Я плохо спал, Варвара Петровна“. – „Почему, Толя?“ – „Мучают кошмары“. – „Какие же, Толя?“ – „Лучше не спрашивайте, Варвара Петровна“.
У детей бывают такие состояния, которые нам трудно понять. А злимся мы почему‑то на них, а не на себя, не на свою душевную слепоту. Так и я: то злилась на Толю, то была к нему равнодушна, то жалела. А когда приблизились летние каникулы, выяснилось, что я с ним и вовсе не знакома. На последнем уроке я опрашивала класс, кто как собирается провести лето. У всех были чудесные планы, хотя не все охотно ими делились. Наконец дошла очередь до Горюхина.
– Ну а ты, Толя, что будешь делать летом?
В этот раз он был в сомнамбулическом состоянии, пришлось вопрос повторить.
– Не знаю, Варвара Петровна.
– Разве ты не обсуждал с родителями?..
На Толином лице удивление:
– Как я могу знать про лето, когда не уверен в завтрашнем дне?
Класс, естественно, одобрительно загудел. Если бы так ответил кто угодно, я бы подумала: ах, это вечное стремление оригинальничать, но я уже изучила характер Горюхина и понимаю, что он вовсе не рассчитывает произвести впечатление. Его унылый вид вызвал у меня непонятное беспокойство. Похоже, с ним происходит что‑то необычное. Может быть, ему требуется помощь? Но какая?
При других обстоятельствах я бы, естественно, попыталась всё выяснить, но тут вот какое совпадение. Половину отпуска я проведу в деревне Назимиха, у родственников, а неподалёку от этой деревни Горюхины снимают дачу. Так что скорее всего мы с Толей будем встречаться летом. Надо полагать, на природе нам легче будет найти общий язык…»
Утренний разговор
Толя проснулся и сразу, ещё не открывая глаз, почувствовал: что‑то случилось. Холодок скользнул у него под лопатками. В недоумении поднял он голову с подушки и увидел, что в плетёном кресле прямо перед ним сидит незнакомый мальчик и раскачивает голой ногой. Толя бросил взгляд на дверь, которая по‑прежнему была на запоре: он вечером с трудом задвинул тугую задвижку. Окно тоже на крючке, только форточка распахнута. В такую форточку мог проникнуть разве что гном. Толя хотел было позвать маму, но вспомнил, что родители вернутся из города только к обеду, внизу одна бабушка, которая вряд ли его услышит. «А чего я, собственно, испугался? – подумал Толя, не отводя глаз от таинственного гостл. – Сидит мальчик в шортах и в рубашке, по виду хиляк, в случае чего дам по башке, узнает, как влезать без спроса!» Подбодрив себя мужественной мыслью, Толя сел, свесив ноги на пол.
– Ты кто такой? – спросил он грозно.
Мальчик отвернул от окна незагоревшее, белое лицо и улыбнулся вымученной, сиротливой улыбкой. Губы его приоткрылись, но он молчал. «Хорошенькое дельце! – подумал Толя. – Забрался без спроса, да ещё не желает разговаривать. Ну, погоди!» Он хотел разозлиться, но ничего у него не получилось. Наоборот: чем внимательнее он всматривался в незнакомца, тем большее испытывал к нему расположение, хотя, казалось бы, никаких причин для этого не было.
– Ты вот что, – заметил Толя, – в молчанку играть нечего. Говори, кто ты такой и как здесь очутился. Иначе поднимаю тревогу!.. – И на всякий случай приврал: – У меня знаешь какая собака? Волкодав! Вот сейчас свистну!
– У тебя нет собаки, – возразил мальчик. – А бабушка глухая.
– Ну и что дальше? – возмутился Толя, не любивший, когда его ловили на вранье. – Что ты этим хочешь сказать?
Худенькое личико мальчика сжалось как от удара.
– Мне больно! – пожаловался он, обхватив руками живот. – Не говори со мной в таком тоне, пожалуйста!
– В каком таком тоне?
– Очень грубо.
Толе впору было засмеяться – какой неженка выискался, обиделся на самый обычный вопрос, – но он не засмеялся. С ним произошло нечто совершенно непонятное. Он начал узнавать капризного гостя. Узнавание было мучительным, точно он, проснувшись, пытается проснуться вторично. Сомнения нет, он встречал этого чудного худышку в шортах и даже разговаривал с ним не раз, но где, когда и о чём? Это было похоже на наваждение, и, чтобы от него избавиться, Толя сначала себя ущипнул, а потом на секунду крепко зажмурил глаза. Ничего не изменилось. Только во взгляде странного пришельца скользнуло сочувствие.
– Тебе хочется вспомнить меня?
– Мне кажется, я тебя видел где‑то, – подтвердил Толя. – Всё‑таки кто ты? И как попал в мою комнату?
– Меня зовут Глен. Как я сюда попал – не помню. Я должен был прийти и поговорить с тобой – вот всё, что мне известно.
– Негусто.
Глен опустил голову. Поза его выражала отчаяние.
– Мне нужно время, Анатолий. Прежде чем я смогу говорить с тобой, мне нужно успокоиться… Правда, я не знаю, сколько времени понадобится. Возможно, день.
– А может, год? – сострил Толя.
– Вряд ли. Срок моей жизни короче.
– Срок твоей жизни? Ты мне макароны на уши не вешай! – Глен с гримасой боли схватился за живот, и Толя заторопился – Ладно, ладно, я забыл, какой ты нежный… Но давай наконец объяснимся. Ты согласен, что я имею право задать тебе некоторые вопросы?
Глен согласно кивнул и деликатно покашлял в кулачок.
– Итак, ты не помнишь, как сюда попал. Согласен, так бывает. Я сам иногда выхожу к доске… Впрочем, неважно. Интересно другое, как ты ухитрился проникнуть через запертую дверь? Это же противоречит законам физики.
– Это как раз проще всего, – усмехнулся Глен, встал, приблизился к двери, шагнул – и исчез.
Толя потряс головой – голова была на месте.
– Эй! – крикнул он. – Двигай обратно.
Мгновение: Глен отделился от двери и плюхнулся в кресло.
– Здорово! – похвалил Толя. – Тебе бы в цирке выступать. Аттракцион нуль‑транспортировки. Ты, случайно, не с Марса?
– Нет, не с Марса.
– Шуток не понимаешь. Я и сам вижу, что не с Марса. Любой первоклашка объяснит, что там нет гуманоидов… Даже Варвара и то бы сообразила, что ты не с Марса.
За светской болтовнёй Толя пытался скрыть растерянность. Нельзя сказать, чтобы его сбила с толку встреча с феноменальным явлением материи. Начитавшись фантастики, он и не к такому был готов. Подумаешь – человек, проходящий сквозь стену. Видали мы таких человеков. Штука не в этом. Штука в том, что он знает этого человека. И его, разумеется, зовут не Глен. Его зовут… Тут Анатолий совершил несуразный поступок. Ок подошёл к двери, упёрся в неё ладонями и с силой нажал. Прочная дверь, деревянная. Чуть кисть не вывихнул.
– Не надо волноваться, – услышал он тихий голос. – Придёт срок, и ты поймёшь.
– А что же делать сейчас? – спросил Толя беспомощно и чуть не всхлипнул. Слишком велико было напряжение, которому подверглись его ум и воля.
– Пойдём на кухню и позавтракаем. Я ведь голоден, как и ты.
И впрямь Толя ощутил, что страшно проголодался и готов съесть что угодно, хоть печёную луковицу.
Бабуатка, увидев незнакомого мальчика, не удивилась, потому что давно пережила время удивлений. Ей было девяносто лет. Она только спросила:
– Надеюсь, вы оба не забыли почистить зубы?
Толя энергично закивал, а Глену шепнул:
– Пусть надеется. Кому от этого плохо.
Бабушка подала им по тарелке овсяной каши, села напротив и стала смотреть, как они едят. В задумчивом её взгляде призрачно мерцали холодные огоньки любопытства.
– Ты, я вижу, издалека приехал, мальчик?
Глен вежливо отложил ложку, но Толя быстро за него ответил:
– Откуда приехал, там его нет. Что ты, бабушка, вечно вмешиваешься?
Бабушка скорбно поджала губы.
– А его родители знают, что он уехал? Он им сказал?
Глен повернулся к Толе. Внезапно в очах его вспыхнуло нетерпение.
– Нам пора, – сказал он торопливо. – Нас уже ждут, в лесу.
Толя не стал уточнять, кто и зачем их ждёт. Он поднялся, хотя бабушка попыталась удержать его за рукав. Но он легко вырвался из её слабой руки.
Она словно догадалась, что он уходит надолго.
– Не простудись, – предостерегла она. – Нынче ночи прохладные.
– Я возьму свитер, – ответил Толя.
Он дотянулся и неловко поцеловал бабушку в морщинистую щёку.