Быстрым шагом они дошли до оврага, где водились змеи. Овраг порос высоким, густым папоротником, лишь кое‑где тёмными колодцами просматривались глинистые прогалины.
– Тут всяких тварей полно, – предупредил Толя, видя, что Глен нацелился спуститься в овраг.
– Но нам надо именно туда.
«Тебе, может, и надо, а мне не очень», – подумал Толя, но возражать не стал. Он всю жизнь боялся змей и всегда обходил этот овраг стороной. Но почему‑то сейчас ему было на них наплевать. Ползают себе, шипят, ну и пусть шипят. Даже забавно. Он еле поспевал за Гленом, который мчался впереди, точно на коньках. «С виду худенький, дохлый, а шаг спортивный», – позавидовал Толя. На змей они наткнулись в самом низу, где на чистой глиняной полосе грелось их на солнышке штук пять. Заметив мальчиков, змеи начали извиваться и направили им навстречу тупые головки. Толя и тут не оробел, но призадумался.
– Глен, ты разве не видишь?
– Что?
– Вон змеи!
– А‑а!.. – Глен поднял вверх растопыренную ладонь, и от неё к змеиному клубку потекло голубоватое сияние. Змеи, как по команде, опустили зловещие головки и нырнули в папоротник.
«А с ним не пропадёшь, – отметил Толя. – Парень, видно, не промах».
– Как ты это сделал, Глен?
– Потом, потом… – рассеянно ответил Глен. – Надо спешить. Нас ждут.
Вскоре они очутились в глухом лесу, и Толя с удивлением обнаружил, что эти места ему незнакомы. Как же так? Все окрестности Толя с деревенскими ребятишками облазили вдоль и поперёк. У них везде были свои приметы, по которым они находили грибные и ягодные места. Влево от оврага должен был начаться малинник, а дальше – берёзовая роща и гнилое болото, но вместо этого Толя увидел над собой высокие кроны каких‑то вовсе ему неизвестных деревьев. В этом лесу было подозрительно тихо. Солнечные лучи еле пробивались сквозь переплетения веток, и казалось, среди дня неожиданно пали сумерки.
– Глен! – окликнул Толя. – Где это мы?
– Уже скоро… нас ждут.
– Глен, а мы не заблудились?
– Мы не можем заблудиться.
Глен резко остановился, и зазевавшийся Толя чуть не сшиб его с ног.
– Мы пришли, – объявил Глен.
Толя ничего примечательного вокруг не заметил. Те же деревья, тот же мох под ногами – гулко и пусто. Глен опустился на землю и знаком пригласил Толю присесть.
– Подождём проводника. Он должен быть где‑то здесь.
– Какой ещё проводник?
– Толя, умоляю, не спрашивай пока ни о чём!
– Хорошо, не буду спрашивать. Но согласись… сплошные загадки. Это же скучно, в конце концов.
Толя испугался, что его новый приятель, не выносивший малейшего повышения тона, опять схватится за живот, но Глен махнул рукой куда‑то вверх. Толя поднял голову и увидел скачущего с ветки на ветку пушистого зверька. Зверёк доскакал до нижней толстой ветки, распластался на ней и устремил на Толю смышлёный, весёлый взгляд. У зверька был пушистый длинный хвост и остренькая мордочка, он походил на белку, но это всё же была не белка. Толя нагнулся за палкой, намереваясь, возможно, сшибить зверька с ветки, но зверёк разинул маленькую пасть, показал ему розовый язычок и изрёк:
– Привет, двуногие! А ты, которого зовут Толя, поостерёгись задевать Кудрявого Листа. Он видит тебя насквозь.
Опешив, Толя обернулся к Глену и увидел счастливую улыбку на его бледном лице.
– Привет, Кудрявый Лист! Всё ли у тебя в порядке?
– В порядке, в порядке! – Зверёк начал подпрыгивать и веселиться на толстой ветке. – Я немного опоздал, виноват. Но на то есть своя причина. Вы пришли не одни. За вами следила женщина в белом платье. Я задержался, чтобы её запутать. Но времени у нас в обрез. Она скоро выберется из ямы.
– Твои проказы доведут нас всех до беды, – поморщился Глен.
Зверёк заухал от удовольствия.
– Я ей не сделал ничего плохого. Она сама погналась за мной – ха‑ха‑ха! – хотела схватить за хвост и угодила в яму с мокрыми листьями. Это так смешно, Глен, так смешно!
Наконец Толя обрёл дар речи.
– В белом платье, говоришь? – спросил он, делая вид, что само по себе явление говорящего зверька его нимало не интересует. – Не Варвара ли пожаловала? С неё станет шпионить. Хотя, с другой стороны, она принципиальная.
– Может, и Варвара, – перебарывая смех, пискнул зверёк. – В яме не разберёшь. Копошится там в листьях.
– Вот что, Кудрявый Лист, – перебил его Глен. – Честно говоря, я поражён твоим поведением. Тебе поручено наиважнейшее дело, а ты ведёшь себя так легкомысленно. Ты забыл, зачем мы здесь? Забыл?
– Я ничего не забываю, – огрызнулся Кудрявый Лист. – Это у тебя память как решето. А Кудрявый Лист всегда помнит о своём долге и о друзьях. Я провожу Толяныча к Изумрудным воротам. Только и всего. Что я – первый раз в проводниках? Это ты, Глен, вырвался чудом, и то потому, что за тебя вступился неподвижный Берил.
– Не поэтому, – возразил Глен. – Не надо передёргивать.
– Ну да, ты опять станешь уверять, что лишь ты один можешь уговорить Толяныча, будто у тебя с ним инфернальный контакт… и прочее. Эта чушь всем давно в зубах навязла. Теория личного контакта исчерпала себя ещё в эпоху инквизиции… Ты бы немножко сбавил амбиции, Глен. Если ты незаменимый, почему же перед тобой захлопываются Изумрудные ворота? Хочешь, отвечу? Потому что тебе не доверяют. А неподвижный Берил очумел в своём дупле и не способен принимать разумные решения.
– Вон как ты заговорил!
– А что? Я всегда говорю, что думаю. Не как некоторые.
– Вопрос в том, думаешь ли ты вообще? Есть ли у тебя чем думать.
– Из‑за таких, как ты, не размыкается Круг! – крикнул Кудрявый Лист и вспрыгнул на две ветки выше.
Видимо, он нанёс Глену ужасное оскорбление: мальчик опустил голову и некоторое время сидел в позе глубочайшего раздумья. Толя, ничего не уразумевший из их перепалки, решил всё же заступиться за Глена перед неведомым зверюшкой.
– Ты бы подбирал выражения! – посоветовал он Кудрявому Листу. – Я, конечно, про всякие ваши ворота и круги не слышал, но не люблю, когда человека обижают понапрасну. Слышишь ты, говорящая погремушка?!
Результат его вмешательства был поразительный. Кудрявый Лист вытянулся в струнку на ветке, неожиданно скользнул вниз и повис на хвосте, а после рухнул на землю и растянулся рядом с мальчиками без движения, как убитый.
– Что с ним? – испугался Толя. – Я его и пальцем не тронул.
– Припадок у него от смеха, – угрюмо объяснил Глен. – Не обращай внимания. Он чересчур смешливый.
Кудрявый Лист зашевелился и с видимым усилием сел. Вблизи он оказался таким пушистым и симпатичным, что Толя почувствовал неодолимое желание погладить его по шёрстке.
– Погладь, не стесняйся, – подбодрил Кудрявый Лист. – Мне это будет приятно… И не сердись, пожалуйста, на мои выходки. У меня очень неуравновешенный характер. Он доставляет мне массу хлопот… Но уж больно забавно, когда Глена называют человеком.
– А кто же он, по‑твоему?
– А кто, по‑твоему, я?
– Гм, ты похож на белку…
– Да, – грустно заметил Кудрявый Лист, – склонность двуногих к примитивным сравнениям мне известна… Однако не пора ли перейти к делу, Глен?
Глен кивнул и на мгновение закрыл лицо ладонями. Потом заговорил, металлически отчеканивая каждое слово:
– Слушай, Толя Горюхин! Слушай внимательно! К тебе обращается Голос тех, кто рядом.
– Это ты, значит, и есть голос? – попытался пошутить Толя, стряхивая с себя оцепенение, вдруг охватившее его. Кудрявый Лист пребольно ущипнул его за бок, а у него даже не хватило сил дать сдачи.
– Не перебивай! Это очень серьёзно. Я скажу только то, что скажу. Не всё будет понятно. Но ответить ты должен определённо: да или нет… К тебе обращается мир, которого ты не ведаешь, но он всегда обретался рядом с вами. Это мир, откуда нет возврата. Тебе первому предоставляется возможность войти туда…
– Почему именно мне? – не утерпел Толя. – У нас много достойных людей: космонавты, учёные, да мало ли…
– Слушай и не перебивай! – Голос Глена окреп и поднялся над лесом, сливаясь с ветром и шуршанием ветвей. – Ты можешь помочь этому миру, ибо он задыхается. Ты спрашиваешь: почему именно ты? А почему это должен быть кто‑то другой? Так бывает, Толя. Жребий слеп. Он падает на того, кто предопределён… Я, Голос, откровенен с тобой настолько, насколько возможно. Тебе придётся туго, и, может быть, ты не дойдёшь до цели. Тебя ждут испытания и тоска, но ты справишься со всем этим. Важно, чтобы ты сам захотел!
– Кто ты, Глен? Почему лицо твоё мне знакомо и почему мне хочется плакать?
– Я – это ты, а ты – это я. Разве ты до сих пор не догадался?
– У меня мало сил, Глен.
– Жребий не выбирает. Ты можешь спасти невинных, которые обречены, и разрушить чары зла. Решайся!
– Это не сон, Глен?
– О нет. Хотя всё останется сном, если ты откажешься.
– А мои папа и мама? Они будут искать меня.
– Они поймут.
Жалобный звук, словно неподалёку заскулила собачонка, коснулся Толиного слуха. Родное мамино лицо склонилось над ним. Он увидел себя маленьким. Ему было тепло и уютно и не хотелось никуда идти. Но он давно понял, что идти придётся. Весь последний год он чувствовал, что его ждут где‑то рядом. Нельзя отворачиваться, когда тебя зовут.
– Ладно, – сказал Толя. – Только пойдём побыстрее, а то я вдруг передумаю.
Глен одарил его сияющим взглядом:
– Спасибо, друг! Протяни руку Кудрявому Листу.
Толя ощутил на своей ладони тёплую лапку зверька, и в ту же секунду его завертело, точно он попал в середину смерча. Вспыхнули перед глазами огненные столбы, чудовищная тяжесть сдавила грудь, и сознание его помутилось. Последнее, что он услышал, был истошный женский крик:
– Пустите меня! Как вы смеете! Это мой ученик!
«Варвара! – с удовлетворением подумал Толя. – Таких бы учительниц в десант посылать…»
Один на краю пропасти
Ничего особенного не произошло. Толя стоял возле огромного вспаханного поля. На горизонте в туманной дымке вырисовывался хуторок или церковь – он издали не разглядел. Правда, тут было значительно прохладней, чем там, откуда он прибыл. «Ну и что дальше? – поёжился Толя. – Куда идти и что делать?» Грустно ему было: впервые он ощутил себя одиноким и покинутым. Точнее, даже не покинутым, а выброшенным неизвестно куда и неизвестно зачем неизвестной силой. «Забавно!» – подумал он. Но он бодрился. Что уж забавного очутиться бог весть где без всяких средств к существованию!.. Почему‑то эта мысль особенно его занимала – средства к существованию. Он порылся в карманах – нет ни копеечки. «Да, – сказал он себе, – не на что корку хлеба купить».
Вскоре он заметил вокруг некоторые несообразности. К примеру, поправляя свалявшийся в кеде носок, увидел, как странно растёт здесь трава: сужаясь к основанию, словно воткнутая в почву острыми кончиками. Оторвав одну травинку, он чуть не порезал себе пальцы её жёсткими краями. Он удивился ещё больше, обнаружив незнакомый злак, который вылезал из земли корнями вверх. Сначала Толя решил, что это какие‑то плоды, но, присмотревшись, определил, что именно корни, – недаром он два года посещал ботанический кружок.
Всё это: и диковинные злаки, и то, что собственные следы чётко пропечатались на глине задом наперёд, и то, что дальний хуторок будто плавал по воздуху, иногда довольно высоко отрываясь от земли, и многое другое, что тревожило разум, – привело мальчика отнюдь не в весёлое настроение. «А тут и сгинуть недолго, – сообразил он. – Впрочем, мы ещё поглядим, кто сгинет, а кто нет!» Последние слова он произнёс вслух, чтобы урезонить того, кто, возможно, за ним наблюдал и подсмеивался над его растерянностью.
Услышала его Варвара Петровна, возникшая перед ним из воздуха, как Конёк‑горбунок. Один рукав её нарядного платья был оторван, а щёки измазаны чем‑то синим. Толя невольно улыбнулся: настолько непривычный вид был у всегда аккуратной и как бы только что отутюженной учительницы.
– Здрасте, Варвара Петровна! – приветствовал он её с удалью аборигена. – Какими судьбами в наши края?
– Уверяю тебя, Горюхин, если ты считаешь себя чересчур умным, то глубоко заблуждаешься.
– Я не считаю себя умным, Варвара Петровна… Много ли грибков набрали?
Кузьмищева заглянула в свою корзинку: «Ни одного!» – потом начала присматриваться и тоже заметила некоторые несуразности.
– Толя, где это мы очутились?
– Даже не представляю! – Он так всегда отвечал, не выучив урок.
Они смотрели друг на друга с недоумением. Толя добавил:
– С научной точки зрения меня больше интересует вопрос не «где», а «как». Но и этого я, к сожалению, не понимаю.
Кузьмищева вспомнила, что она учительница, побыстрее привела себя в порядок: одёрнула платье, достала зеркальце и платочком тщательно протёрла щёки, отчего лицо её стало ещё более двухцветным.
– Толя, с тобой был какой‑то чудной мальчик. Ты его знаешь? Кто он?
– А почему он чудной?
– Он, ну… такой бледный, и на плече у него сидел зверёк. Такой пушистый. Вероятно, ручной. Из‑за него я так и перемазалась.
– Это всё дело десятое – кто да на ком сидел, – рассудил Толя. – А главное, Варвара Петровна, решить, как быть дальше.
Учительница неуверенно предложила:
– Нам надо уточнить дорогу и немедленно идти домой.
– Вы так думаете?
Толя, впервые увидевший учительницу растерянной, понял, что придётся брать инициативу в свои руки.
– Что ж, вон хуторок виднеется, там наверняка кто‑нибудь есть.
При этом он тяжело вздохнул.
Пока шли к хуторку (если это действительно был хуторок), Варвара Петровна расспрашивала Толю, как ему отдыхается в деревне, что он читает, хорошие ли у него друзья и прочее, что всегда спрашивают взрослые, лишь бы не молчать. Подобных вопросов вполне достаточно, чтобы скоротать любую дорогу. Толя ещё в детском саду научился отвечать на них без запинки, не вникая в смысл, и с таким расчётом, чтобы не раздражать вопрошающих, хотя знал и другие, правдивые ответы, которые могли вызвать лёгкий столбняк у неподготовленного человека. Он не злоупотреблял своим знанием и пользовался им лишь тогда, когда хотел от кого‑нибудь поскорее отвязаться.
До хуторка они добирались долго. Поначалу казалось, что до него рукой подать, но как бы они ни торопились и какие бы углы ни срезали, хуторок оставался на том же расстоянии и поплавком сновал по воздуху. Варвара Петровна уже прихрамывала, вопросы её звучали всё глуше, наконец, она и вовсе умолкла и только ближе к вечеру робко поинтересовалась:
– Толя, а тебе не приходит в голову, что мы заблудились?
– Нет, Варвара Петровна, вряд ли. Скорее, это оптический обман непонятного свойства. Похоже, угодили в такое место, где ещё много встретим загадок.
– Иными словами, мы попали в сложное положение?
– Полагаю, в чрезвычайное.
– Толя, но уже смеркается, и ты, наверное, проголодался?
– О еде придётся пока забыть!
К хутору они приблизились неожиданно. То он покачивался чуть ли не под облаками, а то вдруг возник в двух шагах. И не хуторок это был вовсе. Огромный, покосившийся набок, травяной шалаш открылся их изумлённому взору. В шалаше не было ни окон, ни дверей. Неподалёку худенький старичок в широкополой шляпе ковырял палкой у себя под ногами. И что любопытно: сначала старичка вроде не было, а потом он обрисовался, стоял боком, пригнувшись к земле, и на гостей не обратил никакого внимания. Зато они оба очень ему обрадовались.
– Аллё, товарищ! – возбуждённо окликнула Кузьмищева. – Добрый день, товарищ!
Старичок посмотрел на них с таким выражением, будто они ему мешают работать. Высокомерно посмотрел.
– Вот ведь окаянная, – пожаловался он, – запропастилась в щель, теперь не достанешь.
– Что вы там ищете, дедушка? – вежливо поинтересовался Толя.
– Не замай! – ответил старичок грубовато. – Твоего тут не положено. Чего ищу – большой секрет. С ночи собака в небо улетела. Вынь её теперь. Как же!
Кузьмищева что‑то хотела вставить, но Толя её опередил.
– А вы в земле поищите, – посоветовал он.
Старичок задрал бороду вверх, счастливо ухнул:
– Ядрёна‑ворона, и впрямь. Ну да ладно. Проголодается – прибегёт.
Учительница и Анатолий последили за его взглядом. По небу плыли два кудрявых облачка. Варвара Петровна решила, что старичок чокнутый. Спросила строго, чтобы скрыть замешательство.
– Дедушка, не подскажете ли нам дорогу на Назимиху?
– Чего? Так вы с Назимихи? Надо же! Тогда другой толк. Дорогим гостям рады. Заходьте в землянку, напою вас кофеём. – И он, не оглядываясь, скоренько засеменил в шалаш, где к тому моменту проклюнулась небольшая дверца. Распахнул её – и нет его. Толя внимательно изучал носки кедов.
– Толя, что же ты молчишь? Давай посоветуемся. Как‑то странно всё. Что‑то носится в воздухе. Старичок этот явно не совсем… здравомыслящий. А что это за шалаш? Я таких не видела даже в учебниках. Ты что‑нибудь понимаешь, Горюхин?
– Не надо было вам за мной идти, Варвара Петровна.
– Ну вот ещё! Ты мой ученик, я просто обязана… Ну что же дальше? Придётся принять приглашение этого дедушки…
– Стойте! – в отчаянии крикнул Толя, но учительница решительно шагнула к отворённой дверце. На пороге обернулась и призывно помахала рукой.
Толя зажмурил глаза, услышав тоненький жалобный вскрик. Потом подбежал к двери и осторожно заглянул внутрь. Прямо от порога открывалась яма без дна и края. «Чёрная дыра!» – сообразил Толя. Не медля ни секунды, он ринулся вперёд…
Бегство в никуда
Отыскалось дно у Чёрной дыры. И не так уж долго Толя падал – часа два. Пока летел, всё гадал: «Расшибусь или нет? Скорее всего, расшибусь насмерть, – думал Толя в меланхолии, время от времени запуская руку в чернильную тьму в надежде за что‑нибудь зацепиться. – Сгниют мои косточки рядом с косточками Варвары Петровны. И мамочка с папочкой никогда не узнают, где сложил буйную головушку непутёвый их сыночек…» Чтобы отвлечься от печальных мыслей, попробовал Толя затянуть на лету бодрую пионерскую песню про барабанщика. Но что‑то никак не пелось дальше первой строки… Постепенно до его сознания дошло, что падение замедлилось и стало приятным. Прошлой зимой ребята прыгали с крыши сарая в снег. Там и было‑то высоты метра три, а под сердцем успевало ёкнуть. Тут же такое ощущение, будто погружаешься в мягкую перину. «Плотный, что ли, воздух?» – подумал Толя, и в сердце его шевельнулась надежда. Он начал припоминать своих любимых героев от д'Артаньяна до Степана Разина, пытаясь представить, как бы они себя вели в подобных обстоятельствах. Наверное, они бы постарались сберечь силы для предстоящего неведомого испытания, а это сделать лучше всего во сне. Толя попробовал задремать, но мешал свист в ушах. Да и было уже поздно спать. Ощутив как бы лёгкий толчок в спину, он плавно выплыл из темноты на свет и увидел под собой бурый склон, точно смазанный сливовым повидлом. Туда он и приземлился, даже не ободрав коленок. И так удачно получилось, что шлёпнулся он под спасительную тень чёрных развесистых кустов, от которых остро пахло машинным маслом. Спасительную потому, что, упади он чуточку правее, его сразу заметили бы невообразимо косматые двуногие существа. Это были не люди, но и не звери – так, не разбери‑поймёшь. Но между этими косматыми, вооружёнными дубинами существами стояла поникшая Варвара Петровна с несчастным, бледным лицом. Из‑за кустов Толя отлично видел всю группу и слышал разговоры. Один, самый волосатый, сказал:
– Дождёмся, шмякнем обоих да и разойдёмся с миром.
– Коли Тот велел, быстро не разойдёшься, – угрюмо возразил другой.
– Летают и летают! – разозлился третий. – Сколь можно. Почему не изловить всю ораву разом?
– Ты аккуратней в выражениях, – предостерёг его четвёртый.
Самый волосатый обернулся к Варваре Петровне:
– Ты, дева, не бойся. Мы своё дело знаем. Пикнуть не успеешь. Во‑о смеху‑то будет, ребята!
Ребята загоготали. Один приблизился к Варваре Петровне, отобрал у неё корзину, ручку отломил, а корзину тут же напялил себе на голову. Остальные окружили его с обалделыми мордами.
– Дай мне! Дай примерить! – началась перепалка.
Корзину тянули в разные стороны, а тот, кто первый додумался до такой весёлой шутки, громко верещал от обиды. Толя подумал, что сейчас удобный момент раскидать бандитов и освободить учительницу. «Как же, раскидаешь! – всё же усомнился он. – Вон какие здоровяки, один к одному. Нет, надо выжидать».
Раскурочив корзинку, волосатики угомонились. Каждый навтыкал себе прутиков куда только мог. Самый косматый, у которого прутиков оказалось больше всего, стал похож на огромного ежа.
Они с удовольствием оглядывали друг друга. Потом один подошёл к Варваре Петровне и ей тоже протянул прутик.
– Давай, маскируйся! А то спугнёшь нам кое‑кого.
Учительница с гневом отбросила его лапу. «Молодец, Варвара! – одобрил Толя. – Своего лица не теряет!»
– Не прилетит он теперь, – вдруг заныл один из бандитов. – Собирался бы прилететь, давно бы прилетел. Чего ждём? Шмякнем эту – и по домам. Спать охота. Не емши с утра!
Варвара Петровна с надеждой подняла голову кверху. «Здесь я, здесь! Не волнуйтесь!» – захотелось Толе крикнуть, но он сдержался. Поискал глазами хоть какую‑нибудь палку, хоть какое‑нибудь оружие. Пуста и камениста была земля. Гладкая как зеркало. «Они не заметили, как я свалился, потому что у них головы не подымаются», – вдруг сообразил Толя. Это было полезное открытие, которое могло пригодиться. Существа между тем продолжали спорить.
– Я те дам – шмякнем эту! Велено обоих. Насчёт одной распоряжения не было. Может, её и шмякать не надо. Может, её возвеличить придётся.
Возразили так:
– Возвеличить или шмякнуть – нас не касается. Пусть Тот думает, у кого Оно есть… А нам бечь пора. Не побежишь – самих шмякнут.
Тут среди волосатиков начался переполох. Они замельтешили вокруг Кузьмищевой. Та брезгливо отстранялась.
– Грянем в ноздрю, грянем в ноздрю! – визжал один, пританцовывая и извиваясь.
– Вернёмся к босым и сирым! – верещал другой.
– За что, оружники… – жалобно вопил третий.
«Таких можно голыми руками брать!» – решил Толя и уж намерился выскочить из засады, как волосатики прекратили свистопляску и, как по команде, уселись на землю.
– Дождёмся неминучего, хоть год пройдёт, хоть два, – грустно заметил самый косматый.
После этого они дружно вскочили, резво подхватили Кузьмищеву под руки и потащили прочь. В мгновение ока скрылись из глаз.
В тот же миг Толю охватила вязкая, необоримая усталость, он задремал, а когда очнулся, была уже ночь.
Луна, похожая на дачный абажур, качалась низко над головой. Было прохладно. «Увели Варвару!» – вспомнил Толя, стиснув зубы, как от боли. Он сейчас презирал себя за то, что так долго подглядывал из‑за кустов и ничего не предпринял. Он честно признался, что вёл себя как обыкновенный трус, и тут же поклялся страшной клятвой, что вырвет Варвару Петровну из мохнатых лап неземных тварей. Если она, конечно, жива. В противном случае он сумеет за неё отомстить. Они здесь, видимо, плохо представляют себе, что людей нельзя мучить безнаказанно, теперь у них будет случай в этом удостовериться.
Только тут он заметил, что давно не один. Прямо перед ним в позе вечного ожидания застыл на задних лапках… суслик.
– Ты кто? – спросил Толя, уверенный, что суслик ему ответит. Но зверёк лишь склонил набок остренькую мордочку. – Ты не умеешь говорить?
Суслик склонил мордочку на другую сторону. Толя даже обрадовался. А то он уже начал уставать от чудес.
– Милый суслик, – сказал он, – если бы ты знал, как мне одиноко и страшно. И ещё я очень голоден и хочу пить.
Толя потрепал суслика по тёплой головке. Зверёк блеснул хитрыми глазками и отпрыгнул, явно приглашая мальчика за собой.
– Ах, ты всё‑таки понимаешь человеческую речь? Что ж, веди куда знаешь…
Не прошли они и сотни шагов, как наткнулись на бьющий из‑под земли серебристый родничок. Вода в нём была ледяная и вкусом напоминала лимонад. Толя выпил её столько, что живот раздулся. Суслик терпеливо ждал, пока он напьётся. Потом они двинулись дальше. Луна светила ярко. Пейзаж менялся, словно по волшебству. Только они миновали каменистую почву, как сразу очутились в подобии тропических джунглей, где отовсюду доносилось угрожающее шипение и звериные рыки. Толя не успел испугаться, а они уже брели по колено в траве вдоль речушки с песчаным дном. Даже три берёзки Толя заметил неподалёку, печальные в чужом краю. Хотел подойти, но суслик на него сердито зафыркал. Толя понял: надо спешить. Тут на горизонте загорелись пики гор, похожих на Крымские, а слева донёсся гулкий рокот моря.
– У вас не соскучишься, – обернулся Толя к своему забавному проводнику. – В отпуск ездить не надо. Любые красоты природы под боком. А водятся ли у вас люди, мой юный друг?
Вскоре они вышли к пещерам, расположенным одна за другой по прямой линии. Круглые входы чернели, точно жерла пушек. Возле одной пещеры суслик остановился. Толя предупредил:
– Нет, дружок! Ты меня не заманивай. У нас говорят: не зная броду, не суйся в воду.
Внезапно высоко над ночью прошелестел густой, внятный голос:
– Оставь сомнения и страхи, человек! Твой час настал! Входи!
– Это мне? – робко поинтересовался Толя, понимая, впрочем, что ни к кому другому эти слова обращены быть не могут.
Тот же голос добавил с усмешкой:
– Тебе страшно, мальчик?
– Вот ещё! – Толя оторвал от земли ноги, приблизился к входу и шагнул в него, пригнув голову.
Он очутился в огромной, с высоким потолком прихожей, в дальнем конце её светилось ещё одно отверстие. Суслик уже туда ускакал. «Шустрый чересчур проводничок! – пожалел Толя. – Дал бы время оглядеться. Брр, сыро‑то как!»
В отверстие он протиснулся ползком и попал в четырёхугольное помещение, похожее на склеп. Сходство усиливалось благодаря каменному ложу у стены. Склеп освещался сверху непонятно чем. На ложе сидел бородатый старец, укутанный шкурами так, что была видна массивная голова и широкие голые плечи. Старец невесело улыбался.
– Мы давно ждём тебя, Толя Горюхин! – Это был тот же густой, с оттенком, голос, который позвал Толю в пещеру. – Мы не раз посылали за тобой гонцов. Одних ты не понимал, других не слышал. Спасибо, что пришёл наконец!
– Кто вы?!
– Мы те, кто рядом… Но сначала подкрепись привычной пищей, брат.
Перед Толей вырос каменный пенёк, а на нём тарелка дымящегося борща и ломоть чёрного ноздреватого хлеба, слегка примазанный горчицей, как Толя любил, ложка и стакан с томатным соком.
– А сметанки не хватает для борща, – пошутил Толя, но хозяин пещеры воспринял его слова вполне серьёзно. Он грозно привстал на ложе, обвалив на пол с десяток шкур. Под потолком заструились зеленоватые молнии, раздались такие звуки, будто множество людей дубасили железными палками по жестяной крыше, но не успел Толя ничего понять, как всё разом утихло, а рядом с тарелкой образовалась баночка майонеза. Старец, довольный произведённой суматохой, благодушно откинулся на ложе. Толя взял ложку и с аппетитом похлебал ароматного варева, хотя оно лишь по виду напоминало борщ, а вкусом скорее напоминало фруктовый суп.
– Ты готов к разговору, – спросил старец, – или предпочитаешь вздремнуть часика четыре?
– Да пока спать не хочется, – слукавил Толя.
Ему старец нравился. Несмотря на грозный облик и детскую выходку с майонезом, этот человек внушал ему доверие. В его чертах, как прежде было с Гленом, Толя угадывал что‑то тревожно‑знакомое.
– Сначала попробую объяснить, куда ты попал. Хотя это непросто. Многие понятия нашего мира на вашем языке не имеют наименований. Когда я впервые столкнулся с этой проблемой, она показалась мне неразрешимой. Ты понимаешь меня?
– Не очень, – бодро ответил Толя. – Но это неважно. Вы лучше скажите, где моя учительница? Помогите её найти.
– Сотрудничая с нами, ты найдёшь её.
– И что я должен делать?
– Не спеши, мальчик! – С каждым словом старец становился величественнее, и Толя невольно притих, хотя душа его истомилась от загадок и недоговорённостей. – Я понимаю твоё состояние, Толя Горюхин, и, поверь, ценю твоё мужество. Ты не хнычешь – и это очень важно… Так слушай же! Наш мир всегда рядом с вашим, но мы почти не встречаемся. Почему? Есть вещи, на которые и я не берусь ответить. Ты один из немногих, кто способен переходить из одного мира в другой. Вспомни, когда тебе снились странные сны, ты стоял на границе наших миров. В сущности, они вытекают один из другого и сохраняют равновесие относительно звёзд… В этом загвоздка. Если в вашем мире накапливается избыток отрицательной энергии, у нас наступает полное благополучие. Естественно, и наоборот. Когда вам хорошо, нам – плохо. Как видишь, это порочное равновесие. Ты понимаешь меня?
– Смутно.
Старик поморщился.
– Представь, что некий обжора в вашем мире уплетает ананасы и рябчиков – значит, в нашем мире кто‑то голодает. Или у вас родился на свет добрый человек – значит, по закону отражения у нас обязательно появится злодей. Улавливаешь?
– Допустим.
– Тебя устраивает такое равновесие?
– Не уверен.
– Как ты уклончив, Толя Горюхин.
– А вы не уклончивы? – разозлился Толя. – Толкуете про какие‑то миры, про какое‑то равновесие, а беззащитную Варвару увели бог весть куда волосатые бандюги. По мне, пусть хоть оба мира рухнут, а учительницу надо спасти. Уж очень ненадёжные ребята – ваши носители зла. Я их видел. Вряд ли их волнуют рассуждения об обжоре с ананасами. У них совсем другие интересы. А я никогда себе не прощу, если с ней случится беда.
– Ты не понял, Анатолий! – печально заметил старец. – Кто‑то должен нарушить порочное равновесие, затормозить процесс переливания невидимых моральных субстанций. Потом наши миры либо сомкнутся, либо разъединятся – это неважно. Главное, у нас появятся шансы…
– А у Варвары? – перебил Толя.
Старец не ответил, только опять поморщился. Дескать, какая может быть Варвара, если речь идёт о мирах.
Но Толя упрямо повторил:
– Всё же ответьте мне, пожалуйста, что будет с Варварой Петровной?
– Будет то, что есть. Чем больше теряем мы время на пустые разговоры, тем хуже ей придётся.
– Так это вы теряете время. Я готов действовать немедленно. А вы толкуете про равновесие и…
– Я вижу, ты ещё не созрел для откровений (суслик согласно пискнул в своём углу). Тебе придётся пойти в город, Анатолий… Но… как только ты минуешь ворота, наша власть кончится. Ты останешься без всякой защиты и поддержки. Впрочем, это входит в программу расщепления.
– Во что?
– Неважно… В городе ты во всём разберёшься. Рано или поздно ты обязательно попадёшь в цитадель. Там корень всех корней и узел всех узлов.
Толя подавленно спросил:
– Всё‑таки ответьте, почему для своих планов вы выбрали именно меня? На земле сотни тысяч мальчиков…
Старец величественным движением вознёс руки над головой.
– Я пытался объяснить, но ты не услышал. У тебя есть необходимые качества.
– Какие?
– Узнаешь, когда наступит срок… Я сказал, что в городе ты останешься без защиты – это не совсем так. У тебя будет добрый товарищ.
Толя обрадовался:
– Вооружённый?
Старец посмотрел на него с сожалением. Казалось, он размышлял, не ошиблись ли они, поспешив вручить судьбу мира столь легкомысленному пионеру. Но уже крутилось колесо судьбы, которое нельзя остановить.
– Возьми это с собой, Толя Горюхин.
К Толиным ногам, звякнув, скатился металлический диск, похожий на телефонный. Толя поднял его, подержал на ладони. Диск был слегка вогнут и изготовлен из очень лёгкого голубоватого металла. Поверхности у него были шершавые и прохладные. Железяка – и не более того.
– Спасибо! – поблагодарил Толя. Оттого, что он разговаривал, задрав голову, у него уже шея ныла. – Спасибо за игрушку. Ей удобно открывать бутылки с лимонадом.
На чело старца набежала дымка, и Толя только тут разглядел, какой перед ним больной и усталый человек. «Человек ли?» – подумал Толя. Старец прочитал его мысли.
– Нет, Анатолий, не человек. Но и человек тоже. Я тебе уже объяснял: мы те, кто рядом.
– Но вы ничем не отличаетесь он нас. Мысли читаете – так это и у нас некоторые умеют. Даже я. Зачем вам прикидываться кем‑то другим?
– Хорошо, что ты так думаешь. Теперь я спокоен. Но тебе пора, Толя. Мысленно я провожу тебя до самого города.
Суслик уже ждал его у двери. Но Толя замешкался. В этой пещере ему было не страшно. Он чувствовал, здесь его не обидят. Он смалодушничал.
– Может, соснуть сперва пару часиков, а уж после…
– Поздно, дружок, – ласково отозвался старец. – Ты ведь не хочешь, чтобы с Варварой случилось несчастье?
Толя молча шагнул к выходу. Суслик, весело сверкнув зубками, первый выскочил в отверстие.
6. Инопланетянка Софа
Как же он обрадовался, увидев живую девочку! Они с сусликом уже порядочно отмахали: день распогодился прохладный, как вчерашний, и идти было легко. А когда добрались до реки, то там и увидели девочку в жёлтой кофточке, сидящую на камушке. Она чертила по воде длинным прутиком. Место было глухое, по берегу камыши в человеческий рост – и вдруг эта девочка. Толя от изумления споткнулся. Суслик замер, повернув к нему мордашку.
– Не бойтесь, идите сюда! – крикнула девочка, не оборачиваясь. – Я вас вижу обоих. Вы отражаетесь в воде. И ты, мальчик, и ты, суслик.
Это не могло быть правдой: слишком далеко от воды они остановились. Она обманывала, как свойственно обманывать всем девочкам на свете: просто так, бескорыстно. У Толи почему‑то запершило в горле. Он подошёл, заглянул через её плечо – в прозрачной воде сновали оранжевые мальки.
– Рыбок дрессируешь? – спросил он для начала.
– Ага, дрессирую! – Она подняла к нему смеющееся лицо, он встретился с ней взглядом и… Он сразу понял, что она прекрасна. Но, как это объяснить словами? Да и надо ли? Сияющие серые глаза её излучали спокойную уверенность, а забавная гримаска ярких губ напоминала о том, что жизнь бы поскучнела без весёлых проказ. Горюхин тоже чем‑то поразил девочку: некоторое время она пристально его разглядывала, чуть склонив головку, отчего густые её волосы плавно уплыли на левое плечо.
– Меня зовут Софа, – представилась она наконец. – А тебя Толя. А его – Чухля. Иди ко мне, Чухля!
Суслик подполз к ней на брюхе, похрюкивая от восторга. Софа почесала ему за ушками и тут же резко отпихнула:
– Возвращайся домой, Чухля! Ты готов с утра до ночи выклянчивать ласку, а это стыдно. Ты – проводник, наделённый полномочиями. Этим надо гордиться… Ступай обратно, нам ты больше не понадобишься.
Суслик захныкал, но не посмел ослушаться. В знак прощания он потёрся о Толину ногу. А тот всё не мог отвести взгляда от девочки. Кого угодно ожидал он встретить в этих дебрях, но только не такую прелестную сероглазку.
– Ты земная? – спросил он с надеждой.
– Вот ещё! – отрезала Софа, точно её заподозрили в принадлежности к дикарям. – Очень мне надо. Я тут временно. Корабль сломался, и я пошла погулять. Они меня любезно встретили, всё показали, а взамен попросили проводить тебя в город. Я и согласилась. Только много о себе не думай, ладно? Давай договоримся. Ты сам по себе, я сама по себе. Никто у нас не главный. Иначе расстанемся сразу.
– А ты не заливаешь? – не удержался Толя. – Про корабль и всё такое?
– Как это «заливаешь»?
– Ну, не вешаешь макароны на уши?
– Нет, не вешаю, – холодно ответила Софа. – И учти, мне жаргон не нравится. Меня учили настоящему, чистому языку.
«Ладно, – подумал Толя. – Мы ещё посмотрим, какая ты инопланетянка». Вслух сказал:
– Значит, ты и есть добрый товарищ, о котором предупреждал старик?
– Не гожусь? – подозрительно спросила Софа.
– Что ты, что ты! – испугался Толя. – Но всё‑таки ты девочка, а там может быть опасно.
– Дай руку! – потребовала Софа.
Он подчинился и в ту же секунду ощутил, что рука его в капкане. Если рвануться, затрещат косточки. Он побледнел от боли, но боль была тугая, как яблоко. Ярос