Перекусив, мы поудобней устроились на траве, а баба Гуля продолжила разговор:
— Что, в первую очередь, дает семя — корешок или росток?
«Интересный вопрос», — подумал я и стал вспоминать, как мама проращивала семена огурцов в марле. И вспомнил, что вначале растет маленький корешок, а потом появляется росток. И ответил:
— Корешок.
— Да. А с момента попадания семени в землю, до появления ростка — это время нахождения дитя в утробе матери и отца.
— Да-а-а… Но правильно ли я понял, что время, когда ребенок находится в утробе матери — это время развития корешка до появления ростка? — переспросил я.
— Да. Только в утробе матери и отца. А появление ростка — это момент рождения. Дерево появилось на свет. Момент, когда растение начинает само добывать себе еду и информацию о мире...
Это уж было для меня слишком, и я, прервав бабу Гулю, спросил:
— Как это!?
— Представь себе, что мама и папа сейчас сливаются душой и телом. Ты входишь в зачатие. К кому?
Не задумываясь, отвечаю:
— К маме и папе в утробу.
— При слиянии друг с другом, что они сделали с тобой?
— Договорились со мной, что создадут мне все условия для выполнения задачи, поставленной мне природой. Они меня встретят, и я приду в их семью. Мама с папой открывают земные ворота и дают мне первоначальные силы, которые находятся у меня в теле, чуть ниже пупка.
— Так, и обычно мама и папа рожают дитя вместе, — с хитринкой проговорила баба Гуля.
— Подожди! Как рожает отец? У него ведь нет утробы, как у матери?
— Тело у каждого человека одинаковое, что у баб, что у мужиков. И дитя рождается бесполое, по образу мужчины и женщины одновременно. Оно само определяет себе пол в 3—5 лет. Все очень просто, дитя определяет, кем оно хочет быть на Земле — бабой или мужиком, и в этот момент один из полов закрывается.
— Но, как же так? Ведь ребенок рождается уже с мужскими или женскими половыми органами. И на сегодняшний день поменять пол можно только хирургическим путем.
— А это не имеет значения. Дите приходит в зачатие цельным и рождается цельным. И до трех-пяти лет, используя знания Вселенной, может перетечь в любое состояние и принять любую форму.
— Хорошо, можно допустить, что ребенок как-то меняет тело и пол. Но как рожает мужчина!? Женщина носит ребенка в своей утробе, и у нее видно, что ребенок растет. В крайнем случае можно сделать при медицинском осмотре снимки — и все увидеть. Но ведь у отца-то не растет живот, его не рвет, нет прихотей в еде, и вообще — он так тяжело не переносит беременность, как мать. В роддом мы отвозим мать и оттуда привозим ребенка. Это понятно. Но мужчина рожает …!?
Баба Гуля, задыхаясь от хохота и придерживая живот, говорит:
— Бывает! Давай посмотрим, куда ты пришел в зачатие-то?
— К маме и папе в утробу.
— Так, а ты пришел сразу к папе и маме одновременно?
— Да. К папе — дух, а к маме — плоть. Папа дает духу силы и постоянно поддерживает со мной связь, а мама дает кров телу, пробуждает чувства, нежность. Каждый выполняет свои функции по подготовке меня к рождению и самостоятельной жизни на Земле.
— Издревле считалось, что муж и жена — это две половинки, составляющие единое целое — семью.
Тут я начал «тонуть», пытаясь представить, как отец вынашивает мой дух, пока я нахожусь в утробе матери. И никак не мог представить утробу в теле отца, где находится мой дух.
После небольшой паузы, «прорываясь» сквозь смех, тетя Наиля задает вопрос:
— А почему ты молчишь, разве тебе все понятно?
Я, недоуменно поглядев на бабу Гулю и тетю Наилю, неуверенным голосом ответил:
— Понятно…
— Понятно, где находится утроба у отца? — проговорила тетя Наиля и снова захохотала «впокатку».
Благодаря этому вопросу, я пришел в себя, и баба Гуля меня спросила:
— Как ты думаешь, что дает земля семени, когда семя растет до ростка?
Я напрягся от неожиданного вопроса, представил семя в земле: как оно пускает корешок, потом дает росток. И задал вопрос сам себе: что необходимо семени для его роста и развития? Увидел и ответил:
— Земля дает семени питание, тепло, опору и информацию о мире, в котором семя живет.
— А что дают дитю отец и мать, когда оно находится в их утробе?
— То же, что и земля семени.
Баба Гуля с тяжелым вздохом добавила:
— Да, и еще видение мира глазами мамы и папы, а большинству детей — угрозу жизни, долг и обязательства.
— Не понял, это как?
— Жизнь мамы и папы — это что?
— Это мир мамы и папы.
— По-другому, они живут так, как видят мир.
— Да, но ведь небольшая часть родителей делает аборт? Непонятно, почему всем детям — угроза жизни?
— Мама и папа, узнав, что к ним пришло дите, обрадовались, но засомневались, рожать ли? Смогут ли они прокормить его? Или появились мысли: погулять бы еще нам — сейчас дите будет обузой. Нет, не сейчас — вот окончу техникум, потом посмотрим. Нет, я вначале заработаю на квартиру. Как я буду рожать, ведь я же больна? Такая-сякая, решила меня привязать ребенком. Скандал дома между мамой и папой…
— И чего?
— Представь себе, что ты в утробе матери и отца, а они засомневались — рожать или нет. Что ты чувствуешь при этом?
— Удушье, стеснение… Смена условий, стало все чужое, идет давление. Ощущение, что меня выталкивают из утробы, рождается страх, хочется сбежать.
— И что ты решаешь в этот момент?
— Сбежать.
— Понятно. А удушье, стеснение, смена условий, давление, ощущение, что все чужое, и тебя выталкивают из утробы — это угроза жизни?
— Да.
— Вот так разрушительные мысли создают угрозу жизни дитя, рождают злость и гнев на маму с папой и на себя да вину за то, что выбрал этих мать и отца.
— А как родители навязывают дитю долг и обязательство?
— Представь себе, что ты в утробе матери и отца и они решили, что ты их дитя. Что ты при этом чувствуешь?
— Тесноту, какую-то ограниченность, радость и разочарование одновременно.
— Как ты думаешь, теснота, ограниченность — это что такое?
— Зависимость, клетка, коридор.
— Хорошо, а к чему они ведут?
— К злобе, разочарованию. К стремлению сбежать… И что-то держит.
— Так, а что держит?
— Какое-то обязательство.
— Перед кем?
— Перед родителями.
— А какое?
— Жить, расти ради родителей, быстрей начать ходить, говорить, есть обычную пищу, а не грудное молоко. И что я что-то должен им.
— А что должен?
— Должен жить ради мамы и папы, когда вырасту — ухаживать за ними, кормить их, одевать.
— Этим они предложили тебе выбор без выбора — быть рабом.
— Что значит — родители предоставили мне выбор быть рабом?
— Задай себе вопрос: когда ты находишься в утробе, а отец и мать принимают решение, что ты их дите — они тебе предлагают быть рабом?
— Да, но нет.
— Что нет?
— Не хочется быть рабом.
— Это понятно — кто хочет быть рабом?
— Никто.
— Но в тот момент ты принял предложение мамы и папы?
— Да.
— Ты с самого зачатия до начала полового созревания находишься в состоянии губки и все устройство мира впитываешь в себя. И предложение стать рабом мамы и папы принимаешь, потому что другого выбора у тебя нет. А им это нравится, потому что ты зависим от них, и они думают, что таким образом защищают тебя, делают все тебе во благо — и этим самым уничтожают. Твоя задача — выполнить свою первоначальную задачу, а не умереть.
— Ничего непонятно! Почему ты думаешь, что родители предлагают мне стать их рабом?
— Можно на твой вопрос ответить вопросом?
— Да.
— Что остается у человека, когда у него забирают все права и ответственность за свою жизнь?
— Зависимость.
— У тебя в этой ситуации есть зависимость от мамы и папы?
— Да.
— Как можно назвать человека, который зависим от другого человека?
— Зависимый человек.
— А зависимый человек — это кто?
— Кто, кто! Зависимый человек и есть зависимый человек.
— Но зависимого человека можно назвать рабом?
— Да.
— Вот и все, что хотелось выяснить, — сказала баба Гуля и, как выжатый лимон, рухнула на скошенную траву, и вольготно развалившись на ней, добавила:
— Самое тяжелое то, что они не задумываются, что делают, и любя, истязают дитя. Думая за него, они открывают ему только одну жизненную дорогу — ту, которую прошли сами. И этим отводят дитя, еще в утробе, от его жизненного пути.
— Подожди. Все равно непонятно. Я даже не могу задать вопрос — в голове все перемешалось.
Здесь подключилась тетя Наиля.
— Что непонятно? — угрожающе, с давлением спросила она, желая вернуть меня в разумное состояние.
— Не знаю, как это назвать.
— Да будь добр, уж скажи нам, пожалуйста, что тебе непонятно.
Я замялся, чувствую, что на меня нахлынула какая-то тупость. Зашел в тупик. Но ничего не могу сделать, словно что-то держит.
— Что тебя держит?
— Раб.
Откуда-то изнутри прорвалось, и я во весь голос заорал:
— Я не хочу быть рабом!!! Я не хочу быть зависимым!!! Я просто хочу жить!!! Радоваться жизни!!! Смеяться от души!!! Прыгать, как козлик!!! От души людям дарить подарки!!! И все!!!
Меня вывернуло всего наизнанку. Я развалился рядом с бабой Гулей и закрыл глаза.
На какое-то время наступила тишина.
Я погрузился в глубокое осмысление сказанного…
Потом баба Гуля предложила нам перейти на другое место этого же заливного луга. Мы перешли и стали косить. Здесь трава была моложе и сочней. Даже тетю Наилю прорвало:
— Э-э-эх, была бы я коровой, навсегда бы здесь осталась! Ешь — не хочу.
Баба Гуля предложила ей:
— Ничего нет проще — становись коровой, мы тебя доить будем, сыночка поить молоком, чтобы сил набирался, а то видишь — какой худой. Ну, а как не будешь давать молоко, мы тебя зарежем и сварим из тебя суп да пирогов настряпаем. Вон сынок-та, как любит их. Помнишь, как вчера уплетал пироги с мясом — только за ушами трещало.
— Да, ему их только подавай, все разом готов съесть.
— Вот и гуляй себе. Съешь здесь — вон там скоро подрастет молодая травка, где скосили. Да на зиму смотри сколько заготовили, да еще заготовим. Так что не робей — становись коровой, а мы поможем.
— Нет, бабуля, я бы рада, да вы сынка заклюете. Это сейчас такие добрые, пока я здесь, а как только меня не будет в этом обличии, так вы его разорвете да и меня съедите. Нет, так не пойдет.
— Эх, жаль! Как мне хотелось бы посмотреть на тебя — корову, да интересно, какая бы ты была — рыжая или бурая, а может, в крапинку? А?
— Не знаю.
— У тебя вон сколько веснушек на теле. Все закрыло, и ничего не поймешь, где что. Может, поэтому Петруша позавчера от тебя, как угорелый, сбежал? Охоту пробудила, а разобраться, где что, времени у него не было, да и темно еще. Хоть бы мужика пожалела. А-а-а? Вот чего ты захотела — стать коровой! У коровы-та ничего не перепутаешь. Титьки дак титьки, задница дак задница. Да титьки-та массажируют каждый день, да не по одному разу. Вот только одна беда — в основном, бабы, очень редко — мужики. Да-а-а, я тебе сочувствую.
— Ой, бабуля, спасибушки за доброту, за ласку, за заботу.
И кланяется низко, к самой земле.
Мы засмеялись. Тетя Наиля, запев вполголоса какую-то песню, пошла косить с одного края луга, а баба Гуля, подпевая, — с другого, двигаясь ей навстречу. Я пошел косить напрямую — до места их встречи, разделяя луг на две половинки.