Универсальная» герменевтика Ф. Шдейермахера

Происхождение термина «герменевтика» связывается с именем олимпийского бога Гермеса, выступавшего в роли вестника, проводника, посредника между богами и людьми: Гермес передавал людям божественную волю, объясняя и истолковывая ее смысл.

Герменевтическая проблематика уходит своими корнями, во-первых, в античную, а затем классическую филологию, во-вторых, в библейскую экзегезу и, в-третьих, в юриспру­денцию. В поздней античности филологическая герменевти­ка занималась толкованием «темных мест» в текстах класси­ческих поэтов; в пределах сформировавшейся в эпоху Воз­рождения классической филологии герменевтика понималась прежде всего как искусство перевода памятников античной культуры на язык культуры современной; теологическая гер­меневтика занималась толкованием священных текстов, вы­яснением правил и пределов понимания этих текстов (тео­логическая герменевтика развивалась в значительной мере в условиях резкой полемики протестантских и католических богословов по вопросу о возможности правильного истолкова­ния Священного писания вне контекста собственно церков­ной догматики); и, наконец, юридическая герменевтика раз­рабатывала приемы и способы толкования юридических ко-

дексов, терминов, законов. Очевидно, что каждая из упомя­нутых дисциплин (филология, теология, юриспруденция) само­стоятельно и изолированно занималась проблемами толкова­ния, исходя из специфики собственного предмета, и каждая, соответственно, породила собственную, специальную, герме­невтику. Проблема же понимания как общая проблема воз­никла тогда, когда стало очевидно, что при всем разнообразии герменевтических объектов сами принципы понимания и ин­терпретации едины.

Вопрос об этом единстве впервые поставил немецкий уче­ный — филолог, теолог, философ, автор трактатов «Диалек-тика*, «Герменевтика», «Критика» — Фридрих Шлейермахер (1768-1834), который и считается основоположником совре­менной герменевтики.

В сущности, в эпоху Шлейермахера герменевтика пере­живает свое второе со времен античности рождение, обретая статус философской дисциплины. Шлейермахер осуществил важнейшую переакцентировку основной герменевтической проблемы, т. е. проблемы понимания и интерпретации: он перешел от предмета понимания к природе понимания как такового, концептуально поставив вопрос о том, что такое понимание и что такое смысл.

Осознание универсальной основы понимания существен­ным образом изменило и представление об объекте понимания. Отныне он перестает носить выборочный --в зависимости от ценностных критериев - - характер: пониманию подлежат не только высокие образцы античной литературы или тексты Священного писания, пониманию подлежит вообще любой устный или письменный текст, любой речевой акт. При этом существеннейшей идеей герменевтической системы Шлейерма­хера, обнаруживающей романтические истоки его философии, становится идея личности: на что бы ни было направлено понимание, каков бы ни был его объект, оно в конце концов всегда оказывается направленным на человека, на личность, выразившую себя посредством языка через тот или иной объект.

Потребность и возможность понимания другого человека обусловлена, с точки зрения Шлейермахера, наличием единого субстрата общечеловеческой природы: да, все люди различны

(предпосылка для непонимания), но это различие сводится лишь к различию в сочетании и мере проявления тех или иных общих, присущих всем людям свойств человеческой природы. Каждому человеку свойственно то, что так или иначе наличествует во всех остальных людях, в любом другом человеке — в этом смысле человек «узнаваем». Поэтому, в сущности, нет ничего такого, что в силу собственной «неуз­наваемости» могло бы обречь человека на то, чтобы он остался непонятным (непонятым). Таким образом, находится мощная предпосылка для перехода от непонимания личности к ее пониманию, которое, в свою очередь, совершается на путях истолкования текстов, поскольку в тексте, по мысли Шлей-ермахера, авторский аспект оказывается не менее существен­ным, с точки Зрения информативности, чем предметно-содер­жательный. Понимание текста — это не просто понимание того, о чем в нем говорится, это прежде всего понимание того, как об этом «чем-то» говорится. В этом как и проявляет себя личность автора, поэтому именно через понимание текста возможно и необходимо прийти к постижению личности ав­тора — такова логика Шлейермахера.

Шлейермахер предлагает два вида истолкования текста: грамматическое (в результате которого выявляется индиви­дуально-стилистическая манера автора произведения, неповто­римое своеобразие данного автора, выразившееся в языке); и психологическое (в пределе направленное на выявление того первоначального бессознательного импульса, который прово­цирует творческий акт). Соотношение грамматического и пси­хологического истолкований, таким образом, отражает соот­ношение языка и мышления, их неразрывную связь.

На протяжении всего процесса истолкования, на «грам­матическом» и «психологическом» его этапах, должны ис­пользоваться — не соответственно этим этапам, но одновре­менно и применительно к каждому из них — два равноправ­ных метода: сравнительный, основанный на анализе, и диви-национный, основанный на интуиции, прозрении, догадке. Отметим, что для Шлейермахера чрезвычайно существенным, даже необходимым условием, обеспечивающим успешность познавательного процесса, оказывается постоянное взаимодей­ствие (но не смешение) этих двух методов. В процессе позна-

ния И два вида истолкования, и два метода поочередно сменяют друг друга, придавая самому процессу циклический характер.

С тем же циклическим характером процесса понимания связана еще одна проблема герменевтики — проблема герме-невтического круга. Принцип герменевтического круга был воспринят герменевтикой из античной риторики (вопрос о соотношении частей и целого); он широко практиковался и в экзегезе средних веков, требовавшей для понимания библей­ского текста веры в него, а для веры — его понимания. Герменевтический круг предполагает попеременное понимание части из целого и целого из части: для того чтобы понять целое, необходимо понять его части, но понять части можно, лишь поняв целое. По мысли Шлейермахера, процесс пони­мания совершается именно в пределах такого рода взаимо­сцеплений; он проходит несколько стадий корректировки смысла (целого - • частями и наоборот) и в результате, в идеале, должен привести к адекватному пониманию всего текста. Конечной целью понимания, его итогом должно стать полное слияние интерпретатора с личностью автора, который выразил себя в тексте. Такое слияние достигается на пути продвижения интерпретатора от произведения автора к пер­воначальному импульсу, породившему это произведение, т. е., по сути дела, интерпретатор проделывает в обратном направлении путь самого автора, полностью повторяя его творческий акт. При этом интерпретатору необходимо учесть не только авторское сознание, но и подсознание, и то бес­сознательное, что независимо от авторской воли проявилось (или не проявилось) в произведении. То есть в конце кон­цов интерпретатор должен понять автора лучше и в большем объеме, чем автор сам себя понимает. Естественно, что достичь такого понимания может только человек, наделенный соот­ветствующим талантом. Талант интерпретатора, таким обра­зом, становится условием, необходимым для того, чтобы по­нимание состоялось.

2. Герменевтика как методология гуманитарных наук.

В. Дильтей

Идеи Шлейермахера были отчасти развиты, отчасти кри­тически переосмыслены другим немецким философом Вильгельмом Дильтеем (1833-1911). Утверждая вслед за Шлейермахером универсальный характер герменевтического метода, Дильтей значительно расширяет представление об объекте герменевтики: пониманию подлежит не только любой речевой акт, но вообще все, что может иметь смысл. Очевидно, однако, что провозглашение, по сути дела, безграничности объекта понимания носит у Дильтея декларативный характер: в реальной философской практике Дильтей, как и Шлейер-махер, ограничивается теорией интерпретации письменного текста, потому что только такой текст оказывается единст-венной формой, в которой могут быть зафиксированы различ­ные «жизненные проявления». Целью же интерпретации для Дильтея является выразивший себя в тексте человек в его историческом бытии, - - отсюда интерес философа к таким категориям, как «дух эпохи», «дух культуры», «дух нации». Интерес к исторической личности, с одной стороны, и к духовно-историческому контексту реконструируемой эпохи — с другой, реализуется в философском творчестве Дильтея в соответствии с действием принципа герменевтического круга: понять творческую личность возможно только при условии понимания духовного мира эпохи, которое, в свою очередь, осуществимо лишь через понимание отдельных проявлений этого мира, отдельных «объективации жизни» (т, е., по Диль-тею, текстов) творческой личности.

Основной критический по отношению к Шлейермахеру аспект учения Дильтея связан с представлением философа о специфике гуманитарных наук, или «наук о духе» (понимав­шихся Дильтеем прежде всего в плоскости исторического изучения), по сравнению с науками естественными. По мысли Дильтея, последние обращены лишь к внешним фактам, в то время как первые исследуют так называемую внутреннюю реальность. (Строго говоря, идея противопоставления естест­венных и гуманитарных наук принадлежит не Дильтею. Она была обоснована главой баденской школы неокантианства

Б, Виндельбандом, учение которого, несомненно, оказало из­вестное влияние на формирование философского мировоззре­ния Дильтея.) Принципиальное, существенное различие в са­мой природе объектов двух типов наук неизбежно влечет за собой и различие их методов: " понимание" (в терминологии Шлейермахера ему соответствует дивинационный метод) ока­зывается прерогативой наук о духе; в области же естественных наук действует " объяснение" (по Шлейермахеру — сравни­тельный метод). Для естественных наук, имеющих дело с регулярными, повторяющимися, подчиненными определенным закономерностям явлениями, установка на однозначное объ­яснение оказывается совершенно оправданной. Но эта уста­новка, эта методологическая стратегия должна быть преодо­лена в области наук о духе, предметом которых становятся явления единичные и неповторимые.

В жестком противопоставлении типов наук и соответству­ющих им методов Дильтей исходит из различия не только объектов, но и субъектов познания: объяснение предполагает вненаходимость субъекта по отношению к своему объекту, оно требует объективности, а в идеале и безличности познания; понимание же основывается на том, что историю (а науки о духе — повторим это еще раз — осмыслены Дильтеем именно и прежде всего как исторические науки) исследует тот же, кто ее творит, т. е. историческое познание обнаруживает однородность субъекта и объекта. При этом для Дильтея очевидно, что объект, который имеет ту же природу, что и субъект познания, т. е., в сущности, сам оказывается субъ­ектом же, может быть понят только через сопереживание. Необходимо соотнести собственный внутренний опыт с опытом другого человека (не случайно, познать другого, по Диль-тею, — значит прежде всего познать себя; постижение явле­ний духа есть одновременно путь интуитивного самопости­жения человека), необходимо внутренне перевоплотиться в Другого (что в принципе достижимо, благодаря все тому же представлению о субстрате общечеловеческой природы, кото­рое было обосновано еще Шлейермахером) и таким образом Достичь понимания. Процесс понимания оборачивается для субъекта «превращением» в другого субъекта путем «сопере­живания», «вживания», «перевоплощения», «вчувствования»

и т. п. Обратим внимание на то, что для Дильтея оказыва­ется, строго говоря, неважным, осуществляется ли понимание в результате движения субъекта к объекту или, наоборот, в результате приближения объекта к субъекту. Так, понима­ние, достигнутое путем «вживания», предполагает перенесение субъекта в объект (т. е., по сути дела, превращение субъекта в объект); «вчувствование» же подразумевает обратный про­цесс: перенесение на предмет вызываемых им чувств и на­строений (или превращение объекта в субъект) — именно такой смысл вкладывает в сам термин «вчувствование» вы­работавшая его во второй половине XIX века психология творчества. Очевидно, что направление движения для Дильтея не имеет значения, важно, чтобы оно было встречным и чтобы его результатом стало «слияние», совпадение субъекта и объ­екта, — вне зависимости от того, на чьей «территории» это слияние происходит. В любом случае в саму процедуру по­нимания Дильтей вносит психологизирующий момент, преоб­разуя субъектно-объектные отношения, трансформируя фор­мулу этих отношений «я—он» («субъект—объект») в «я—ты» {«субъект—субъект»).

В психологическом аспекте трактует Дильтей и проблему исторической дистанции. Если для Шлейермахера эта проблема сводилась к необходимости преодоления временной разве­денности субъекта и объекта познания как помехи и конечное отождествление интерпретатора с текстом просто исключало момент дистанцированности, отменяло его, то Дильтей при­знает даже определенную познавательную продуктивность ис­торической дистанции. Чем ближе друг к другу во времени находятся субъект и объект познания, тем более зависимы их отношения от различных помех психологического толка: сию­минутные связи, обстоятельства, условия, злоба дня и т. п. Историческая же дистанция обеспечивает сознанию субъекта в его отношении к объекту чистоту и свободу, необходимые для осуществления «перевоплощения»-, «вживания» субъекта в объект. Наличие исторической дистанции, таким образом, определяет оптимально благоприятные субъектно-объектные отношения, при которых процесс преодоления самой этой дистанции — с целью осуществления понимания — оказыва­ется наиболее продуктивным. Иными словами, историческая

дистанция очищает понимающее сознание от всевозможных несущественных и периферийных элементов, затрудняющих выход к пониманию.

Итак, главным инструментом дильтеевской герменевтики является понимание; оно, в свою очередь, достигается не просто рассудочным путем, но в единстве чувства, мысли, воления и оценки — т. е. всех духовных сил и возможностей человека. Само искусство понимания, согласно Дильтею, наи­более плодотворно проявляет себя при интерпретации литера­турных произведений. Эта мысль получила теоретическое обо­снование в его работах «Введение в науки о духе» (1883), «Происхождение герменевтики», «Сила поэтического вообра­жения. Начала поэтики» (1887) и др., а также практическую реализацию в исследованиях творчества Гете, Новалиса, Лес-синга, Диккенса, Гёльдерлина и др. Отбирая литературный материал для своих интерпретаций, Дильтей останавливается на наиболее ярких памятниках, позволяющих, с его точки зрения, максимально полно восстановить цельность человече­ского существа, жизненную цельность как таковую, органи­ческое единство духовной жизни (в этом пункте явственно обнаруживает себя полемический характер философии Диль-тея - - его неприятие и постоянное оспаривание господство­вавших в философии второй половины XIX века принципов позитивизма, игнорирующего, по мысли Дильтея, цельность сознания и подменяющего реальную, «живую» историю аб­страктными механическими схемами и конструкциями).

Поскольку постичь исторического человека, выразившего себя в художественном тексте, позволяет лишь адекватное этому выражению «переживание» интерпретатора, очевидно, что творческий потенциал последнего должен соответствовать силе творческой личности исследуемого автора. Постигая Гете, необходимо обладать его, Гете, степенью гениальности — в противном случае постижения не состоится. Таким образом, тезис Шлейермахера о таланте интерпретатора как обязатель­ной предпосылке понимания достигает в системе Дильтея своего предела: гениальное творение может быть понято толь­ко подобным ему же началом — только гением; творческая стихия человеческого духа может открыться только творчес­кой же стихни науки о духе; понимание только тогда ока-

зывается истинным пониманием, когда оно конгениально свое­му объекту.

При всей своей ориентированности на литературный ма­териал, заинтересованности в нем, герменевтическая система Дильтея тем не менее всецело разворачивается в плоскости философии. Это именно философское построение, в котором обращение к литературному творчеству, преимущественно к произведениям поэтов («органов понимания жизни», как на­зывал их Дильтей), выполняет прежде всего иллюстративную функцию. В плоскость же собственно филологии общефило­софские идеи Дильтея переводят его последователи и ученики.

Глававторая