16 АВГУСТА 1889 ГОДА. Летняя погода. Отчётлив рисунок гор. Отчётлив рисунок неба. Транспаранты, флаги, гирлянды. Бумажные и цветные фонарики. Такие же когда-то для молодёжного бала-пикника, клеил с друзьями здесь, в Пятигорске, Лермонтов. На это бал он пригласил Иду Мусину-Пушкину. Но сам приехать не смог: был убит.
Сквер и прилегающие к скверу улицы полны народа. Многие в национальной кавказской одежде. Взволнованность необычайная. Вдохновенная. Долгожданная. Восемнадцать лет ждали этого. Памятник Лермонтову сооружён «народным иждивением» и сейчас передаётся на хранение городу Пятигорску. Самый значительный денежный взнос сделал тайный враг Лермонтова князь Александр Васильчиков – 1000 рублей. Замаливал участие в бесславной дуэли?
Памятник отливали в Петербурге на заводе Морана. Бронзовая фигура Лермонтова укреплена на вырубленном из гранитной скалы пьедестале. Поэт сидит, сюртук расстёгнут, у ног, расшевеленная ветром, лежит книга. Взгляд поэта устремлён в сторону гор и разновидных облаков.
Единым движением вскинул трубы военный оркестр, зазвучал марш Тенгинского пехотного полка. Началом к маршу послужил удар колокола на городском соборе. Представители Тенгинского пехотного полка несут к памятнику и медленно возлагают серебряный венок. Родной полк отдаёт должное храбрости и таланту поэта. Душа его вмещала огромный мир чувств и стихов. И стихи для него – тот же бой. Пуля за пулю!
Данзас, секундант Пушкина, который оказался на Кавказе тоже в значительной степени потому, что отстаивал честь Пушкина, хотел, чтобы Лермонтов служил в его батальоне командиром взвода мушкетёрской роты. Но Лермонтов добился назначения в оперативный Чеченский отряд генерала Галафеева.
Университетскому товарищу Алексею Лопухину писал: «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был я был свидетелем».
Лермонтов первым реалистически точно написал человека на войне: «Стоял кружок. Один солдат был на коленях; мрачно, грубо казалось выраженье лиц, но слёзы капали с ресниц, покрытых пылью… На шинели, спиною к дереву, лежал их капитан. Он умирал…»
Тенгинский полк действовал на самых опасных участках. Кавказские пули, кавказские шашки.
11 июня 1840 года. Сражение при Валерике. Валерик – название реки. Там разыгралось многотысячное кровавое сражение. За это сражение Михаил Лермонтов вначале был представлен к ордену Владимира IV степени с бантом. «Испрашивается о награде: прикомандированному к кавалерии действующего отряда Тенгинского пехотного полка поручику Лермонтову». Командир корпуса снизил представление до ордена Станислава III степени.
Ранен Руфин Дорохов, командир сотни отборных бойцов-добровольцев. «Сотня», или «команда охотников», занималась разведкой, тайными вылазками, ночными рейдами. Её отличали отвага, удальство, преданность командиру, презрение к огнестрельному оружию». Командир Руфин Иванович Дорохов – сын героя Отечественной войны, знаменитого партизана генерал-лейтенанта Ивана Семёновича Дорохова.
Руфин из «породы удальцов», воспетых Денисом Давыдовым. Неоднократно «за участие в дуэлях и буйное поведение» разжаловали его в солдаты, но каждый раз «исключительными подвигами» он добивался возвращения чина. Писал стихи и пьесы. Был знаком с Пушкиным.
Лермонтова назначили на место раненого Руфина Дорохова. «Отказавшись от всяких удобств, он вёл тот же образ жизни, что и солдаты, – спал на голой земле, ел из общего котла, небрежно относился к соблюдению формы и своему внешнему виду».
И бесстрашная «Сотня» поверила ему и приняла нового командира и называлась теперь «Лермонтовская». Она «…как блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там, где ей вздумается, в бою она искала самых опасных мест…».
Полковник князь В.С. Голицын, командующий кавалерией, считал Лермонтова достойным Дорохова, достойным командиром «Сотни». «Всегда первый на коне и последний на отдыхе». «Действует с отличною храбростью и знанием военного дела», – говорили о нём друзья. Полковник Голицын представил Лермонтова к золотой сабле с надписью: «За храбрость», а это значило бы возвращение в гвардию.
В Петербурге в музее артиллерии и инженерных войск (Кронверкский арсенал Петропавловской крепости) выставлено золотое оружие – сабли, на которых написано «За храбрость». Выставлены и давно смолкнувшие георгиевские трубы, тоже «За храбрость». Ленты на трубах, ка пчёлы – оранжево-чёрные, и уже потускневшие серебряные кисти.
Хочется сказать словами древнего текста: смятутся трусливые, а дух храбрейших дышит, где хочет. Почтим честью Россию!
Лермонтов не получил ни ордена Станислава III степени, ни золотой сабли – Министерство Военное, Департамент Инспекторский, отделение 3-е, стол I: «Государь император по рассмотрении доставленного о сем офицере списка, не изволил изъявлять монаршего соизволения на испрашиваемую ему награду».
Император отказал поэту в личной храбрости, распорядился: «дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своём полку».
А поэт во всём был бесстрашен – и в бою, и в стихах. Стихи для него – тот же бой…
Возможно, присутствовала на открытии памятника и Юлия Владимировна Лермонтова, родственница поэта. По профессии она была химиком, специализировалась по переработке нефти. Преподавала в Московском университете. Юлия Владимировна – первая русская женщина-нефтяник, защитившая докторскую диссертацию в Геттингенском университете «с великой похвалой». Была дружна с Софьей Ковалевской. Дожила до Великого Октября, имела несколько встреч с наркомом Луначарским.
Может быть, на открытии памятника были дети молочной сестры Лермонтова Татьяны. Или она сама. С детства Михаил Юрьевич называл свою кормилицу Лукерью Алексеевну Шубенину «мамушкой» У Лукерьи Алексеевны было пятеро детей. Из них Татьяна – молочная сестра Лермонтова. В каждый приезд в Тарханы поэт навещал «мамушку» и свою молочную сестру. Никогда не забывал их.
В Петербурге на выставке конкурсных скульптур будущего памятника Михаилу Юрьевичу Лермонтову лучшим был признан проект № 14. Вскрыли конверт с девизом. Под девизом и номером № 14 скрывался академик Александр Михайлович Опекушин. Автор памятника Пушкину на Страстной площади.
Одному и тому же скульптору суждено было отлить в бронзе старшего поэта и младшего.
Об Опекушине сказано: «Народ нашёл своего ваятеля…»
Александр Михайлович Опекушин сам выходец из народа – родился в семье крепостного крестьянина в деревне Свечкино на берегу Волги. Отец его был лепщиком, и Саша рано научился владеть глиной. В двенадцать лет попал в Петербург. И сразу был принят в артель столичных лепщиков – делал для петербургских домов и храмов цветы и орнаменты. Потом судьба привела его в скульптурную мастерскую академика Иенсена, профессора Петербургской Академии художеств, который определил своего способного ученика вольноприходящим слушателем академии. Он же добился потом для Опекушина и вольной – освободил его от крепостной зависимости.
Памятник Лермонтову…
У ног поэта лежит расшевеленная ветром книга. Он только что опустил её подле себя на землю. Отдал её ветру, и ветер забавляется книгой. Поэт сидит, опершись на правую руку, и смотрит даль, на горы, на разновидные облака. Он думал, «мир воздушный и в нём терялся мыслию послушной». Так памятник решил Александр Михайлович Опекушин.
Побудьте рядом с Лермонтовым, послушайте, постойте, не торопитесь, и вы услышите, как шевелятся под ветром страницы книги. Услышите горы, полёт птиц и движение облаков. Лермонтов сидит и тоже слушает горы, птиц, облака. Это его покой, его уединение. Естественный строй души, чудная молитва, когда верилось и плакалось. Вы услышите далёкую, сохранённую ветром мелодию марша Тенгинского пехотного полка, марша Лермонтова, ноты которого, к сожалению, до нас не дошли и знает их только ветер.
Стоит, замер Тенгинский пехотный полк, и, кажется, стоит, замерла лермонтовская бесстрашная сотня. Дух храбрейшего дышит, где хочет.
…мальчик мой, великий человек?
Что сделал ты, чтобы воскреснуть болью…
Белла Ахмадуллина «Тоска по Лермонтову».
Вот Лермонтов – благополучный юноша, богатый очень… Ну какие у него, казалось бы, страдания? А ведь всё творчество его, вся жизнь проникнуты страданием! И состраданием: он страдал не только за себя – за всё человечество, за Пушкина.
Виктор Астафьев.