Лазарев поддержал товарища:
— Ежели в лихую минуту матрос мигом не сработает, весь маневр корабля прахом пойдет. А там, гляди, и бедой обернется. Особенно в бою. — Лазарев помолчал. — Как говаривал Суворов — тяжело в ученье, легко в бою. А нерадивых, кроме линьков, боцмана и по-своему учат.
Следующую кампанию фрегат конвоировал караван «купцов» в Галифакс, а потом с отрядом кораблей не раз вступал в схватку с французами.
В середине лета неожиданно поступил приказ адмиралтейства — фрегату срочно убыть в распоряжение адмирала Кальдера…
Британская эскадра Кальдера стерегла французов и испанцев на море. Наполеон второй год копил силы, чтобы сокрушить главного противника — Англию. В порту Булонь стояла, ожидая сигнала к вторжению, стотысячная армия французов. Наполеон демонстративно проверил готовность войск и флота, совершив вояж по портам Франции вдоль Ла-Манша. Все было наготове, но мешал английский флот. Морская мощь Британии пока остановила на берегах Ла-Манша победоносное шествие Бонапарта по Европе.
Облегчить положение союзника и сохранить приобретения России в Адриатике решил и Александр I и тоже прибегнул к помощи морской силы.
Летом 1805 года императору докладывал министр иностранных дел Адам Чарторыский[34]:
— Ваше величество, по донесению графа Разумовского из Австрии французские войска двигаются к Далмации. Кроме того, корабли французов в Адриатике начали дерзко нарушать коммуникации наши у Ионических островов.
Александр недовольно поморщился.
— Генерал Ласси[35]имеет, по моему разумению, там достаточно войск, да и Грейг[36]должен ограждать в полной мере наши интересы на море.
Чарторыский развел руками.
|
|
— Быть может, сего недостаточно. К тому же Разумовский сообщает: между Ласси и Грейгом возникают недоразумения и разногласия.
Александр фыркнул.
— Опять распри и козни моряков и сухопутных. — Император немного помолчал, раздумывая, вызвал статс-секретаря Муравьева. — Сыщите-ка срочно мне Чичагова.
Министр морских сил оказался на даче. В императорских апартаментах он появился утром следующего дня.
— Чарторыский выражает сомнение в силе наших войск и эскадры в Ионической республике[37]. Не только Бонапарт, но и турки пытаются довлеть над ионитами. Найдем ли нынче корабли на Балтике послать на подмогу Грейгу?
«Корабли-то есть, — тоскливо подумал Чичагов, — только что они представляют из себя, одному Богу известно».
— Корабли сыщем, ваше величество, кому прикажете возглавить сию экспедицию? Быть может, Кроуну или Тету?
— Ты, брат, позабыл, куда эскадра пойдет? — усмехнулся император. — В Британию разве? Надобен русский человек, поразмышляй, а завтра-послезавтра доложишь. Корабли же начинай готовить немедля.
Обычно сборы в дальнее плавание даже одного корабля вызывали в Кронштадте пусть небольшой, но переполох. А тут снаряжали в поход целую эскадру, да к тому же нежданно. Назначенные корабли оказались обветшалыми и потрепанными штормами за кампанию. Не хватало на складах парусов и такелажа, требовалась замена части пушек, в арсенале отсутствовали артиллерийские припасы. Чиновники и тыловые адмиралы, как всегда, перекладывали с больной головы на здоровую, искали «виноватых». Командующий эскадрой вице-адмирал Сенявин не успел появиться в Кронштадте, как на него обрушился Чичагов. Человек дела, Сенявин не откликался на окрики, а сумел за две недели сделать невозможное. Ему было не привыкать. На Черном море попадал и не в такие перепалки.
|
|
В Кронштадт то и дело наведывалось адмиралтейское начальство. Заметно прибавилось посетителей на кораблях. Зачастили семьи офицеров из Петербурга, почувствовав предстоящую разлуку на долгие месяцы, быть может, годы…
Не успел вернуться из-за города Державин, как на пороге появился Алексей Лазарев.
Державин раскрыл объятия:
— Ну, вот и слава Богу, дождался я таки и третьего сокола гардемарина.
— Только позавчера, Гаврила Романович, объявили указ, и тут же приказано было перебираться на «Ярослав». Вскорости Кронштадт покинем.
— Что так? — удивился Державин.
— В том-то и дело, что меня с другими гардемаринами по высочайшему повелению назначили в эскадру вице-адмирала Сенявина. А она отбывает к Ионическим островам.
Державин минуту-другую смотрел на Алексея, а потом воскликнул:
— Алешенька! Так тебе судьбой назначено встретиться с Андрюшенькой! Он ведь на Средиземном море, почитай, год как плавает!
— А ведь и вправду, Гаврила Романович, я как-то сразу и не подумал. Андрейка-то с командором Грейгом прошлой осенью на «Автроиле» на Корфу ушел.
Державин вызвал слуг, засуетился.
— Надобно тебе собрать платье необходимое. Андрюшке послать разного белья.
Провожая Алексея, Державин вспомнил:
— Жаль, Верунчик не вернулась с дачи, то-то порадовалась бы за тебя. Нынче ее в Смольный институт определяю. — Он вздохнул, обнял Алексея. — Как-то там нашему другому соколу, Мишутке, нынче приходится, в аглицкой стороне?
|
|
Удача, по обыкновению, сопутствует отважным, решительным людям. У мыса Абукир, неподалеку от Александрии, французы имели больше кораблей, чем Нельсон, однако стремительная, не по шаблону, атака принесла победу англичанам.
Последнее время Нельсону не везло. Он получил приказ короля найти и атаковать французскую эскадру. От этого зависела судьба Англии.
В борьбе за гегемонию в Европе Наполеон считал своим главным врагом Англию. Континентальная блокада без участия России не приносила желаемого — Англия продолжала торговать, а значит, жить.
Тогда Наполеон решил прибегнуть к испытанному и верному средству — силе. На континенте все было просто — несколько переходов прославленной гвардии, и поверженный противник на коленях.
Британские острова отделял от Наполеона Ла-Манш. И все же он решился. Как последнюю попытку устрашения соперника император разыграл сцену гнева на аудиенции нового английского посла в Тюильри. Предлогом послужила Мальта, которую англичане обязались возвратить, но не спешили сделать это.
— Итак, вы хотите войны! — почти кричал он на посла Уитворта. — Вы хотите воевать еще пятнадцать лет, и вы меня заставите это сделать!
Побледневший Уитворт покинул зал, и вскоре англичане начали готовиться к войне. Император, узнав об этом, продолжал буйствовать.
— Если англичане первые обнажат шпагу, то пусть знают, что я последний вложу шпагу в ножны… Вы, может быть, убьете Францию, но запугать ее вы не сможете, — заявил он на приеме послов. — Горе тем, кто не выполнит условий! Мальта или война!
Началась война Наполеона с Англией, не прекращавшаяся до самого конца его царствования.
Прежде всего он овладел всем северным побережьем Европы, занял Ганновер, владения английского короля, приказал двигаться к побережью Адриатики и Южной Италии.
Из Англии приходили добрые для него вести. Промышленные рабочие, не скрывая, громко заявляли:
— Пусть приходит Бонапарт, нам ни при каком Бонапарте хуже не будет.
За два года напротив английского побережья, в Булони, на берегу Ла-Манша Наполеон создал огромный лагерь, сосредоточив здесь сто пятьдесят тысяч войска и сотни судов.
— Мне нужно только три дня туманной погоды, и я буду господином Лондона, парламента, Английского банка, — сказал Наполеон и приказал адмиралу Вильнёву идти из Тулона в Ла-Манш, соединиться с другими эскадрами в Рошфоре и Бресте и обеспечить переправу и десант в Англию.
Но англичане плотно блокировали французов в европейских портах. Несколько раз Вильнёв скрытно уходил из Тулона, но его по пятам преследовал Нельсон. Однажды Вильнёв, пытаясь отвлечь англичан, ушел к далекой Вест-Индии, но и там его едва не настиг Нельсон. Вильнёв повернул к берегам Испании, а измотанный безрезультатными погонями Нельсон направился к Гибралтару.
Два года бесплодных метаний по Средиземному морю и Атлантике, без единого дня на берегу, измотали нервы Нельсона, и он попросил у адмиралтейства отпуск. А в Лондоне его ждала Эмма Гамильтон и дочь Горация.
Незадолго до этого Наполеон лично объехал все порты и проверил готовность армии и флота к вторжению.
Тревога охватила Англию, не имевшую войск для обороны. Премьер Питт считал, что спасти Англию от вторжения могут только русские солдаты. Он предлагал России деньги, и немалые. Александр ответил: «Россия и Англия единственные державы в Европе, не имеющие между собой враждебных интересов».
Возник новый англо-русский союз… К нему присоединилась Австрия.
Наступила осень 1805 года. Наполеон торопил адмиралов.
— Мне нужно не три и даже не два дня, а всего один день спокойствия на Ла-Манше, безопасность от бурь и британского флота, чтобы высадиться в Англии.
Однако Вильнёв медлил, как в Абукире, и укрылся в испанском порту Кадис. Там к нему присоединились двадцать испанских кораблей.
Наполеон приказал министру морских сил Декре:
— Ваш друг Вильнёв, вероятно, побоится выйти из Кадиса. Отправьте вместо него адмирала Розили.
Наполеон уже вынашивал новый план действий. Он был осведомлен о союзе Англии и России.
— Если я через пятнадцать дней не буду в Лондоне, то я должен быть в середине ноября в Вене.
Буквально на следующий день он получил известие, что русские армии выступили на соединение с австрийцами. Наполеон вызвал генерального интенданта Дафю и протянул ему уже заготовленную диспозицию новой войны — не с Англией, а против России и Австрии.
— Немедленно вручить всем корпусным командирам.
Спустя несколько дней громадный Булонский лагерь снялся и стройными колоннами выступил в дальнюю дорогу. Их путь лежал на восток, в Баварию. Наполеон редко ошибался в стратегии. С Англией можно повременить — решил он. Главный враг Франции сейчас Россия. Так получилось, что демарш русской армии отвел угрозу от Англии.
Покидая Булон, Наполеон распорядился:
— Передайте Вильнёву: выйти из Кадиса, соединиться в Картохене с испанцами и высадить десант в Южной Италии.
Но пока франко-испанская армада угрожала британским берегам, англичане не могли спать спокойно. Королевскому флоту предстояло надежно обезопасить морские рубежи метрополии.
Часть фрегатов с Наветренных островов в середине лета 1805 года присоединилась к эскадре вице-адмирала Коллингвуда.
Коллингвуд имел строгий приказ короля — блокировать в порту Кадис франко-испанскую эскадру Вильнёва.
На прибывших фрегатах за английских мичманов правили службу Александр Куломзин, Мордарий Милюков, Василий Скрипицын, Матвей Чихачев. Три дружка — Авинов, Лазарев, Шестаков, как и прежде, были вместе, на фрегате «Сириус».
Почти два года минуло с той поры, как российские гардемарины ступили на палубы королевского флота. Многое здесь отличалось от уклада корабельной жизни Кронштадтской эскадры. Сами корабли выглядели добротными и ухоженными. И немудрено. Десяток веков на верфях Британии оттачивали мастерство поколения корабелов, из рода в род передавали тайны искусства создания кораблей. Когда-то на стапелях Англии брал уроки кораблестроения, перенимал опыт англичан Великий Петр.
Флот Англии не имел себе равных в мире по мощи. Одних линейных кораблей насчитывалось больше сотни. Но корабли сами по себе мертвы без главного их двигателя — людей. Стать офицером королевского флота можно было за деньги или по протекции. Путь к эполетам выходцам из «низшего» сословия надежно перекрывали различные препоны. Кроме школьных знаний, способностей требовались рекомендации и знакомства. Намного проще вербовали матросов. В торговом флоте достаточно было подписать контракт. На военных кораблях служба считалась хуже каторги, и сыскать туда добровольцев удавалось далеко не всегда. Матросов доводили до полного изнеможения многомесячные плавания, за малейшую провинность их нещадно секли. Кормили во флоте его величества отвратительно, цинга и другие болезни косили ряды матросов намного чаще, чем вражеские ядра и пушки. Нередко при первой возможности матросы сбегали с кораблей, а пополнять убыль приходилось всеми возможными и невозможными средствами, одно из них именовали «прессом».
«В известный день, сохраняемый в большой тайне, ночью, вооруженные шлюпки с кораблей приставали в больших приморских городах к берегу и захватывали в шинках, кабаках и других подобных местах сборищ людей всех, кого там находили. Увезя захваченных на корабль, там их сортировали, и молодых и здоровых, а в особенности же матросов с купеческих кораблей зачисляли в невольную коронную службу».
Подобные нравы корабельной среды не могли не влиять как-то на душевное состояние русских гардемарин. По-разному относились они к порядкам и обычаям британских моряков. С чем-то соглашались, многое не воспринимали, но служба есть служба. Некоторые же привычки тех лет врезались в плоть и нервы навсегда. И поневоле в характере русских волонтеров появилось что-то, отличавшее их впоследствии от своих одноротников и товарищей по корпусу, не служивших в английском флоте…
Вскоре фрегат «Сириус» направили на север, в эскадру вице-адмирала Роберта Кальдера. Эскадра блокировала в порту Ферроль французов. Здесь встретились давние друзья с Семеном Унковским.
На фрегате «Египтянин» второй год исполнял он должность мичмана. Случайно узнав, что на прибывшем «Сириусе» находятся русские гардемарины, он упросил во время штиля капитана Флеминга:
— Прошу разрешения, сэр, на авральной шлюпке сходить на часок к «Сириусу». Там служат мои друзья.
— Да, конечно, — ответил Флеминг, — кстати, передадите от меня письмо капитану «Сириуса».
Полтора года не виделись друзья-товарищи по корпусу, было о чем рассказать друг другу. Выслушав приятелей, Унковский рассказал коротко о службе на «Египтянине».
Первым рейсом фрегат конвоировал купеческие суда в Ост-Индию. Впервые побывал Унковский в Рио-де-Жанейро, на острове Святой Елены, в порту Капстадт у мыса Доброй Надежды.
Фрегат конвоировал английских «купцов» к Азорским островам, пресекая торговлю испанцев и французов в Атлантике.
Командир «Египтянина» капитан Чарльз Флеминг и весь экипаж фрегата весьма радушно приняли русского гардемарина. Несмотря на плохое знание английского языка, Унковскому сразу же доверили нести вахту наравне с офицерами. Через полгода ему поручили отвести в Плимут приз — захваченный в плен испанский купеческий бриг.
— С весны крейсировали в эскадре контр-адмирала Стерлинга у Рошфора, а две недели как соединились с адмиралом Кальдером, — закончил рассказ Унковский, усаживаясь на бухту каната между друзьями.
Лазарев подтолкнул его, Шестаков пихнул с другого бока.
— Что слыхать о французах? — посмеиваясь, спросил Лазарев.
— Сказывает наш капитан Флеминг, будто Вильнёв с эскадрой со дня на день должен показаться. Недели две, как он покинул Мартинику.
Авинов покачал головой:
— Видимо, схватки не миновать…
На рассвете 22 июля 1805 года эскадра Кальдера подходила к параллели мыса Финистерре. Линейный корабль «Аякс», находившийся в охранении на ветре, поднял сигнал: «Вижу неприятеля на зюйд-вест!» Флагман, не мешкая, отсигналил: «Приготовиться к бою!»
На «Египтянин» последовал приказ: «Сблизиться с неприятелем, определить корабельный состав». Фрегат поставил все паруса и устремился по направлению к обнаруженному противнику. Флеминг, не отрываясь от подзорной трубы, отдавал команды сигнальным матросам:
— Поднять сигнал: «Вижу неприятеля! Линейных кораблей двадцать, фрегатов шесть, два брига, один корвет».
Один за другим взлетали на фалах сигнальные флаги.
Капитан повернулся к корме, отыскивая флагманский корабль. Вскинул голову и приказал:
— Паруса на гитовы, лечь в дрейф!
Прошли томительные минуты. С марса звонко крикнул матрос:
— Флагман принял наш сигнал. По эскадре новый сигнал: «Построиться в ордер похода двух колонн».
Эскадры постепенно сближались контр-галсами. Неприятельские корабли построились в линию баталии и легли на курс норд-ост.
Уже виднелись невооруженным глазом флаги неприятельских кораблей. Флеминг кивнул Унковскому:
— Шесть концевых — испанцы, остальные французы.
Капитан распорядился: во время боя находиться Унковскому вместе с ним на шканцах.
Со стороны океана медленно надвигалась завеса тумана. Около семнадцати часов после поворота оверштаг Кальдер перестроил эскадру в одну линию и, сблизившись на дистанцию огня, начал атаку центровых кораблей кильватерной колонны противника.
Враз загрохотали сотни корабельных орудий. Сражение началось в тумане, и через полчаса клубы порохового дыма вперемежку с моросящей мглой окутали корабли. Пушечная пальба слилась в грохот беспрерывной канонады…
Спустя три часа туман понемногу осел и небо очистилось. Стало ясно, что два испанских корабля выведены из строя, однако «Виндзор Кастель» англичан находится в критическом положении. Его окружили и расстреливали с обоих бортов пять французских кораблей. Трудно предположить, чем бы закончился этот эпизод и все сражение, если бы на помощь быстро не подоспели «Мальта» с восемьюдесятью четырьмя пушками и «Тандерер» с семьюдесятью четырьмя пушками. Своим кинжальным огнем они заставили рассеяться французов, и судьба сражения определилась. В конечном итоге победила согласованность действий англичан, высокая выучка английских матросов. Канониры англичан стреляли вдвое чаще. На один пушечный залп соперников они отвечали двумя. Два разбитых испанских корабля вышли из строя под ветер и спустили флаги. Франко-испанская эскадра Вильнёва в сумерках повернула к бухте Виго. У англичан сильно пострадал только один корабль «Виндзор Кастель».
Вице-адмирал Кальдер обязан был развить успех и преследовать неприятеля, но он предпочел не рисковать…
Капитан Флеминг получил приказание пленить семидесятичетырехпушечный «Рафаэль», а капитану «Сириуса» надлежало принять в плен восьмидесятитрехпушечный «Фарм».
Всю ночь снимали и развозили по кораблям пленных испанских офицеров и матросов, заклепывали орудия. На рассвете, взяв на буксир пленные испанские корабли, фрегаты в сопровождении «Виндзора Кастеля» направились в Плимут.
Исправив такелаж и рангоут, оба фрегата вышли в море. «Египтянин» получил задание крейсировать в Бискайском заливе, а «Сириусу» предписывалось присоединиться к эскадре Коллингвуда у Кадиса. Вновь разлучались, и теперь надолго, однокашники-гардемарины.
Как раз в эти дни от Коллингвуда в Лондон спешил с донесением адмиралтейству капитан Генри Блэквуд. По пути он заехал к своему другу Нельсону и рассказал о его содержании. Эскадра Вильнёва увеличилась на четырнадцать кораблей и укрылась в Кадисе, чтобы соединиться там с испанским флотом. Нельсон повеселел:
— Можешь не сомневаться, Блэквуд, я еще задам трепку этому месье Вильнёву.
На следующий день Нельсон послал рапорт в адмиралтейство, и его тут же назначили на должность командующего эскадрой. Вместе с рапортом он доложил высшим флотским чинам свой план разгрома франко-испанской армады. Отбросив традиции жесткой субординации, веками сковывавшие инициативу командующих, он намеревался дать свободу каждому капитану. Капитан должен действовать так, как считает нужным, преследуя основную цель — уничтожить врага.
— Когда мы встретимся с Вильнёвом, — излагал Нельсон свой план капитану Ричарду Китсу, — я поставлю флот тремя линиями, разобью его на три части. Одна из них будет состоять из двенадцати самых быстроходных фрегатов. Я буду держать их отдельно, так, чтобы бросить их в дело в любой момент боя. Остальную часть флота, выстроенную в две линии, я двину в атаку сразу же.
Нельсон был уверен в победе, но его не оставляло предчувствие своей неминуемой гибели.
Перед отъездом в Портсмут он трогательно простился с плачущей Эммой Гамильтон и помолился над спящей дочерью Горацией, которая так никогда и не узнает имя своего отца.
Приближаясь к Кадису на стопушечном корабле «Виктори», Нельсон выслал вперед быстроходный фрегат с приказом отменить салют из тринадцати орудий, обычный при встрече главнокомандующего: он не хотел выдавать французам свое присутствие.
— Всем кораблям стать на якорь вне видимости Кадиса, — распорядился Нельсон по прибытии и пояснил Коллингвуду: — Я не хочу отпугнуть Вильнёва нашей мощью. Не то он струсит и не покинет порт.
Прибытие Нельсона подняло дух офицеров и матросов. Через два дня адмиралу исполнилось сорок семь лет. Он пригласил на флагман «Виктори» пятнадцать капитанов. На праздничном обеде Нельсон ознакомил их с планом предстоящего сражения и получил полное одобрение. В заключение он сказал:
— Если вы не увидите сигналов или не поймете их, ставьте свой корабль рядом с вражеским и крушите его — в этом не будет ошибки.
А Вильнёв все-таки вышел из Кадиса, командуя соединенной франко-испанской эскадрой из тридцати двух вымпелов.
— Коли французскому флоту не хватает только смелости, — ответил Вильнёв на реплику Наполеона, — то в этом отношении император будет удовлетворен.
19 октября фрегаты в дозоре у Кадиса передали Нельсону, что флот Вильнёва готовится к отплытию.
— Всем сниматься с якорей, — приказал Нельсон. — Мы будем маневрировать, чтобы отрезать Вильнёва от Гибралтара и не дать возможности улизнуть в Кадис союзному флоту.
На рассвете 21 октября с английской эскадры заметили союзный флот. Он шел курсом к югу, находясь в десяти милях на траверзе мыса Трафальгар. Слабый вест-норд-вест едва шевелил паруса, и скорость кораблей была три-четыре узла. С запада находила крупная океанская зыбь.
Утром Нельсон надел парадный мундир, украшенный четырьмя орденами-звездами. Награды сразу делали его заметной мишенью. Капитан «Виктори» Харди уговаривал адмирала надеть другой мундир, но он отказался.
— Я честно заслужил эти награды, — ответил Нельсон, — и честно с ними умру.
Вильнёв, увидев англичан, понял, что сражение неизбежно. Тем не менее он попытался возвратиться в Кадис и приказал повернуть через фордевинд на норд.
Тихий ветер и зыбь уваливали корабли, сильно затрудняли маневр, и на него ушло более часа.
Строй союзного флота смешался, отдельные суда центра и арьергарда шли в две и даже в три линии.
В десять часов утра эскадра Вильнёва выстроилась по старинному шаблону — в одну линию баталии. Она была крайне беспорядочной, но главнокомандующий не принял никаких мер.
Он шел в центре, авангардом командовал контр-адмирал Дюмануар, арьергардом — испанский адмирал Гравина.
Ветер с запада едва-едва наполнял паруса. Двумя колоннами двадцать семь судов английского флота спускались на испано-французскую эскадру из тридцати трех кораблей.
Тусклое солнце освещало чуть потревоженную равнину моря. Громады кораблей Нельсона с желтыми разводами вдоль батарейных палуб зияли черными провалами пушечных портов и походили на шахматную доску.
Нельсон держал свой флаг на стопушечном, но не очень быстроходном «Виктори», Коллингвуд — на корабле «Роял Соверейн».
Отряд фрегатов собрался в стороне, на ветре… Выпросив у офицера подзорную трубу, на салинге «Сириуса» пристроились Лазарев, Авинов и Шестаков. Панорама крупнейшего сражения флотов развертывалась на их глазах.
Уже различались флаги неприятеля. Вильнёва — на «Бюсантор», Дюмануара — на «Формидабле», Гравина — на «Принце Астурийском». У союзного флота неуклюжим исполином вырисовывался один из величайших кораблей Европы — испанский «Сантиссима Тринидад».
Около одиннадцати часов Нельсон передал по эскадре свой знаменитый сигнал: «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг». Затем он отдал последнее распоряжение и приказал поднять сигнал: «Вступить в бой на ближней дистанции…»
В плане Нельсона не было новизны: походный строй, являвшийся строем для боя, сближение на самую малую дистанцию и атака превосходящими силами — все это уже применял пятнадцать лет назад в сражениях с турками на Черном море Ушаков. Русский адмирал впервые атаковал турецкого флагмана, отрезая от строя, и обратил его в бегство у острова Фидониси в кампанию 1789 года…
План Нельсона связывал большую часть сил союзников, лишал их авангард и центр возможности помочь арьергарду, предусматривал атаковать противника двумя колоннами. Ушаков при Калиакрии атаковал турок тремя. В плане Нельсона был риск, который мог стать роковым, — авангарду союзного флота стоило лишь повернуть против ветра в самом начале боя, и половина английских судов оказалась бы между двух огней…
В полдень раздался первый выстрел с корабля «Роял Соверейн». Все суда мгновенно подняли свои флаги, а каждый испанский корабль вывесил еще на конце гика деревянный крест. Союзный флот ответил канонадой.
Не отвечая на огонь, «Роял Соверейн» приближался к союзному арьергарду. Из предосторожности матросы лежали на палубе, и Коллингвуд дошел до противника без потерь. Подойдя под корму двенадцатого с конца судна, «Роял Соверейн» дал залп из пушек, заряженных двумя и тремя ядрами. Этот залп сразил у неприятеля до четырехсот человек команды; но тут Коллингвуда окружили со всех сторон. В течение пятнадцати минут он отбивался, затем подоспела помощь. Англичане прорезали арьергард и атаковали ближайшие к себе корабли.
Более двухсот пушек били по «Виктори», флагман уже достиг неприятельской линии, потеряв всего пятьдесят человек.
Французы сомкнулись, не пропуская в интервалы англичан. Ветер стихал, корабль плохо слушался руля, и Нельсон для атаки Вильнёва решил пройти у него под кормой. Но мешал шедший за французским флагманом двухпалубный «Редутабль».
Его командир развернул все паруса и, ловя последнее дуновение ветра, подошел так близко, что задел «Буцентавр» бушпритом, сломав украшения на его корме.
Проход оказался запертым. Между тем скученность союзного центра делала неизбежной абордажную схватку.
«Виктори» навалился на «Редутабль». От столкновения оба корабля вышли из линии, и проход снова открылся за кормой «Бюсантор». Два или три английских корабля устремились в эту брешь. В то время остальные суда колонны прорвали центр в нескольких других местах… Итак, главные силы Вильнёва были связаны боем. Он непрерывно делал сигналы Дюмануару, но тот не обращал на него внимания и продолжал идти вперед.
А «Виктори» и «Редутабль» готовились к абордажу. Сцепившись, они дрейфовали по ветру, и между ними уже шла ружейная перестрелка. Но на марсах французов, помимо стрелков, стояли еще небольшие орудия. Это дало кораблю союзников перевес.
Верхняя палуба «Виктори» быстро покрылась убитыми и ранеными. Нельсон ходил взад и вперед по левым шканцам. На корме корабля одного офицера разрубило пополам пушечным ядром. Потом снесло руль, и кораблем пришлось управлять с нижней батарейной палубы. Чуть позже ядро разорвалось на корме, и у капитана Харди, расхаживавшего по палубе вместе с Нельсоном, осколком оторвало пряжку на башмаке. Нельсон улыбнулся:
— Такая горячая работа долго не продлится.
А «Редутабль» уже находился борт о борт с «Виктори». На его мачте показался стрелок с мушкетом. Адмирал в сверкающем орденами мундире был заметной мишенью. Пуля прострелила Нельсону эполет, левое плечо и застряла в позвоночнике. Адмирал как подкошенный упал на колени, вытянув вперед руки, чтобы не разбить лицо.
— Наконец они меня доконали, Харди, — сказал он капитану «Виктори», — мне, кажется, прострелили позвоночник.
Три матроса подняли Нельсона и понесли в кубрик.
Борт «Виктори» был на целый дек выше борта «Редутабля». Команда противника возилась с грот-реем, чтобы спустить его как перекидной мостик; но вдруг град ядер и картечи скосил на палубе французов. Это задний мателот Нельсона — «Темерер» пришел на помощь флагману и под носом у «Редутабля» дал продольный залп, сцепился с ним с другого борта.
Пушки «Виктори» продолжали стрелять. Они били в упор, настолько близко, что пламя выстрелов зажгло неприятельский борт. Французский корабль зажали с обеих сторон; он — двухдечный, противники — трехдечные. Матросы не успевали заливать водой дымящиеся палубы. И «Редутабль» спустил флаг…
А Дюмануар уходил все дальше. Слабый ветер и зыбь мешали ему повернуть к месту сражения. И Вильнёв в отчаянии беспрерывно показывал на своих мачтах флагами, что десять кораблей не на своих местах.
Абукир мстил ему за роковую ночь разгрома[38], когда он точно так же ослушался своего командующего Брюса. В густом дыму он не видел, что происходит с его эскадрой. Мачты летели одна за другой, и он на последней из них поднимал сигналы, приказывая авангарду идти в огонь…
Уже был взят «Сантиссима Тринидад» — не помогли ему его сто тридцать пушек. «Бюсантор» спустил флаг командующего, и пленного Вильнёва перевели на английский корабль. Только теперь решил Дюмануар вернуться к месту боя. Суда его начали буксировать шлюпками. Но было поздно, союзный флот был уже разбит…
Сражение завершилось победой англичан. Шел последний час жизни Нельсона. Адмиралу успели доложить о победе, но и радостная весть не смогла отвратить его кончину.
Наступившая ночь позволила адмиралу Гравину укрыться с одиннадцатью линейными кораблями в Кадисе. Англичане захватили семнадцать линейных кораблей, но на следующий день адмирал Гравин отбил у англичан три корабля, а еще пять из захваченных разбились у берега во время, шторма.
Коллингвуд повел английскую эскадру в Гибралтар, чтобы привести в порядок сильно потрепанные в бою корабли.
На борту «Виктори» находилось тело Нельсона, помещенное в бочку с коньяком. Покойный адмирал завещал похоронить его в Лондоне, в соборе Святого Павла.
Кампанию 1805 года гардемарин Алексей Лазарев плавал с однокашниками на семидесятичетырехпушечном корабле «Ярослав» в составе Балтийской эскадры. Кампания подходила к концу, как вдруг по кораблю разнеслась весть: «Ярослав» через месяц-другой отправится в Средиземное море к Ионическим островам. Командир «Ярослава» капитан 2-го ранга Митьков собрал офицеров в кают-компании: