От подножия горы Фудзи.
Цвела сакура. Пришла весенняя пора, и её крепкие бутоны распустились тысячами нежных светлых лепестков. Отныне окружение строя вишнёвых деревьев пресыщали спокойствие и умиротворенность. Каждый, кто становился свидетелем цветения деревьев внеземной красоты, незаметно и легко расставался с человеческими недугами, вроде беспокойства, страха, нетерпения и прощался с любыми душевными терзаниями и мыслями, лишенными пути.
Покой. Среди природных изысков царили безмятежность и лёгкость. В купе со спокойствием они насыщали свежестью беззащитные сердца очевидцев, снимали назревшую тяжесть с уязвимой груди, прогоняли заметную, приятную дрожь по телу скованному усталостью. Цветки сакуры занимали глаз своей простотой и хрупкостью. Розовый оттенок в палитре с белым очаровывали своим редким сочетанием и снимали усталость с век случайного зрителя.
В сказочный край вернулся тихий ветер. Стихия намекнула о своём пришествии лёгким покачиванием ветвей с богатым урожаем. Она бережно сорвала мириады хрустальных лепестков и пронесла убранство тысяч цветков вдоль тропы из дикого камня, петляющей вдоль сада и гибких стволов вишнёвых деревьев. Подобно стаям мелких бабочек нежные плоды сакуры, срезанные потоками свежего воздуха, кружили, порхали над серой землёй и хаотично находили себе пристанище, кто на махровой лужайке, устланной зеленым одеялом, кто на холодной поверхности журчащего ручья, кто на россыпи лощёных камней, а кто на веранде павильона.
В сердце вишнёвого сада нашёл себе место одиноко стоящий дом. Он был строен и стоек как тростник и так же прост, как всё живое, окружающее его. Павильон не выделялся на фоне природных порождений, а напротив привносил гармонию и дополнял собой цветущий мир. У дома были тонкие, из плотной белой бумаги окна, крыша имела вид пирамиды, спрятанной под слоем деревянной черепицы, крепкие стены были выполнены из стройных брёвен, а его границы по периметру окружала веранда. Единовременно человеческая мысль сошлась с природной данностью, и обе составляющие породили идиллию. Ничто ни над чем не преобладало, а, напротив, дополняло незавершенное и заполняло пустоту.
Тишина. Помимо дуновений ветра, шелеста сорванных лепестков и журчания ручья, её нарушал треск дерева. В саду рядом с верандой вёлся учебный бой, участниками которого приходились двое высокорослых мужчин. Один был довольно юн, несмотря на тот пыл и ярость, которую он демонстрировал второму. Последний же оставался спокоен и справлялся с нравом первого без особых усилий. Оба имели в руках деревянные мечи, своей формой напоминающие катану, меч самурая. Юноша явно рассчитывал победить в бою и поэтому прикладывал последние силы и тратил остатки дыхания, чтобы поразить своего соперника. Второй же не подвергал себя спешке, умело парировал при надвигающемся ударе, совершал отступы назад, минуя выпады партнёра, и временами забавлял себя тем, что осторожно дотрагивался концом тупого орудия до юноши, уподобляясь осе, жалящей неприятеля.
–Не спеши,– чуть ли не шёпотом произнёс старший,– твоё крайнее нетерпение приведет хозяина к быстрому поражению.
Первый внял замечанию более опытного напарника, но следовать им не спешил. Вместо того чтобы ослабить хватку и сбавить обороты, он продолжал исчерпывать запасы сил и дыхания, принимая своё неминуемое поражение.
– Снова спешка,– повторял старший, сохраняя невозмутимым лицо,– сейчас ты подобен разбушевавшемуся ветру, бьющемуся о неподвижный камень. Твои движения ясны, скоры, видны, а так же наполняют тебя надеждой, что преграда поддастся, сдвинется с места, отступит и пропустит тебя. Но твоим планам не суждено сбыться, так как их хозяин слишком тороплив, а потому атаки его пусты, а защита расстроена и не готова принять ответный удар.
Чтобы подтвердить свои слова старший опередил прямой удар юнца и нанёс ответный со стороны.
–Ха,– выдохнул некогда отступавший и поразил бок нападавшего, в то время как тот взял долю секунды для отдышки и не рассчитывал на скорую ответную атаку.
Меч из бамбука коснулся доспехов, и в саду раздался сильный глухой треск. Юнец не почувствовал боли. Победитель и не намеревался доставить её своему мнимому противнику, так как знал, что тот болезненно воспринимает своё поражение. Поэтому удар оказался щадящим и малозаметным.
–Победа за вами, мой учитель,– спокойно сказал юноша и в конце боя отдал поклон победителю.
Учитель приставил к бедру муляж катаны и ответил побежденному ученику тем же.
– Кен,– обращался старший к юноше,– всякое старание приносит плод. Если мысль твоя чиста, то и сад, который ты возделываешь в своей голове, принесет спелый урожай. Если же, напротив, ты питаешь себя низменными мыслями, то и пожинать тебе останется гнилые плоды. Я вижу, как в тебе идёт борьба светлого разума с яростью и гневом, и с сожалением делаю вывод, что последнее преобладает над первым.
Данное послание было адресовано юноше невысокого роста. На его узком лице умещались косые карие глаза над впалыми щеками, плоские длинные губы поверх острого подбородка, а так же крохотный нос и брови с четкими границами. На нём сидела простая одежда, а ноги были перебинтованы тряпьём.
Кен сделал короткий кивок в знак понимания своей ошибки.
–Вы правы, учитель Нобу,– соглашался юноша,– но я не могу иначе. Во мне кипит сила, и она же не дает мне покоя.
На Кена упал взгляд учителя, преисполненный понимания.
– Удостаивать чести такие явления как ярость и гнев, принимая их за силу, я бы не спешил. Они не награждают твой кулак твёрдостью, а душу решительностью. Напротив, данные черты затуманивают твой разум, прячут в груди страх, который продолжает наливать своего слугу слабостью и робостью. Не бери себе в советчики ярость и не следуй позывам гнева, если намереваешься одержать победу.
–Но,– рассчитывал на продолжение юноша,– как мне поступить, чтобы изжить свои слабости?
Учитель повернул в сторону сада и направился вдоль петляющей дорожки, выложенной из дикого камня. Вслед за ним направился и Кен.
–Тебе нужно продолжать практиковаться,– отвечал учитель Нобу,– и в ходе повторений, отслеживать свои мысли и чувства. То, что толкает к разложению внутреннего порядка, нужно отсеивать, как сорняк из цветущего сада, а то, что способствует урожаю культивировать в себе и приумножать. Только подобная практика позволит сначала победить в себе духовные недуги, а уже потом и внешнюю цель.
Кен шёл в ногу вслед за учителем, опустив нос и скользя взглядом по границам трущихся друг о друга камней, из которых была выложена тропа.
–Подними свой взгляд Кен и обрати его к цветущей вокруг нас действительности,– посоветовал учитель Нобу,– посмотри, как цветёт вишнёвое дерево, заметь, как ветер срывает её нежные лепестки и бережно разносит по углам сада, услышь журчание ручья, бегущего среди молчаливых камней. Столько всего происходит вокруг тебя, и всё уживается в гармонии друг с другом. Именно таким должен быть сад и внутри тебя, если ты, конечно, не намерен весь начертанный тебе путь собирать сорняки и пожинать гнилые плоды. Я верю, что в скором времени гармонией наполнится и твоё сердце, и внутренний мир принесёт спелый урожай.
–Спасибо, учитель,– коротко поблагодарил Кен в знак признательности своего наставника. Юноша остановился позади Нобу, сложил воедино ладони и выразительно поклонился.
Хоть учитель и находился спиной к Кену, он ощутил в своей груди его волнение и трепет, которые сопровождали слова юноши.
Их путь продолжался по садовой дорожке, вымощенной из камня. С обеих сторон путников окружали вишнёвые деревья, по правую руку бежал ручей. Кен оставался недоволен сегодняшней тренировкой, несмотря на ободряющие слова учителя. Он слепо бросал взгляд по сторонам, думая о допущенных ошибках и не придавая внимания окружающей красоте.
–А вот еще не менее прекрасное и великолепное явление природы,–говорил учитель Нобу, вытянув перед собой руку и раскрыв ладонь в направлении предмета наблюдения.
Кен вышел из-за спины учителя и сравнялся с ним. Внимание наставника привлекла возвышенность, стороны которой были равнозначны, и если бы не тупой конец, она бы напоминала равнобедренный треугольник.
–Гора Фудзи,– коротко представил наставник юноше предмет своего любования,– посмотри какие ровные у неё края, какая могучая снежная вершина. Добавить к сказанному по существу мало что можно. Разве что упомянуть легенду, о которой должен знать каждый воин.
Последние слова учителя Нобу заинтересовали Кена. Юноша перестал возиться с воспоминаниями о сегодняшних просчетах и вернулся к своему окружению.
–О какой легенде вы говорите, учитель?– решил он побольше разузнать о том, что известно настоящим воинам.
Учитель Нобу был доволен здоровым любопытством своего ученика и решил посвятить остаток вечера рассказу об известной легенде.
–Согласно старым преданиям,– начал наставник своё повествование,– гора Фудзи манит к себе воинов отнюдь не одной красотой. Говорят, что её вершина отличается от ряда подобных ей тем, что обладает некогда секретной особенностью. Ныне известно, каждый, кому удастся взобраться на гору, получит право на исполнение одного своего желания. Кто-то просит у горы бессмертия, рассчитывая всегда суметь выжить в бесчисленных боях, другие обращаются к источнику с просьбой излечить их от недугов, третьи верят, что чудо природы наделит их силой истинного воина, непобедимого и неуязвимого. Каждый поднимается в гору со своим желанием, но та не утоляет жажду первого, посмевшего обуздать её. Источник сам выбирает достойного среди покоривших вершину и дарует ему то, чего желает победитель.
Учитель ещё не закончил свою речь, как его потревожил Кен.
–А вы, учитель, достигали пика горы?– не терпелось узнать юноше правды.
Наставник отрицательно повёл головой, никак не изменившись в лице.
–Нет,– тешил он любопытство своего собеседника,– мне не доводилось покорять вершину горы, но я к этому и не стремился никогда.
Ответ учителя взбудоражил сознание Кена. Он понимал, что у каждого есть свои желания и не мог смириться с тем, как легко к этому относился его учитель.
– Но неужели вам никогда не хотелось обуздать вершину и добиться воплощения своей мечты в действительности?– не унимался юноша.
Нобу снова отрицательно повел головой.
–Нет,– отвечал он,– мне хватает и той красоты, которую гора дарит своему созерцателю. Сотни раз я подымался по этому чуду света, чтобы насладиться редкими зрелищами и как-то неожиданно для себя обнаружил, что этого вполне достаточно, чтобы исполнилось моё желание увидеть нечто достойное, красивое и вечное.
Ответ учителя не удовлетворил любопытство Кена. Юноша намеревался услышать дивную историю о героическом восхождении на гору Фудзи, познакомиться с теми испытаниями и преградами, с которыми нужно было совладать учителю, чтобы продолжить свой путь, а так же он рассчитывал узнать то, ради чего наставнику приходилось рисковать своей жизнью, ради какого желания он отважился взобраться на вершину. Но вместо захватывающей истории Кену пришлось довольствоваться общими впечатлениями учителя от подъёма в гору Фудзи.
–А что бы пожелал мой ученик, если бы вершина оказалось под его ногами?– вскользь спросил наставник юношу.
Ждать ответа не пришлось. Кен всегда знал, чего хотел, и потому поведал правду о себе без лишней запинки.
–Я бы хотел овладеть силой истинного, непобедимого, благородного воина,– признался юноша.
Его откровение не удивило учителя. Но наставник ощутил то, насколько сильно желание Кена, и решил, что стоит дополнить свой рассказ недостающей долей действительности, с которой он столкнулся, когда брал курс на гору.
– Твоё желание похвально,– одобрял слова юноши Нобу,– быть может, рано или поздно, ты отважишься и сам покорить вершину, чтобы осуществить задуманное. Но путь твой не будет лёгок, так как среди красивых видов, которыми кишит гора, скрывается немало опасностей.
Последние слова учителя не испугали юного воина, а, напротив, разыграли в нём всё больше любопытство.
–О каких опасностях вы говорите?– внезапно спросил Кен, будто до восхождения на гору оставались считанные минуты, и необходимо было как можно больше разузнать о предсказуемых неожиданностях путешествия.
Его любопытство было ожидаемо и учитель, не дождавшись окончания вопроса, продолжил.
–Я имею ввиду те сущности, которые водятся среди каменных и лесных стен горы.
–Вы сейчас говорите о фауне? Не думаю, что животные представляют собой опасность перед настоящим воином,– перебил Кен.
–Вот именно,– подтвердил слова юноши учитель,– Но речь сейчас идёт не о законных жителях, населяющих гору. Они и не посмеют тронуть и случайного путника, если тот сам того не возжелает. Я хочу предупредить тебя о внеземных существах, древних духах, которые успели обосноваться в окрестностях горы c начала времён. Эти представители внеземного мира крайне опасны даже для умелого воина, а потому стоит остерегаться с ними встречи.
Предупреждение учителя пришлось кстати, так как Кен уже не раз подумывал найти для себя подходящее испытание. Гору Фудзи он посчитал лучшим из всех возможных вариантов, чтобы проверить свою силу духа, а так же заполучить достойную награду в виде редкой силы, которую она дарует ему в случае победы над своими слабостями.
Кен последний раз взглянул на вершину горы и вместе с учителем направился по обратному пути в павильон.
На сегодня занятия были окончены.
Внимание со стороны нарушило коварные планы чудовища. Сайман спрятал короткий кинжал в ножны, такие же невеликие своими размерами, и вернулся к работе. Он закинул на плечо пару мешков, вместе не уступавшие его весу, и направился к источнику горячего воздуха. Шаг за шагом он наблюдал, как с его лба всё чаще скатываются пузатые капли пота. Бесшумно войдя в пекарню, он бережно уложил мешки в углу и начал готовиться к приготовлению муки. Отвлечённый заботами, Теобальд не сразу обнаружил возвращение сына.
–А, вот и ты!– воскликнул пекарь, пребывая в прекрасном расположении духа.
Заметив, как Сайман направляется к мельничным жерновам, старик живо замахал руками.
–Нет, нет, нет,– улыбаясь, запротестовал хозяин пекарни,– у тебя совсем нет на это времени.
Он вынул из печи румяный каравай, уложил его на белоснежное узорчатое полотенце и протянул Сайману.
–Поспеши, госпожа Элизабет и король Ричард уже начали приём гостей.
Теобальд вручил юноше хлеб, поправил пояс и намеревался более не задерживать Саймана, как неожиданно для себя обнаружил за спиной сына утаённые ножны с тупым содержимым. Размякшие седые брови старика плотно прижались к верхним векам.
–Так дело не пойдёт,– запротестовал пекарь, освобождая юношу от ненужной ноши,– угодья господ надёжно защищены и тебе не зачем обременять себя лишними безделицами.
–Но ведь жители замка Пичдак обязаны своим спокойствием именно тем, кто искусно владеет этими безделицами,– не скрывая возмущения, отозвался Сайман.
Теобальд глубоко вздохнул. Одобрять рыцарское ремесло он не спешил.
–В самом деле ты прав,– согласился старик, пряча ножны подальше от их хозяина,– но чтобы стать рыцарем, нужно иметь призвание. К тому же твой отец пекарь, доверенное лицо Его и Её Величества, а значит, тебе не стоит спешить рисковать жизнью на поле брани, чтобы разделить ряды первых слуг короля. Рано или поздно ты овладеешь семейным ремеслом и составишь мне достойную замену.
Не привыкший с юных лет мириться с доводами отца, Сайман мог бы позволить себе и дальше противиться суждениям Теобальда. Но пресыщенные добротой глаза старика отбили у юноши всякую охоту сопротивляться.
–Да, отец,– послушно согласился Сайман.
Угловатое лицо пекаря смягчила широкая улыбка. Он ободряюще похлопал сына по плечу и повторно осмотрел юношу с ног до макушки.
–Тебе стоит поспешить,– напомнил Теобальд,– госпоже не придётся по нраву, если ты заставишь собравшихся долго ожидать твоего участия в приготовлении стола.
Старик заботливо потрепал непослушные волосы сына и вернулся к прежним хлопотам.
–Помни, я всегда буду тобой гордиться,– последнее, что услышал Сайман покинув стены пекарни, после чего знакомый голос заглушил скрежет мельничных жерновов.
“И я тобой…”– коротко отозвалось горечью в груди юноши.
Распрощавшись с просторами светлого коридора, Сайман торопливо миновал извилистую змеевидную лестницу, ведущую к нижним этажам, и скоро очутился в затемнённом проходе. Здесь не нашлось места для витражных окон. Тусклый свет изящных настенных подсвечников тщетно противился скудной серости. Его участия едва хватало, чтобы прояснить дорогу местным обывателям и явить их вниманию здешние работы мастеров кисти. Добрая половина картин дословно отражала красоту и величие короля. На полотнах была написана юность Ричарда, годы громких побед и свершений, время, которое уже не вернёшь. На этой картине за плечами наместника трона осталось пятнадцать лет, а он, весь в железе, держит свой первый военный трофей, меч неизвестного рыцаря, ставшего на службу темному знанию. А на следующем полотне автор запечатлел час самой громкой трапезы, устроенной по случаю свадьбы короля Ричарда и госпожи Элизабет. Бесконечно длинные столы робеют под дружным натиском гостей, и каждый присутствующий спешит расстаться со скамьёй раньше соседа, чтобы выразить свои вчерашние размышления вслух. Но слово достаётся виновнику торжества, и речи благодарности наполняют стены зала раньше, чем вино насыщает бокалы важных особ.
Конец прохода упирался в неповоротливые, толстые двери, за которыми располагались приёмные покои. Надёжно прижав каравай к себе одной рукой, Сайман ухватился второй за скользкое кольцо и потянул его на себя. Сквозь короткую щель ударили назойливые лучи солнца, а монотонную тишину перебило острое, сердитое эхо.
Ветер играл на руку кораблю с черными парусами. Он запрягал его подобно всаднику, скользящему острыми концами пят по жилистым бокам своего коня, рассчитывая выжать все силы из верного скакуна и удрать от погони; он гнал посудину подобно охотнику, упавшему на след дичи, и бодрящего верных псов, чтобы те успели взять удирающего в кольцо. Разыгравшаяся стихия скоро дала понять капитану торгового корабля, кто приближается к его судну.
–Пираты…– задумчиво произнёс глава посудины, когда в объектив смотровой трубы попали чёрные флаги с белыми метками.– Они и вправду рассчитывают нас догнать при столь удачной для нас погоде? Что ж попробуем расстроить их планы.
Глава корабля бросил взгляд в сторону члена команды, стоящего за штурвалом и готового к любым распоряжениям свыше.
–Созывай состав,– спокойно отдал приказ капитан,– за нами гонятся пираты.
Распоряжение главы корабля страхом отразилось на лице юного штурвального. Он выпустил из цепких ладоней колесо с рукоятями, в три шага миновал капитанский мостик, оставил позади десяток скрипящих лестниц, отворил дверь, ведущую в трюм, где располагалась команда с товаром и провизией, и горячо сообщил спящему составу о настигающей их беде.
–Пираты!– кричал юноша,– всем членам команды подняться на палубу и ожидать дальнейших распоряжений капитана!
Тревога юноши заразила беспокойством пробудившихся после короткого сна. Те в миг покинули свои пригретые спинами постельные места и поспешили выполнить указания младшего. Не прошло и минуты, как весь корабельный состав стоял на палубе, в ожидании личных распоряжений.
–Поднять паруса,– отдал приказ капитан.
Он спокойным взглядом пробежался по искошенным, сонным лицам команды и коротко кивнул. Десяток матросов сорвались с места и разбежались по разным местам корабля, подобно рою мышей, завидевших кота.
–Товарищ, капитан, что с курсом?– спросил юноша.
Глава корабля взглянул в сторону берега и увидел десятки горящих огней.
–Курс на порт,– последовало распоряжение сверху.
–Есть, капитан!– раздался громкий ответ юноши, который незамедлительно развернулся и побежал в обратном направлении к штурвалу.
–Проследуй в каюту, Мулан,– спокойно добавил глава корабля,– Начинается шторм. Там спокойнее и безопаснее.
Юная особа отрицательно повела головой.
–Я останусь с тобой и командой,– не спешила Мулан выполнять распоряжения отца.
–Ты смелая, дочь моя,– гордо ответил на протест отец упрямой особы,– но сейчас нет необходимости сопротивляться указаниям. Ветер слишком сильный, надвигается туча, неминуем дождь. Ты можешь подхватить болезнь.
Но Мулан продолжала отрицательно водить головой.
–Я не покину команду,– стояла на своём юная особа.
И её пожелание оказалось превыше совета отца. Она обняла старика, спрятала куклу в поясе, и побежала к группе из трёх моряков, которым определенно требовалось помощь одного добровольца в натяжении каната.
–Изобретательна и смела,– с гордостью и некой грустью в голосе произнёс командир.
Он поднялся на капитанский мостик и приставил к глазу узкий конец подзорной трубы. Когда паруса были подняты, ветер подхватил торговый корабль и задал ему достойную скорость. Глава корабля вернулся к своим наблюдениям и заметил, что порт становится ближе, а корабль с белыми метками на флагах начинает отставать.
–Им нас не догнать,– решил поделиться своим замечанием один старик из состава команды, чтобы словом поддержать и себя и остальных.
–Это верно,– соглашался его сосед со сказанным.
Состав посудины выполнил приказы капитана и замер у края борта, не выпуская из вида неприятеля.
Корабль с черными парусами пошёл на поворот. Из его трюма с одной из сторон показался десяток вёсел. Они поднялись в саму верхнюю точку, совершили движение полукругом, разрезали воду и поднялись к исходному положению. Так повторилось еще пару раз, после чего посудина с белыми метками на флагах остановилась и встала перпендикулярно корме торгового корабля. За бортом посудины с черными парусами показались носы пушек.
–Они что, будут нас атаковать?– встревоженно предположил один из членов команды торгового корабля.
–По всей видимости, да,– подтверждал догадки первого другой матрос из толпы.– Смотри, какие у них пушки. Пары точных попаданий хватит, что отправить нас на дно.
–Но,– сопротивлялся догадкам второго третий из состава корабля,– зачем им топить торговое судно, когда можно его захватить и оставить весь товар себе?
–Потому что им нас не настигнуть,– вмешался капитан,– давно известно как поступают пираты с кораблем, который им не догнать, а значит и не ограбить. Они его топят или преследуют пока тот, не наткнётся на рифы или не совершит глупую ошибку в управлении. Наше же судно направляется в ближайший порт, который совместно с общими силами, сможет дать отпор морским бандитам. Пиратам известен мой план, и поэтому они приложат все силы для того, чтобы ценный груз никому не достался.
Слова капитана оказались пророчеством. Вдалеке вспыхнуло пламя, и до корабля донёсся бой пушек.
–Они атакуют нас!– закричал один из матросов.
Залп оказался неудачным, и вся сталь попадала в воду, миновав торговое судно. Вслед за первой последовала вторая попытка, которая оказалась чуть удачнее, и одно ядро пробило трюм отступающего корабля.
–Они пробили трюм,– кричал матрос, завидев, как в щепки разбивается деревянная стена части корабля, где хранится товар.
От удара на палубу попадали факелы. Огонь быстро распространился по сухой поверхности и захватил нос корабля.
–Мы горим!– констатировал факт матрос, привязывая к ведру тонкий канат и опуская емкость в море.
Его примеру последовали остальные и скоро свободных ведер не осталось. Все дружно боролись с распространением огня, а издалека все слышались громкие очереди из стали.
Вслед за рыком раздался протяжный скрип ступеней. Их треск длился до той поры, пока на пороге святилища не вырос огромный силуэт косолапого пришельца. Когда же свет пламени, сорвавшийся с языков свечей, коснулся гостя, местные обыватели встретили на пороге хозяина леса, медведя исполинских размеров. Выдающийся вес, крупные лапы и хмурый вид не испугали смелых юношу, Коловертыша и Оплетая. Напротив, тройка друзей будто бы ожидала пришествия важного гостя, и, наконец, время пришло. Косолапый сделал навстречу свидетелям пару-тройку шагов, и помимо внушительного силуэта местным наблюдателям из темноты показались: острый нос царя зверей, седые глаза, преисполненные усталостью, широкие уши, что ладоши шире, густая львиная шея и крупные, крепкие лапы. Косолапый неспешно обошел поросший мхом и грибом колодец и, завершив полный поворот, уже не был столь велик размером. Опасные лапы обернулись мозолистыми ладонями, острый нос уменьшился до горбинки, пушистые уши облысели и прижались к голове своими раковинами, а сам силуэт усох и стал похож на знакомый человеческий. Из-за каменной клади студенца объявился старец в белоснежную рубаху одетый, пылью не задетый, подпоясан кушаком, сам в лаптях и с колпаком. Всё в госте преобразилось, лишь одно не изменилось. Боль в глазах, непониманье, беспокойное сознанье. Оплетай тут же проснулся, рукой-корнем потянулся, в ней он посох обнимает, старцу должное вручает. Дар дед принимает, его ладонью согревает, концом тупым об пол ударяет, хмурым глазом всех встречает.
–Отец Драгомир,– поспешил разузнать юноша,– вижу, не здоровы вы, или случилось что в наших краях?
Старик остановился у колодца, зачерпнул сухой ладонью водицы из ведра и омыл студёной лицо. После короткого ритуала гость был готов к ответу.
–Дикий зверь не спит, нос показать боится; птица не летает, в дупле хищная гнездится,– начал старец.– Тучи серые собрались, воды напились, ветер северный пришел, здесь пристанище нашел. И ещё земля дрожит, о напасти говорит. О какой не разберу, но идёт все к одному. Быть беде.
–Неужели монгол скачет, или лес нас так дурачит?– пораскинув головой, говорит Всеслав.
–Постой,–продолжает Драгомир,–с ног на голову встал мир. Дрожит земля не от топота копыт. Сама стихия говорит, что тот, кто навеки уснул, скорее дремлет, а не спит. Не людей рук дело, видно, нечисть захотела навести тут свой порядок, будь он не ладок.
–Может быть колдун зашел, себе пристанище нашел? Только что за интерес, без причины страшить лес? Если выйти зверь боится, значит встречи сторонится. Не спроста хищник в земле залёг на глубоком дне.
–Не сторонник темных сил в бегство птиц, зверей пустил. Не дано мне это знать, перестань и ты гадать. Будет что, случится вдруг, мы пробьёмся с тобой друг. Не пришла пока беда, укрепляй веру в себя.
Осмотрел святилище старик: с крыши льёт, ручьём бежит; в темноте, где свет горел, дождь голодный огни съел.
–Что ни день, одна забота…Начинается работа,– сказал твердо Драгомир и указом подтвердил,–Коловертышь зажги свечи, Оплетай заделай течи, ну а ты Всеслав считай, речи нам свои читай.
Только завершил старик, в сей же час и в тот же миг задрожало все вокруг, забродила земля вдруг.
Трутся меж собой гробы, бьются каменные столбы. Из склепов серый вой доносится, прежде мертвое наружу просится. Трещин ряд первый бежит, за ним второй уж норовит; могилы, что век стояли, неожиданно задрожали. Там где трещина пошла, из земли торчит рука. Пятипалая конечность, что в гробу лежала вечность, из черных недр поднялась, чуть немного напряглась, оперлась о поверхность и с расчётом на раз-два появилась голова. Ей одной не обошлось, вслед и тело поднялось, покачалось, потрещало и на ноги оперлось.
–Это что, стоит мертвец?
–Не пришел его конец,– отвечает Драгомир,– Точно изменился мир. То, что спало здесь–проснулось, от сна глубокого очнулось. Оставьте прежние заботы, нам и здесь хватит работы. Не должно в природе быть: что мертво живых будить. Порядок нужно восстановить, обратно спящих воротить, чтобы правил жизни не нарушить, мертвое остановить.
А тем временем из склепа, недалеко уж до рассвета, войско сонное идет, курс на святилище берет. Из могилы восстают и под общий марш загробный к крепости лесной идут. У одних нету руки, у вторых нету ноги, а у третьих недобитых вовсе нету головы. Но не велика потеря, пуще птицы, хлеще зверя войско мертвых марширует, у святилища бунтует.
Яд и зло в глазах нетленных, хотят взять они неверных. Тех, кто жив, с собой забрать, чтоб заставить их страдать.
– Оплетай,– Драгомир говорит,– супостат войти норовит. Корнями своими двери, окна закрой. В эти крепкие стены не проскочит не живой.
–Сказано…Сделано,–Оплетай отвечал,–не первый раз он свой дом защищал. Глупых людей, зверье отгонял, службу нёс, воли не знал.
Получив распоряженье, как никак идет сраженье, корни Оплетай собрал и ходы все залатал. К крепости мертвец подходит и прохода не находит. Корень толстый брусья сжал и войти слепцам не дал. Взвыл громче волка мертвец, окружил святилище в пять колец. Но что толку топтаться у крыльца, полезла орава на самый конец. И корень, что стеной стоял, для мертвых душ ступенью стал. По крепости лезут, за коряги цепляясь, все ближе к луковице подбираясь.
–Лезут неуёмные, кости обнаженные. Будто жалят их пики раскаленные.
–Не тревожься, Драгомир, не для них сегодня пир. Успокоятся, уймутся, не приемлет дикость мир,–Оплетай отвечает и цель попутно свою намечает.
Один корень развернул, тетиву как натянул, по слепцам ударил хлестко, вдвое мертвецов согнул. По кому удар пришелся, без паденья не обошелся. Вниз посыпался мертвец, но на этом не конец. Что упало–разогнулось и обратно потянулось с тем, кто устали не знает, все ползет, все напирает.
Этой ночи Кен ждал с особым нетерпением. В тайне от учителя он уже успел собрать провизию и приодеть костюм, подобающий для затяжных походов. Дело оставалось за малым: дождаться когда уснёт наставник и незаметно проскользнуть за стены павильона. В комнате учителя Нобу погас свет. Кен повернулся на бок и принялся выжидать подходящего времени для вылазки.
Над небом царила полная луна. Ветер успокоился, и отныне тишину в саду нарушало одно журчание ручья. Юноша слышал, как поверхностные воды игриво переливаются друг с другом и своим мягким звучанием привносят в окружение спокойствие и благодать. От подобных проявлений гармонии клонило в сон, веки тяжелели, наливались свинцом. Кен приложил ладонь к носу и бодро принялся растирать уставшие глаза. Его старания помогли сбить усталость, но ненадолго. Казалось, что в глаза попал песок: он безжалостно жёг карюю пару, стягивал верхнее и нижнее веко, цеплялся за ресницы. Юноша решил повторить ритуал, чтобы хоть как-то сбить сон, но видимого толка его действия не принесли. Сейчас бы помогла студёная вода, прохладный ветер или бег под ночным небом. Они бы сняли противную слабость, придали бы сил. Кен осторожно поднялся с места, так же, соблюдая тишину, подошёл к ставне и приоткрыл её. В комнате учителя было темно, как, впрочем, и в каждом углу павильона.
Кен решил, что наставник уже спит, так как последние два часа он не слышал ничего, кроме наскучившего журчания ручья. Юноша медленно и терпеливо отворил ставню до половины хода, взял сверток провизии и покинул комнату. Он проскользнул по деревянному полу к выходу из павильона и скоро очутился в саду.
–Простите меня, учитель Нобу,– шёпотом произнёс Кен, перед тем как отправиться в путь,– через пару дней вы встретите настоящего воина.
После этих прощальных слов он ступил на тропинку и начал своё путешествие с лёгкого бега. Противный сон постепенно отступал, раскалённый песок больше не лез в глаза и не обжигал покрасневшие веки. Ночной воздух ударил в ноздри и подбодрил юношу своей свежестью. На узком лице юноши между глубоких ямок родилась короткая улыбка. Кен пребывал в боевом расположении духа и ощущал, как каждый последующий шаг приближает его к вершине. Под действием сильной мысли он прибавил ходу и скоро покинул границы сада и канул в тёмный, дремучий лес. Глаза быстро привыкли к отсутствию света, и юноша видел каждое препятствие, которое возникало у него по ходу продвижения к горе. Он снова прибавил ходу, и до самого рассвета юношу не покидала мысль о том, что совсем скоро он настигнет гору, и его желание стать настоящим воином осуществится.
Утро выдалось холодным. По-прежнему бодрил свежий воздух. По синему небу гуляли толстые серые тучи, которые сообщали о надвигающемся дожде. Пара капель уже успела упасть на чёрную макушку Кену, но на большее стихия не пошла. Хватало присутствия хмурых разводов над головой, которые то и дело всё густели и наливались углём.
С ночи юноша не сбавлял ходу. Сон больше не беспокоил в отличие от заманчивой мысли добраться до вершины. Кен бежал по ровной тропе, его окружали строи камней и деревьев, но он не придавал действительности внимания. Юноша был слеп, так как желание в край вскружило ему голову. Он изредка обращался взглядом к дороге, чтобы не уйти с намеченного пути, а все остальное время придавался приятным размышлениям.
Утро незаметно быстро обратилось в вечер, и в скором времени среди тёмных туч заблестел месяц и первые звёзды. Они хаотично бросали свет на окружение юноши и покрывали белизной худую тропку, ведущую наверх.
Здесь Кен прервал свой путь. Он решил сделать короткий привал, чтобы унять дикий голод, который преследовал его с прошлой ночи. Юноша устроился в корнях дерева, выпиравших из твердой почвы. Те извивались подобно змеям и скользили вдоль друг друга, переплетались и обращались в цепочки. Дивному явлению природы не суждено было достучаться до чувства красоты Кена. На протяжении всей дороги ему не приходилось останавливаться и любоваться поразительными пейзажами востока. И даже сейчас, отведя время для короткой заминки, он уплетал хрустящее содержимое своих запасов и летал мыслью где-то в горах.
Внезапно для себя он обнаружил чьё-то постороннее присутствие. Кен огляделся по сторонам и понял, что источник подозрительных звуков находится вне зоны его видимости. Тогда юноша прервал трапезу, оперся о корень, как бы стараясь слиться с окружением, и с долей внимания вслушался в череду звуков: играл светлячок, пела пташка и что-то ещё, похожее на прерывистый смех, занимало ближайшее пространство вокруг Кена. То был не зверь и не птица. Это знание успокоило юношу, и он решил, что по всей видимости кому-то ещё взбрело в голову начать восход на вершину горы Фудзи и сделать привал неподалёку от него. Но то были догадки. Чтобы удостоверится в своей правдивости, юноша оставил безопасное место и направился навстречу источнику звука, похожему на чей-то смех.
Он вскарабкался по широким корням и взял курс на лес, который в столь поздний час казался довольно не приветливым. Среди полуживых, согнувшихся деревьев при свете звёзд и месяца Кен заметил силуэт, напоминавший черты человека. Он спрятался за камнем и стал следить за действиями незнакомца. Тот стоял на месте и грациозно водил руками в пустоте, издавая приятный девичий смех. Не почуяв опасности, юноша оставил старое прикрытие позади и, соблюдая тишину, осторожно на корточках направился прямо к неизвестной особе. Подобравшись на столько близко на сколько позволил инстинкт, Кен облокотился спиной о дерево и уставился карей парой на незнакомку, которая стояла спиной к наблюдателю.
Та особа была красива даже со стороны. С её головы спускались чёрные, как ночь волосы. По ним бежали серебряные лучи света подобно ручейкам, спешащим по ровной канавке. Пряди тянулись к самой земле и заканчивались у хрупких стоп. На ней сидело шёлковое платье, украшенное ярким узором. Оно обтягивало стройную фигуру, а широкие рукава скользили от плеч до кончиков пальцев незнакомки, пока та чертила руками невидимые обычному глазу узоры над головой. Её плавные чарующие движения посеяли в сердце юноши редкое спокойствие. Он увлеченно смотрел за тем, как красавица играет пальчиками с пустотой, грациозно поднимает руки в небо и опускает их до пояса и ка