Именно в таком виде – как «мечи с днепровских порогов» или «с места гибели дружины Святослава» – иллюстрация чаще всего и воспроизводилась впоследствии в различных исторических и научнопопулярных изданиях. Вслед за Н. А. Чернышёвым (Чернышёв, 1963, с. 211) повторяется из работы в работу и утверждение об утрате во время Второй мировой войны всех 5-и мечей, в то время как меч без рукояти с клеймом в виде креста на самом деле сохранился в фондах Днепропетровского исторического музея.
Контекст находки в публикации описан В. И. Равдоникасом весьма лаконично: «В 1928 г. землесосы Днепростроя, работая у его левого берега против Кичкаса, извлекли со дна реки ряд находок разного времени и в том числе 5 мечей, находившихся на глубине 5-6 м ниже современного дна Днепра в этом месте», а пункт находки на мелкомасштабной карте ошибочно нанесен чуть выше Кичкасского перевоза (Равдоникас, 1933, с. 598, 614).
Больше подробностей сообщает Н. А. Чернышёв: «Кроме указанных мечей, во время работ по углублению дна котлована у левого берега Кичкаса при строительстве Днепрогэса, среди находок были: сильно деформированный медный клепаный котел, сабля XVI в. с железной крестообразной рукоятью, несколько золотых и бронзовых монет и две поздние амфоры. В другом месте на Днепрогэсе был извлечен кольчужный доспех (рубашка и штаны)» (Чернышёв, 1963, с. 211).
В качестве дополнительного источника о контексте находки Ф. А. Андрощук привлек легенды о жизни Д. И. Яворницкого (Андрощук, 2001, с. 129), при этом исследователя не смутил тот факт, что В. А. Гринченко в «рассказе очевидца» рапортует Д. И. Яворницкому одновременно о находке мечей, двух византийских монет и клада «переплавленных» вещей, т. е. Вознесенского комплекса, исследованного в 1930 г. (Шаповал, 1965, с. 140). Используя карту В. И. Равдоникаса с локализацией находки на Кичкасской переправе, Ф. А. Андрощук, тем не менее, вновь упоминает о «днепровских порогах» (Андрощук, 2001, с. 129-130; рис. 2). В новой работе исследователя находка уже локализируется «у правого берега Днепра, напротив Кичкаса», а сопровождающие находки перечислены по Н. А. Чернышёву (Андрощук, Зоценко, 2012, с. 124).
Неточности и сомнительные «подробности» продолжают накапливаться и дальше. Так, в одной из недавних работ утверждается, что мечи были найдены «в 1927 г., в начале строительных работ, в нынешнем бьефе Днепра, на песчаной косе у левого берега Днепра, напротив северной части острова Хортица», причем источником выступает загадочная статья В. И. Равдоникаса 1929 г. (!) (Сокульський, Сокульский, 2012).
Уже В. И. Равдоникас озвучил все три главных версии интерпретации находки: гибель дружины Святослава, нападение печенегов на купеческое судно или его крушение, искупительная жертва (Равдоникас, 1933, с. 613-616). Наибольшую популярность среди историков приобрела версия о возможной связи находки со Святославом, хотя в специализированной археологической литературе ей, наоборот, уделяется меньше всего внимания и в основном со ссылками на мнение Б. А. Рыбакова (Лебедев, 2005, с. 574). Г. Ф. Корзухина склонялась к версии о крушении торгового судна (Корзухина, 1954, с. 37), а А. Н. Кирпичников аргументировал товарный характер партии мечей, по его мнению, направлявшейся на восточные рынки (Кирпичников, 1966, с. 38; 2007, с. 84). Ф. А. Андрощук и В. Дучко обратили внимание на традиционный германский характер жертвования оружия в воду, зафиксированного многочисленными археологическими находками на севере Европы, что в сочетании со сведениями Константина Багрянородного о жертвенном месте русов на о. Хортица позволило им отнести и днепро-строевские мечи к следам ритуала (Андрощук, 2001, с. 130-132; Duczko, 2004, p. 251); эту версию поддержала также Г. Ларссон (Larsson, 2007, p. 253).
Новый повод для реатрибуции днепростроевских мечей дала находка в 2011 г. в Днепре еще одного меча Х в. севернее о. Хортица, немедленно получившего в СМИ название «меч Святослава», и, соответственно, возродившая версию о гибели князя вблизи острова (Сокульський, Сокульский, 2012; Остапенко, Нефьодов, 2013). Два территориально близких пункта, действительно, переводят проблему находок мечей Х в. на дне Днепра в данном районе в разряд некой закономерности, нуждающейся в приемлемой археологической и исторической интерпретации. Тем важнее и актуальнее становится задача установить реальный археологический контекст и условия обнаружения мечей в 1928 г.
Рис. 1. Участок Днепра от о. Хортицы до Вольного порога на трехверстовке
Первая публикация мечей (Равдоникас, 1933) была не только малословной относительно обстоятельств находки, но даже не вспоминала о ее авторах, для которых, в свою очередь, статья стала сюрпризом. М. А. Миллер позже утверждал, что сотрудники Днепростроевской экспедиции принципиально отказывались от передачи своих материалов для публикации в изданиях ГАИМК, настаивая сначала на совместной публикации материалов экспедиции в Украине (Міллер, 1956, с. 163-164). Правда, несколько ранее, еще до отъезда из СССР с отступающими немцами, пытаясь всячески отгородить себя от связи с «гнездом националистической контрреволюционной пропаганды» в Днепропетровском музее после массовых репрессий его сотрудников, М. А. Миллер мотивировал «циркулярный запрет» на публикации в ГАИМК лишь националистическими побуждениями украинских археологов, выражая удовлетворение «ликвидацией указанной группы» в 1933 г. (Миллер, 1938, с. 7, 8, 16; копия в Архиве ИИМК, ф. 24, д. № 161). Как свидетельствует его переписка и других сотрудников с главой Днепростроевской экспедиции Д. И. Яворницким (Епістолярна спадщина..., 1997, с. 355; Епістолярна спадщина..., 2012, с. 554), в реальности в начале 1933 г. произошло совещание по вопросу формы публикаций, в котором победило мнение А. В. Добровольского и П. И. Смоличева о необходимости предварительного издания коллективных отчетов о работе экспедиции перед публикацией отдельных статей по узкой тематике. А вызвано такое «циркулярное» решение было именно попыткой М. А. Миллера опубликовать в конце 1932 г. в «Проблемах ГАИМК» обзорный отчет о работах Днепростроевской экспедиции под собственной фамилией (Миллер, 1938, с. 16).
Результаты работ экспедиции 1927-1929 гг. планировалось вначале издать в виде краткого отчета Д. И. Яворницкого в «Студиях по изучению территории Днепрогэса» (1931 г.). Впоследствии специально созданная комиссия Днепрогэса ВУАН выразила желание напечатать отдельным томом все полевые отчеты 1928-1929 гг., но дальше редакционного портфеля дело не пошло; повторно сделать это намеревался Институт истории материальной культуры АН УССР в 1934 г. (Козубовский, 1934, с. 10). Параллельно в Днепропетровском краевом историко-археологическом музее готовился второй том «Сборника», который после отстранения от работы Д. И. Яворницкого и репрессий в музее 1933 г. так и не был завершен, а его материалы были переданы в 1934 г. в Киев (Ковалева, 2003, с. 7-8). В 1933 г. в числе других сотрудников экспедиции был арестован и выслан П. И. Смоличев, судя по материалам из личного фонда, собиравший материалы для статьи «Относительно форм и происхождения так называемых варяжских или франкских мечей, найденных в русских курганах» в контексте находки 1928 г. (НА ИА НАНУ ф. 6, № 84).
По просьбе ИИМК АН УССР, в 1934-1936 гг. участники экспедиции, пережившие первую волну репрессий, повторно прислали свои статьи, которые должны были войти в выпуск «Археологии», разгромленной уже на этапе редактирования (1937 г.) (Миллер, 1938, с. 15-17). В 1938 г. Институт археологии АН УССР вновь собрал и к 1939 г. подготовил отдельно к печати первую часть материалов работ Днепростроевской экспедиции, куда вошел и отчет В. А. Гринченко о наблюдениях на котлованах Днепростроя в 1928 г. Второй том готовился в 1940 г. (Фещенко, 1940, с. 4-5), но ни одному из них так и не суждено было выйти. Редакционные портфели указанных сборников также не сохранились (известны лишь копии отдельных статей в личных фондах авторов).
Каким же образом, несмотря на «циркулярный запрет», в 1933 г. появилась публикация мечей в Ленинграде? В 1932 г. благодаря А. А. Миллеру, пытавшемуся пристроить отчисленного из Ленинградского университета «за антиобщественное поведение» талантливого студента-реставратора графского происхождения Н. А. Чернышёва, последний был командирован на время работы Днепростроевской экспедиции в Днепропетровский музей, где в то время занимал должность заведующего археологическим отделом М. А. Миллер. Здесь Н. А. Чернышёв и занялся реставрацией днепростроевских мечей, полностью расчистив на клинках едва просматривавшиеся клейма. Вернувшись в Ленинград, в процессе подготовки отчета с описанием процесса реставрации предметов и технологии их изготовления, Н. А. Чернышёв обратился за консультацией по чтению клейм на клинках мечей к своему университетскому преподавателю В. И. Равдоникасу. Последний немедленно использовал предоставленные реставратором материалы для собственной публикации, в которой, правда, отмечалось, что Н. А. Чернышёвым тоже готовится отдельная статья (Равдоникас, 1933, с. 599). Но в том же 1933 г. Н. А. Чернышёв был арестован и выслан, а его работа вышла в печати только в 1963 г. (Чернышёв, 1963). Судя по отдельным дословным цитатам в описании мечей, В. И. Равдоникас пользовался черновым текстом Н. А. Чернышёва. Также, очевидно, именно предоставленные Н. А. Чернышёвым прорисовки мечей издал позже А. Н. Кирпичников как «рисунки из архива В. И. Равдоникаса» (Кирпичников, 1966, рис. 4).
Спустя многие десятилетия следует констатировать, что, учитывая утрату 4 мечей во время Второй мировой войны и репрессирование большинства причастных к Днепростроевской экспедиции археологов, далеко не самый этичный поступок «неистового» В. И. Равдоникаса в итоге стал одним из ключевых факторов в счастливом стечении обстоятельств, позволивших не только оперативно ввести памятник в научный оборот, но и, возможно, сохранить его для науки.