В школе Моэм не доучился, бросив ее по собственной инициативе. Родственники не препятствовали, так как думали, что мальчишка скоро умрет от наследственного туберкулеза. Моэм рассказывал, что долгое время и сам в этом не сомневался, а чтобы как-то «защититься от смерти», решил стать врачом. В восемнадцать лет он поступил на учебное отделение больницы Святого Фомы в Лондоне. Экзамены были не слишком суровыми, и он легко подготовился к ним самостоятельно.
Низкорослый, некрасивый и к тому же заикающийся студент-медик Уилли Моэм ежедневно торопливо спешил по длинным коридорам старинной лондонской больницы Святого Фомы. Охотнее всего Моэм занимался акушерством. Согласно расписанию учащимся полагалось присутствовать при двадцати родах; Моэм принял роды шестьдесят три раза! И это всего за три года обучения!
Его дочь Лиза впоследствии всегда страшно удивлялась и спрашивала отца: что же он находил такого привлекательного в родах? Тот никогда не отвечал, а только молча пожимал плечами.
Иногда с Моэмом приключались странные и смешные казусы. Например, частенько его соученики по медицинской школе похвалялись своими любовными похождениями. Чтобы не отстать от всех, юный Моэм однажды отправился на Пикадилли, где ровно за фунт купил себе на ночь невзрачную длинноносую девицу, попросив ее коротко «лишить его девственности». Девица честно отрабатывала поручение клиента, когда, взглянув на часы, прыщавый юнец возопил:
- О, она уже рожает! Она рожает!
Торопливо достав из кармана висевших на стуле брюк фунт, Моэм неловко бросил деньги на колченогий стол и, не обращая внимания на девицу, стал поспешно одеваться.
- Ваша жена рожает? - посмела полюбопытствовать девушка.
- Да какая жена? Пациентка рожает,- уже в дверях бросил странный клиент.
Со слов бывших однокашников Моэма, когда пациентка умирала - а такое случалось нередко, - Моэм плакал. Когда выживала - делался с ней столь грубым, что нередко женщины жаловались на него.
Зигмунд Фрейд, психоанализ которого в середине века был в моде, объяснил бы такое поведение будущего писателя (и вообще его интерес к родам) тем, что от этого умерла его собственная мать, единственная женщина, безоговорочно любившая его и пользовавшаяся его взаимной любовью. Если роженица умирала - Моэм в ее лице снова оплакивал мать, если выживала - ему хотелось мстить ей.
Возможно, именно поэтому Моэм предпочитал мужчин - из-за желания отомстить всем женщинам за то, что они выжили, а его мать умерла, то есть предала его. Может быть, именно поэтому он так подозрительно и агрессивно относился и беременностям и родам своей дочери?
Но … обо всем по порядку.
Я всегда ненавидел твою мать и тебя!
Стояло жаркое сухое лето 1962 года. Лиза Хоуп ждала отца в гостиной, а потом они поднялись к нему в кабинет, выходивший окнами на море. Лиза не любила этот дом отца - великолепную виллу под названием «Мореск» на Французской Ривьере, где обожали гостить друзья Моэма.
На лестнице им встретился Алан Серл, секретарь писателя. Его лоснящееся жирное лицо со свиными глазками всегда было противно Лизе.
-О, доченька навестила папашу! Похвально, похвальн о, - пробормотав эту мерзость, - а в его устах все превращалось в мерзость, - Алан исчез.
Отец и дочь уселись друг против друга. Моэм был в застегнутом на все пуговицы строгом сюртуке. Лицо плоское, широкое, в пигментных пятнах, высокомерные темные глаза, брезгливо опущенные вниз уголки губ. Лиза внимательно рассматривала отца: нет, на слабоумного он не похож.
- Как ты мог это сделать, папа?
- Я всегда ненавидел твою мать, да и тебя тоже, ведь ты ее дочь, не так ли? - холодно произнес Моэм, жуя сухими потрескавшимися губами,
Лиза бросилась к дверям. Лакей, боясь смотреть ей в лицо, поспешно открывал двери. Когда она уже почти бежала по дорожке сада к машине, откуда-то из-за кустов роз вынырнула гнусная физиономия Алана.
-Съела? - еле слышно прошипел он.
В Лондоне в своем доме на Челси-сквер Лиза, не отвечая н вопросы домашних, заперлась в спальне. Рухнув в кресло, он долго сидела, не снимая ни перчаток, ни головного убора. Потом принялась плакать. Просто тихо, жалобно всхлипывать.
Многим англичанам лето 1962 года запомнится пестрыми газетными заголовками: «Моэм лишил наследства единственную дочь!», «Моэм порвал с дочерью отношения, обвинив ее во всех смертных грехах!»
Примерно месяц назад адвокат писателя прислал ей официальное уведомление, что тот отбирает у дочери все сделанные ей когда-либо подарки! Лиза не верила своим глазам. Какая муха укусила ее отца? Самыми ценными его подарками были картины великих художников, которые он покупал на Лизино имя, и она считал их своей собственностью. Он хочет их отнять? А вот теперь старик собирается и вовсе лишить ее наследства!
Лиза, конечно, подозревала, что за всем стоит Алан Серл. Леди Хоуп не хотела предавать дело огласке и потому предприняла утомительное путешествие на ненавистную ей французскую виллу Моэма, чтобы с глазу на глаз выяснить с родителем отношения.
Но теперь ей никогда не удастся забыть, с какой неподдельной ненавистью отец выпалил ей, как он относится к ней и ее матери. То, что он не выносил маму, еще можно понять: к бывшим женам не часто сохраняют теплые чувства. Но чем она-то заслужила его ненависть?
На самом деле не так уж много внимания за всю жизнь уделил ей отец! Это Лиза постоянно помнила о его датах, беспокоилась о здоровье, навещала его, писала ему, чтобы он не чувствовал себя одиноким, обделенным вниманием семьи.
На следующий день после своей поездки к отцу леди Хоуп сделала заявление для прессы:
- Да, я решила выяснить отношения с моим отцом Сомерсетом Моэмом в суде. Нельзя сидеть, сложа руки, когда тебя лишают дочерних прав. Это не только вопрос чести и достоинства. Это касается моих детей.
У Лизы было четверо детей: двое от первого брака, с дипломатом Винсентом Паравичини, и двое - от второго, с бизнесменом сэром Джоном Хоупом.
Очередные сюрпризы
Однако дочь Моэма ждал еще один сюрприз. Вскоре после ее тягостного свидания с отцом адвокат Моэма сделал заявление для прессы: его клиент усыновил своего секретаря Алана Серла! И предположительно все наследство перейдет к нему. В одной из газет появилась карикатура: Моэм качает на руках огромного толстого Алана; под карикатурой подпись: «Сегодня он в первый раз сказал: «Папочка!»
Взбешенная Лиза немедленно позвонила адвокату своей матери - мистеру Дошу. В его преданности и компетентности Лиза не сомневалась. Однако для начала Дош по почте прислал леди Хоуп большой конверт и попросил ознакомиться с его содержимым до их первой встречи, заметив, что это очень важно.
В конверте оказалась рукопись автобиографии Моэма «Оглядываясь назад». Судя по дате, Моэм написал ее совсем недавно. К рукописи была пришпилена записка издателя отца, господина Фрира, адресованная, по всей видимости, его редактору: «Передайте многоуважаемому господину Моэму, что я эту мерзость печатать не буду». И крючковатая подпись.
Лиза оторопела: насколько ей было известно, Александр Фрир благоговел перед творчеством Моэма и боролся с конкурентами за право напечатать каждую его строчку. Любопытно...
Миссис Хоуп торопливо извлекла из толстого конверта довольно-таки объемистую рукопись. По мере того, как Лиза читала, волосы у нее становились дыбом. Это был злобный, мерзкий и мелочный пасквиль, направленный в первую очередь против ее несчастной матери, которая некогда имела неосторожность стать женой Моэма и умерла несколько лет назад. Лиза была очень привязана к матери и продолжала ее оплакивать.
Леди Хоуп глубоко оскорбляло каждое слово, написанное отцом. Впрочем, в этом произведении Моэм ни к кому не был добр. Он нарисовал одни только безобразные, уродливые портреты, словно ему в сердце, как андерсоновскому Каю, попал осколок кривого зеркала.
«Злосчастное знакомство» с Сири Уэллком
...Моэм, например, вспоминал знакомство с Лизиной матерью - Сири Уэллком, произошедшее в 1911 году. Оказывается, Сири была нескладной, не умела одеваться и отличалась крайней невоспитанностью. А для Моэма всегда имели значение безупречный костюм и благовоспитанность!
Лиза стала соображать. 1911 год... О, ее отец уже был хорошо известен как писатель. К тому времени вышли многие его рассказы, первые романы, а самое главное, театры начали ставить его пьесы: например, «Леди Фредерик» с успехом шла в Лондоне.
У Лизы сохранилось множество фотографий тех лет: на них отец выглядел образцовым джентльменом: безупречный костюм,трость, трубка... Однако ни на одной фотографии на лице Моэма не проглядывало и тени улыбки. Пугал и взгляд - ледяной, высокомерный и неподвижный.
Мать с отцом познакомились у общих друзей, и Моэм пригласил Сири Уэллком в театр на свою пьесу «Земля обетованная». От матери Лиза знала, что Сири влюбилась в Моэма с первого взгляда; она по-женски полагала, что гораздо важнее привлекательно выглядеть на первом свидании, нежели успеть к началу спектакля. Бедная мама не учла, что ведь показывали Его пьесу!
Сири провертелась перед зеркалом несколько часов, примеряя платья и шляпки, и опоздала в театр. Протискиваясь в ложу к Моэму, она ждала, что тот оценит ее усилия понравиться ему. Не взглянув на нее и едва поцеловав руку, он произнес полагающееся: «Мадам, вы неотразимы». Однако его глаза и мимика не подтвердили комплимента, чувствовалось, что он едва сдерживал раздражение.
В своих мемуарах Моэм писал, что Сири в тот вечер бы похожа на «вырядившуюся к рождественскому столу индюшку, готовую для употребления».
Лиза вздохнула. Ее мать была слишком живая, слишком непосредственная женщина. Легкомысленная, это правда. Он написал, что к моменту их «злосчастного знакомства» Сиси Уэллком была замужем, но муж прогнал ее из-за многочисленных измен и отнял у нее их сына Генри.
Действительно, к тому времени Сири рассталась со своим жестоким мужем, американцем Генри Уэллкомом, который был в два раза старше ее. Мать рассказывала Лизе, что тот был властный, грубый и бил ее за малейшую провинность. К этому она не была приучена.
Сири выросла в странной семье благотворителей-идеалистов. Ее отец, Томас Джон Барнардо, врач по профессии, организовывал по всей Англии бесплатные дома для беспризорных. В родительском доме Сири в Суссексе вместе с ней, единственным ребенком, воспитывалось еще двадцать бездомных девочек. По методу доктора Барнандо их никогда не наказывали и только хвалили. Сири признавала, что, возможно, родители испортили ее, привив вкус к безнаказанности и любовь к лести и удовольствиям.
В одном,конечно, отец Лизы прав: ее мать всегда была слишком любвеобильной женщиной, Ясно, что такую хорошенькую, жизнерадостную, кокетливую брюнеточку, какой была Сири в молодости, мужчины просто не могли не любить. Жаль, что Лиза некрасива и совсем не похожа на мать.
Больше всего на свете Лизе хотелось швырнуть непристойные листки в камин. Но нет, теперь уж она дочитает!