В рукописи автобиографии Моэм ругал вольность английских нравов, наступившую после смерти Эдуарда VII в 1910 году. Он просто брызгал слюной, возмущаясь, что в палату общин был направлен закон о даровании женщинам, «этим неверным безмозглым ослицам», избирательных прав! Возмущенно приводил знаменитую цитату маркизы Рипон о новых временах: «Раньше жены прятали фотографии любовников и ставили на камин фотографии мужей. Ныне они демонстрируют фотографии любовников, а фотографии мужей засовывают на дно сундука».
Моэм утверждал, что в этом времени он чувствовал себя весьма неуютно, ему, мол, всегда хотелось только домашнего очага и верную спутницу, но за всю жизнь он не встретил ни одной особы прекрасного пола, которой мог бы доверять. Поэтому он прозябал один в своей огромной квартире в лондонском Мейфэре.
Гонорары росли с каждой новой книгой, он вполне мог бы позволить себе содержать семью. Моэм вел светскую жизнь и едва ли не ежедневно знакомился с новыми людьми, в том числе, конечно, и дамами. Писателя принимали и в светском, и в артистическом обществе. Он бывал на богемных вечеринках у Вайолет Хант и регулярно ужинал с графиней Ловлас. Позднее он станет завсегдатаем вечеринок Черчилля.
Знаменитая писательница-феминистка Ада Леверсон была колоритнейшей фигурой в Лондоне, и многие почитали за честь быть представленными ей.
Моэм самодовольно вспоминал, что «осчастливил» Аду, после того как та заявила ему, что он похож на Уайльда. Его Моэм боготворил.
В подтверждение своей благосклонности Ада подарила Моэму первое издание поэмы Уайльда «Сфинкс», вышедшее тиражом всего в двести экземпляров. Раньше она была ближайшей подругой Оскара: он допустил ее в круг своих друзей за неподражаемое, блистательное остроумие.
Моэм приходил к Аде ровно в полночь, когда у нее в гостиной зажигались причудливые свечи в форме диких зверей. Якобы так требовала Леверсон. Но Лизапрекрасно поняла, что отец просто хотел во всем подражать Уайльду: тот тоже некогда приходил к Аде за полночь при такихже свечах.
Моэм пишет, что его связь с этой «развратнойстарой кокеткой» прекратилась, после того как он разгляделнаконец-то ее «мелочность». Реальный факт заключается в том, что отец Лизы, действительно, однажды написал Аделюбовное письмо, изысканно обратившись к ней «мой Сфинкс». Он надушил письмо лучшими духами и отправил с посыльным. С тем же посыльным Ада прислала ответ: им оказалось его же письмо, только в слове «Сфинкс» была исправлена орфографическая ошибка.
Всем читавшим воспоминания Ады Леверсон было известно, что только Уайльд называл ее Сфинксом. Она достойно и остроумно осадила Моэма.
Кстати, дальше Моэм писал, что этим вульгарным жестом Ада напомнила его провинциальную тетку Софи: та тоже поправляла его при гостях за столом и всячески унижала. Моэм не пожалел свою несчастную тетку, которая воспитала его, прошелся и по ней тоже. Оказывается, Софи тайно воровала деньги у мужа, викария, и нередко наставляла ему рога. Моэм мальчиком якобы несколько раз следил за ней.
Семейная жизнь
Читать про то, какими красками отец описывал жизнь с ее матерью, Лиза просто физически не могла. Она пролистывала рукопись ледяными пальцами, пропуская страницы, и всхлипывала от обиды, как маленькая девочка.
Если отец так плохо относился к матери, то зачем все-таки женился на Сири в 1917 году? Она, Лиза, родилась двумя годами раньше, но тогда мать еще не получила развода у первого мужа.
Лизе бросилась в глаза фраза отца о том, что он, уже испытав на себе всю «истеричность, склочность и злобную мелочность» характера Сири, все же женился на ней, как подобает джентльмену. А мать рассказывала Лизе противоположное: что Моэм обрадовался беременности Сири и даже был непривычно нежен и внимателен к ней, пока она находилась в интересном положении.
Моэм утверждал, что после женитьбы начался его ад, его преисподняя. В чем же, интересно, заключался ад? Лиза горько усмехнулась. После того как отец обзавелся семьей, он по-прежнему пользовался полной свободой. Оставлял жену с дочкой в Лондоне, а сам путешествовал. Побывал в Греции, Египте, Испании, Швейцарии, Малайзии, на Яве, в Бирме, Китае...
Да где только не был! Моэм колесил по свету в поисках новых впечатлений и сюжетов для своих романов, рассказов и пьес. Он ведь никогда ничего не выдумывал, все его сюжеты фактически подсмотрены в замочную скважину. Он несколько месяцев прожил на Таити, чтобы написать свой роман о Гогене «Луна и грош».
Кстати, отец упоминал, как на этом острове он увидел в одном из бедных домишек туземцев дверь, расписанную Гогеном. Как она там сохранилась - одному богу известно! Ведь аборигены давно распродали белым все, что осталось от Гогена, смекнув, какой на это спрос. Моэм сунул хозяину лачуги с бесценной дверью двести франков и без лишних слов принялся снимать ее с петель.
Сейчас Лиза вспомнила об этом потому, что дверь тоже была подарена ей отцом. Не так давно шедевр Гогена оценили в 37400 долларов. Теперь подарок Лизе больше не принадлежит…
Как бы то ни было, но отец неплохо проводил без семьи время! Пока он неделями, а то и месяцами отсутствовал, мать скучала, хандрила и не находила себе места: она действительно все еще любила этого сухаря!
Ты не понимаешь, как важно быть нужным!
По словам Сири, уже через несколько месяцев после их свадьбы муж обрушил ей на голову известие о своей предстоящей поездке в Россию... секретным агентом! Она, конечно, не поверила такой дешевой уловке. Неужели он не мог придумать что-нибудь более элегантное?
Самое любопытное - об этом Лиза узнала много лет спустя, - что все это оказалось вовсе не выдумкой! Летом 1917 года ее отец действительно отправился с секретной миссией в Россию. Об этом эпизоде своей жизни Моэм сам очень любил распространяться и часто рассказывал Лизе о том, как его завербовал в шпионы давний приятель, банкир и баронет сэр Уильям Уайзман, оказавшийся шефом британской разведки.
Моэм был поражен, узнав, что секретные службы часто обращались к услугам известных писателей, художников или артистов: на тех никогда не падало подозрение, они легко завязывали нужные связи.
-Я обожаю путешествия! - говорил Моэм. - И решил про себя: а почему бы не прокатиться в Россию? Я всегда, кстати, восхищался их писателями.
Разоренный, холодный, плохо освещенный Петроград, только что низложивший царя и переживший первую революцию, не понравился Моэму. Отец Лизы занятно рассказывал, как он мерз в отеле и думал - на кой черт его сюда принесло? Он тут умрет от скуки и отсутствия общества!
В чем заключалась его шпионская деятельность? По сути, он был просто связным. В его обязанности входило передавать через британское посольство с помощью специального шифра на родину сообщения особой важности от настоящих разведчиков. Англия была заинтересована в поддержке Временного правительства Керенского, потому что если власть возьмут большевики, Россия выйдет из войны, что Великобритании крайне невыгодно.
Чем кончилась его миссия? Ничем. Керенский, с которым Моэм по поручению своего начальства завязал знакомство, передал ему секретное письмо для британского премьера. К тому времени, как Моэм прибыл с письмом в Лондон, большевики уже смели правительство Керенского. Моэм очень огорчался по этому поводу.
Когда отец вспоминал про Россию, у него начинали блестеть глаза, и на бледном лице появлялся румянец:
-Я был нужен тогда! Вот почему я согласился поехать! Я был нужен стране, государству! Правительству, наконец!
У Лизы почему-то сохранилось в памяти, как он безнадежно махнул рукой и неожиданно печально произнес:
-Ты не понимаешь, как важно быть нужным.
Первый раз в жизни Лизе стало тогда вдруг жаль отца, хотя она совсем не понимала, что он имеет в виду.
Все - ложь!
Лизе разрывал сердце тот факт, что отец был так несправедлив к матери! Он написал в автобиографии, что Сири бессовестно тянула из него деньги: на любовников, одежду, увеселительные поездки.
Да ведь это ложь! Когда через несколько лет мучений родители наконец расстались, Сири сама стала неплохо зарабатывать и совершенно ничего не требовала от бывшего мужа. Вот этот дом на Челси-сквер, где теперь живет Лиза со своей семьей, Сири отделала и украсила сама.
Она придумала белые интерьеры, это целиком ее изобретение: белые стены, белая мебель, белый камин, даже выбеленные цветы в вазах! Мать умудрилась ввести моду на белые интерьеры по всей Англии, а во время Второй мировой войны перенесла ее и в Америку. Многие модные журналы стали заказывать ей статьи о том, как обустроить дом.
Вдруг Лизу поразила одна мысль: а может, это Алан науськал отца написать эту мерзость, чтобы опорочить семью в глазах общества? Алан ведь и есть шавка, которая носом чует хозяйское настроение и свою выгоду.
И тут Лиза как наяву увидела ледяные глаза отца и снова услышала его голос:
-Я всегда ненавидел и твою мать, и тебя!
Нет, это слишком! Она такого не заслужила!..
...Леди Хоуп нетерпеливо ждала встречи с адвокатом, мистером Дошем. Наконец тот явился. Лиза провела его в свой кабинет. Удостоверившись, что Лиза ознакомилась с «последним шедевром отца», Дош подтвердил: догадка Лизы верна, и именно секретарь Моэма, Алан Серл, настаивает на публикации воспоминаний, если их можно так назвать. Серл уже продал эту рукопись за кругленькую сумму...
Однако когда издатель Фрир прочел ее, он отказался это печатать, что становится ясным из приложенной записки.
Жиголо Джеральд Хакстон
- Миссис Хоуп, я не случайно позволил себе такую ужасную бестактность, заставив вас прочесть то, что, несомненно, причинило вам боль. Сейчас вы все поймете. Однако прежде ответьте мне на один вопрос: вы заметили, что вся эта, с позволения сказать, писанина, столь отличная от великолепной прозы мистера Моэма, проникнута совершенно отчетливым духом женоненавистничества? - поинтересовался Дош, раскуривая свою трубку,
- Да, пожалуй, - согласилась Лиза. - Мужчин отец как-то щадит.
- Тогда, миссис Хоуп, у меня еще один, совсем уж бестактный вопрос, и прошу вас заранее извинить меня: вы знали, что ваш отец гомосексуалист?
Лиза смутилась. Знала ли она? Увы, еще как знала! И все вокруг тоже были прекрасно осведомлены об этой стороне его жизни.
Лиза прекрасно помнит один из уик-эндов в их лондонском доме. Отец давным-давно навещал их лишь изредка. Приезжая, он неловко совал Лизе подарки и гладил как-то мимо головы. Он привозил то беличью шубку, купленную в Швейцарии, то калейдоскоп, приобретенный в Китае, то украшения из Индии...
Тогда был день рождения матери Лизы, и той вдруг вздумалось пригласить своего бывшего мужа; его друга Джеральда Хакстона, известного лондонского хирурга, с женой; Фрэнки Ливсона - учителя танцев принца Уэльского; еще каких-то людей...
Сири была само обаяние и покладистость. Чутьем ребенка Лиза знала, что мать хочет примириться с отцом. Моэм был в дружелюбном и веселом настроении, охотно выпивал и шутил, даже разрешил Лизе забраться к нему на колени. Она видела, что Моэм все время находится рядом с молодым человеком примерно в два раза его моложе по имени Джеральд Хакстон.
Мать объяснила Лизе, что это - литературный секретарь ее отца. Джеральд был рябоват, с серыми бегающими глазками и дрожащими руками, он совершенно не понравился Лизе.
Потом уже Лиза узнала, что этого бессовестного жиголо Джеральда Хакстона Моэм встретил во время Первой мировой войны на фламандском фронте, где он недолго служил переводчиком с французского. Писатель сделал молодого человека без определенных занятий своим секретарем и больше никогда не пожелал с ним расставаться: поселил в своем доме, таскал за собой повсюду...
Хакстон был из разряда тех общительных болтливых красавчиков, которыми так восхищался Моэм в своей прозе и к которым сам он явно никогда не принадлежал даже в молодости. Моэм часто упоминал, что Джеральду ничего не стоило разговориться и завести дружбу с первым встречным на корабле, в клубе, в баре или гостинице, и только через него замкнутый чопорный Моэм мог познакомиться с таким несметным числом людей. Джеральд умел вытянуть из незнакомца самые интимные истории - любовные криминальные - всякие. Они служили Моэму материалом для его работы.
Дош сверлилЛизу своими пронзительными глазками.
- Так, значит, вы знали правду про вашего отца, миссис Хоуп, - утвердительно произнес Дош.
- Да, - выдавилаиз себя леди Хоуп, не отрывая взгляда от горящих в каминеуглей, словно они гипнотизировали ее.
Дош удовлетворенно кивнул.
Вилла «Мореск» на Французской Ривьере, или Е ще одна отцовская тайна
- Скажите, леди Хоуп, а вы знали, почему, собственно, ваш отец, такой патриот Англии, десятки лет прожил на Ривьере? - спросил адвокат.
Лиза покачала головой. А что в этом удивительного? Просто отцу всегда нравился климат южной Франции, он там хорошо себя чувствовал.
- Нет! - заговорщицки подмигнул Лизе Дош. - Тут дело в другом!
Оказывается, собирая сведения о Хакстоне, Дош выяснил, что во время Первой мировой войны, когда Джеральд был еще членом британского санитарного отряда, военная полиция накрыла его в номере гостиницы с поличным: Хакстон занимался любовью с мужчиной. После этого в соответствии с непримиримым британским законом Джеральду Хакстону навсегда был запрещен въезд в Англию. Поэтому только ради Хакстона Моэму пришлось построить виллу «Мореск» на Французской Ривьере и перебраться туда на постоянное жительство.
Лизу поразило это известие. Она всегда считала отца исключительным эгоистом. Значит, ради кого-то, к кому Моэм был по-настоящему привязан, он оказался готов кое-чем пожертвовать?
Знаменитая вилла «Мореск»... Любовь и гордость Моэма! Мраморные камины во всех восьми спальнях, испанская мебель и резные канделябры. Кухарка, две горничные, дворецкий, лакей, шофер и семеро садовников... И все это - чтобы ублажить прихоти двух любовников, желающих наслаждаться комфортом.
Моэм построил виллу в 1927 году и живет в ней до сих пор. Хакстон умер почти двадцать лет назад, однако отец никуда оттуда не переехал. Смерть этого проходимца Хакстона стала для Моэма страшным ударом, да и для Лизы тоже, хотя по другой причине.
Она никогда не забудет заупокойную службу по Хакстону в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. Был 1944 год, ее семья и отец со своим секретарем жили в Америке, пережидая войну. Хакстон умер в пятьдесят два года, официально - от запущенного туберкулеза, а скорее всего - от неумеренного пьянства.
Лиза всей душой ненавидела секретаря, и ей отчаянно не хотелось идти прощаться с ним, но ради отца она пересилила себя, оделась в траур и отправилась. На службе присутствовало много друзей Моэма. Лиза украдкой наблюдала за отцом: он стоял прямой, холодный и неуязвимый, как всегда. Шляпа, трость, высокомерный взгляд - это ее отец.
И вдруг в середине службы, когда на секунду вдруг наступила полная тишина, Лиза услышала чьи-то сорвавшиеся и явно долго сдерживаемые отчаянные рыдания.
- Неужели какой-нибудь час нельзя держать себя в руках? - раздраженно подумала леди Хоуп. Быстро обернувшись, она обнаружила, что рыдает не кто иной, как ее собственный отец!
Лицо Моэма было перекошено от боли, Лиза никогда не видела у отца таких отчаянных, страдальческих глаз: из них текли слезы! Смущенно опустив голову, она пробралась к отцу и участливо тронула его за рукав. Он машинально и безразлично отстранил дочь, словно она была неодушевленным предметом.
Позорно оказаться способным только на дочь!
После службы Моэм сухо отказался от приглашения поехать к Лизе. Приблизив к ней все еще искаженное болью лицо, он вдруг почти враждебно выпалил:
- Да и чем ты можешь мне помочь? Ты же мне не заменишь его!
Дома с Лизой случилась истерика. Она ведь знала, что на самом деле отец никогда по-настоящему не любил ее! Что она ничего для него не значила. Все его подарки ей были не более, чем дань правилам хорошего тона.
Лизе передавали, что после ее рождения Моэм говорил в обществе, что «позорно оказаться способным только на дочь!» Тем не менее, она всю жизнь старалась заслужить его любовь, не замечая равнодушия и проглатывая обиды,а отецпредпочитал этого подонка Хакстона, который пил, как извозчик, обирал его, обманывал и изменял при каждом удобном случае. Они с мамой оказались недостаточно хороши для знаменитого писателя Моэма, а этот прихлебатель - вполне хорош.
После смерти Джеральда Моэм почти сразу взял себе нового секретаря - этого толстого и омерзительного Алана Серла, моложе его на тридцать лет. Если Джеральд был нагл и резок, то Алан - фальшив, уклончив и жаден. Он рядом с отцом Лизы уже почти двадцать лет.
Эта беседа с адвокатом пробудила в душе Лизы самые болезненные воспоминания, связанные с отцом. Столько лет она подавляла копившуюся обиду, но, оказывается, эта обида никуда не исчезла, а просто притаилась глубоко внутри.
На самом деле отец оскорблял Лизу не раз. Например, он почему-то ненавидел ее детей! Полгода назад, когда леди Хоуп с детьми гостила на вилле, Моэм сделалвид, что не узнает Лизиного старшего сына - Николаса.
- а это что за юноша? - спросил он, высоко поднимая брови.
Когда Лиза забеременела во второй и потом в третий раз, отец писал ей гадкие письма с вопросами, сколько еще раз она собирается удовлетворять свои самочьи инстинкты! Всякий раз перед ее родами он заводил с Лизой странный и весьма неуместный разговор о том, что будет, если она вдруг умрет.
...Зачем Дош мучает ее этими вопросами, заставляя вспоминать то, о чем лучше всего забыть?!