Жизнь Живаго специально показана на фоне жизни его друзей. Дудоров был арестован, в результате прошел лагерь. Гордон заболел. Но оба они смогли в отличие от Житваго приспособиться к советской действительности.
Павел Антипов = человек-антипод Живаго, человек из рабочей срнеды, он любил Лару, он звал ее замуж, она стала его женой.
Пастернак тонко описывает ихз душевную драму. В революцию Антипов переходит на сторону красных (играет роль его происхождение из рабочих) и становится жестоким каратеем – самоутверждение мужской силы. Онедет на Урал, где скрывается от революции семья Живаго. Антипов дает себе имя Стрельников, народ за жестокость зовет его Расстрельниковым. Живаго тоже любит Лару. «Мы в книге рока на одной строке», - считает Живаго Антипову при встрече.
1. «Стихи из романа» и поздняя лирика Б.Пастернака.
СТИХИ ИЗ РОМАНА
Когда роман был запрещен, стихи из него переписывались от руки под нахзванием «Стихи из романа» (позже такое название и получил сам цикл).
Первое стихотворение цикла «Стихи из романа» - «Гамлет». Написано, когда Пастернак работал над переводами, а не в период травли, как многие думают (в 1946 году). Кроме Гамлета здесь показаны и другие герои с трагичной судьбой – П., Христос, и Юрийц Живаго. Заканчивается поговоркой «Жизнь пройти – не поле перейти». Кроме того, в цикл вошли стихи о природе – «Март», «Веселая распутица» и пр. Пастернак пишет просто, классически ясно, что не похоже на стихи 20-30-х гг.
Стихи, составляющие отдельную, заключительную часть романа «Доктор Живаго» в качестве стихов главного героя — врача Юрия Живаго, Борис Пастернак считал лучшими своими стихами. Здесь очень многие образы связаны с Евангелием.
В одном из самых известных пастернаковских стихотворений, в знаменитой «Зимней ночи», зажженная на столе свеча, словно свеча у иконы, уподобляет любовное свидание молитве:
На озаренный потолок Ложились тени,
Скрещенье рук,скрешенье ног,
Судьбы скрещенья.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал,как ангел,два крыла
Крестообразно.
У Пастернака истинная любовь хранима ангелами.
Рождеству посвящена «Рождественская звезда». Здесь Вифлеемская звезда «возвышалась горящей скирдой соломы и сена средь целой Вселенной, встревоженной этою новой звездой». А волхвы:
Стояли в тени,словно в сумраке хлева,
Шептались,едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потемках,немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья,смотрела звезда Рождества.
И почти все следующие за «Рождественской звездой» стихи цикла уже посвящены непосредственно Иисусу Христу. В «Рассвете» поэт вновь, после долгого перерыва, приходит к вере в Господа:
И через много-много лет
Твой голос вновь меня встревожил.
Всю ночь читал я Твой Завет
И как от обморока ожил.
Поздняя лирика
Поздняя лирика Б. Пастернака добавляет к пониманию поэтического творчества важные моменты. Идея нравственного служения здесь преобладает надо всем, и если раньше поэзия определялась как губка, то теперь, не отменяя прошлого, господствует иной мотив:
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Поэзия в его понимании — непрестанный труд души, движение, в котором главное — не итоги, а открытия. Совершая открытия, поэт делится ими с другими людьми, делает все возможное, напрягает все душевные силы, чтобы быть понятым. И это для поэта гораздо важнее, чем слава и успех, потому что поэт прежде всего свидетельствует каждым своим произведением о величии жизни, о неизмеримой ценности человеческого существования.
1. Поэзия А.Ахматовой в 40-60-е гг; «Северные элегии».
В 1939 г. дочь Сталина Светлана, прочитав некоторые старые ахматовские стихотворения, пробудила любопытство к ней своенравного вождя. Неожиданно Ахматову вновь стали печатать в журналах. Это тоже явилось причиной ее творческого подъема. Летом 1940 г. вышел ее сборник "Из шести книг". Шестая книга отдельно не выходила, но была подготовлена Ахматовой из новых стихов под названием "Тростник"; две трети из них в сборнике 1940 г. составили раздел "Ива" ("И упало каменное слово..." без заглавия "Приговор" вошло в него из "Реквиема"). В нем не было внутреннего "лирического сюжета", как в первых пяти книгах, стихи 1924-1940 годов намеренно перемешивались. В стихотворении "Ива" (1940) героиня вспоминает любимое дерево, которое она пережила.
Там пень торчит, чужими голосами
Другие ивы что-то говорят,
Под нашими, под теми небесами.
И я молчу... Как будто умер брат.
Образ тростника, бывшего когда-то человеком, восходит к мифологии, встречается у Данте, немецких романтиков, Пушкина, Тютчева и др., это звучащая человеческая душа, голос умершего, говорящего с живыми, что "отчетливо корреспондирует с одним из ведущих мотивов зрелой лирики Анны Ахматовой: голосом поэта, пробивающимся сквозь толщу косной матери, сквозь лед забвения ". В книге обозначилась ключевая для ахматовской историософии дата - 1913 г., канун мировой войны, породившей революцию и последующие потрясения.
Потрясло ее и начало второй мировой войны. Цикл "В сороковом году" открывается словами "Когда погребают эпоху, / Надгробный псалом не звучит..." ("Август 1940"). Захват немцами Парижа, бомбардировки Лондона ("Двадцать четвертую драму Шекспира / Пишет время бесстрастной рукой" - стихотворение "Лондонцам") Ахматова восприняла как гибель родной ей европейской цивилизации.
В Ташкенте в 1942 г. Ахматова закончила первую редакцию "Поэмы без героя", начатую в ночь с 26 на 27 декабря 1940 г. Основная первая часть самого большого произведения Ахматовой называлась "Тысяча девятьсот тринадцатый год". Одиночество героини ("Я зажгла заветные свечи / И вдвоем с ко мне не пришедшим / Сорок первый встречаю год") фантастическим образом сменяется нашествием "новогодних сорванцов" - карнавалом масок, теней кануна 1914 г. Перевернутые даты (14-41) двух мировых катастроф (хотя их соотнесенность обнаружилась постфактум) дают как бы зеркальное отражение, а с зеркалом связан мотив святочного гадания. Для Ахматовой образы зеркала и зазеркалья (потустороннего мира) - один из важнейших и самых частых.
Зародыш сюжета первой части "Поэмы" - самоубийство гусарского (впоследствии драгунского) корнета из-за "Коломбины десятых годов", В ней узнается подруга Ахматовой актриса О.А. Глебова-Судейкина, в нем - служивший вольноопределяющимся в гусарском полку в Риге молодой поэт Вс. Князев, покончивший с собой в 1913 г. - вряд ли из-за Судейкиной, но Ахматова считала так. Для нее этот эпизод был полновесным проявлением гибельной эпохи, когда "серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл" (характерный ахматовский оксюморон). Гусар тоже "к смерти готов". А героиня "Поэмы" не осуждает подругу, всю тяжесть воспоминаний принимает на себя как причастную к происходящему: "Не тебя, а себя казню", "Ты - один из моих двойников!.."
"Вторая часть поэмы - "Решка" - своего рода поэтическая апология Ахматовой", иронизирующей над редактором, который в первой части ничего не понял. Все должно проявиться: она "применила / Симпатические чернила" и пишет "зеркальным письмом". В Ташкенте создается третья часть - "Эпилог", где говорится об оставленном городе, который "побледнел, помертвел, затих". Героиня ощущает себя по-прежнему там, в любимом городе, помимо прочего - "на старом Волковом поле, / Где могу я плакать на воле / В чаще новых твоих крестов" (впоследствии - "Над безмолвием братских могил"); очевидно, именно Волкове кладбище вспомнилось благодаря его "Литераторским мостком", имеется в виду не просто обилие новых смертей, но и новые утраты поэзии, культуры. В конце "ташкентской" редакции героиня слышит, как "возвращалась в родной эфир" "Седьмая" - "знаменитая ленинградка" (симфония Д.Д. Шостаковича, эвакуированного тогда же, когда и Ахматова).
Ахматова продолжала работать над "Поэмой" четверть века. Последние добавления и поправки вносились в 1965 г. Но канонического текста "Поэмы" нет, автор все время что-то менял, а какие-то строфы не включал по цензурным и иным причинам. Произведение увеличилось примерно вдвое, обросло вариантами, эпиграфами, посвящениями, "Прозой о Поэме". Мистериальное начало было усилено как бы театральными ремарками. "Девятьсот тринадцатый год" получил подзаголовок пушкинского "Медного всадника" - "Петербургская повесть", стал отчетливее соотноситься с произведениями Гоголя, Достоевского, поэтов и прозаиков "серебряного века", "Мастером и Маргаритой" Булгакова и т.д. Мотивировка самоубийства драгуна была дополнена любовным треугольником - его соперником становится "Демон сам с улыбкой Тамары". Четче заявлена связь всего происходящего с эпохой:
"А по набережной легендарной / Приближался не календарный - / Настоящий Двадцатый Век". Самоубийца не дождался вероятной скорой гибели: "Сколько гибелей шло к поэту... Он не знал, на каком пороге / Он стоит и какой дороги / Перед ним откроется вид". В "Решке" появилось обозначение точками пропущенных строф, в которых были, например, такие строки: "И проходят десятилетья, / Пытки, ссылки и казни - петь я / В этом ужасе не могу", "И тебе порасскажем мы, / Как в беспамятном жили страхе, / Как растили детей для плахи, / Для застенка и для тюрьмы". В "Эпилоге" был создан и образ собственного двойника, ведомого на допрос и с допроса. Прежний финал "Эпилога", именно как прежний, перешел в сноску, а последними стали строки о России, которая "предо мною шла на восток" (в Сибирь) "ломая руки", но и "отмщения зная срок"; был и более оптимистический вариант, где после этих слов говорилось о движении "себе же самой навстречу" верной долгу молодой России "с Урала, с Алтая" в бой: "Шла Россия спасать Москву".
Многосмысленность образов "Поэмы" порождала разнообразнейшие попытки ее дешифровки, определения прототипов героев. Ахматова один раз в "Прозе о Поэме" призналась: "Демон всегда был Блоком, Верстовой Столб - Поэтом вообще, Поэтом с большой буквы (чем-то вроде Маяковского) и т.д.", - но добавила: "Характеры развивались, менялись, жизнь приводила новые действующие лица. Кто-то уходил". В самой поэме "Ахматова изо всех сил стремится напомнить читателю о двоичности, троичности, множественности, расплывчатости своих образов", и их "идентификация" - "игра, не имеющая конца".
Согласно "Прозе о Поэме", В.М. Жирмунский говорил автору, что это "исполнение мечты символистов", а товарищ Ахматовой по "Цеху поэтов" М.А. Зенкевич отметил в "Поэме" "слово акмеистическое, с твердо очерченными границами". Сама Анна Андреевна в 1962 г. заявляла Л.К. Чуковской в связи с непониманием читателей "Поэмы": "- А я акмеистка, не символистка. Я за ясность. Тайна поэзии в окрыленности и глубине, а не в том, чтобы читатель не понимал действия". Вместе с тем она ставила свою поэму "между символистами... и футуристами". Вяч. Вс. Иванов относит ее к "фантастическому реализму" в духе Достоевского и Булгакова
Вернувшись в 1944 г. в Ленинград, Ахматова переживает новые испытания в связи с личной неустроенностью и обманутыми надеждами; об этом - стихотворения 1944-1946 годов "Лучше б я по самые плечи...", "Без даты" ("А человек, который для меня..."), "Вторая годовщина". В послевоенной поэзии Ахматовой, пишет Р.Д. Тименчик, "недосказанность" стала не только ее принципом, но и одной из тем. "Лирика Ахматовой ждет центрального события, которое снова объединило бы отдельные стихотворения, создав второй (после "романа-лирики" ранних книг), если так можно выразиться, „лирический эпос"".
В ноябре 1945 г. таким событием для нее стал визит к ней английского дипломата Исайи Берлина, в отрочестве эмигрировавшего с семьей из Риги. Ахматова с ним проговорила всю ночь и утро, выспрашивая о друзьях и знакомых, живших на Западе, ведя свободный диалог о литературе. "Можно себе представить, как болезненно воспринимала Ахматова, с ее открытостью мировой культуре и вообще миру, эту отрезанность, которая для нее превращалась в тесную клетку, где она была отгорожена не только от друзей за рубежом, но и от самых близких людей на родине".
"И ту дверь, что ты приоткрыл, / Мне захлопнуть не хватит сил", - писала она в цикле "Cinque" ("пять" по-итальянски), созданном с ноября 1945 по январь 1946 г. (5 января И. Берлин зашел к Ахматовой попрощаться). Героиня цикла видит себя, словно она идет, "как с солнцем в теле", "чудеса творя", хотя встреча произошла в "горчайший день", поскольку за ней сразу последовала разлука, - ей "не успели / Досказать про чужую любовь". "И какое незримое зарево / Нас до света сводило с ума?" - поражается Ахматова в финале "Cinque".
Исключенная из Союза писателей, Ахматова поначалу была лишена средств к существованию. Позже, как в 30-е годы, выручать стали переводы, мешавшие, однако, писать собственные стихи.
В 1949 г. в очередной раз был арестован Л.Н. Гумилев (во время войны перебравшийся с поселения на фронт и солдатом дошедший до Берлина). Опасаясь за его жизнь, Анна Андреевна в 1950 г. пишет и печатает цикл официозных стихов "Слава миру!", где есть и прославляющие Сталина, Эта жертва ради сына, по словам А. Хейт, стала "осмеянием самой эпохи, в которую горстка неудачных стихотворений автора "Реквиема" могла повлиять на судьбу человека". Но вызволен Лев Гумилев был только через три года после смерти Сталина, в мае 1956 г. (при помощи Фадеева). Летом, когда Ахматова была в Москве, ей позвонил находившийся там И. Берлин и попросил о встрече. Ахматова, переломив себя, отказала, не будучи уверенной, что судьба сына решена окончательно. Еще 5 января, в десятую годовщину прощания, она написала "третье и последнее" посвящение к "Поэме без героя ", с поэтической гиперболой, порожденной уверенностью в том, что ее встречи с Берлином явились причиной если не "холодной войны", то гонений на советскую интеллигенцию: " Он не станет мне милым мужем, / Но мы с ним такое заслужим, / Что смутится Двадцатый Век". Теперь же трагическая для Ахматовой "невстреча" стала источником многих стихотворений, прежде всего вошедших в циклы "Шиповник цветет. Из сожженной тетради" (к стихам 1946 г. были добавлены написанные в 1956-м и после) и "Полночные стихи. Семь стихотворений" (1963-1965). В "Cinque", "Шиповнике" и других "шедеврах нежной и суеверной любовной лирики середины двадцатого века снова, как в давних стихах Ахматовой, любовь выступает как роковой поединок, как борьба двух достойных соперников, один из которых - "европейский пришелец, гость из Будущего, а второй - русский поэт". Однако в "Шиповнике" "появляется еще одна тема - моральной победы, торжества над судьбой, как оценивает поэтесса эту добровольную „невстречу"".
И. Берлин был моложе Ахматовой на двадцать лет. Если можно говорить о ее любви к нему, то это любовь сугубо поэтическая. В английском дипломате, философе и филологе с российскими корнями для нее воплотились все дорогие ей люди, больше того - вся та жизнь, которой она добровольно лишилась, навсегда оставив мысль об эмиграции и приняв свой крест на родине. В "Другой песенке" (лето 1957 г.), вспоминая о "чуде" давней встречи и горьких ее последствиях ("Говорила с кем не надо, / Говорила долго"), Ахматова даже противопоставляет его и себя влюбленным:
Пусть влюбленных страсти душат,
Требуя ответа,
Мы же, милый, только души
У предела света.
Стихотворение 1962 г. "Через много лет. Последнее слово", по всей вероятности, адресовано А. С. Лурье, в нем запечатлелась действительно многолетняя тоска ("И ты знаешь, что нас разлученной / В этом мире никто не бывал"), но оно входит в тот самый цикл "Шиповник цветет", который стимулировала "невстреча" с Берлином. В 1962 г. написана и "Последняя роза", где поэт отождествляет себя с боярыней Морозовой, "падчерицей Ирода", Дидоной, Жанной д' Арк и говорит о своей мечте сохранить свежесть ощущения жизни:
Господи! Ты видишь, я устала
Воскресать, и умирать, и жить.
Все возьми, но этой розы алой
Дай мне свежесть снова ощутить.
И в 1963 г., в "Полночных стихах", это жизнеощущение столь же ярко: "Простившись, он щедро остался, / Он насмерть остался со мной" - так завершается стихотворение с много говорящим заглавием "Предвесенняя элегия". Н.А. Струве, безусловно, прав и в том, что адресат "Полночных стихов" - "некое собирательное "ты"", и в том, что это вообще не любовная лирика в принятом смысле этого слова, хотя характерные признаки стихов о любви здесь, безусловно, присутствуют.
В 1958 и 1961 годах Ахматова выпустила книжки избранных стихов, а в 1965 - во многом итоговую книгу "Бег времени ", правда, в задуманном автором виде, со стихами 30-х годов и отрывками из "Реквиема", напечатать ее не дали. "Бег времени" первоначально мыслился как седьмая книга стихов. В 1946 г. после постановления ЦК была пущена под нож только что набранная книга Ахматовой "Нечет". Через шесть лет автору вернули рукопись, и впоследствии, продолжая работу над ней, Ахматова вновь начала формировать седьмую книгу. Число "семь" не случайно и в "Полночных стихах". Оно "означает совершенную, заключенную в себе полноту и носит печать библейской сакральной символики - от семи дней творения до многократного использования этого образа в "Откровении" Иоанна Богослова... Ахматова подводила итог своей судьбе и творчеству через это число: "Седьмая книга" непомерно разрослась по сравнению с предыдущими, потому что Ахматова не хотела допустить образования восьмой; не состоявшийся в полном объеме цикл "Северные элегии" задумывался как седмеричный: „Их будет семь, я так решила"". В конце концов под названием "Бег времени" вышла не новая книга, а сборник из всех семи книг, в том числе двух отдельно не выходивших.
Поздние стихи Ахматовой, собранные ею в несколько циклов, тематически весьма разнообразны. Тут и философская, афористическая "Вереница четверостиший", и "Венок мертвым" (от "учителя" И. Анненского до Н. Пунина), и упомянутые "Северные элегии", начатые еще в 1921 г., и "Античная страничка" ("Смерть Софокла", "Александр у Фив", 1958-1961) с мыслью о глубочайшем уважении, которое в древности питали к поэтам, и "Тайны ремесла" 40-50-х годов, открывающиеся знаменитым "Творчеством" (1936), и стихи о Царском Селе, и три стихотворения о Блоке, и фольклоризированный цикл "Песенки", и многое другое. "Приморский сонет" (1958) пронизан умиротворенным чувством удовлетворения прожитой жизнью перед лицом уже близкой смерти. "Родная земля" (1961) - стихотворение и о смерти, и о подлинном, не казенном патриотизме, и о прахе и грязи под ногами, которые вдруг превращаются в "ни в чем не замешанный прах", в критерий этической оценки.
Последним в ряду своих стихотворений, стоящим "после всего", Ахматова по первоначальному плану "Бега времени" хотела видеть стихотворение 1945 г. "Кого когда-то называли люди..." - о Христе и тех, кто его казнил, затем исчезнув. При жизни Ахматовой было напечатано (в 1963 г.) лишь его отдельное заключительное четверостишие, впрочем, вполне самодостаточное и действительно итоговое:
Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор - к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней - царственное Слово.
Поздние стихи А. Ахматовой являют собой образец вдумчивого и торжественного, поистине царственного слова, то предельно четкого, то многозначного, переливающегося оттенками смысла. Драматических сценок, как в ранней лирике, теперь нет, психологическое действие сменилось эмоционально-интеллектуальным напряжением. Нет и прежней многоликости лирического субъекта. Героиня Ахматовой в поздних стихах более автобиографична и более автопсихологична, хотя часто и выступает от лица многих, почти всех. Поскольку с 1940 г. создается ряд крупных произведений, "по контрасту короче становятся маленькие лирические произведения: у ранней Ахматовой длина их - 13 строк, у поздней - 10. Монументальности это не вредит, подчеркнутая отрывочность заставляет их казаться как бы осколками монументов".
1. Память и время в «Поэме без героя» Анны Ахматовой.
В «Поэме без героя» (1940—1962, полностью опубликована в 1976) — Ахматова попыталась воссоздать эпоху «серебряного века» русской литературы. Кроме поэтических произведений перу Ахматовой принадлежат статьи о творчестве А. С. Пушкина, воспоминания о современниках.
Поэма была начата в 1940 году:
Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав как вестника ещё осенью один небольшой отрывок («Ты в Россию пришла ниоткуда…»). Я не звала её. Я даже не ждала её в тот холодный и тёмный день моей последней ленинградской зимы. Её появлению предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями. В ту ночь я написала два куска первой части («1913») и «Посвящение».
В основном поэма была завершена в 1943 г. в Ташкенте, где Ахматова находилась в эвакуации. В дальнейшем Ахматова ещё несколько раз возвращалась к поэме и перерабатывала её (вплоть до 1965 г.), причём в ходе этих переработок объём поэмы увеличился почти вдвое.
В «Поэме без героя» Ахматова описывает давно прошедшую эпоху — предреволюционные годы, время своей молодости и литературного дебюта. Это описание делается из исторического отдаления, когда уже известны и страшные судьбы большинства тогдашних друзей и знакомых, и страшная метаморфоза России в целом. Это набрасывает на героев поэмы особенный почти мистический флёр: ведь все они — уже тени, как ни трудно пишущей поэму Ахматовой с этим смириться:
Как же это могло случиться,
Что одна я из них жива?
В «Поэме без героя», писавшейся в 40-е и последующие годы (всего около 20 лет), Анна Ахматова обратилась ко временам своей молодости — эпохе поэтического «серебряного века»; Здесь причудливо переплетается прошлое и настоящее, дорогие сердцу поэтессы бытовые детали и фантастические образы, легенда и действительность. В первой части поэмы, озаглавленной «Девятьсот тринадцатый год», сюжет представляет собой историю самоубийства из-за несчастной любви пишущего стихи драгунского корнета. В ее основе — реальные события, свидетельницей и даже участницей которых была тогда Ахматова. Но они становятся лишь предлогом для карнавала призраков, милых и страшных, являющихся из прошлого поэтессе, живущей в «сороковые, роковые», испытавшей арест мужа и сына, десятилетиями в советское время лишенной возможности публиковать стихи.
В «Поэме без героя», писавшейся в 40-е и последующие годы (всего около 20 лет), Анна Ахматова обратилась ко временам своей молодости — эпохе поэтического «серебряного века»; Здесь причудливо переплетается прошлое и настоящее, дорогие сердцу поэтессы бытовые детали и фантастические образы, легенда и действительность. В первой части поэмы, озаглавленной «Девятьсот тринадцатый год», сюжет представляет собой историю самоубийства из-за несчастной любви пишущего стихи драгунского корнета. В ее основе — реальные события, свидетельницей и даже участницей которых была тогда Ахматова. Но они становятся лишь предлогом для карнавала призраков, милых и страшных, являющихся из прошлого поэтессе, живущей в «сороковые, роковые», испытавшей арест мужа и сына, десятилетиями в советское время лишенной возможности публиковать стихи.
Образы, характерные для поэзии начала века, проходят перед нами: ряженые, карнавальные домино, герои Гофмана, Эдгара По, Гамлеты, Фаусты. И все они в современном восприятии поэтессы получают мрачную, трагическую окраску, воспринимаются как провозвестники грядущей катастрофы.
Ахматова отождествляла себя с одной из участниц давнего маскарада.
Первые части поэмы как бы намечают координаты времени и пространства. Это – «Вместо предисловия», где поэтесса оговаривается, что поэма посвящается «памяти ее первых слушателей – моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде», и три посвящения.
Главное, о чем говорят посвящения – они показывают позицию автора по отношению к самой поэме и определяют время – точнее, ставят автора над временем. Из посвящения ясно сразу, что поэма для Ахматовой – прежде всего воспоминание: «… мне снится молодость наша». Сама же поэтесса ощущает себя стоящей как бы над миром, близкой к миру иному, что подчеркивают обилие такие фразы, как «могильная хвоя», «уже миновала Лету» и т. д.
Действие уже в первой части происходит в нескольких временных и исторических параллелях: сначала – Фонтанный Дом, Белый зал, затем белый (зеркальный) зал делается комнатой автора. (Все изменения в обстановке даются Ахматовой в виде скупых поясняющих строк, словно в пьесе пояснения к каждому акту – каждому акту драмы ее жизни).
Меняется сцена – и исчезают тени прошлого; напрасно автор пытается их остановить:
И вот – Петербург 1913 года. Наконец город выходит на первый план. Надо сказать, что отличительной чертой Ахматовой является ее любовь к детально выписанному, легко узнаваемому городскому пейзажу. И здесь, в полутора страницах стихотворного текста, мы встречаемся с таким количеством деталей, что город вырисовывается выпукло и объемно. Но воспоминания Ахматовой о родном городе, городе дореволюционном, далеко не идилличны, так как повсюду уже чуствуется тревога и зарева будущих пожаров
1. Жанрово-композиционные особенности романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита».
Роман Булгакова “Мастер и Маргарита” был опубликован в 1966—1967 годах и сразу принес писателю мировую славу. Сам автор определяет жанр произведения как роман, но жанровая уникальность до сих пор вызывает у литераторов споры.
Его определяют как роман-миф, философский роман, роман-мистика и так далее. Это так происходит потому, что роман соединяет в себе все жанры сразу, даже те, которые вместе существовать не могут. Повествование романа направлено в будущее, содержание как психологически так и философски достоверное, проблемы, затронутые в романе, вечные.
Основной идеей романа является борьба добра и зла, понятий неразделимых и вечных. Композиция романа столь же оригинальна, как и жанр, — роман в романе. Один — о судьбе Мастера, другой о Понтии Пилате. С одной стороны, они противопоставлены друг другу, с другой — как бы образуют единое целое. Этот роман в романе собирает в себя глобальные проблемы и противоречия. Мастера волнуют те же проблемы, что и Понтия Пилата. В конце романа можно заметить, как Москва соединяется с Ершалаим, то есть один роман совмещается с другим и переходят в одну сюжетную линию. Читая произведение, мы находимся сразу в двух измерениях: 30-е годы XX века и 30-е годы I века новой эры. Мы видим, что события происходили в одном и том же месяце и в несколько дней пред Пасхой, только с промежутком в 1900 лет, что доказывает глубокую связь между московскими и ершалаимскими главами.
Действие романа, которые разделены почти двумя тысячами лет, гармонируют между собой, а связывает их борьба со злом, поиск истины творчество. И все же основным героем романа является любовь. Любовь — вот что очаровывает читателя. Вообще, тема любви является самой любимой для писателя. По мнению автора, все счастье, выпавшее в жизни человеку, исходит из любви. Любовь возвышает человека над миром, постигает духовное. Таково чувство у Мастера и Маргариты. Именно поэтому автор внес эти имена в заголовок. Маргарита полностью отдается любви, и ради спасения Мастера, продает свою душу дьяволу, беря на себя огромный грех. Но все же автор делает ее самой положительной героиней романа и сам встает на ее сторону. На примере Маргариты Булгаков показал, что каждый человек должен делать свой личный выбор, не прося помощи у высших сил, не ждать милостей от жизни, человек сам должен делать свою судьбу. В романе присутствуют три сюжетные линии: философская- Иешуа и Понтии Пилат, любовная — Мастер и Маргарита, мистическая и сатирическая — Воланд, вся его свита и москвичи. Эти линии тесно связаны между собой образом Воланда. Он свободно себя чувствует и в библейском и в современном писателю времени. Завязкой романа является сцена на Патриарших прудах, где происходит спор Берлиоза и Ивана Бездомного с незнакомцем о существовании Бога. На вопрос Воланда о том, “кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле”, если Бога нет, Иван Бездомный отвечает: “Сам человек и управляет”. Автор раскрывает относительность человеческого знания и в то же время утверждает ответственность человека за свою судьбу.
Что является правдой автор повествует в библейских главах, которые являются центром в романе. Ход современной жизни заключается в повествовании Мастера о Понтии Пилате. Еще одной особенностью этого произведения является то, что он автобиографичен. В образе Мастера мы узнаем самого Булгакова, а в образе Маргариты — его любимую женщину, его жену Елену Сергеевну. Наверное, поэтому мы воспринимаем героев реальными личностями. Мы сочувствуем им, переживаем, ставим себя на их место. Читатель будто перемещается по художественной лестнице произведения, совершенствуясь вместе с героями. Сюжетные линии завершаются, соединяясь в одной точке — в Вечности.
Такая своеобразная композиция романа делает его интересным для читателя, а главное — бессмертным произведением.
Роман «Мастер и Маргарита» многожанровый и многоплановый. Его можно назвать бытовым (воспроизведены картины московского быта 20-30-х годов 20 века), фантастическим, философским, сатирическим. Это многожанровый и многоплановый роман, в котором всё, как в жизни, тесно переплетается.
Литературоведы находят в романе три основных мира: «древний ершалаимский, вечный потусторонний и современный московский».
Булгаков утверждает, что поступками людей на протяжении всей истории двигают одни и те же постоянные и примитивные пружины. Воланд говорит, что «горожане сильно изменились внешне», но есть «гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?» Отвечая на этот вопрос, нечистая сила вступает в дело, проводит один эксперимент за другим, устраивает «массовый гипноз», «чисто научный опыт».
И люди показывают своё истинное лицо. Сеанс «разоблачения» прошёл удачно. Воланд (в главе 12) подводит итог: «Ну что же, они люди как люди…Любят деньги, но ведь это всегда было…Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних, квартирный вопрос только их испортил…»
Сатира-(от греч. веселый, смешной), эстетическая категория, единственным предметом которой является человек (человекоподобное в животных и так далее). Предметом сатиры служат пороки. Она отличается отрицательным, изобличающим тоном оценки. Несовершенство противопоставляются идеалу через антиидеал. Источники сатиры – противоречие между общечеловеческими ценностями и действительностью жизни.
Ирония – смешное скрывается под маской серьёзного.
Юмор – серьёзное скрывается под маской смешного.Сарказм – высшая степень иронии, единая, язвительная насмешка.
Мениппе́я — вид серьёзно-смехового жанра. Термин впервые введён М. М. Бахтиным в «Проблемах поэтики Достоевского» как обобщение античного жанра «мениппова сатира». Но часто эти понятия отождествляют.
По М. М. Бахтину мениппея, в отличие от менипповой сатиры, охватывает литературные явления разных эпох: это новеллы Возрождения, средневековые сатира и философские повести. Черты мениппеи есть в древне-русском шутовстве, раёшном стихе, сатирах XVII—XVIII веков. М. М. Бахтин определяет четырнадцать конкретных признаков мениппеи. Мениппова сатира античных романов Петрония и Апулея развивается в романах Ф. Рабле и Дж. Свифта. Элементы мениппеи прослеживаются в литературе XX века (Т. Манн, М. А. Булгаков).
Вокруг понятия мениппеи ведётся постоянная полемика среди литературоведов и филологов.
1. Черты социальной антиутопии в романе А. Платонова «Чевенгур».
Роман "Чевенгур" был задуман в 1926 г. и написан в 1927-1929. Этот единственный завершенный роман в творчестве Платонова - большое произведение, построенное по законам данного жанра, хоть писатель, кажется, и не стремился строго следовать канонам романа. Его композиция осложнена разного рода отступлениями от основного сюжета, казалось бы, мало связанными между собой. Но внутреннее единство романа очевидно: в нем есть главный герой, его судьба от детских лет до последних дней жизни, есть четко оформленное обрамление, перекличка мотивов начала и финала, есть комплекс идей, придающих обобщенному смыслу романа завершенность и целеустремленность.
Большое пространство текста не разделено на отдельные главы. Но тематически в нем можно выделить три части. Первая часть была озаглавлена "Происхождение мастера" и опубликована в 1929 г., вторую часть можно было бы назвать "Странствования Александра Дванова", третья - это непосредственно "Чевенгур" - повествование о нем начинается с середины романа. В этом своеобразие его композиции, поскольку в первой половине "Чевенгура" о самом Чевенгуре нет и речи. Но если современная критика называет это произведение в целом романом-антиутопией, то не только из-за повествования о коммуне на реке Чевенгурка, но и с учетом того, что антиутопические тенденции в романе нарастают постепенно и последовательно. Однако, несмотря на беспощадность автора в изображении Чевенгура, этот роман нельзя назвать злобной карикатурой на идеи социализма.
Главный герой романа Саша Дванов отдельными чертами близок автору, Платонов дал ему часть автобиографии, свои мысли начала 20-х годов. Судьба Дванова горька и трагична. Ребенком он остался круглой сиротой. Долго скитался Саша как побирушка, пока не нашел уют и тепло у Захара Павловича, в облике которого есть черты прототипа - отца Платонова. Он показан как труженик по самой сущности души, как философ, проповедующий "нормальную жизнь", без насилия человеческого естества идеями и властью.
Саша рос, много читал, и в душе его росла тоска. Он пошел в то же депо, где трудился Захар Павлович, работать помощником машиниста и учиться на слесаря. "Для Саши - в ту пору его ранней жизни - в каждом дне была своя, безымянная прелесть, не повторившаяся в будущем..." Немало страниц, насыщенных лиризмом, посвящено Дванову-юноше. Рождалась любовь к Соне Мандровой, рождался интерес к миру и к истине. Но Саша оставался беззащитным: "В семнадцать лет Дванов еще не имел брони под сердцем - ни веры в бога, ни другого умственного покоя..." Образ Дванова постепенно усложняется: Саша был слаб от тоски по истине и от доброты, но вместе с тем бесстрашен, терпелив и вынослив.
Поправившись после болезни, Александр "согласился искать коммунизм среди самодеятельности населения". Он пошел "по губернии, по дорогам уездов и волостей". Все, что он увидел и пережил во время странствия в поисках коммунизма, составило среднюю часть романа. Везде, где он побывал, Дванов задавал самому себе и крестьянам вопрос: "А где же социализм-то?" По всей губернии слово это понимали по-разному: действительно была полная "самодеятельность" в устройстве новой жизни, ясно проявлялись черты народной утопии. Наиболее значительной, определившей его дальнейшую судьбу, была встреча со Степаном Копенкиным - бродячим рыцарем революции, фанатичным поклонником Розы Люксембург; Копенкин спа